Текст книги "Майское лето"

Никита присвистнул.

– Сердцу не прикажешь, – пожала плечами Нина.

– Да, это точно…

Нина еще раз провела ладонью по щеке, но уже по другой, чтобы вытереть слезы, и посмотрела на Никиту. Он тоже смотрел на нее. Улыбчивые глаза его светились добротой. Нина впервые увидела, какого они цвета. Как хмурое небо. Надо же! Она не заметила этого, даже когда он поцеловал ее, а сейчас, сквозь слезы – пожалуйста!

Он продолжил говорить, чтобы Нина снова не заплакала.

– Та женщина, ну, помнишь… Сестра? Или какая-то родственница?

– Мама…

– Надо же!

– Красивая, да?

– Да… но я подумал, что сестра, потому что молодо очень выглядит…

– Она молодая, да. Ей тридцать три.

– Подожди, а во сколько она тебя родила?

– В семнадцать. У них с папой любовь со школы.

Никита кивнул, немного помолчал, потом сказал:

– Вы с ней разные совсем. И цвет волос, и глаза… и вообще…

Нина пожала плечами и шмыгнула носом, совсем забыв, что нужно выглядеть совершенно, когда общаешься с мальчиком.

– Мама всегда говорила, что у меня гены моей прабабушки. Меня, кстати, в честь нее и назвали. У нас в семье только она светленькой и была. У всех темные глаза и волосы, а она такой, знаешь, белый голубок… Так что я в нее…

Когда приехали бабушка и дедушка, Нина сразу же прильнула к бабушке и со спокойной душой переложила на взрослых необходимость решать все вопросы. За сегодняшний день она поняла, как это страшно, когда ты совсем один в своем несчастье, и как здорово, что она может спрятаться в бабушкиных объятиях.

Уже в «Сосновом бору», когда «Москвич» заехал в гараж, Нина сказала тихонько дедушке, прежде чем зайти в дом:

– Он заплатил за операцию из своих, верни ему, пожалуйста.

Дедушка кивнул.

Ужин прошел в унынии. Нина все думала о бедной Любови, которая сейчас совсем одна в своей крохотной клеточке отходит от операции и не понимает, почему ей так больно… В груди сдавило, и в носу снова стало щипать.

– …кстати, Нина, – сказал дедушка с другого конца стола, – деньги он не взял.

– Не взял?

– Нет.

Нина кивнула. Если бы взял, был бы прав и не было бы в этом ничего особенного и плохого. Но он не взял, и вот это почему-то очень грело сердце.

Глава четырнадцатая

Нина чувствовала, что что-то в ней изменилось. Она не могла точно сказать, что влюбилась, но определенное волнение в сердце при виде Никиты, заходящего утром к ним на участок, – да, отрицать не могла.

Она вдруг стала видеть в нем то, чего раньше не замечала. И его сильные руки с выступающими венами, и длинные пальцы, и завораживающие глаза, которые иногда смотрели не насмешливо и по-клоунски, а как-то по-хорошему, словно выдавая доброту их носителя.

Бывало, утром, когда Нина только-только приведет себя в порядок, он приходил, выгонял «Москвич» из гаража и стоял, опершись на капот, – ждал дедушку. Нина аккуратно, на цыпочках, как будто он мог ее услышать, подкрадывалась к окну, осторожно отводила занавеску в сторону и смотрела на него. Обводила высокую фигуру взглядом и думала, как же он замечательно поступил тогда, когда ей так требовалась его помощь…

Один раз он случайно бросил взгляд на ее окно и заметил ее. Нина тут же отпустила занавеску и присела. Господи, никогда у нее еще так не горели щеки! Ну, подумаешь, смотрела, что же такого… Но зачем надо было так резко исчезать, ведь именно из-за этих маневров он понял, что она смотрела именно на него! Есть большая разница между тем, когда выглядываешь во двор, просто от нечего делать, – и нет ничего такого в том, чтобы столкнуться взглядом с человеком в этом дворе, – и когда намеренно высматриваешь одного-единственного человека, тогда встреча ваших взглядов превращается в катастрофу, особенно если не хотелось быть замеченным в своем наблюдении… Как смотреть ему теперь в глаза? Нина еще несколько минут посидела на полу, а потом на трясущихся ногах спустилась на кухню.

Намеренно долго пила кофе, надеясь, что дедушка не пригласит Никиту, как это часто бывало, присоединиться к их завтраку. На ее счастье, в этот день дедушка ужасно опаздывал и сам сделал только два глотка чая.

Когда шум машины затих вдалеке, Нина выдохнула и вышла во двор.

Друзья уже были в сборе.

– Так что, пойдем на речку? – спросила Нина.

Идти никто не захотел.

Даня последнее время ходил хмурый и почти не проводил с ними время, сидел у себя в комнате. В этот раз он тоже ушел к себе через полчаса.

– Он как? Все-таки ходил туда? – спросила Нина.

Туся кивнула.

– Сказал, что не общался с ней. Просто посмотрел, что с ней все в порядке.

– И что он думает делать?

– Особенно он мне ничего не говорил. Но он ходит туда каждый вечер опять. Хромает, но плетется. Мне говорит, что смотрит издалека.

Нина кивнула и снова спросила:

– Так что, неужели никто на речку не пойдет?

– Ты знаешь, я все-таки… нет, пас. Сходите с Ваней вдвоем… Мне как-то… спать хочется. Извини…

Нина удивленно посмотрела ей вслед. Не лето, а парад непонятного поведения. Тусю как будто подменили после того случая на речке. Она стала еще тише и спокойнее. Настолько спокойнее, что, казалось, она была внутри себя, где-то очень глубоко. Ее часто приходилось несколько раз окликать и даже касаться, чтобы привлечь внимание.

Особенно задумчивой она становилась в присутствии Вани. Нина как-то несколько раз подмечала, что если они, Ваня и Туся, сидели рядом, то Туся обязательно уходила в себя, почти не говорила, даже если перед этим рассказывала какую-то историю, и как будто вся сжималась.

– Послушай, а вы с Тусей не ссорились? – спросила Нина Ваню, когда они вдвоем все-таки пришли на пляж.

– Нет, не ссорились.

– Ощущение, как будто поссорились.

– Я с ней не ссорился.

Нина бросила взгляд на друга. Он полулежал, опираясь на одну руку, и задумчиво смотрел на речку.

– А тебе самому не кажется, что ты как будто в черном списке?

– Я уже несколько раз спрашивал ее, она только быстро, на одном дыхании, говорит, чтобы я не выдумывал и что все в порядке, и сразу же уносится. Хоть бы в глаза посмотрела, а то я уже цвет ее глаз забыл…

– Карие.

– Помню.

С речки они вернулись поздно, солнце уже собиралось садиться. Кивнув Ване на прощание, Нина открыла калитку. Похоже, дедушка еще не вернулся. Шум «Москвича» Нина услышала, когда уже приняла душ, перекусила и посидела с Любовью. Бедная кошечка только лежала, мало ела и почти не поднимала голову, – так тяжело ей давалось выздоровление после прыжка.

Нина вышла во двор.

– Привет! – сказала она, обращаясь к дедушке.

– Какая духота сегодня, ужас! – сказал он, проходя в дом мимо нее.

Нина замерла на крыльце. Она наблюдала, как Никита поставил машину в гараж и как, держа руки в карманах, отправился к воротам. Нина надеялась, что он подойдет к ней, что-нибудь скажет… Сама она никак не могла найти повода задержать его. Как назло, дедушка сегодня как будто растерял все свои гостеприимные таланты! Калитка хлопнула. Ушел. Нина заправила прядь за ухо и вернулась в дом.

На следующий день она играла с Джином на газоне, когда пришел Никита.

– Дедушка еще завтракает, – сказала ему Нина, забирая у собаки мячик, – зайди, если хочешь…

Никита мотнул головой и случайно поймал мяч, который Нина кинула. Джин остановился около него и задрал голову вверх, мол, ты так и будешь стоять или, может, дашь поиграть. Никита кинул мяч и, когда собака с громким лаем унеслась, спросил:

– Как твоя кошечка? Поправляется?

– Любовь? Да… все хорошо… благодаря тебе.

– Ты назвала кошку Любовью? – улыбнулся он.

Нина снова бросила мяч, который Джин только что притащил.

– Показалось забавным. Любовь сидит на окне, Любовь спит, Любовь пришла… – Нина пожала плечами и заправила прядь за ухо.

Теперь Джин подбежал к Никите и, дождавшись, когда он кинет мяч, с восторгом умчался прочь.

– Ты, кстати, только знай, – сказал Никита, убирая руки в карманы, – что Любовь твоя ничему не научилась. Кошки они такие. Никакие уроки не усваивают. Поэтому за окнами следи.

Они замолчали. Нина думала, что он обязательно должен что-то такое неважное, веселое сказать, как он обычно делал, но Никита только наблюдал за Джином.

– Хм, реально…

– Что?

– Да улавливаю в нем черты овчарки… Прикол, конечно! – он улыбнулся.

Тут из дома вышел дедушка.

– Ладно, давай, – сказал Никита Нине и, щелкнув по козырьку кепки, направился к машине.

Нина все никак не могла понять, нравится он ей или нет. С одной стороны, он во всем проигрывал Филе, тут даже сомнений не было, а с другой… почему-то ужасно хотелось провести с ним время. Может быть, даже не целый день и не час, а вот просто лишнюю минутку, просто хотя бы посмотреть ему в глаза, чтобы и он смотрел и не отводил…

Через несколько дней Нина, проснувшись пораньше, увидела Никиту, сидящего у яблони. На коленях у него лежал небольшой блокнот, который скорее походил на записную книжку, чем на альбом. Похоже, карандашом он рисовал Джина, развалившегося рядом.

Нина подошла:

– Рисуешь ты тоже по-блатному? – спросила она насмешливо, чтобы он не подумал, что она ищет повода поговорить.

Никита бросил на нее быстрый взгляд, а потом снова вернулся к рисунку. Рука его двигалась резко. Наверно, у него такой стиль в рисунке – только прямые линии, которые создают общую картинку, решила Нина.

– Скорее всего, – ответил он, – я ж сам учился. Так, знаешь… тут чиркну, там чиркну, и что-то получается…

Нина осторожно присела на корточки рядом и взглянула на рисунок.

– Получается, – согласилась она. – Джин! Ты теперь у нас обнаженная натура!

Никита засмеялся и мазнул глазами по голым Нининым коленкам. Нина тут же встала и оправила платье.

– Кхм… Давно рисуешь? – спросила она, не глядя на него.

– Да минут десять…

– Да нет, я в общем…

– В общем… – он наклонил голову вправо, видимо, чтобы рисовать было удобнее, – лет с двенадцати. Увидел девчонку красивущую, и вот как-то, знаешь… не мог не нарисовать. Получилось, конечно, ужасно… Но с этого потом пошло-поехало.

– И что, много красивых девушек уже увековечил в своем блокноте?

Никита оторвался от рисунка и посмотрел на Нину снизу вверх. Глаза у него шутливо заблестели.

– Ну с тех пор я смекнул, что с девчонками гораздо приятнее знакомиться, а не рисовать их. Ну, ты знаешь, – он подмигнул ей, закрыл блокнот, сунул карандаш в карман штанов и поднялся.

Тут на участке появилась Туся, прошла через дырку в заборе.

– Нин! – крикнула она. – Пойдем с тобой на речку, пока солнце еще не так печет?

Нина кивнула:

– Да!

– Отлично! Я тогда за пледом… – И Туся исчезла.

Никита привалился спиной к яблоне и закурил.

– Слушай, – сказал он осторожно. Нине даже показалось, что он еще не решил, спрашивать или нет, – я все хотел… Не знаю, нормально или нет, но все-таки… А что у нее в ухе? Я давно заметил, думал, может, наушники. Но не один ведь она будет всегда таскать… И говорит она странно, как будто нерусская…

– Слуховой аппарат, у нее из-за гриппа осложнения, по-моему, лет в десять были. Она поэтому говорит с легким акцентом. Так у всех людей бывает, у которых проблемы со слухом.

Никита кивнул и выдохнул дым.

– А как с ней говорить надо? Она вроде обиделась в тот раз на шашлыках…

– Когда?

– Спросила, где я учился играть на гитаре. Я ответил, а она не услышала…

– Она не обиделась, а расстроилась. Ей очень тяжело дается глухота. Поэтому мы стараемся говорить четко, и обязательно чтобы она видела наши губы. Она умеет по ним читать. Просто делай то же самое. Не опускай голову, не мямли…

– Аааа… – он затянулся. – Жалко, симпатичная девчонка.

Нина серьезно посмотрела на него и нахмурилась.

– А что, глухота делает ее менее симпатичной?

– Не заводись так. Ничего плохого не имел в виду. В моих глазах симпатичная девочка остается симпатичной несмотря ни на что, просто все люди разные… Если ей кто-то понравится, а его отпугнет…

– Значит, он дурак, – сурово перебила Нина.

Никита выдохнул дым, который тут же скрылся в листве яблони.

Собиралась гроза. Ветер вмиг переменился и из теплого и легкого стал сокрушающим и сбивающим с ног. Листва деревьев трепыхалась в воздухе. Небо посерело.

– Столько дней жара стояла, пусть польет, – сказала бабушка, глядя в окно. – Только бы успели доехать…

Нина, читающая в кресле, кивнула. Почти в эту же секунду она услышала, как открылась входная дверь, и дедушка, появившись в гостиной, потрепал Нину по макушке.

– Давайте чай попьем, – сказал он и добавил, когда бабушка собралась уйти на кухню: – Сонь, я еще Никиту пригласил.

Бабушка кивнула.

Нина постаралась вернуть все свое внимание истории Мартина Идена, но в голове, как неоновая вывеска в темноте, высвечивалось одно и то же имя. Никита. Никита. Никита.

Нина раздраженно вздохнула и захлопнула книгу.

Стол бабушка накрыла в гостиной. На белой скатерти стояли четыре сервизные чашечки и такой же сервизный чайник. Рядом с чайником в изящную вазу бабушка поставила букет желтых тюль– панов.

Под шум хлынувшего дождя все сделали первые глотки.

– Никита, вы бы позвонили домой, сказали, что у нас задержитесь. Вечер, почти ночь, да еще и дождь. За вас, наверно, волнуются, – сказала бабушка, пододвигая ему поближе вазочку с конфетами.

– У меня никого нет, – ответил Никита.

– Как? Совсем никого? – бабушка быстро укротила свое любопытство и добавила: – Извините за вопрос.

– Да ничего. Папа умер, когда я был маленький, мама тоже, болела. Меня бабушка растила, но она тоже умерла. Так что… да, совсем никого.

Нина удивилась. Как это можно жить совсем одному? Когда никого родного на всем белом свете?

Никита, сидящий напротив, вдруг посмотрел на нее поверх тюльпанов. Нина смутилась и отвела взгляд.

На втором этаже жалюзи стали биться об открытые окна.

– Боже мой! – спохватилась бабушка. – Там же сейчас у нас потоп будет!

Она поднялась. Дедушка встал следом, видимо, намереваясь помочь.

– Нина, закройте все на первом этаже… Как сверкает! – бросил дедушка и вышел из комнаты.

Нина поставила чашку на стол и тут же стала обходить большую гостиную по периметру. Легкие светлые занавески трепыхались от ветра.

– Ты не мог бы… кажется, на кухне было распахнуто настежь… – сказала Нина Никите.

Когда он вернулся в гостиную, она уже закрывала последнюю форточку.

– А Джин? – спросил Никита.

Нина вскрикнула и подбежала к входной двери. Бедный пес сидел на крыльце. Длинные уши его трепыхались, как занавески в комнате.

– Заходи! – Нина быстро промокнула собаку полотенцем и только после этого разрешила идти в комнату.

Когда Нина вошла в гостиную, Никита сидел в кресле, там, где она недавно читала, и держал ее книгу в руках.

– Интересно?

– Нормально. А что, ты читал?

Он повертел книгу в руках и положил на чайный столик, стоящий рядом.

– Не-а. Не люблю читать. Ну как-то… вот не мое, и все.

Нина подумала, что это плохо, но вслух ничего не сказала. Она встала около окна, лицом к Никите, и стала оглядывать комнату, думая, что бы поделать. И где, в конце концов, бабушка с дедушкой?! Тут, между прочим, чай остывает! Чай остывает, а атмосфера…

Нина почти решилась спросить Никиту, как он относится к стоящей почти весь месяц жаре, чтобы перерезать наконец удушающую нить молчания, когда окно, которое она так и не закрыла до конца, вспомнив про Джина, вдруг поддалось порыву ветра и распахнулось. Все легкие ткани вмиг взлетели: и ажурные занавески, и юбка Нининого платья. Волосы устремились вверх так, словно перестала действовать сила притяжения… Нина на долю секунду закрыла лицо руками, стараясь защититься от ветра, который окутал ее, как одеяло, и не давал дышать.

Наконец ветер прекратился, и она смогла вздохнуть. Нина опустила руки и открыла глаза. Рядом стоял Никита. Видимо, он захлопнул форточку.

Нина никак не решалась поднять глаза выше, так и смотрела на стык его шеи и футболки и сжимала за спиной ладошки. Она вдруг подумала, что будет грустно, если он поднимет ее подбородок пальцем. Она тогда в нем разочаруется. Когда он поднял руку, Нина затаила дыхание. Но он не собирался трогать ее подбородок… Кажется, он хотел провести ладонью по ее щеке…

– Ну и льет! – сказал дедушка, входя в комнату.

Нина выдохнула и отступила от Никиты. Он тут же уронил руку на подоконник и непринужденно оперся на нее.

Больше Нина в этот вечер с Никитой вдвоем не оставалась. Она сидела в кресле с большой спинкой, скрывающей ее ото всех, у камина, который зажег дедушка, и делала вид, что читает, задумчиво водя пальцем по губам.

Глава пятнадцатая

Нина сидела на крыльце рядом с Джином и задумчиво смотрела на Никиту, выходящего из дедушкиного «Москвича». Закатное солнце подсветило его светлые волосы, он приложил ладошку ко лбу, как козырек, потому что впервые забыл надеть свою кепочку.

Нина удивилась. Как это так, вот человек просто стоит, с дедушкой ее о чем-то говорит, даже солнце ей не загораживает, а сердце у нее колотится как сумасшедшее.

Наконец он посмотрел на нее и, улыбнувшись, кивнул. Нина едва заметно подняла уголки губ (на настоящую улыбку у нее просто не хватало духу – так сильно ее волновало его внимание) и опустила руку на спину Джина, чтобы чуть-чуть отвлечься.

После того грозового вечера, как его окрестила Нина, отношения между ними стали какими-то странными. Они как будто двигались навстречу друг другу, но осторожно, нежно покачиваясь… как лепестки на воде. Нина не знала, куда себя деть. Впервые, с тех пор как она призналась себе в симпатии к этому задорному, яркому, хулиганистому деревенскому мальчишке, увидела намек и на его чувства к ней. Не то чтобы он открыто оказывал знаки внимания… Нет, все проявлялось на уровне чувств, взглядов, атмосферы между ними. Стоило им столкнуться в дверном проеме, когда дедушка приглашал его выпить чай, или когда он намеренно делал круг по двору, выйдя из гаража, чтобы просто сказать ей: «Привет, Нина», – в такие моменты она терялась, потому что теперь не было в нем нахальной самоуверенности и бесшабашности, какая была в первые дни их знакомства и которая отвратила ее от него. Теперь Нина видела какую-то проникновенную искренность, и эта искренность смущала ее так, как никогда не смущали комплименты ухажеров, их букеты, подарки и другие знаки внимания.

В начале июля Нина загорала у бассейна вместе с друзьями, когда дедушкин «Москвич» въехал на их участок. Нина, как обычно, краем глаза, стараясь не отвлекаться от разговора, стала посматривать на гараж, чтобы увидеть, когда выйдет Никита.

– Я точно так больше не могу! – как-то уж очень серьезно сказал Даня, шлепая ногой по воде. – Сегодня снова будет дискотека, я пойду.

Тут Туся решила напомнить ему о том, что его в деревне не очень-то жалуют.

– Да плевать я хотел на этих… – Даня сдержался. – Это уже даже смешно, честное слово. Что за междоусобные войны! Почему я не могу общаться с девушкой, которая мне нравится? Почему вообще я, как какой-нибудь принц, должен сражаться с драконом, чтобы ее спасти? Это сумасшествие какое-то! Я хочу ее увидеть и увижу!

– Тогда тебе придется столкнуться с ее официальным парнем, – заметил Ваня спокойно. – По-настоящему столкнуться. То есть расставить все точки над «i».

– Считай, как Пушкин с Дантесом, – вставила Нина задумчиво. Никита как раз вышел из гаража и кивнул ей. Она тоже едва заметно мотнула головой.

– Значит, столкнусь, – сказал Даня упрямо.

Туся нахмурилась, но промолчала. Нина тоже больше не добавила ни слова. Надела солнцезащитные очки и подставила спину солнцу. Что еще сказать? И так понятно, что тащиться на эту деревенскую вечеринку им придется всем вместе.

Дорогу до моста и речки, разделяющих деревню и дачный поселок, опять преодолевали в сгущающихся сумерках. Но прохлада в этот раз была приятной – какой еще она может быть после знойной июльской жары? И в этот раз Нина не жалась ближе к мальчикам, не боялась тихого леса. Почему-то не было в груди сурового кулака, который бы сжимал сердце или желудок… Да, наверно, и хорошо, что не было.

Но если в прошлый раз Нина не знала, что их ждет, и боялась случайной драки, то в этот раз с каким-то странным спокойствием осознавала, что малой кровью они не отделаются, что произойдет сегодня что-то, что встряхнет их… или ее.

– Д’Артаньян и три мушкетера, блин, – подал голос Даня, и все засмеялись. Наверно, от нервов.

Приблизившись к Ване и схватив его за руку, чтобы он немного замедлился, Нина тихо-тихо спросила:

– Тебе не кажется, что мы поступаем очень глупо… Как будто… совсем не по-умному, как будто можно иначе…

Нинины сомнения еще усугублялись непониманием и незнанием, а как будет правильно. Как в такой ситуации лучше поступить?

Ваня кивнул.

– Но мы сейчас до него не достучимся. Он уже все решил. Поэтому лучше подстраховать, чем одного отпускать.

«И все-таки надо было что-то другое придумать… Может быть, даже с дедушкой поговорить, он бы помог», – запоздало подумала Нина.

Вдалеке показались неяркие огни деревни. Нина сразу подумала, что и он тоже будет там. Как не быть? Будет… Да, будет… Ледяное спокойствие стало изменять ей, а щеки, Нина могла поклясться, краснели и горели, как при гриппе.

И снова почти никто не обратил на них внимания в этом обшарпанном одноэтажном «Клубе».

– Ты вообще сообщил ей о своем смелом намерении? – спросил Ваня.

Даня кивнул:

– Она сказала, что придет к десяти.

Нина не надела сегодня часы, поэтому не знала, сколько времени.

Никиту она увидела сразу, как только вошла. Он стоял, кажется, все с теми же своими друзьями, которых она видела в первый свой визит сюда. Но сейчас мужская компания их была разбавлена какими-то девочками, которых Нина даже не пыталась рассматривать. Сердце ее от волнения билось глухо, а эхо его ударов отдавало в ушах.

Наконец, лениво обводя зал взглядом поверх головы болтавшей с ним девочки, он увидел Нину и удивился. Нина четко уловила эту эмоцию по чуть приподнявшимся бровям. Он оставил компанию и подошел к ним, бегло оглядев всех, кто с ней пришел.

– Ты знаешь, что тебя хотят убить? – проигнорировав Нину, жестко спросил он у Дани.

Нина удивилась. Раньше она видела его только веселым или серьезным, но сейчас он был жестким, с нахмуренными бровями и взрослым взглядом.

Даня растерялся.

– Нам нужно выяснить отношения. Разберемся сами, – сказал он.

– Разбираться с тобой будут в морге. Ты хоть понимаешь, с кем связался? Он не собирается с тобой любезничать или честь Настьки защищать, он тебя пырнет просто, и все.

– Да ладно тебе, так уж все плохо? – подала голос Нина.

Никита посмотрел на нее и чуть-чуть смягчил свой тон.

– Значит так, ребятки, лучше вам куда-нибудь побыстрее деться. Ладно ты, но девочек зачем притащили?

Даня упрямо покачал головой.

– Он ее бьет, понимаешь? Я не могу так больше! Не могу отсиживаться в своей комнате! Я…

– Ну что ты сделаешь, давай, делись планами!

– Я… набью ему морду…

– Лады, давай предположим, что белый зайчик победит льва, а дальше что?

Даня, похоже, оскорбился таким сравнением. Нина заметила, как он набрал воздух в легкие, чтобы начать ругаться, поэтому быстро сказала, дотронувшись до его руки:

– Не спорь, дальше говори…

Никита мазнул быстрым взглядом по ее руке, оказавшейся на ладони друга, и снова посмотрел на Даню.

– Давай, что дальше делать будешь? – повторил он.

Даня молчал.

– Как ты ей поможешь тем, что разозлишь его? – сказал Никита. – Ты с ними не живешь, ты ее от удара между супом и вторым не защитишь. Набьешь морду, а потом, ну, как она будет? Ты ее схватишь и утащишь? А? Ну говори, чего замолчал.

Даня сжал челюсти. Нине стало его очень жаль. Действительно, как помочь, когда ты так мало можешь?

– Спустить все на тормозах? – глухо спросил он, исподлобья глядя на Никиту. – Закрыть глаза?

– Тебе надо корень рубить, а не ветки подрезать. Хочешь помочь, обеспечь безопасность.

– Как?

– Деньгами, как…

– У меня своих денег нет.

– Шестнадцать есть? – Даня кивнул. – Заработай тогда.

Нина мысленно согласилась с Никитой. Да, да, это было именно то решение, до которого она в силу своего возраста не могла додуматься. Она видела, что и Даня согласился, но еще боролся с желанием прямо сейчас, немедленно что-то предпринять.

– Он ведь ее бьет, мучает, – сказал Даня как-то очень грустно.

Никита потер нос и принялся снова спрашивать: «Ну, драка, побьешь его, а потом?» Даня соглашался, но уйти почему-то не мог. Видимо, желание помочь понравившейся девушке прямо сейчас, а не когда-то потом овладело им намертво.

– Ну ты понимаешь, – Никита стал говорить с ним, как с маленьким ребенком, – ты его изобьешь или он тебя – вообще не важно! Ни капли не важно! А вот то, что после всего ты поедешь в свой дом большой, красивый, а он пойдет к себе, туда, где она тоже живет. И он после драки, на адреналине, с пониманием, что все из-за нее… Ну, давай, соображай, что дальше будет! Понял? Понял, я спрашиваю?

Даня кивнул и, похоже, наконец окончательно сдался.

– Все, д’Артаньян, – сказал Ваня, положив руку другу на плечо, – остынь. Он прав.

– Ясен пень, я прав! – Никита снова стал шутливым клоуном. – Побольше вашего живу… Все, выметайтесь давайте отсюда…

Они почти дошли до выхода. Почти дошли… Если бы на минуту раньше… Но по тому, как напряглись Никита и Даня, Нина поняла, что высокий мужчина с заплывшим, неприятным лицом и гаденькими глазками на входе – тот, с кем они пытались избежать встречи.

– Опа! А кто это тут у нас! – громко сказал мужчина.

Странным образом музыка прекратилась. Видимо, танцы больше никого не интересовали. Ваня, который шел позади, протиснулся вперед, к Дане и Никите так, что девочки теперь стояли за ними, как за стеной.

– А че это такое? – мужчина, держа руки в карманах, стал подходить к Дане, выбрасывая ноги, как будто танцуя полонез. – А я кому сказал больше здесь не появляться? Че это за смертник?

Нина зажмурилась. Господи, до чего отвратительно!

Даня молчал. Видимо, сообразил, что нарываться не нужно, особенно когда появился новый план действий. Туся сжала Нинину ладонь. Да, страшно… Очень страшно… Никита, Даня и Ваня против целой толпы здоровых парней, которые пришли с этим омерзительным человеком. Нина, еще как только он заговорил, поняла, что, скорее всего, он пьян. Страшно, очень страшно… Нина не представляла, как им выпутаться. Вдруг она вспомнила, что и Никита стоял с друзьями. Не останутся же они в стороне… А потом она похолодела: а если Никита не станет им помогать, он ведь и не обязан… Нисколечко не обязан, может, только ради нее… Но не обманулась ли она в своих догадках, вдруг и не нравилась она ему совсем…

Из-за жутких бегающих мыслей Нина упустила момент, когда начался разговор. Говорил Никита.

– …давай по-мирному разойдемся? Ни тебе, ни мне проблемы не нужны.

– А у тебя проблем и не будет, ты в сторону отойди… Дай хорошенько разукрасить эту чистую мордашку.

Нина затаила дыхание. Кажется, Никита не собирался отходить.

– Они со мной.

– И что?

– Че ты дурака строишь! Значит, не получится парню морду разукрасить, тебе тоже прилетит.

– Ты серьезно, Никитыч, из-за этого… дачника? – Последнее слова мужчина выплюнул как ругательство.

Он все кружил около них, как акула в воде рядом с жертвой.

Нина бросила случайный взгляд к выходу и заметила Настю. Выражение ее лица – какое-то суровое и довольное – показалось Нине странным, но анализировать времени не было.

– Слушай, просто дай им уйти, и разойдемся на этом. Или будет такая мясорубка… Оно тебе надо? Я же говорю, они все со мной, свои они… А ребята за своих, ты знаешь…

Парень шумно втянул воздух, приподняв левый уголок губ.

– Ну просто отпустить… мало будет… Этот подонок (здесь Нина применила цензуру) с моей девкой крутил шашни.

Нина еще раз посмотрела на Настю. Она так спокойно стоит у входа, кажется, даже не нервничает…

Никита подошел к парню поближе, и они стали о чем-то переговариваться. Весь зал затаил дыхание.

– Зуб даешь? – спросил парень.

Никита недовольно кивнул.

– Ладно, пусть идет, – сказал парень, – но учти, третий раз точно так не повезет. Слышишь, ты, цветочек?

Даня чуть было не бросился на него с кулаками. Нина похолодела. Но Никита вовремя схватил его и потащил к выходу. Если бы не его реакция… Действительно, Даню было бы не спасти…

– Я тебя не бросаю, – тихо сказал Даня, когда увидел Настю. Никита не дал ему остановиться рядом с ней, поэтому Даня больше ничего не сумел ей объяснить.

Нина в последний раз посмотрела на Настю. На лице ее она увидела растерянность, как у ребенка, у которого вдруг выхватили из рук шоколадку…

Свежесть улицы опалила Нинины горящие щеки. Она даже не понимала, как была напряжена, пока опасность не миновала!

Никита мотнул головой в сторону парковки (хотя парковкой кучу машин на траве около клуба сложно назвать).

– Давайте, забирайтесь вон в ту «Ладу», – сказал он, – довезем вас до дома, мало ли…

Нина удивилась, кто это «мы»? Мимо нее прошел Никитин друг, тот самый, который тоже участвовал в строительстве беседки.

– Жек, поместимся? – спросил Никита.

– Не-а, – спокойно ответил тот, – я одно кресло сзади убрал, чтобы багажник расширить. Три человека максимум.

– Лады, тогда кто-то один со мной поедет. Давайте рассаживайтесь, – прикрикнул на застывших ребят Никита, – валить вам нужно.

Нина вдруг подумала, что хочет поехать с Никитой. Возможность побыть наедине больше минуты! С ума сойти! Но как все устроить… Нина пыталась сообразить, пока ребята неуверенно шли к старенькой «Ладе», и чем больше старалась придумать какой-то план, тем больше понимала, что все, что она может – это просто довериться жизни. Либо просто взять и сказать (да, да, вот просто взять и сказать!), что она поедет в другой машине.

Но тут в общем-то все и решилось. Пока Нина стояла и думала, друзья уже устроились в автомобиле. Последним садился Ваня. Он повернулся к Нине, остановившись около переднего пассажирского сиденья:

– Сядешь вместо меня? А я на другой…

Нина молчала. Она не могла просто взять и сказать: «Нет, поезжай, я на другой…» Тогда Никита бы все понял… Так они и стояли. Ваня ждал ответа, а Нина молчала, глядя на него, надеясь, что все как-нибудь само…

– Я тебя отвезу, – наконец, услышала она позади.

Пальцы ног тут же похолодели от волнения.

Ваня кивнул, и машина тронулась.

Нина повернулась к Никите. Он стоял, привалившись спиной к капоту того самого «уазика», за рулем которого она впервые увидела его на вокзале.

– Садись, – он махнул рукой.

– Открой, пожалуйста, дверь, – попросила она.

Вообще-то просить обычно не приходится. На свиданиях все только так и пытаются выпендриться, а Даня и Филя просто приучены к этому жесту галантности с детства.

Похоже, Никита удивился и с шутливостью, за которой он скрывал легкое смущение, распахнул потрепанную жизнью дверь «уазика». Нина его понимала, всегда сложно делать то, что никогда даже не существовало в твоей системе мира.