Текст книги "Майское лето"

– Что ты такое пообещал этому человеку, чтобы нас отпустили? – спросила она, когда за окном замелькал лес.

– Это не человек, это тот еще…

– Не ругайся, пожалуйста.

Никита сдержался и замолчал.

– Так все-таки? Что?

Он помотал головой.

– Забей, у нас с ним тоже свои счеты.

– Из-за Насти? – спросила Нина с волнением.

Он бросил на нее быстрый взгляд. Хоть они и тащились со скоростью двадцать километров в час, ночью в лесу все равно лучше не отвлекаться. Мало ли, сосна…

– Нет, – улыбка, – уж нет! Просто гаденький человек, пару раз интересы сталкивались… Ничего такого.

Нине хотелось спросить, зачем же он тогда встречал ее на вокзале, но она сама себя одернула: «Что за допрос?!»

Уже показался дачный поселок. Еще немного, и их дом… А сказать, как назло, больше нечего…

– Спасибо за помощь, – раздался в темноте салона тихий Нинин голос.

Никита молча кивнул, она видела краем глаза. Смотреть прямо на него она не решалась, так и ехала: либо разглядывала дорогу впереди сквозь лобовое стекло, либо, прислонившись головой к боковому, смотрела на свое тонкое запястье, на котором покачивался почти незаметный, изящный золотой браслетик.

– Слушай, я хотел тебе сказать… нет, спросить… – вдруг начал Никита, все так же глядя исключительно на дорогу.

За окном замелькали дачи. Еще несколько минут, и поездка закончится.

– Когда ты меня тогда отбрила, после поцелуя… Я тебе совсем не нравлюсь, да? Или все-таки немного?

Сердце у Нины рвануло в груди, к голове прилила кровь, а в глазах потемнело.

– Ты… – она сжала свои ладони, чтобы хотя бы так взять себя в руки, – тогда ты мне совсем не нравился.

«Уазик» дернулся и остановился. Приехали. «Лада», на которой добрались ребята, уже разворачивалась, чтобы вернуться в деревню.

– …А сейчас… все-таки немного… все-таки нравишься, да, – тихо закончила Нина и сразу же выскочила из машины, абсолютно позабыв попросить Никиту открыть ей дверь. Какая галантность? Скрыться бы в своей комнате под одеялом и умереть от смущения!

– До завтра, Ниночка! – сказала ей Туся и скрылась за воротами своего дома.

Ваня тоже уже ушел к себе.

Нина почти дошла до своей калитки, когда дверь машины позади хлопнула. Зашуршали шаги по траве…

– Нина, погоди…

Нина обернулась. Она думала, он остановится около нее, чтобы что-то ей сказать (что-то романтичное, конечно), а он прижал ее к себе, как в тот раз, обхватив плечи ладонями, и поцеловал. Нина успела ощутить только тепло его губ, а потом оттолкнула его. Он смотрел на нее растерянно и, кажется, даже немного сердито, а ей захотелось плакать. Ничего ему не объяснив, она захлопнула калитку и сразу же прокралась к себе (конечно, бабушка с дедушкой понятия не имели о том, что она ушла из дома).

Господи, ну зачем, зачем же сразу целоваться? Нина же только сказала, что он ей нравится, но ведь это… это ничего не значит… пока что… Разве хочется целовать человека, которого едва знаешь… Нет, формально она знала его почти два месяца, но все эти дни он ведь общался не с ней, он просто был поблизости. Она видела его, иногда здоровалась, оценила его сегодняшний поступок, но она еще плохо знала его, не хотелось ей целоваться, просто не тянуло так сильно пока! Зачем же он снова полез?

Нина расстроенно погладила спящую Любовь и заснула, глядя на огромную луну за окном.

Глава шестнадцатая

На следующий день Нина проснулась позже обычного. Все из-за ночи, полной переживаний.

День выдался хмурым, болела голова. Нина целый час пила кофе из маленькой чашки, так невоспитанно прихлебывая, что даже бабушка сделала ей замечание. Насупившись, Нина отодвинула от себя чашку и обвела кухню взглядом, думая, чем бы занять себя. Ничего, кроме долгих часов слез не приходило на ум.

Никита, Никита… Нина подошла к окну и с тоской уставилась вдаль. Сама она к нему не пойдет, нет уж! Если он сделает шаг навстречу, тогда… А пока… Господи! Да зачем же он стал целоваться! И как ему объяснить? А если обиделся и будет игнорировать ее? Тогда… тогда, решила Нина, проводя пальцем по стеклу, она в нем ошиблась и не стоит он того, чтобы из-за него плакать в июле.

– Можно у тебя посидеть? – Туся стояла в дверях. Волосы ее были взъерошены, как будто она только встала, а на бледной коже под карими глазами виднелись синяки.

Нина кивнула.

– Даня с утра улетел в город. Представляешь, на самой первой электричке, – сказала Туся, садясь за стол. – Можно чай… или кофе… что-нибудь в общем, без разницы.

Нина встала и включила плиту.

– Сказал, что попросит у папы какую-нибудь работу, – продолжила Туся. – Я у него спросила, что ему, по его мнению, могут доверить. Он сказал, что наплевать, лишь бы деньги платили. Хоть листовки раздавать готов… Представляешь, – вздох, – Данька… хочет работать… все оставшееся лето… Наш Данька…

– Молодец, – только и ответила Нина.

– У тебя что с настроением? – спросила Туся.

– Да так…

– Я тоже сегодня какая-то… как будто вчера пыталась сбежать из горячей точки.

Нина поставила перед подругой кружку кофе и села напротив. В тишине они провели почти час. Это возможно, когда дружба уже такого уровня, что нет особенной необходимости говорить, можно просто сидеть, молча уставившись в стол, и стараться собраться с силами.

В дверь постучали. По пятам за Ниной, прошедшей к двери, топал Джин. Он все утро спал у ее ног.

Никита замер, занеся руку, сомкнутую в кулак, как будто как раз собирался постучать еще раз.

– Привет… – сказал он. И, кажется, растерялся, увидев Нину, а потом быстро взял себя в руки и улыбнулся. – Ты… с тобой можно поговорить?

Нина отступила от двери, пропуская его, шагнула вглубь прихожей, и убрала руки за спину, спрятав их в складках короткого белого платья.

Никита закрыл за собой дверь и остановился у стены, напротив Нины. Она ужасно нравилась ему. Собираясь с мыслями, он оглядел ее, такую простую, сонную, с распущенными длинными волосами и босую. Она переступала с ноги на ногу и не смотрела на него. Рядом сидел Джин, прижавшись боком к ее голени. Заглядевшись на Нину, Никита снова забыл все, что хотел сказать. А сказать хотелось много… И спросить не меньше. В машине она сказала, что он нравится ей, но если так, то почему оттолкнула? Никита всю ночь думал, что сделал не так. Почему она так посмотрела на него… так обиженно… Ведь сама же (сама!) призналась, что он ей нравится… Да как же к ней подступиться?

– Я хотел… – начал он, наконец решившись. Но тут в прихожей появилась Туся.

– Привет, – растерянно сказала она, оглядев их. – Нин, я домой пойду, пожалуй… Спасибо за кофе.

Нина кивнула:

– Пока, Тусь…

Хлопнула дверь. Они так и стояли в тишине напротив друг друга, подпирая стены. Никита подумал, что прихожая не лучшее место для разговора. Если еще кто-нибудь пройдет мимо, то момент точно будет упущен. И почему он робел? Сам не мог себе этого объяснить. Симпатичная девчонка, конечно, даже красивая. Но в общем-то, ему встречались не хуже. И он не терялся никогда. А с Ниной… Боже мой, даже имя у нее… Нина… Нежное, тоненькое, светлое, как она сама.

– Давай в гостиную пойдем? – предложил он.

Нина кивнула.

Едва они оказались в гостиной, она сразу же встала около окна и оперлась ладонями на подоконник. Платье ее задралось и обнажило ноги чуть выше, чем это допускали правила приличия. Никита отвел взгляд. Она это сделала не специально, он понимал и не хотел сводить свои чувства к чему-то вот такому примитивному… Слова в голове вертелись совсем другие, а сказать не выходило. Не мог. Просто не мог. Не потому, что не хотел, не выходило никак. Как-то в школе, на уроке он случайно отвлекся от болтовни с Жекой и услышал учителя. Рассказывали о Пушкине, точнее, об одном из его стихотворений. Никита тогда уловил такие слова: «Чистейшей прелести чистейший образец» – и почему-то запомнил. Потом всем девчонкам, какие у него были, он на ушко шептал одну и ту же фразу из Пушкина, а они улыбались, спрашивали, где это он научился так красиво говорить, и влюблялись. Но Нине… Нине такое не скажешь. Нет… Она сразу все поймет. Да и не сомневался он, что она Пушкина читала. А сказать что-то такое… этакое… очень хотелось. Не для того, чтобы очаровать и влюбить, а потому что ей не хотелось говорить простое: «Красивая, нравишься мне». Он все еще хорошо помнил, что не оценила она такой комплимент. Он всем сердцем чувствовал, что она для него стала «чистейшей прелести чистейшим образцом», но Никита не мог подобрать нечто такое же искреннее и достойное Нины. Впервые в жизни Никита пожалел, что так мало читал. Может быть, если бы он хоть две-три книжки из тех, что давали в школе, прочел, то не так сложно ему бы было сейчас выразить все свои светлые чувства.

Нина заправила прядь за ухо и посмотрела на него.

– Так вот, я… – начал он наконец, но, взмахнув рукой, задел книгу, лежащую на столе. Она упала на пол и раскрылась. – Вот я осел! Извини, это ведь та, которую ты читала? – он присел и замер.

Из книги выпала фотография, которую Нина использовала в качестве закладки, чтобы как можно чаще любоваться ею.

Нина удивилась, как в один миг Никита переменился. На пол присаживался робкий мальчик, который целых пятнадцать минут собирался с силами, чтобы сказать ей что-то важное, а встал суровый молодой человек, нахмурив брови и сжав челюсть. Он положил книгу на стол и направился к выходу. Нина удивленно смотрела ему вслед и ничего не понимала. Вдруг, вспомнив и едва слышно вскрикнув, она раскрыла книгу и посмотрела на фотографию, которую еще в начале лета целовала каждый вечер перед сном. Божья коровка, Филина ладонь у Нининого лица… Нет, нет! Он ведь подумал…

– Никита! – услышала она в прихожей дедушкин голос. – А ты какими судьбами? Я сегодня никуда не собирался…

– Да, – прозвучал спокойный ответ, – я совсем забыл… Дни перепутал. Пришел. Потом вспомнил.

– Ну, раз пришел, может, пообедаешь с нами?

Нина подошла к дверному проему, затаив дыхание. Если бы только он остался… Но что бы она сделала? Стала бы объяснять, что все не так, как он подумал? И как начать это объяснение, ведь все, что происходит между ними, можно уловить пока только на уровне ощущений, эмоций, догадок, почти никаких важных слов еще не было произнесено, чтобы давать какие-то объяснения.

– Спасибо за приглашение, но у меня еще куча дел дома.

Он ушел. Нина медленно поднялась к себе. Никита приходил только ради нее… Не потому, что ему было по пути… К ней, именно к ней… Нина загнула страницу в книге и убрала фотографию в ящик стола. Красивый снимок, но она совсем уже не чувствует того, что ощущала в начале лета. Хотя правильнее сказать, что чувства эти похожи, только испытывает она их уже к совершенно другому человеку.

На следующее утро комнату заливало солнце. Но проснулась Нина не из-за яркого света. Ее разбудили веселые голоса с соседнего участка.

«Что это? Туся решила… решила устроить вечеринку?» – подумала Нина, зевая.

Она быстро оделась, выбежала из дома и пробралась через дыру в заборе. В беседке, громко разговаривая, сидели молодые ребята. Среди них Нина увидела и пару девушек.

– Нина! – около нее остановилась Туся, в руках которой была ваза с фруктами. – Ты проходи, проходи! Филя приехал!

Нина направилась к беседке следом за подругой. Филя пил чай и смеялся громче всех. Его окружали друзья. Нина замерла. Ей казалось, что, как и раньше, внутри что-то всколыхнется, закрутится вихрем, в животе станет беспокойно… но внутри все было спокойно. «Как это так? Неужели все закончилось? Я разлюбила его?» Нина смотрела на Филю, изучая его профиль, и все пыталась уловить внутри хоть какое-то сильное чувство.

– Привет, привет, Нина Рамазанова! – он наконец заметил ее.

– Привет, привет, Филя Лавров! – привычно отозвалась Нина, совсем не прикладывая усилий, чтобы выглядеть спокойной. Зачем напрягаться, если спокойствие и так дается легче легкого?

– Ты тут почти всех знаешь, да? – продолжил Филя. Нина и правда знала. Каждый год Филя привозил одних и тех же людей. Четверо парней. Только девушки каждое лето менялись (как только у Филиных друзей заканчивались отношения с ними, прекращались и их поездки сюда, в «Сосновый бор»).

Все парни кивнули ей и хором сказали:

– Привет, привет, Нина Рамазанова!

Нина рассмеялась. Она обожала Филиных друзей. С ними лето всегда становилось гораздо интереснее. Именно они включали музыку через колонки на весь дачный поселок, уговаривали ее прыгать через костер и придумывали развлечения. Как-то раз Саша, один из Филиных друзей, уговорил всех поиграть в «Казаки-разбойники» в лесу. Они провели в сосновом бору тогда весь день и пришли домой все запыхавшиеся, взмыленные, но довольные.

– Так, народ! – сказал Филя, встав во главе стола. – Предлагаю выпить чаю за приезд и, не теряя ни минуты, занырнуть в речку.

На пляж шли огромной толпой и шумели так, что, наверно, перебудили всех дачников. По пути Нина успела забежать за Ваней. Он еще спал, но клятвенно пообещал ей присоединиться к ним чуть позже. Когда Нина сказала об этом Тусе, подруга, как Нине показалось, выдохнула с облегчением.

– Даня работает? – спросила Нина, когда они расстелили пледы.

– Да, – ответила Туся, снимая платье и оставаясь в простом черном слитном купальнике. – Представляешь, папа определил его на стройку. Помогает рабочим, таскает там все… Рабочий день начинается в восемь, а Даня встает в полшестого, чтобы на электричку успеть. Даня! В полшестого!

Нина улыбнулась. Она очень гордилась другом.

– Так, ну что! – рядом с ними опустился Филя в одних плавках. Он был худощавый, но жилистый. – Партию в «дурака»?

Нина в этот день много смеялась, подпрыгивала на месте от радости, обыгрывая в шестой раз всех в карты, плавала до синих губ и грелась на солнце. Но бывали моменты, когда, лежа на животе, она с тоской пропускала песок сквозь пальцы и думала о Никите. Как это так чудно устроено сердце: берет и начинает биться чаще при мыслях о совсем другом человеке, хотя еще месяц назад клятвенно убеждало мозг, что уже выбрало объект своей любви?

Задорный девчачий визг заставил Нину поднять голову и посмотреть на только что пришедшую компанию молодежи. Их тоже было много. Человек десять или около того. Тоже шумные. Но сегодня Нину не раздражал шум, слишком хорошо она себя чувствовала в компании друзей.

– Пойдем еще окунемся? – голос прозвучал рядом с ее ухом. Филя сидел на корточках около нее. Пальцы его ног тонули в песке.

«Да что же это… Как лампочку выключили…» – подумала Нина, заглядывая в его глаза.

Потом она кивнула и обратилась к Тусе:

– Ты как, с нами?

Туся махнула рукой и лениво перевернулась на спину. Остальные, игравшие в карты, тоже отказались.

Нине все еще было неловко оставаться с Филей наедине. Пусть она уже почти убедилась, что влюбленность ее подошла к концу, но иссякшие чувства не отменяли того, что Филя – симпатичный молодой человек, который прямо сейчас видит ее полуголой…

Нина зашла в прохладную речную воду, и по коже привычно побежали мурашки.

– Надо быстрее нырять! – сказал Филя и тут же бросился к середине речки.

Нина не успела зайти далеко. Ее окликнул знакомый голос.

– Никита? – она не сумела сдержать улыбку. – Привет…

Никита остановился около нее. Загорелый, светловолосый, высокий. Все тело его дышало здоровьем и молодостью. Он собирался ей что-то сказать, она видела! Видимо, ситуация с фотографией как-то сгладилась за прошедшую ночь, и он решил вновь объясниться, как вдруг Филя сзади крикнул:

– Нина! Ныряй скорее!

Нина увидела по лицу Никиты, что он узнал его. Узнал парня с фотографии.

– Это брат Туси и Дани, – поспешно сказала Нина.

Никита кивнул:

– Понятно.

«Да ничего не понятно! Все туже и туже завязывается узел, а распутать не получается никак», – сокрушалась Нина.

– Никита! Никита! – послышалось со стороны пляжа. – Мы без тебя скучаем!

Нина бросила взгляд за плечо Никиты. Несколько симпатичных девчонок в раздельных купальниках стояли в линию и игриво зазывали его. Другой парень, видимо, Никитин друг, как дирижер, руководил ими.

– По тебе скучают, – сказала Нина. Ей вдруг стало ужасно грустно от мысли, что он может сколько угодно симпатизировать ей, но развлекаться все равно будет с другими девочками.

– Ладно, увидимся, – бросил он и ушел.

«Ерунда какая-то! Совсем ерунда получается! Глупость, а не разговор! Да все глупость! Все-все какая-то белиберда! Ничего толкового не получается!» – расстраивалась Нина, изо всех сил ударяя руками о воду во время плавания.

Глава семнадцатая

Нина ходила грустная. Конечно, она почти никак этого не показывала. Все так же проводила время с друзьями, пропадала на речке, много читала и даже обгорела так, что несколько дней потом нос у нее белел, покрытый кремом от ожогов. Грусть ее проявлялась в ином. Каждый раз, стоило ей остаться одной, лицо ее, словно капля по стеклу, стекало вниз. Глядя на себя в зеркало, Нина видела, как уголки губ опускались почти до подбородка. Она не плакала, потому что считала глупостью плакать из-за того, что какой-то там парень что-то там себе напридумывал, обиделся и лишил ее своего внимания! Еще несколько раз Никита видел ее с Филей. Не могла же она перестать общаться с друзьями! Случалось, она сидела рядом с ним или Филя по-дружески обнимал ее за плечи, когда они стояли у мангала и жарили шашлык. Тогда Никита бросал на нее быстрый взгляд и молча проходил мимо…

Нина дала себе обещание, что скоро перестанет грустить. Просто нужно сейчас дать сердцу переболеть, покровоточить, чтобы в какой-то момент успокоиться, и все… С Филей лампочка выключилась, с Никитой тоже рано или поздно это произойдет…

Как вся ситуация злила ее, не передать словами! Из-за недопонимания, из-за фото, которое уже не имело никакого значения, из-за случайной встречи на речке хрупкая симпатия Никиты к Нине словно оказалась поставлена на паузу. Если раньше они, как лепестки на воде, чуть покачиваясь на волнах, плыли навстречу друг другу, то сейчас один из лепестков пустил корни, прицепился ко дну и просто перестал двигаться. Во время встреч Никита вел себя достаточно сухо, Нина чувствовала, что он уже как будто не тянется к ней, не ищет повода для случайных столкновений и не смотрит ей в глаза долго, чуть дольше, чем прилично.

Конечно, в ответ Нина тоже держалась отстраненно. Сдержанно кивала, не менее холодно смотрела, не пыталась столкнуться взглядами и почти не обращала на него никакого внимания, даже если больше всего на свете, болтая с друзьями, ей хотелось легко улыбнуться ему, идущему из гаража.

Оттепель наступила неожиданно. В этот день (Нина четко не представляла, суббота это была, вторник или вообще – четверг) бабушка и дедушка ждали гостей.

В доме было шумно. Работали плита и духовка. Белая кружевная скатерть лежала на круглом столе. В невысокой вазе стояли бархатно-красные кустовые розы. Бабушка, уже одетая в льняной брючный костюм, ходила из кухни в гостиную в белом фартуке, вынося готовые блюда. Джин, встревоженный необычной оживленностью хозяев, ходил хвостиком то за дедушкой, то за бабушкой, то садился передохнуть у ног Нины, которая читала в большом кресле.

– Протри, пожалуйста, сервиз. Мы им с Нового года не пользовались, – попросила бабушка.

Нина вздохнула и отложила книгу. Из-за приезда Филиных друзей она совсем забыла про чтение, а осталось-то всего ничего – глав пять.

Мурлыкая песенку про белых медведей, Нина протирала тарелки сухим полотенцем и красиво расставляла их на столе. На долю секунды, в перерыве между тарелками, она вдруг ощутила, как теплый ветер, пробравшись через распахнутое окно, касается босых ног, как нагрелся паркет от солнечных лучей, как шумит лето за окном, и глубоко вздохнула. Сердечная тоска вдруг отпустила ее, и Нина почувствовала себя спокойно и хорошо.

Гостей Нина встречала, стоя рядом с обнимавшей ее бабушкой на крыльце. Дедушка помог жене друга выйти из такси.

– Нина! – сказала она, оглядев сначала бабушку, потом ее. – Это же надо, как выросла! Я тебя вот такой помню! И какая светленькая!

Нина улыбалась и молчала.

Дедушкин сослуживец и его жена были людьми простыми, милыми, какими и должны быть люди их возраста. Жена сделала много комплиментов Нининой красоте, громко восхищалась домом, особенно новым бабушкиным ковром прямиком из Индии, и угостила Джина едой со стола. Дедушкин сослуживец был немногословен и Нине почти не запомнился.

– И все-таки, Нина, – сказала гостья, разрезая кусок мяса в своей тарелке на маленькие квадраты, – какая ты светленькая! Такая вся прямо блондиночка-блондиночка…

Нина пожала плечами и отпила вишневый компот из бокала.

– Я в прабабушку.

– В прабабушку?

– Да, в мою маму, – сказала бабушка.

– Так интересно! Прямо вся такая светленькая! И глазки, и волосы. А кожа… Белоснежка! Вы с Олей просто наглядный пример… знаете, как это у Пушкина… «вода и пламень, лед и камень»!

Нина слушала и привычно улыбалась. Нечто подобное говорили все знакомые.

– Да, гены вещь интересная, – резко сказала бабушка. Нина удивленно посмотрела на нее.

Гостья улыбнулась, но Нине вдруг стало ее очень жаль: она увидела, как блеснула обида в светлых и добрых глазах женщины. Бабушка сразу же сменила тему.

Когда июльский день стал клониться к закату и было выпито уже несколько кружек чая после основных блюд, дедушка сказал, закуривая:

– Не вызывайте такси, я нанял толкового паренька, он вас довезет без проблем.

Когда зашумел «Москвич» во дворе и все встали и направились к воротам, Нина пошла следом. Ей хотелось посмотреть на него. Проверить, может, пришедшее к ней спокойствие означало конец сердечным переживаниям?

Никита со всеми поздоровался, расплывшись в своей обаятельной улыбке, и, еще не успев изменить выражение лица, посмотрел на Нину, холодно кивнув ей. Нина зачем-то сказала, улыбнувшись:

– Привет.

Он еще на пару мгновений задержал на ней взгляд своих предгрозовых глаз. И в тот момент Нина поняла, что никуда еще ничего не делось и никакая лампочка не перегорела. Просто они почему-то все никак не могут сказать друг другу самые простые слова.

Наверно, ничего не решилось бы и в тот вечер, но Нина осталась дочитывать книгу в гостиной, а бабушка с дедушкой ушли отдыхать наверх, когда затявкал Джин. Было уже больше одиннадцати вечера, поэтому, опасаясь, что пес может помешать соседям, Нина вышла во двор.

– Джин! Фу! – она подошла к собаке и ласково погладила его, давая себя обнюхать. – Ну? Чего ты испугался? Что случилось? От кого нас защищал?

– От меня, наверно. Я машину поставил, а он меня в темноте, похоже, не узнал, – послышалось со стороны гаража.

Никита подошел и тоже дал себя обнюхать. Джин успокоился и тут же улегся на землю между ними. Нина посмотрела на Никиту, и по рукам побежали мурашки.

– Ты дойдешь до дома? Так поздно… через лес… – сказала она.

– Да конечно, что со мной будет… Не впервой, – отозвался он, но не сделал ни шага к калитке.

Так они и стояли напротив друг друга, разделяемые только отдыхающим Джином, под яркими июльскими звездами.

– Ты мне только скажи… ты просто шутила со мной? Кокетничала? Я правда не обижусь, ничего… Но ты просто скажи, чтобы я понимал… – вдруг нарушил тишину Никита.

Нина быстро покачала головой. Звезды сияли ярко, светила полная луна, но она испугалась, что он не увидел, и тихо добавила:

– Нет! Нет, ничего такого…

– Тогда…

– Я понимаю, – так же тихо продолжила она, – почему ты мог так подумать. И фотография, и теплые отношения с ним… Я действительно… Он нравился мне, да… Я не просто какая-то ветреная, нет! Дело… дело в том, что он перестал мне нравиться, понимаешь? Нет! Я не так выразилась, абсолютно не так. Дело в том, что мне понравился ты. Вот, теперь понимаешь?

По тому, как он вдохнул и шевельнулся, она поняла, что он собирается обойти сопящего Джина и приблизиться к ней, и быстро выставила вперед руку. Ее ладонь тут же уперлась в его грудь.

– Если ты сейчас меня поцелуешь, я тебя ударю.

– Я не знаю, как с тобой… – сказал он просто. Искренность и честность этого признания Нину покорили. – Если бы ты знала, как мне нравишься! Как ты мне нравишься! А я не могу никаких слов подобрать, чтобы об этом сказать! Чувствую себя таким дураком… Как мне с тобой быть? Ты говоришь, что я тебе нравлюсь, но отталкиваешь меня каждый раз, стоит мне…

– Ты не спеши, – прошептала Нина, – не спеши. Я так мало тебя еще знаю. Просто не спеши со мной. Я знаю, что веду себя с тобой странно, но ты будь ко мне добрее. Я не корчу недотрогу, просто, если скажу, что я ужасно влюблена, – это не будет правдой… Но и сказать, что не влюблена, – тоже не могу. Давай… немного побудем вдвоем, я хочу чувствовать себя рядом с тобой, как с друзьями… и даже больше, но пока ты для меня незнакомец, понимаешь?

– Тогда давай завтра погуляем.

– Нет, я хочу свидание.

– На белом коне в ресторан? – Похоже, он снова почувствовал себя уверенно и начал шутить.

Нина улыбнулась, а затем затаила дыхание. Никита обхватил ладонью запястье ее руки, которая упиралась ему в грудь, и, легонько проведя большим пальцем по ладони, крепко сжал ее в своих больших теплых руках и сделал шаг назад.

Калитка уже давно захлопнулась за ним, а Нина все стояла, прижав руки к быстро бьющемуся сердцу, и улыбалась.