Текст книги "Пионеры Вселенной"

5

Цандер не любил ходить к начальству и всячески избегал его. Но на этот раз было невозможно обойтись без главного инженера. Узнав у секретаря, что Крамешко один, Цандер слегка приоткрыл дверь, заглянул.

– А, Фридрих Артурович, заходите!

– Спасибо. Прошу извинить, Павел Николаич, но дело совершенно неотложное.

– Присаживайтесь. Я слушаю вас.

– Даже не знаю, как и начать… Стало неловко, даже стыдно появляться на заводе.

– Как? Почему это?

– Теперь все знают меня, как изобретателя межпланетного корабля, и многие спрашивают: когда полетим на Марс?

– Это закономерно. Так и должно быть!

– Но позвольте, Павел Николаевич, ведь проект корабля еще не закончен. Предстоит огромная работа по расчету двигателей, сопла, внутренних механизмов, наконец, поиски горючего.

– Да, все это требует времени, – вздохнул Крамешко, – а что, Фридрих Артурович, если вам предоставить отпуск?

– Я об этом и пришел просить… вот заявление.

– На месяц? – взглянул Крамешко. – Это вам мало поможет. Поскольку дела в техническом бюро идут хорошо – я предоставлю вам два месяца: за прошлый и за этот год. – он написал резолюцию и протянул бумажку Цандеру. – Желаю успехов, Фридрих Артурович. Изредка заглядывайте: может, будет готова модель, да и я хочу знать, как у вас дойдут дела…

– Большое спасибо, Павел Николаич. Непременно, непременно…

Крамешко протянул руку:

– Прощайте! Если в чем будет нужна помощь – не стесняйтесь. Вы делаете дело всенародной важности…

Стрешнев в конце августа вернулся из Калуги, где проводил свой отпуск и, не застав на заводе Цандера, забеспокоился. Два месяца, предоставленные ему Крамешко, уже истекли, а от Цандера не было никаких вестей.

Вечером, со свертком, где лежало несколько кусков сала, две бутылки топленого масла и банка меду, Стрешнев заявился к нему на квартиру.

На стук в дверь Цандер поднялся из-за стола и тихо сказал.

– Войдите!

Стрешнев, без бороды и усов, румяный, загорелый, улыбающийся, возник из темноты.

Положив сверток у двери, он бросился к другу, обнял, поцеловал в заросшее густой щетиной лицо.

– Фридрих, тебя узнать нельзя. Уж не заболел ли?

– Нет, все хорошо. Работаю…

– А на заводе беспокоятся, что не даешь о себе знать.

– Я же послал Крамешко письмо, с просьбой предоставить мне трехмесячный отпуск за свой счет или совсем уволить с завода.

– Почему? Разве так плохо дело с проектом?

– Не плохо, но подвигается крайне медленно…

Стрешнев осмотрел пустую холостяцкую комнату.

Стол и диван были завалены чертежами, схемами, диаграммами. Мелко исписанные листы бумаги лежали даже на полу.

– Вижу, работаешь ты как зверь, а чем питаешься?

– Так, чем придется…

– Чаем угостишь?

– Пожалуйста… Только, если можно, Андрей, сам разожги примус. Он на кухне, на столике, который в простенке, – мне надо закончить расчет.

На кухне пыхтело несколько примусов: готовили обед и стирали три женщины.

Стрешнев поздоровался, подошел к столику в простенке, разжег примус.

– А вы товарищ Цандера? – спросила молодая чернявая в пестрой косынке.

– Да, товарищ.

– А мы думали, что ваш друг уже умер от голода, – совсем не появляется на кухне.

– Неужели из вас никто не догадался его проведать?

– Пробовали, – усмехнулась чернявая, – близко не подпускает… Говорит через цепочку… утонул в своих бумагах… Вот вы – сразу видно – мужчина!

– Да уж я бы с вами через цепочку разговаривать не стал, – улыбнулся Стрешнев и взял вскипевший чайник. – Все же прошу вас, присматривайте за моим другом, он человек славный…

К чаю, как и предполагал Стрешнев, у Цандера ничего не оказалось, кроме черствого хлеба.

Стрешнев развернул принесенные им сокровища.

Цандер удивленно причмокнул губами.

– Божественно, Андрюша! Но зачем мне? Ведь у тебя же сынишка.

– Хватит на всех. Мы с отцом ездили в богатое село и там наменяли на разные вещи… Тебе, мой друг, надо подкрепиться, а то ноги протянешь…

Попив чаю и плотно закусив, оба пришли в хорошее настроение. Стрешнев, усадив друга на диван, присел рядом.

– Ну, расскажи, Фридрих, что за расчеты ты делаешь? Может быть, не все они нужны?

– Андрей, ну как можешь ты задавать такие вопросы? – с обидой сказал Цандер.

– Ну, ну, не сердись, Фридрих. Просто мне жаль тебя… Боюсь, как бы ты не переутомился…

Цандер смягчился.

– Ну хорошо, не сержусь… Однако, что говорить… Ты, как никто, знаешь мой проект. Все дело за расчетами, уточнениями, проверкой первых прикидок. Это требует огромных усилий… Ты скажи, видел ли Циолковского? Как он живет?

– Ничего. Теперь лучше… Был со мной на рыбалке. Сами варили уху…

– Это все хорошо, а как же с его ракетой? Думает он о ее постройке?

– Он сейчас хлопочет об издании своих трудов. Вроде бы обещали, но пока в Калуге совсем нет бумаги…

– Да, трудно приходится нашему брату, – вздохнул Цандер, – а ведь Кибальчичу было еще трудней! Ты знаешь, Андрюша, когда мне особенно тяжко, я вспоминаю Кибальчича. И это придает мне сил. Садись, пожалуйста, к столу, я познакомлю тебя с некоторыми расчетами…

6

Человек с широким плоским ящиком еле протиснулся в двери и, вытирая о рваный половичок ботинки в обмотках, спросил глухо:

– Тут, что ли?

Пришедшая с ним молодая чернявая женщина указала на дверь.

– Здесь, но уж третий день не выходит…

Человек снял фуражку, поплевав на руку, пригладил белесые ершистые волосы и, сунув фуражку в карма» выгоревшего бушлата, локтем толкнул дверь и волоком втащил ящик в комнату.

С дивана приподнялся, заросший русой бородой, худой, изможденный человек, в котором трудно было узнать Цандера.

– Кажется, Степан Иванович Дубосеков?

– Я, товарищ Цандер. Я самый, вот, получайте гостинец.

– Неужели модель межпланетного корабля?

– Она! – Дубосеков развязал веревки, отодрал крышку, прихваченную тонкими гвоздиками, и поднял на руках белую, отливающую серебром модель корабля-аэроплана.

– Вот, полюбуйтесь… Я говорил, что комар носу не подточит.

Цандер, шатаясь, поднялся, подошел, стал любовно гладить отшлифованные крылья, фюзеляж, сопло ракеты.

– Отлично! Великолепно! Никогда бы не подумал, что вы такой кудесник, Степан Иванович.

– У нас в семье первейшие мастера: и братья, и отец, и дед…

– Спасибо! Отличная модель. Как же я рассчитываться буду?

– Рассчитываться? Нет, уж это вы оставьте, товарищ Цандер. Я не для заработка – я вашу лекцию слушал… Вот полетите на Луну – возьмете меня с собой. Я ведь на разные дела мастак – и на Луне пригожусь.

Цандер ласково улыбнулся:

– Поставьте, Степан Иванович, модель вон на этот комод, а меня извините… я прилягу.

Он, нетвердо ступая, подошел к дивану, лег. На лице выступил мелкий холодный пот. Глаза глядели тускло.

– Вы, видать, заболели, товарищ Цандер?

– Нет, ничего… просто недоедаю и много работаю.

– А деньги-то есть у вас?

– Были, но недавно кончились… хотел занять у Стрешнева, а он не приходит эти дни…

– Вот тебе и раз… Этак ведь и умереть недолго, товарищ Цандер. А нам на Луну лететь…

Дубосеков хитровато подмигнул и, запустив руку в просторный карман бушлата, вытащил что-то завернутое в газету:

– Вот, держите, товарищ голодающий, – тут краюха хлеба и кусок свинины – баба из деревни привезла. Ешьте на здоровье.

– Да ведь это же ваш завтрак, Степан Иванович?

– Я не умру… Мне уже скоро домой…

Цандер нарезал сала и хлеба, стал жадно жевать.

– Вот и хорошо. Закусывайте, товарищ Цандер, а я тут в одно место слетаю. Я сейчас, быстро обернусь.

Дубосеков попятился к двери и неслышно вышел.

На заводе, в сборочном цехе, был общезаводской митинг по поводу предстоящего воскресника.

Дубосеков пробрался к красному столу президиума и что-то зашептал в ухо председателю завкома Гарембе.

Тот, выслушав, покраснел и, прервав оратора, увесистым кулачищем хватил по столу.

– Слушайте, братишки!

Все замерли.

Гаремба, распахнув бушлат, поднялся:

– Мы тут митингуем, а наш дорогой изобретатель, товарищ Цандер, создающий корабль для полета на Марс, сейчас умирает с голоду. Он третий месяц работает дома и не получает зарплаты. Это позор, позор, товарищи! Неужели мы бросим в беде своею дорогого инженера? А?

– По-мо-жем! – загудело под высокими сводами.

– Я предлагаю отчислить однодневный заработок с каждого рабочего в помощь изобретателю Цандеру.

– Правильно!

– Отчислить!

Гаремба поднял руку:

– Пусть дирекция, в счет наших отчислений, завтра же выдаст пособие товарищу Цандеру и поможет продуктами… Кто за это предложение?

Поднялся лес рук.

– Спасибо, братва! – крикнул Гаремба. – А теперь продолжаем обсуждение текущего вопроса. Давай, товарищ Петухов…

«Вот это да!» – подумал Дубосеков и почувствовал, что кто-то потянул его за рукав. Он обернулся и увидел главного инженера:

– Вот, возьми записку, Степан, и беги в бухгалтерию. Там еще не ушли. Получишь деньги – купи, что сможешь, и на извозчике гони к Цандеру.

– Понял! – Дубосеков, зажав записку в кулак, стал пробираться к выходу,

7

Осенью у Стрешнева вся семья переболела возвратным тифом. Сам Андрей Сергеевич явился на завод наголо остриженный, исхудавший и еле держался на ногах. Но, узнав о бедственном положении Цандера, он после работы нанял извозчика и поехал навестить старого друга. Цандер, услышав три звонка, сам открыл входную дверь и встретил Стрешнева радостным возгласом:

– Наконец-то медведь вылез из своей берлоги. Здравствуй, здравствуй, рад тебя видеть!

Стрешнев пожал протянутую руку, разделся в передней и, вслед за хозяином, вошел в комнату.

Только тут Цандер взглянул на него внимательно:

– Андрюша, что это с тобой, ты словно из больницы?

– Чуть на кладбище не угодил… все наши переболели возвратным… А ты, я слышал, тоже едва ноги не протянул?

– Пустое…

– Говорят, голодал?

– Нет, слухи… все хорошо. Очень помогли мне рабочие.

– Знаю, – Стрешнев придирчиво осмотрел скромное убранство комнаты, широкий диван, письменный стол, комод и громоздкий шкаф, занимавший половину стены.

– А где астрономическая труба?

– Ну вот, сразу же допрос?

– Единственная вещь у тебя была, и ту снес на толкучку?

– Пришлось… Правда, у меня ее купили не спекулянты, а красные курсанты ВЦИКа, что в Кремле… для своего клуба.

– Ты им лекции читал?

– Да, читал… а они меня подкармливали…

Стрешнев махнул рукой.

– Ладно, что теперь толковать… Как же с проектом?

– В главном – заканчиваю. Еще недели две, и будет готово описание. – Цандер распахнул обе дверцы шкафа и вынул модель корабля-аэроплана, поставил на стол.

– Вот, взгляни, Андрей.

Стрешнев отошел подальше:

– Да, впечатляющая штука, Фридрих. Вот бы построить такой корабль! Право! Ведь нигде в Европе ничего подобного пока еще не создано… Ради такой цели стоило голодать!

8

В середине зимы, в трескучие морозы, когда Цандер начал работать на заводе, ему принесли приглашение на 1-ю Московскую губернскую конференцию изобретателей. По совету Крамешко он съездил в Московский Совет, где должна была состояться конференция, и вернулся радостный, возбужденный.

– Павел Николаич, конференция будет носить деловой характер. Перед ней ставится серьезная задача – выявление и внедрение в промышленность и сельское хозяйство новейших изобретений и открытий. Приглашено много инженеров, ученых.

– А как будет построена работа?

– Решено образовать из участников семь секций: физическую, химическую, машиностроительную, транспортную, сельскохозяйственную, топливную и, кажется, смешанную.

– Это должно быть интересно.

– Да, я очень доволен. Мне предложили работать с одной из секций и охотно согласились включить в программу мои доклады о межпланетном корабле и двигателе высокого давления.

– Поздравляю, Фридрих Артурович. Это важно!

– Но, говорят, конференция продлится целую неделю… Как же быть… ведь я на службе?

– Для такого дела я вас отпускаю с радостью – идите и ни о чем не беспокойтесь…

В начале нового года по Москве были расклеены афиши:

«АНОНС!

В ближайшие дни в одном из лекционных залов МГУ состоится необычная лекция:

«ЗАВОЕВАНИЕ ЧЕЛОВЕКОМ МИРОВОГО ПРОСТРАНСТВА»,

Лекцию прочтет член Ассоциации изобретателей, инженер Ф. А. Цандер.

Им же будет демонстрироваться модель межпланетного корабля-аэроплана.

О дне и часе начала лекции будет объявлено особо.

Билеты продаются».

Устроители лекции опасались, что придет мало народу и они «прогорят». Поэтому объявили анонс. Но билеты были буквально расхватаны в течение нескольких часов, и лекцию назначили на ближайшую субботу.

Было решено, что вступительное слово скажет член Ассоциации, профессор Ремиз, человек внушительной внешности, обладавший зычным голосом.

Цандер приехал вместе со Стрешневым, чтоб было не так страшно.

На сцене его встретил Ремиз, высокий, бородатый, тучный, и добродушие похлопал по плечу.

– Не волнуйтесь, коллега, все пройдет на славу.

Стрешнев извлек из ящика модель и помог рабочим укрепить ее на тросах, на черном фоне сукна.

Кто-то принес длинную указку, графин с водой, и круглый столик, накрытый зеленой скатертью.

– Ну-с, можно начинать, – сказал председатель, – зал гудит, да и время.

– Я готов! – пробасил Ремиз.

– Я тоже, – с волнением в голосе отозвался Цандер.

– Занавес! – крикнул председатель.

Цандер увидел огромный, гудящий, забитый до отказа зал; массивные, запотевшие от дыхания сотен людей, мерцающие золотом люстры, – и оробел. Сердце запрыгало, на лбу выступил пот. Но раскатистый, степенный бас профессора Ремиза прокатился громом, и сразу стало тихо.

Цандер поднялся над зеленым столиком, а Ремиз, распушив бороду, сел рядом.

Присутствие этого большого, уверенного в себе человека сразу ободрило Цандера; он заговорил легко и свободно.

– Товарищи! Еще сорок лет назад бесстрашный революционер и ученый Николай Кибальчич, негласный участник казни Александра Второго – совершил невиданный подвиг!

В глухом каземате перед лицом смерти он создал проект первого в мире реактивного летательного аппарата – ракеты и тем указал человечеству путь в неоглядные миры Вселенной.

Цандер на секунду замер. В зале была тишина. Он понял, что аудитория захвачена. Рассказав о Циолковской и его ракете, он заговорил о своем межпланетном корабле, легко орудуя указкой:

– Мой межпланетный корабль тоже будет представлять из себя ракету, но ракету крылатую, как бы составленную из двух самолетов. Большой, складывающийся самолет, снабженный широкими крыльями, мощным мотором высокого давления и несколькими винтами, работая на бензине и жидком кислороде, проведет корабль сквозь плотные слои атмосферы и поднимет его на высоту двадцать пять – тридцать километров. Тогда будет включен реактивный двигатель ракеты, который разовьет скорость в одиннадцать тысяч метров в секунду, и корабль вырвется из пут земного тяготения… В дальнейшем полете специальные механизмы будут втягивать в плавильный котел ненужные теперь крылья большого самолета, пустые баки из-под бензина и, расплавляя, превращать их в дополнительное горючее. Маленькие же крылья потребуются ракете при приземлении, чтобы осуществить планирующий спуск.

Цандер на мгновенье остановился, развернул схему межпланетных траекторий и закончил совершенно неожиданно:

– Вы спросите: возможно ли в наше время построить межпланетный корабль? Я отвечу совершенно твердо: да, возможно! Дело лишь за созданием мощного реактивного двигателя, теоретическая основа которого мною уже разработана.

Но позвольте и мне в заключение лекции задать вопрос аудитории: найдутся ли среди вас смельчаки, которые решатся полететь на Марс?

– Найдутся! Найдутся! – закричали в зале, и этот крик слился с громом аплодисментов.

– Товарищи! – выждав тишину, забасил Ремиз. – Прошу вопросы лектору задавать письменно. А сейчас объявляю десятиминутный перерыв…

Когда Цандер ответил на последние вопросы и его от громыхающего зала отделил тяжелый занавес, подбежал взволнованный Стрешнев и стал трясти его руку;

– Фридрих, дружище, замечательно!..

Рабочие сняли макет межпланетного корабля и упаковали в ящик. Стрешнев, взяв ящик, пошел в комнату при сцене, где они раздевались. Там Ремиз и другие ученые из Ассоциации пили чай.

– А где же Цандер?

– Его только сейчас увезли на извозчике домой.

Глава девятая

1

В воскресенье., когда семья Стрешнева сидела за чаем, заявился Цандер. Он был приглашен к столу и, потирая замерзшие руки, сел поближе к самовару. Стрешнев еще не успел рассказать о вчерашних событиях, так как вернулся поздно, когда уже все спали.

– Так вот, господа, а… бишь, товарищи, – продолжал прерванный разговор Федор Семенович, – я был весьма поражен этим предложением и воспринял его как шутку. Но часов в двенадцать меня зовут, говорят, пришел автомобиль. Одеваюсь, выхожу – да! Стоит автомобиль, и меня ждут какие-то два товарища, весьма интеллигентного вида. Один тоже в пенсне. Рекомендуются работниками Совнаркома… Ну-с, и везут меня, натурально, в Кремль. Вот, думаю, чудеса!.. Мне интересно, что будет дальше.

– Ну, и что же, папа? – спросила Юлия Федоровна, отодвинув от Славика чашку.

– Ведут меня по Кремлю, показывают, где какие повреждения… потом во дворец,

– И что же, Феденька, ты видел самых главных большевиков? – спросила, кутаясь в меховую ротонду, жена.

– Да-с, видел. Разговаривал… и даже получил предложение: с завтрашнего дня возглавить работы по ремонту и восстановлению исторических памятников Кремля… Что-что, а этого я никак не ожидал… Говорят, большевики – варвары, и вдруг… Вот какие дела… Обещали повышение жалованья и «ученый» паек.

– Неужели ты отказался, Федя? – с испугом спросила Софья Кондратьевна.

– Обещал завтра дать окончательный ответ.

– Слава богу! – облегченно вздохнула хозяйка.

2

Шел двадцать третий год. Давно умолкли последние залпы гражданской войны. У всех на устах было непонятное слово «нэп». Москва ожила, зашумела, принарядилась. Во множестве открылись лавки, магазины, трактиры, рестораны. Дома в центре штукатурились, окрашивались, приобретали «довоенный» вид. На улицах опять замелькали лихачи. У театров и концертных залов толпилась нарядная публика. На базарах лотки ломились от всякой снеди. Откуда что взялось – никто не знал…

Люди повеселели. Цандер, помимо работы на заводе, читал лекции от Общества изобретателей и Общества изучения межпланетных сообщений. Выезжал с докладами в Ленинград, Нижний, Самару, Ростов, Воронеж.

Рассказывая о проекте своего межпланетного корабля-аэроплаиа, он всюду среди слушателей встречал горячее сочувствие и моральную поддержку…

Однажды, вернувшись из поездки, Цандер зашел в Общество и на лестнице столкнулся с грузной фигурой профессора Ремиза.

– А, Фридрих Артурович, душевно рад! Придется мне вернуться, так как подготовил для вас сюрприз.

– Что такое?

– Сейчас увидите, сейчас…

Он, не снимая шубы, вошел в правление и достал из своего стола невзрачную книжку без переплета, с готическими буквами на обложке.

– Вот, пожалуйста, храню для вас. Поговорим, как прочтете, очень тороплюсь…

Цандер, поблагодарив, проводил профессора на лестницу и там, подойдя к окну, взглянул на книжку:

«Профессор Герман Оберт «Ракета и межпланетное пространство».

«Это действительно сюрприз!» – прошептал Цандер и, не заходя в правление, поехал домой…

Прочитав предисловие, Цандер взглянул на чертежи ракет и, проверив несколько формул, которыми был испещрен текст, откинулся на спинку деревянного кресла:

«Серьезное исследование. Придется читать книгу с карандашом и логарифмической линейкой».

Цандер внимательно посмотрел на самый первый чертеж.

«Любопытно! Внешне его ракета не похожа ни на ракету Циолковского, ни тем более на мою. Это длинный цилиндр с заостренным носом и коротким широким соплом. Но вот что любопытно: в верхней части этой ракеты помещена такой же конфигурации, совсем маленькая. Ракета – внутри ракеты!..

Да, весьма любопытно! Я предлагаю для прохождения плотных слоев атмосферы крылья и поршневой двигатель высокого давления, Оберт – первую ступень ракеты. Я предлагаю жидкое горючее – бензин, а он – спирт…

Но как же он решает проблему мощной межпланетной ракеты? – Цандер быстро пробежал несколько страниц. – Принцип тот же. Спиртовая ракета несет водородную, а в ту вмонтирована алюминиевая камера для двух астронавтов, которая может автоматически выбрасываться и приземляться на парашюте. Весь агрегат весит около четырехсот тонн; и в целях безопасности должен взлететь с воды. Четыреста тонн – это вес железнодорожного состава. Значит, ракета может быть обеспечена горючим для дальнего полета. А как же с приземлением? Выброситься на парашюте и сгореть от трения в атмосфере? Тут что-то не то… Впрочем, он ограничивает задачи этой ракеты. Вот: «Изучение земной поверхности с большой высоты, исследование крайних высот, сигнализация на Землю…» – Но вот дальше: «Достижение иных планет».

Цандер поднялся, прошелся по комнате.

«Нет, так нельзя. Это же серьезный труд. Я должен побороть любопытство и изучить его досконально…»