Текст книги "Скорее счастлив, чем нет"

11
Прогулки по очереди

Я стараюсь набирать побольше смен в «Лавочке вкусной еды», а то маме что-то нездоровится. Она уже два дня не ходит на работу, и это пробьет нам дыру в бюджете. Вчера Мохад даже доверил мне самому закрыть магазин. Конечно, все мои друзья узнали и потребовали устроить им вечеринку и уничтожить весь алкоголь, все сигареты и всю еду в магазине. Ну уж нет, если еще меня посадят, моя семья точно не выдержит.

А сегодня у меня первый выходной с тех пор, как мы с Томасом попали на митинг у здания Летео. Кстати, с того дня я его не видел. Мы уже договорились сегодня встретиться, а сейчас я сижу на лестнице с Бренданом и Малявкой Фредди. Брендан разложил на ступеньке миллиметровку и просроченные квитанции и сворачивает косяк.

– Я думал, твои клиенты сами сворачивают.

– А это не клиентам, – отвечает Брендан, слюнявя край бумажки готового косяка. – Я расширяю бизнес. Буду продавать в колледжах и забегаловках. Если сам сворачиваешь, никто не заметит, что ты кладешь на двадцать процентов меньше, чем обещал.

– Моему боссу нужен еще один мойщик посуды, – встревает Малявка Фредди. – Может, завяжешь с наркотой?

– Не, посуду пусть латиносы типа вас с Дэйвом Тощим моют. Мне и так нормально.

– Ладно, смотри сам. Можно мне халявный косяк?

– Только за полцены. – Это Брендан умно сделал. Видел я, как Малявка Фредди пытался курить. Если уж воруешь у клиентов траву, не надо расходовать ее так бездарно.

– Кеннет тоже любил курить… – вспоминаю я.

Брендан поднимает голову:

– Его брат мог бы получше выбрать, чью сестру дрючить. Нашел бы кого-нибудь без ствола, что ли.

Малявка Фредди его не слушает:

– А еще он обожал притворяться Кайлом, хотя сам Кайл от этого бесился.

– Может, поэтому он и решил забыть про Кеннета… – произносит Брендан, зажигая свежескрученный косяк и делая глубокую затяжку. – Отлично, из-за вас я курю чужое добро. – Он собирает готовые косяки в пакет на молнии и ссыпает туда оставшуюся траву. – Давайте лучше сыграем во что-нибудь. Хочу побегать.

– Так-то я сейчас пойду ловить Томаса. Вот вернусь – и сыграем.

– Хорошо.

Мы выходим из подъезда, и охранник, заметив в руках у Брендана пакетик, называет нас малолетними бандитами, но дает пройти.

– До скорого! – говорит мне Малявка Фредди.

Брендан тупо идет дальше. Наверно, не следовало мне выкапывать Кеннета с Кайлом из забытья.

– Чем займемся?

– Мы с Женевьев часто…

– Если ты про то, о чем я думаю, даже не предлагай. – Томас хлопает меня по плечу.

– Смешно. Ладно, мое предложение все равно звучит непристойно… В общем, мы устраивали свидания по очереди.

– Это когда ты по очереди ходишь на свидание с кучей разных девушек?

– Нет. Блин, почему ни до кого не доходит?

Повторяться я ненавижу почти что больше всего на свете, но объясняю ему, что такое свидание по очереди: может, мы с ним устроим что-нибудь в этом роде… ну, ничего гейского, конечно.

– Ну я и решил: а что, если нам с тобой устроить свидание по очереди наоборот… то есть это не свидание наоборот… и вообще не свидание… Короче, давай ты сводишь меня в какое-нибудь важное для тебя место, а я – в какое-нибудь важное для меня.

– Классная идея. Ну, на крыше ты уже был, надо придумать что-то еще… Я пока подумаю, а ты первый.

Мы отправляемся в «Дом сумасшедших комиксов». Недавно я пытался устроиться туда работать, но мне сказали подождать до конца школы – там какой-то бредовый предлог, то ли закон об охране труда, то ли еще что. Не помню. Тут было бы очень классно работать.

– Это самое охрененное место в мире! – сообщаю я у дверей. – Ну блин, хоть на дверь посмотри. Охеренная же дверь, охереннее некуда!

– Охеренная, – соглашается Томас. – А ты много выражаешься.

– Ага. Водитель школьного автобуса когда-то часто жаловался маме, что мы с Бренданом ругаемся, и мама очень злилась, но раз в год садилась поздно вечером со мной и братом и устраивала соревнования по правописанию из одних только неприличных слов. Наверно, хотела, чтобы мы тихо этим переболели и успокоились.

Томас хихикает:

– Твоя мама охеренна, через «о», «е» и две «н».

Он сразу направляется к шкафу с плащами и примеряет сначала костюм Супермена, потом Бэтмена, цитируя по фразе из соответствующего фильма («У Криптона был шанс!» и «Поклянись мне!»). Потом идет за мной к моей любимой тележке, выбирает комикс за доллар и замечает:

– Меня всегда бесит, что супергероям лет тридцать будет по двадцать, потому что авторам лень придумывать новых героев. Могли бы и напрячь мозги…

Несколько законченных гиков оборачиваются и сверлят его недобрыми взглядами. Они же его не убьют, правда?

– Не знаю. По крайней мере, эти толстосумы всегда дорисовывают комиксы до конца. А вот я…

– Ты нарисовал комикс?

– Он не продается.

– Где его найти?

– Здесь его точно нет.

– А можно почитать?

– Он еще в работе.

– И что?

– Тебе не понравится.

– И что? Слушай, Длинный, я позволил тебе привести девчонку ко мне на крышу! С тебя причитается.

– Мы вроде договорились, что я помогу тебе найти себя.

– Ну дай почитать комикс!

– Ладно. Скоро дам.

Я вспоминаю, где остановился: Хранитель Солнца пытается выбрать, кто не пойдет на корм дракону, девушка или лучший друг. Если бы меня спросили, кого я спасу: Женевьев или Томаса, – я бы скорее бросился в пасть дракона сам. Я собираюсь уже сказать, что со смерти отца почти не рисовал, но вдруг замечаю своего одноклассника Колина. Он тоже меня заметил.

Как-то мне неловко. Когда он рассказал, что Николь беременна, я мог бы получше его поддержать и проявить больше симпатии. Но, будем честны, закон секса прост: в презервативе риск заделать ребенка снижается, а без презерватива обычно рано или поздно появляются дети. И я не должен хреново себя чувствовать из-за того, что он не спрятал свой хрен в резинку. И хотя я твердо верю, что все в мире рано или поздно перестанут трындеть и будут просто кивать друг другу при встрече, не тратя свою бесценную жизнь на светские беседы, – совсем промолчать я не могу.

Я подхожу к Колину. От него пахнет дешевым одеколоном из аптеки.

– Привет, чувак, как лето? Тебя во дворе не хватает. – Тут я немного приврал: он всегда считал «Дикую охоту» детской игрой. Так-то оно так, но он никогда не выкладывался по полной, как все мы. Он предпочитал спорт, особенно баскетбол.

У Колина красные глаза. Не от травки. У меня бывает такой вид, когда я очень усталый, очень задолбанный или отчаянно пытаюсь не взорваться. Неудивительно: я слышал, чтобы прокормить будущего ребенка, он пашет на двух работах, хотя становиться отцом не хотел и явно не готов. Я сделал глупость, напомнив ему, сколько веселья он упускает. У него в руках шестой выпуск «Темных сторон». Я эту серию толком и не читал, я больше фанат Скорпиуса Готорна.

Он не отвечает, и я решаю попробовать еще разок:

– Как тебе эта серия?

– Отстань, пожалуйста, – не поднимая головы, произносит Колин. – Серьезно, отвали. – Не успеваю я извиниться, он швыряет комикс на пол и почти выбегает из магазина.

Я оборачиваюсь. Томас снова надел плащ Супермена.

– Видел? – спрашиваю я.

– Не. А что, кто-то выпускал из пальцев паутину, а я проглядел?

– Нет, и, кстати, Спайдермен выпускает ее из запястья, – поправляю я (это очень важное уточнение). – Я с этим недоумком вместе учился, а он взял и просто так меня послал.

– Расскажи мне про него.

– Он трахался без презерватива и скоро станет отцом. Конец.

– Наверно, психует. – Томас еще некоторое время изучает полки с товарами, стучит пальцами по камину. – Классное место, мне нравится.

– Спасибо. Кстати, если ты выбрал, куда пойдем, я готов.

– Я выбрал. Ты же не против пробежаться? – спрашивает он, направляясь к выходу.

– Томас…

– Чего?

– Может, повесишь плащ на место?

Мы стоим на стадионе у его школы.

Ворота нараспашку, и, судя по всему, все лето сюда может ходить кто угодно. Сейчас по кругу бегут шесть человек. Двое в наушниках, остальным приходится слушать грохот проносящихся мимо поездов двух линий надземного метро. Поскольку это школьный стадион, тут занимаются и всеми остальными видами спорта, например футболом. Поле неплохо продувается, и вдвойне классно прийти сюда, когда все вокруг задыхается от жары.

– Ты в сборной по легкой атлетике?

– Пробовался, скорости не хватило, – отвечает Томас. – Но спорим, я все равно быстрее тебя?

– Ага, конечно. Видел я, как ты носишься на «Дикой охоте».

– Тогда я спасался от погони, а тут можно побегать наперегонки. Разница есть.

– По мне, никакой разницы, я всегда первый.

– Проигравший покупает нам по мороженому!

Мы отмечаем старт и финиш и скрючиваемся, как настоящие спортсмены.

– Если что, – сообщаю я, – я люблю фисташковое.

Три, два, один, марш!

Томас вырывается вперед, явно стараясь за первые несколько секунд выложиться по полной. Я бегу довольно быстро, но берегу силы. Секунд через десять он начинает сдуваться. У него, конечно, через месяц-другой будет шесть кубиков, зато я все детство бегал с Бренданом эстафеты. Ноги стучат по прорезиненной поверхности стадиона, кроссовки слишком жмут, но я бегу, бегу, бегу, обгоняю Томаса и торможу, только перепрыгнув через выброшенную кем-то бутылку, которой мы отметили финиш. Томас туда даже не добегает, валится в траву.

Я прыгаю на месте, пока не начинает ломить ребра:

– Я тебя уделал!

– Нечестно, – рвано выдыхает Томас. – Ты меня выше. И ноги у тебя длиннее!

– Ого, ты побил рекорд по бредовым отмазкам! – Я валюсь на живот рядом, на коленях джинсов остаются пятна травы. – В следующий раз подумай и выбери место, где тебе не надерут задницу. Кстати, почему мы пришли именно сюда?

– Ну, я привык все бросать…

– Да ладно? – Я пихаю его в плечо. Он отвечает тем же.

– Я серьезно. Но здесь, на этом поле, я бросил бегать, потому что меня не взяли, а не потому что надоело. Такого со мной еще не бывало.

– Ну вот, теперь мне стыдно, что я напомнил тебе, как ты плохо бегаешь.

– Да ладно, ерунда. Я же не собирался становиться профессиональным атлетом и не умер от разочарования. Зато узнал, что ты не всегда сам решаешь, кем хочешь быть. Ты можешь быстро бегать и пройти в команду. А можешь не пройти. – Он закладывает руки за голову, все еще пытаясь отдышаться. – Ну и вообще, тут спокойно, прохладно. Хорошо думается обо всяком, понимаешь?

– Теперь понимаю.

Мороженое мы в этот день так и не покупаем. Лежим, считаем проходящие над головой поезда, пока ребра не перестают разрываться, потом гоняемся друг за другом вверх-вниз по зрительским трибунам и снова валимся на траву.

Наконец я возвращаюсь к себе. Друзья сидят за коричневым столом для пикника, вокруг свалены велики. В детстве мы играли здесь в «акулу». В начале игры кто-то один («акула») пытается за ноги стащить кого-нибудь со стола («плота»). Если тебя стащили, ты тоже становишься «акулой». Иногда, если «акул» набиралось слишком много, некоторые из них тупо садились на велики и наматывали вокруг выживших круги, типа запугивая.

– Привет. Сыграем в «Дикую охоту»? – Я, если честно, сегодня уже умотался бегать, но, может, найду хорошее укрытие и пронесет.

– Вообще мы собирались кататься на великах, – отвечает Нолан.

– В «охоту» мы уже сыграли, – поддакивает Деон.

– И покурили, – ржет Дэйв Тощий.

– Подождите меня, схожу за роликами, – прошу я и бросаюсь было вверх по лестнице, но меня тормозит Нолан:

– Чувак, на великах, а не на роликах.

Я бросаю взгляд на Брендана. Не знаю, почему я думал, что он за меня вступится. Глупо. Он явно до сих пор злится, что я вспомнил про Кеннета с Кайлом. И наверняка всем рассказал.

– Ладно, – примирительно произношу я, – посижу дома, почитаю про Скорпиуса Готорна или, может…

Они даже не дослушивают. Садятся на велики и укатывают.

12
Драки и салюты

Брендан, зараза, целых три дня на меня дулся. Подулся бы еще денек и поставил бы рекорд: последний раз он не разговаривал со мной больше четырех дней, когда нам было по четырнадцать и я выбрал партнером для соревнования геймеров на Третьей авеню не его. А Брендан думает: если ты не с ним, ты против него. Глупо, но куда деваться. Хорошо хоть он вовремя поумнел и мы можем все вместе сгонять в пиццерию.

Посреди улицы А-Я-Псих месит какого-то парня лет двадцати.

Когда я впервые подрался с кем-то, кроме брата, мне было девять. Я еще не умел сжимать кулак, и Брендан мне помогал. Каждый раз, когда Ларри, парень, с которым мы дрались, меня бил, я бросался к Брендану, и он сжимал мне кулаки. В конце концов я выдохся.

Так что мой первый в жизни бой – за пластмассовый свисток – я проиграл, и кому – парню по имени Ларри!

Зато я научился сжимать кулак, и это очень помогло мне чуть позже драться с Ноланом. Мы с ребятами боролись, и он слишком сильно треснул меня о мат. Я разозлился и засветил ему в челюсть. В тот раз я снова продул, но до того, как Брендан нас разнял, успел пару раз хорошенько двинуть Нолану.

А эту драку никто разнимать не будет. Ну блин, этот тупица сам напросился. Я называю незнакомого парня тупицей, потому что нормальный человек не будет напрашиваться на драку в присутствии А-Я-Психа. Да, он толкнул парня в пиццерии и не извинился. Но тот в ответ обозвал его «никчемным бомжом» – только потому, что у А-Я-Психа ядреные угри, желтые зубы и воняет от него всегда так, будто неделю не мылся. Конечно, этот тупица никак не мог знать, что назвать А-Я-Психа бомжом – почти единственный способ реально задеть его за живое: их с семьей дважды выселяли. Пусть же этот случай послужит всем уроком: не докапывайтесь до парней, по которым тюрьма плачет.

Короче, А-Я-Псих выхватил у тупицы поднос, впечатал его тупице в морду, а когда владелец пиццерии попросил их покинуть помещение, выволок того за шиворот.

У тупицы из носа течет кровь. Это не подносом… Это А-Я-Псих впечатал его лицом в рекламный плакат про бесплатный напиток за три куска пиццы.

– Их надо разнять! – В голосе Томаса звенит тревога. Никогда ни у кого из друзей такого тона не слышал.

– Он сам виноват, – отвечает Дэйв Тощий. Он прыгает с ноги на ногу, как будто хочет по-маленькому. Мы уже все запомнили, что это значит: он постоянно терпит до последнего, чтобы потом выбрать себе лестницу и всласть проссаться. Странный парень.

– Все равно такого с людьми делать нельзя, – говорит Томас, когда А-Я-Псих несколько раз подряд пинает тупицу по яйцам.

Он прав, конечно…

Тормозят машины, сигналят клаксонами. Одни водители вылезают поорать на А-Я-Психа, другие – насладиться зрелищем. Тупице повезло, что больница близко. Уверен, его никто и никогда так не вздрючивал. А-Я-Псих валит его на капот ближайшей машины и собирается разбить его головой стекло, но тут раздается вой сирены.

– Бежим, бежим!

– Валим, дебилы!

Мы сами тупицу, конечно, не трогали, но и разнять их не пытались. А-Я-Псих так прячется, что копы его ни за что не найдут, и никому из нас не надо оказываться перед выбором: сдать имя и адрес А-Я-Психа или сесть самому. Так что мы удираем. За мной бежит Томас – куда быстрее, чем три дня назад, когда мы соревновались. Я вбегаю в гараж, и мы прячемся за серебристой «маздой».

– И часто у вас такое? – спрашивает Томас.

– Да не.

Он явно презирает тех, кто ввязывается в уличные драки. Не буду ему рассказывать, что мы иногда забегаем в чужой район, чтобы полиция искала виноватых – ну то есть почти всегда А-Я-Психа – там, а не у нас.

– Сколько раз ты в жизни дрался?

– Один, – отвечает Томас.

– Да ладно, всего один?! – Даже Малявка Фредди дрался больше раза, а он вообще трусишка.

– Ну, я не нарываюсь.

– Да я тоже, но если меня кто-то бьет, надо же защищаться, так?

Сколько себя помню, я постоянно видел, как люди дерутся, и дрался сам. И никогда даже не задумывался, что можно как-то обходиться без этого. Но мне нравится мысль, что Томаса в детстве никто не должен был учить сжимать кулак. А мы все, похоже, постоянно что-то делаем не так.

– Да, если тебя забьют до смерти, будет хреново. Но я немного обалдел. Ты так спокойно смотрел, как того пацана избивают, – говорит Томас. Я начинаю чувствовать себя ужасным человеком, который выбрасывает в мусор сочные бургеры на глазах у семьи бездомных. И одновременно как же здорово, что кто-то так беспокоится за меня, что говорит честно, не заботясь, понравится мне это или нет.

– Ну, я боюсь А-Я-Психа. Так себе оправдание, да?

– Офигенное оправдание, нечего сказать.

Все, я завязываю гордиться своим опытом уличных драк, и чушь, что шрамы красят мужчину. Кто я вообще такой – какой-нибудь суперзлодей, властелин разрушения типа Гитлера и Мегатрона? Я смогу жить долго и счастливо, и не встревая во всякое мясо.

– Пойдем посмотрим, приехала там скорая?

Томас встает и протягивает мне руку, как на той неделе у поливалок. Я немного боюсь того, что может поджидать нас вне гаража.

Видимо, с тупицей все будет нормально. Драку, конечно, видел кто-то из соседей, может, даже пялился из окна с попкорном. Но если полиция пыталась вытащить из очевидцев имя А-Я-Психа, они наверняка выбрали ложь во спасение. Он, конечно, психопат, но он свой, прирос к нам, как сиамский близнец, и мы можем только смотреть, как он убивает кого-то у нас на глазах. Да и нас может под настроение прибить.

Но это все было два дня назад. Сегодня четвертое июля, и мы собираемся весь день пускать фейерверки. Брендан просадил пять баксов на белые камни-хлопушки и осторожно насыпал их в ведерко из-под попкорна. Потом пошел на балкон, а я остался сидеть у стола для пикника – подавать сигнал, когда их сбрасывать. Мы пытались провернуть этот прикол в прошлом году, но тогда Брендан тупо высыпал все ведерко сразу, а на новую партию у нас денег не было.

Из «Лавочки вкусной еды» выходит Малявка Фредди. Я прячу руки в карманы и пинаю стену. Брендан переворачивает ведерко, и на землю сыплется поток камушков, искрясь и оглушительно хлопая. Малявка Фредди пугается до усрачки. Я даю Брендану пять – сначала по воздуху, потом, когда он спускается, нормально.

– Когда-нибудь я стану богатым и знаменитым и ни разу не заеду узнать, как у вас, дебилов, дела! – злится Малявка Фредди. Он младше нас всего на год, но мы все стебемся над ним, как над мелким братом.

– Если так и останешься Малявкой Фредди, хрен ты чего добьешься, – говорю я.

– Спорим на что угодно? Я в себя верю!

– Вера – просто самолюбие под прикрытием у бога, – изрекает Дэйв Тощий. Сразу видно, курнул травы.

А-Я-Псих достает из кармана несколько фейерверков – вообще-то носить их в карманах офигеть как опасно – и грозит ими Малявке Фредди.

– Дай-ка сюда, – вмешиваюсь я, вставая между ними. Я обещал себе, что больше не буду тупо стоять и смотреть, пока кого-то калечат. Как А-Я-Психу вообще продали фейерверки? Даже знать не хочу.

– Слушайте, – спрашивает Малявка Фредди, – а мы сможем запустить это добро с крыши Томаса? Прикиньте, наши фейерверки полетят выше всех!

Девятого Томас устраивает вечеринку на крыше, и я их всех позвал. Честно говоря, если они не придут, это будет ненастоящая вечеринка, других-то друзей у Томаса особо и нет. Без них останемся только мы с Томасом и Женевьев.

– Его соседи тоже выйдут на крышу, – отвечаю я.

Думаю, лучше обойтись без крыш. А то в прошлом году Дэйв Тощий улетел с травы до самой Луны и едва не засветил фейерверком прямо кому-то в окно. Мы сходимся на том, что пускать надо с земли, и беремся за дело. Дэйв Толстый стащенной у мамы зажигалкой для плиты поджигает первый фейерверк, хотя мы еще не успели отойти подальше. Нам повезло: он взмыл прямо в небо и разлетелся золотыми искрами где-то на уровне двадцать седьмого этажа дома Дэйва Тощего.

Мы сидим, жуем булочки с корицей и пьем сладкий ледяной чай, а Дэйв Толстый запускает новые и новые фейерверки, со свистом и ревом разрывающиеся где-то в небе.

Наконец приходит Томас. Ни слова не говоря, берет себе булочку и смотрит на салют. Я не видел его с тех пор, как вчера утром вышел из его квартиры. В ту ночь мы так и не сомкнули глаз, и мои биологические часы все еще бесятся, но оно того стоило. Мы играли в «виселицу» на стене над кроватью и изображали шпионов – крались на цыпочках на кухню греть бутерброды, пытаясь не разбудить его маму.

Дэйв Толстый протягивает мне зажигалку. Жаль, Женевьев далеко и не может сейчас взять меня за руку. Осталось четыре фейерверка. Я выбираю маленький оранжевый, остальные по виду похожи на взрывчатку, а мне еще жить хочется. Я поджигаю фитиль, фейерверк взлетает. Вот бы и моя жизнь была такой простой: загореться, взлететь и взорваться в небе.