Электронная библиотека » Адель Алексеева » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 21 апреля 2017, 14:55


Автор книги: Адель Алексеева


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Каприз Катерины

Пётр II после коронации надолго остался в Москве – чуть не на два года. Долгорукие жили то у себя на Знаменке, то в усадьбе Горенки. В Горенках гостей встречали два льва у входа. Такие львы – особая гордость знатных семейств: охраняющие, сберегающие, пугающие и при этом улыбающиеся! В них было что-то детское, наивное, домашнее.

Однажды княжна Катерина заявила: «Хочу побывать в нашей старой усадьбе, в Глинках». Уговорила дядю Сергея поехать вместе – благо не столь далеко. Глинки год назад были проданы графу Брюсу, который прежде оглядел местность, изучил строение тамошней земли – воду, растения, травы, ползучих гадов и кое-что ещё, неведомое ни прежним хозяевам, ни окрестным помещикам.

Брюс был рудознатцем, то есть умел по внешним признакам, приметам угадывать залегание полезных и неполезных ископаемых и даже прошедшую историю местности.

А Катерина пожелала посетить Глинки, ибо там проходило её детство.

Лошади въехали в усадьбу, гости глянули вокруг – усадьбу не узнать. На барском доме возвышалась обсерватория, подобная той, что на Сухаревой его башне; новые строения, расширились конюшня, псарня. Брюс славился умением не только приобретать лошадей, но и лечить их, и даже принимать роды. Князь и Катерина с любопытством оглядывали всё.

Весело было в детские годы в Глинках! – ребятишки, княжеские и дворовые, бегали взапуски, играли в прятки, вечерами садились у костра и пели хохлацкие песни, в Масленицу катались на санях, на качелях. Но ничего не было лучшего, чем театральные сценки и французские танцы в барском усадебном доме.

Славилась среди них Палашка, служанка Катерины, – так умела крутиться, такие выкрутасы устраивала, что гости кричали: «Фору! Фору!» Тоненькая как былинка и быстрая как ручеёк.

А потом с ней вышла худая история: влюбилась в конюха Миколу, да так, что вечерами её и не найти, – то ли в конюшне, то ли в парке. Княгиня Прасковья сердилась, отсылала её на скотный двор, в дальние покосы.

Догадались, что та беременная, устроитель театра первым заметил что-то неладное. Кто же будет теперь потешать гостей? И приказали одной бабке-знахарке сделать так, чтобы стала девка опять «пустая», могла танцевать. Конюха Миколу куда-то спровадили. Палашка спáла с лица, у неё появилась какая-то кривоватая улыбка.

Когда продавали имение, Долгорукий разрешил слугам, кто хочет, оставаться в Глинках, – Палашка пожелала остаться. Брюс и жена его Маргарита приветили её, и Пелагея оказалась не только хорошей танцоркой, но и толковой, сообразительной, на всякое дело годной. Новый хозяин вызывал у неё страх и трепет, но она всему училась: у бабки знахарству и травам, у Брюса в домике его алхимическом подавала склянки. И ничего не забывала: ни кудрявого своего конюха Николая, ни молодой княжны Катерины. Если бы можно было ей отомстить! И за Миколу, и за убитого младенца!..


Брюс показал княжне недостроенный свой дом, наверху – обсерватория. «Приезжайте на будущий год, всё покажу, подивитесь». Они прогуливались по парку, граф увлекал её рассказами о том, что здесь будет через год… Говорил умно, заманчиво, Катерина слушала со вниманием.

И тут вдруг на дорожке возле церкви Катерина увидела её, служанку Палашку. Вот удача! С тех пор у княжны не было такой ловкой служанки – надо забрать, выкупить её у Брюса. Однако Палашка буркнула: «Здравия желаю, ваше высочество!» – и не останавливаясь побежала дальше.

Какая-то странная кривоватая ухмылка мелькнула на её лице. Что делать? Брюс не желал расставаться со служанкой.

– Господин граф, а ежели отец мой обменяет Палашку на лучшего коня своего? – спросила она.

Но он покачал головой и добавил:

– Потом, может быть, потом.

Между тем уже темнело, и князь Сергей Григорьевич торопил племянницу: поглядела – и хватит. «Не капризничай, племянница. Едем!» И Катерина так и осталась со своим капризом.


Только не из тех людей была Катерина, что прощаются со своими желаниями. Миновало два месяца (царский двор жил в Петербурге) – и она снова уговорила дядю ехать в Глинки, а у отца выпросила лучшую лошадь для Брюса.

На этот раз господский дом предстал ей во всей красе. Зеркальный пруд, густые, особенного, синеватого цвета ели… Дом показался выше, чем прежде.

– А-а, – догадалась княжна, – это как на Сухаревке у него, в башне, обсерватория. Для наблюдения за звёздами… Глянь, дядя! Тут пруд – и с той стороны тоже пруд, а домов-то, домов!..

У ворот забегали слуги, торопясь уведомить хозяина о прибытии важных гостей, – одна коляска чего стоит! Верх кожаный, кони в серебряной упряжи, старик в шитом серебром камзоле, а девица – ну что тебе царица.

Яков Вилимович отошёл от государственных дел, хотя знал всё, что происходит у царя. Теперь он любил удивлять соседей, гостей званых и незваных.

Ни дядя, ни Катерина не знали о чудачествах Брюса, и он, похоже, поскучнев, предложил уставшему князю посетить гостевой домик и отдохнуть там. Князь удалился, а Катерина повела светский разговор, намереваясь, во-первых, вновь прибегнуть к гаданию прорицателя, во-вторых, выманить у него служанку Пелагею, обменяв на лучшего коня батюшки.

Обходя графский дом, Катерина поразилась маскам, украшавшим стены между вторым и третьим этажами. Что это? Чёрт? Козёл? Дьявол? Вдобавок они чередовались с женскими ликами. Хозяин наконец снова разговорился:

– Покинув наши столицы, решил я – для памяти о тамошних нравах – украсить стены этими масками, дабы отпугивать чертей, интриганов и недругов. Видите рога, ослиные уши?.. Старинные европейские маски.

У входа в дом она заметила иные две маски – одна улыбалась, а другая явно насмехалась. Но спросить не решилась: показалось, что это сам Брюс. Ну и кудесник этот граф!.. Про дом сказал ещё, что стоит он так, что над ним горит Полярная звезда. Катерина мало что понимала в астрономии и спросила:

– А отчего в парке деревья повалены, лежат на земле?

– Оттого это, медхен, что деревья задумал я так расставить, чтобы образовали они слово «Brüs». Звёздам чтоб было видно.

Почему-то она заговорила о Меншикове, мол, как мог царь сделать из бывшего сапожника или пирожника героя войны и властителя? Разве не доступно сие лишь аристократическим фамилиям?

– Ах, юнге фрау, простите, фрейлейн! В Меншикове было чутьё – он руками пищу не брал, за столом не сморкался, как другие… Свинства русского не терпел.

– Отчего же уж свинства? – кокетливо повернулась княжна. – Не все такие.

– Да оттого, что так было! Пришлось Петру Алексеевичу на ассамблеях вывешивать объявления, и какие! Приходить на ассамблеи «мыту и бриту старательно, голодну наполовину» и яства употреблять умеренно. А о женском поле было написано: «на прелести дамские взирать не с открытой жадностью и руками действовать остерегаться… Пьяну быть тоже умеренно». К тому же у Меншикова была удивительно счастливая физиономия, он вселял в царя радость.

Они поднялись на второй этаж. Катерина поддерживала подол своей юбки, а думала об одном: когда предсказатель погадает ей? Должна же она решить: остаться ли с красавчиком Миллюзимо – или послушать отца и отдаться уму, а не сердцу?

Одна комната являла собой библиотеку, и какую! Множество книг с нерусскими названиями, с дорогими кожаными переплётами покрывали стены. Она прочитала лишь два – Гюйгенс «Происхождение видов и сущностей» и народная легенда о Фаусте. На столе стояли глобус и какие-то таинственные приборы.

Брюс повёл гостью в круглую залу. На стене выделялся крупный барельеф на лазурном фоне. Княжна не без труда разглядела в центре птицу с распростёртыми крылами, некую раковину и, кажется, рыбу…

Как сказал граф, сие означает рождение жизни на Земле: в центре птица, вокруг – волны света, внизу – рыба. А от клюва птицы идёт в стену что-то вроде отверстия, но куда оно ведёт?

– Это, Катеринушка, вещая птица. И когда бывают особенные лунные дни, в определённой фазе, вещает та птица умные слова. Как Дельфийский оракул.

– Что такое Дельфийский оракул?

– А это, гуте медхен, в Древней Греции такое место… Город Дельфы… и храм… Туда могли войти только жрецы и жрицы-пифии, которые говорили пророчества приезжавшим отовсюду людям… Оракул… – тут Брюс остановился, хитро подмигнул княжне и продолжил: – Слов было не разобрать, так как под храмом бурлила вода, подъём случался из-за перепадов в высоте… Быть может, из расщелин поднимались ядовитые испарения… Каждый как хотел – так и понимал пророчества.

«Уж не похоже ли это на его, Брюсовы, предсказания?» – подумала Катерина.

Яков Вилимович дунул на шандал, оставив лишь одну горящую свечу, а сам удалился. В полутьме обозначился чёрный глобус со светящимися дырочками – то был небесный свод? Неужели княжна услышит оракула? Ей становилось не по себе, однако она умела преодолевать страхи…

Послышался глухой и низкий голос, точно вещала та птица с распростёртыми крылами:

– Отцы владеют детьми… Не знают, что в мире царят страсть и власть… Что выше тех страстей – ум и знание. Любовь к знаниям освещает путь. И ещё – негасимая сила любви… Чаша Грааля – источник знаний. Она же цель опытов и экспериментов… В мире тысячи веществ, только надо найти путь их соединения, что с чем надо связать, чтобы образовать золото…

«Чему отдать предпочтение? – Катерина думала о своём. – Красавчику Миллюзимо или императору?.. Остаться в Горенках или бежать за австрийцем? Что нагадал Брюс в прошлый раз там, в Летнем саду?.. Тогда были красивые слова, что-то вроде: ветры небес танцуют меж вами… Меж мной и Миллюзимо?..» Ах, она уже позабыла!

…Полная трепета, спускалась Катерина по лестнице со второго этажа.

Брюс молчал, загадочно глядя на княжну, словно читая её мысли. Показал два соседних домика: в одном он пишет, спит, работает, в другом делает опыты по алхимии, а вон тот, кирпичный, – обитель его супруги Маргариты Мантейфель. Каждый из них живёт в своём доме и своей жизнью.

– Так что же, значит, любовь умерла?

– Разум – альфа и омега, без него мы – насекомые…

Катерина задумалась: значит, не следует ждать Миллюзимо? Батюшка давно твердит: «Не знаешь ты своего счастья, Катерина, ежели ум есть (а он у тебя есть), судьбу и нашу и свою порешиш».

Теперь можно было завести речь и о Пелагее. С дядиной помощью. Встретились они возле конюшни – у Брюса было не менее двадцати лошадей, конюшня великая. Сделка состоялась: Брюс отдал Пелагею в обмен на самого резвого коня (знала бы княжна, какую мрачную роль в её жизни сыграет эта девка!).

С мрачным лицом шла Пелагея к карете. Что поделаешь? Она не забыла того, что устроила Катерина, как разлучили её с Миколой…

В подмосковных лесах и парках

Никто не мерил по линейке Москву и с помощью циркуля не чертил на ней улицы, она сама по себе росла и ширилась, как блин, как шар, как колобок, что по сусекам скребён и на сметане мешён. Кругами, кольцами строилась Москва. Мало того – и в подмосковных местах образовался круг, в котором цвели и благоухали барские усадьбы. Они лежали кольцом, похожие на драгоценные бусы: усадебные дома, имения, парки, один за другим: Кусково – Горенки – Глинки – Отрадное – Никольское… Голицыны, Шереметевы, Долгорукие, Оболенские…

Наташа Шереметева гуляла по парку в Кусково, вспоминая Ивана Алексеевича, их встречу на Невском, возле Новодевичьего монастыря. Известно, что мысли передаются на расстоянии, ежели двое думают в одном направлении. Так же грезил о своей умной Наталье князь Иван, отправившись в сторону кусковского леса. Благо, недалеко от их усадьбы Горенки. Шёл незаметно, хоронясь за деревьями, поглядывая в сторону дворца… «Люба моя, что тебе стоит? Вышла бы погулять…»

С некоторых пор князя будто подменили – не бегал более за юбками, не устраивал пирушек и чувствовал ответственность за молодого царя. «Фаворит – первый человек при царе, – говорила Наташа, – так что помогай Петру Алексеевичу». И князь выходил из-под власти тщеславного своего отца и не раз высказывал недовольство. Понимал, что надо бы в Петербург, довольно уж в Москве они сидели, а дело великого Петра требует пребывания в Северной столице. От Елизаветы, которая ещё недавно была ему люба, отстранялся, корил её за то, что очаровала царя, готова сутками с ним быть на охоте.

Но вгляделся в боковую аллею – и узнал Наташу! Сопровождаемый чёрно-белой борзой, остановился как вкопанный. Не объятия, не поцелуи, не любезности выказывали они друг другу, а только глядели и глядели в глаза.

Кто там скачет вдоль Большого пруда? Если брат Наташи, надо скрыться. Свидание получилось короткое, почти без слов, но взгляды сказали многое. Однако, увидев вдали фигуру Петра Шереметева, князь заторопился и исчез за деревьями.

Возвращаясь в Горенки, подумал о том, что Шереметева сходна с сестрой императора, даже имена у них одинаковые. Надо бы навестить Наталию. В Горенках между тем вовсю старался его отец. Старый князь был одержим мыслью, как залучить к себе государя на долгие охоты. Подновляли мебель, чистили полы и стены, хлопали ковры и шкуры… Иван Алексеевич поглядел на старания отца, помрачнел и решил немедля ехать в Москву.


…Стояла осень 1729 года. Двенадцатого октября, в день своего рождения – ему исполнилось 14 лет – Пётр решил навестить свою сестру. Во-первых, она слегка хворала, а во-вторых, в день рождения хочется увидеть самого близкого человека. Он с детства был лишён женской ласки – матери не помнил; няньки да мамки? – дед назвал их дурами и прогнал. Марья Меншикова его не полюбила, как и он её, а сестра – отрада.

Наталия лежала на диване, тепло укутанная. Служанка принесла кофию и французских крендельков, и они заговорили об отце, о детстве…

– Каково тебе у Долгоруких? – спросила Наталия.

– Да вот, зовут на охоты в Горенки… Очень зовут. Поеду, – и опустил голову.

Наталия, понимавшая в жизни, в окружении царя более его самого, советовала поостеречься:

– Долгоруких много, а ты один-одинёшенек, Петруша, не потворствуй им.

Сестре было известно кое-что о ссылке Меншикова, и она поведала брату, как, покинув Петербург, князь был уверен, что едет в своё имение Раненбург. Но ждали его суровые испытания и дальняя дорога. Расстояние, отделяющее Раненбург от Северной столицы, Остерману и Долгоруким показалось слишком близким, и услали Меншикова «на край света» – в Берёзовский острог, куда в те времена (в том числе и по указке светлейшего) ссылали самых опасных государственных преступников. В Раненбурге велели Меншикову выйти из кареты, снять с себя княжеские одежды и переодеться в простое платье. Всех пересадили в телеги и повезли за тысячи километров, по бездорожью, через тёмные леса и болотистые равнины…

В Тобольске встретил однополчанина, с которым вместе воевали в Полтаве, и тот не узнал, а в детей Меншикова бросали комья грязи – каково? Приставили в дороге часового. Из столицы прибыли чиновники, прежде благоговевшие перед Меншиковым, – теперь они устраивали допросы с грубой руганью. Князя лишили поваров, портных, забрали золотую и серебряную посуду. В городке Берёзове за малейшее послабление домашнего ареста требовали крупные взятки.

В пути, не выдержав физических и душевных мук, ослепла и скончалась Дарья Михайловна.

Меншиков станет неузнаваем, резко переменится, смирится с судьбой и будет молиться Богу о прощении грехов.

На многие сотни вёрст простиралась глухая безлюдная тайга, перемежаемая непроходимыми болотами. Зимой в тех краях жуткие морозы, но и летом тяжко: влажный воздух, гнус, болотная лихорадка… И произойдёт чудо: он окрепнет душой и телом. Несмотря на скудное питание и климат, деятельно плотничал, столярничал и построил церковь. Своей терпимостью и трудолюбием завоевал уважение ссыльных и караула.

Пётр слушал рассказ и с каждым словом делался всё мрачнее. Когда узнал, что Марья, порушенная его невеста, чуть душу не отдала Богу, совсем поник. В лице его читались сомнения, разочарование, смутная обида на кого-то, бессилие…

Брат с сестрой забыли о времени, не слышали хлопотни во дворце. Но постучался лекарь и сказал, что лучше бы государю удалиться, – болезнь может быть заразной… А к больной никого не пускать.

Как в таких случаях поступал дед Пётр I, так же и поступил Пётр II. Он решил: чтобы не огорчаться, надо всё забыть! Как? Только охота может дать ослабу! И он бросился в Горенки…


…Август, когда охотятся «на овсах за медведем», давно миновал. Сентябрь с вальдшнепами и утками почти кончился. Только пролётные утки да гуси ещё в небе… Зато псовая охота с борзыми на зайцев да на волков – в любой час! Лосей, кабанов, лис полны леса – езжай куда пожелаешь.

Дичи и зверя в окрестностях Москвы – море! Царь Алексей Михайлович езживал охотиться на реку Ламу, вокруг Яропольца; царь Пётр охоту не любил; теперешние вельможи уважают Ховрино, Сходню, Сетунь… И Пётр малый уже со всем своим великим обозом бывал на охоте. Обоз его растягивался версты на две: шатры, егеря, кухни, повара, оружие, собак свора – и подружейные собаки, и борзые для зайцев, волков и лис – шум и лай стояли в пути невообразимые.

Славно было охотиться с принцессой Елизаветой – азартная, смелая, никому не даёт спуску! А на привалах то веселит песнями хохлацкими, то вдруг печальная делается – и попробуй её утешь… Ивану Долгорукому сие удавалось, а государя она называла мальчиком, братцем своим младшим…

Князь Алексей Григорьевич потирает руки – завтрашний день прибывают! Пётр будет ночевать в Горенках!

Всё своё усердие употребил старый князь, чтобы в лучшем виде обустроить усадьбу: у Рюминых выпросил знатного повара, велел доставить отборных продуктов, наказал всякий день готовить диковинные блюда. Много ломал голову над тем, в каких комнатах расселить гостей, да так, чтобы Катеринина опочивальня была близ царской.

Велел привести в порядок конюшню, псарню. С особым тщанием обставил охотничью залу, развесил там семейные портреты, серебряные щиты, доспехи, древние шлемы, оленью и кабанью головы…

В охотничьей зале на диване была расстелена волчья шкура, а на полу – медвежья. На столиках валялись трубки, перья, не переводились тут, конечно, напитки, вина и меды.

Уезжали охотники ранним утром, возвращались потные, румяные, довольные, бросались на шкуры: царь на диван, на волчью; фаворит – у его ног, на медвежью, а рядом любимые собаки. И – беседы, песни, чтение вслух, питьё и опять беседы…

Свечи догорали, бронзовые шары отбрасывали длинные тени. А разговор всё не иссякал. Хитроумный князь, проживший не один год в Польше, рассказывал о галантных шляхтичах – они подражали рыцарям, сражались на турнирах в честь избранной дамы сердца. И при этом поглядывал на дочь Катерину, подобную красивым и гордым полячкам.

Когда пьянел князь Иван, отец ласково брал его под локоть и уводил в другую комнату. Катерина оставалась наедине с императором.

Однако похоже, что в изящной её головке были совсем иные мысли и планы. То и дело вскочит и объявит: завтрашним днём, мол, ей надобно непременно в Москву. Возьмёт двух казачков, самую резвую лошадку – и ищи её! Похоже, что по-прежнему грезит она о своём Миллюзимо…

Что сотворилось в Горенках

…И снова – Горенки. Уже падает снег, а заяц по первому снегу – это ж радость! Алексей Долгорукий опять вынашивает планы, как прибудут гости, как он будет рассказывать охотничьи байки. Пётр Алексеевич не просто жалует Ивана, он любит его – мрачноватому нраву его нужен такой лёгкий товарищ, как Иван.

А Катерина бродила по окрестным полям, не замечая сырости, не видя, как цепляются ветки за опушку мехового подола. Было о чём подумать: и о Брюсе, и о том, что вчера Иван с Петром уехали на охоту, а как вернутся – пир закатят. Отец не отстаёт, всё твердит: мол, пусть они охотятся на зайцев, а у тебя главная охота – на царя!

Князь Алексей разглагольствовал о своём роде:

– Кто в Киеве княжил? Кто Москву основал? Предок наш… Кто Рюриковичи? Мы! Кровь в наших жилах течёт от черниговского князя Михаила до Святого Владимира Киевского… А кого взял в супруги царь Михаил Фёдорович Романов? Нашу Марью! Так что знатностью, умом, богатством исстари славились Долгорукие… Когда ещё предки наши книги читали! Читали легко, как птицы летали! И языкам обучены были, потому-то их послами в разные заморские страны назначали. Василий Лукич – посол в Дании, в Швеции, скор да умён. А прозвище у него было Чёрт, у сына его – Чертёнок…

И всё же князь нервничал: сбудется ли его главное мечтание? Шепчет что-то брату Сергею, потом хлопает в ладоши и кричит:

– Катерина, поди сюда!

– Что скажете?

– Да просто на тебя хочу поглядеть. Что не спишь?

– Я никогда рано не ложусь. Книжку читаю.

– Ну иди, иди, княгинюшка! – Поклонившись, она уходит, а отец цокает вслед языком: – Вот кто царская невеста! Хороша, умна, горделива!

– Да, хороша невеста…

– Только как их сосватать? Непокорен самодержавный отрок… Вот ежели бы Иван помог. А у него тоже характер – ёж!

…Раздался стук в наружную дверь, и прежде, чем её отворил слуга, послышался громкий голос Ивана:

– За ужином честная компания! Всё одно и то же толкуете? Небось сестрицу-лисицу сватаете?.. А Пётр Алексеевич сей миг будут! Охота была – чудо! Поле – как скатерть, зайцев – что пшена рассыпано!

– Ваня, ты выпей с устатку-то, на!

Вошёл Пётр. Иван бросился, снял с него сапоги, ягдташ:

– Ну, с удачной охотой!

Друзья разлеглись на коврах, князь подносит фряжского вина, и они запевают:

 
Ночь темна, собаки лают,
Едет много егерей…
 

Хозяин выпроводил брата и опять зовёт Катерину. Вчерашним днём она побывала в Москве, была, должно, у австрийского посольства. Кавалер её Миллюзимо вечерами обычно поджидал её, глядя в окно, а тут… Не выбежал навстречу. Всё возмутилось в ней: как так? Как он смел? Возвращалась в Горенки заледеневшая, в ботинки набралось снега, лошадь еле шла… Не вышел навстречу – значит, не любит! Так тому и быть: не сердцем жить, а умом, прав Брюс. Не будет более она перечить отцу.

Опьяневшие император с Иваном, в отличие от Катерины, не думали отдаваться разуму. Они балагурили, разлегшись на коврах, а старый князь подливал и подливал вина. Потом осторожно взял сына под белы рученьки и увёл в опочивальню. Подтолкнул Катерину. Она вошла – с высокой причёской, оголёнными плечами, с веером в руке, хохочущая не в меру, весёлая. Юный царь удивился, но и обрадовался – она ласкова к нему, а он уж и забыл, кто был ласков.

Князь Алексей пробрался на носочках и дунул на свечу.


…Утром ещё не прояснилась голова у царя, как раздался игривый и в то же время властный женский голос:

– Ну, вот всё и свершилось. Я твоя избранница, государь… Но я не какая-нибудь девка, а княжна Долгорукая. Так что в скором времени надобно про нас объявить верховникам… А там и сговор устроим, так?


Неизвестно, каковы были слова княжны, но только и впрямь в один из дней от начала ноября до декабря в Верховном тайном совете Пётр II объявил, что отныне княжна Долгорукая – его невеста.

* * *

Мы уже цитировали иностранных гостей, которые охотно и пространно, удивляясь и спеша запечатлеть необычайную жизнь в России, писали свои «Записки». Немало написала и супруга английского посланника леди Рондо, явно симпатизировавшая к царской невесте Долгорукой. Но мы не станем цитировать, а приведём её пересказ событий 1729–1730 годов, как бы она по-своему поведала своей приятельнице, встретившись с ней в Лондоне или Москве.

– …Из вторых-третьих уст узнала я о том, что сотворилось в доме Долгоруких, а кое-что дорисовало моё богатое воображение. Осенью 1729 года молодой царь будто бы случайно поехал с Иваном в те края на полюбившуюся ему охоту. Но всё было продумано заранее. Очень уж хотелось Алексею Григорьевичу, да и всем Долгоруким, породниться с императором. Этот честолюбивец задумал женить Петра II на своей дочери. Была ли Екатерина склонна к тому или же это было делом взрослых родичей – не знаю. Но вернувшихся из леса охотников поджидало невиданное пиршество…

Говорили также, что княжна взяла карету и помчалась в Москву и будто возле австрийского посольства виделась со своим возлюбленным Миллюзимо. Дипломаты решили (понимая новые планы), что его следует отправить в Вену, и, видимо, он открылся в том Екатерине. Княжна, отличавшаяся горячим нравом, пожелала ехать с ним вместе. Но молодой красавец был не свободен сам решать свою судьбу, он отказался бежать со своей возлюбленной… Представь себе, в каком ужасном состоянии вернулась Катрин в Горенки. А тут отец и дядя со своими безумными планами, с этим застольем, где вина лились рекою.

Можешь догадаться, что последовало за этим. Князь Алексей Долгорукий всё подливал и подливал в бокалы. Они, юный Пётр и сын Долгорукого Иван, были уставшие, да царь ещё и простудился, ну и захмелели скоро. Опьяневшего сына уложили в его спальне, а бедного императора посадили рядышком с дочерью. И вот все удалились – и… Воображаю, как Екатерина, опытная в амурных делах, стала обнимать и целовать его! А много ли надо юному отроку? – правда, выглядел он много старше своих 14 лет. Воображаю, как она раздвинула тяжёлый балдахин, загасила свечу и… Только искусителям, изгнанным из рая, было ведомо, как эта Ева соблазняла Адама… Зловещий замысел удался на славу!

Наутро, как и следовало ожидать, будто случайно, в спальню дочери явились отец и мать, всплеснули руками: «Грех-то какой свершился!» А Екатерина, нимало не смутившись, заявила Петру Алексеевичу: «Государь, отныне я ваша супруга… Я княжна, а не какая-нибудь посадская девка. Так что следует вам объявить на Верховном совете про нашу помолвку. Когда свадьба?» Ах, бедный, бедный император! Что он мог поделать? Некому было подсказать ему, некого послушать, да и воспитан он был, видимо, в рыцарских правилах. Голова у него пылала, хмель ещё не прошёл – и… Он поцеловал поднесённую ему икону и дал клятву обручиться…

Что было потом? Не один день пировали в Горенках, возможно, были и славные минуты, быть может, катались в санях, благо уже выпал снег… Кстати, русские очень любят зиму, и катание в санях на тройках – любимое их занятие. Сани эти, представь, похожи на деревянную колыбель, обиты кожей – ложишься в эту колыбель, тебя накрывают медвежьей шкурой, звенят бубенчики – кони мчат тебя по дороге… Красота!

Только думаю я, что ни сани, ни охота, ни застолье не утешали горечь отравы, неправедность тех невесёлых празднеств, не приносили счастья ни Петру Алексеевичу, ни княжне-розе. Шипы её уже впивались в молодого царя… Ах, милая! Никогда не живи лишь умом, рассудком. Отчего женщины так непредусмотрительны? Вместо того чтобы жить чувствами, вместо того чтобы любить всем сердцем, они обрекают себя на расчетливые действия! Честолюбие, тщеславие – на одной чаше весов, а любовь, влечение, истинная страсть – на другой. Может быть, Екатерина чувствовала в себе небесный дар владеть людьми, властвовать, сделать страну счастливее? Сомневаюсь. Ей бы стать опорой царю, верным другом, помощницей, но… Она уже видела себя на троне, а судьба готовила ей… цепи.

Что было потом? Потом император, как и поклялся, вынужден был доложить Верховному совету о своей помолвке с княжной Долгорукой… И вот уж настал тот знаменитый день, на котором имела честь присутствовать и я.

Собрались важные персоны государства, сановники, генералы, дипломаты… Входит невеста, её встречает император, подводит к креслу-трону… Сам садится рядом. «Хорошенькая жертва» (так я её воспринимала) в платье из серебристой парчи с жёстким лифом. Волосы её завиты, уложены четырьмя длинными локонами, убраны множеством драгоценных камней. На голове – маленькая корона. Длинный шлейф поддерживают пажи. Лицо горделивое, красивое и спокойное. Однако она бледна, грустна. Пётр подводит её к алтарю и объявляет, что берёт княжну Долгорукую себе в жёны. Они обмениваются кольцами, целуют Библию, архиепископ Новгородский благословляет наречённых жениха и невесту. Затем оба садятся в кресла и принимают многочисленные дары и поздравления.

И вдруг она видит среди поздравителей своего Миллюзимо! Несчастный покинутый обожатель! Впрочем, кто кого покинул – понять трудно… Княжна вырывает свою руку из руки царя и подаёт её для поцелуя австрийцу… На лице её – буря противоречивых чувств, глаза сверкают, она краснеет, как пунцовая роза. Царь тоже вспыхнул, он всё понял и… обратил взор свой к Ивану Долгорукому. И умный фаворит, не желавший принимать участия в этом фарсе, в этом обмане, быстро подошёл к Петру, подал ему руку. Император бросил невесте что-то резкое, стал похож на деда своего в гневе – и демонстративно вышел из залы вместе с князем Иваном, даже не оглянувшись на Екатерину.

Княжна осталась сидеть рядом с опустевшим троном. В глазах её были слёзы, при всей своей гордости ей не удалось скрыть смятения, даже страха…

Поступок императора, конечно, был опрометчив. Что делать? Он был так молод! Он поступил как мужчина, джентльмен, но всё равно – не воспылала к нему любовью княжна, а он не вынес того, что она поставила его в унизительное положение. И убежал сгоряча… Да и все его поступки с той минуты, кажется, были опрометчивы… Вот что наделала эта княжна… Ах, май дарлинг! Истинные государи этого мира – женщины, всё от них… А ещё – не может человек сделать и шага вспять, если он у власти. Там всё всем видно – как на сцене шекспировского театра. Великий Вильям прекрасно знал нравы королей, оттого у него столько смертей: близко к трону – близко к смерти…

* * *

Должно быть, хороша была в тот день Катерина, взоры гостей были устремлены на её платье с бриллиантовыми украшениями, на её соболью накидку (а может быть, горностаевую?), на причёску, искусно обрамляющую горделивое лицо. У всех Долгоруких были тёмные, густые, волнистые волосы, а Пелагея, которая умножила своё куаферское мастерство у Брюса, сотворила на спине её водопад из волос, а в локоны вкруг лица вплела жемчуга.

Но не могла служанка изобразить на лице княжны соответствующее жданному дню помолвки счастливое выражение. Так же, как у царя, было оно холодное, а в некоторые мгновенья проскальзывало что-то мрачное и зловещее.

И правда: в час уличного шествия августейшей пары случилась беда. Народ увидел это, передавал из уст в уста, и кто-то записал тот рассказ:

«Молодой, умный, по привязанности к русским много обещавший, император Пётр II по вступлении на престол переехал в Москву на житьё и имел пребывание в сем дворце. Обширные к нему ворота с площади украшены были приличными аллегорическими изображениями, а наверху поставлен был превеликий двуглавый орёл с тяжёлою короною… Молодой государь вознамерился вступить в брак с княжною Екатериною Алексеевною, дочерью князя Алексея Григорьевича Долгорукого. В назначенный для торжественного обручения день за невестою и её родными отправлены, по воле императора, богатые придворные экипажи. Лишь только в восемь лошадей, запряжённых с шорами на глазах, карета с невестой на двор в ворота проехала, вслед за ней огромный орёл с короною с великим треском обрушился, так что последующие экипажи принуждены были на некоторое время остановиться. Многочисленная чернь приняла сей случай за дурное предзнаменование и единогласно закричала, что свадьбе не быть… что вскоре и последовало».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации