Текст книги "Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха"

Реклама спектакля в аргентинской столице за счёт помощи от приглашающей частной компании была организована с размахом. Судя по возникшему ажиотажу, ожидать недостатка зрителей не приходилось. К тому же затея Беляева легла на благодатную почву. Дело в том, что в первой половине ХХ века у светской публики и обывателей ощущался настоящий голод на экзотику. Особым спросом пользовались фотографии «диких» народов. Порой в качестве экспонатов выступали и сами люди – представители экзотических племён, которых специально привозили на выставки. Сегодня такая практика показалась бы нам унизительной, однако в то время она воспринималась как ещё один аттракцион.

Кроме простой любопытной публики такие выставки привлекали внимание и учёных-антропологов. Поэтому неудивительно, что некоторые из них посетили «Индейскую фантазию» и оставили о ней ценные записи. К примеру, бывший в то время в Аргентине швейцарский антрополог Альфред Метрё писал:

«И вот они представили излечение одной девушки, которую укусила змея. Шаман принёс девушку на руках и положил её на землю. Девушка стонала, бормоча одни и те же слова звенящим и театральным голосом. Шаман пустился в пляс вокруг девушки, потом впился в рану и звучно высосал кровь. Группа юношей и девушек с длинными шестами, с которых свисали копыта косули, ритмично передвигаются вокруг девушки, в то время как шаман продолжает свои заклинания. Девушка излечилась. И тогда все стали танцевать. Меня привели в восторг красота их смуглых тел, блеск одежд и лент, это сочетание красного и коричневого. Это представление было восхитительным».

Как видим, за успехом в Асунсьоне последовал успех в Буэнос-Айресе, что позволило всей труппе заработать неплохие деньги. Выручка была поделена согласно индейским обычаям: часть выдали всем участникам представления, другая же часть пошла на общее дело – строительство первой в Парагвае индейской школы, создание которой давно планировалось Беляевым.

Здесь индейцы могли бы по доброй воле изучать азы современной жизни, начиная с чтения и письма на испанском и на своих родных языках, заканчивая сельским хозяйством, которое у них ещё не сильно было развито.

После некоторых колебаний и раздумий правительство всё же выделило землю под строительство школы. Она находилась на одном из островов реки Парагвай, разделяющей страну на две части – обжитые земли и дикий Чако Бореаль. В этом прослеживалось что-то символическое, ведь остров стал своего рода мостом, перекинутым между прошлым и будущим, привычным и новым укладом жизни. Общину было решено назвать в честь одного из первых защитников индейцев, почитаемого ими доминиканского монаха XVI века по имени Бартоломе де лас Касас[59]59
  Бартоломе де лас Касас (исп. Bartolomé de las Casas) (1484–1566) – испанский доминиканский монах, первый епископ Чьяпаса, богослов, правовед, историк Америки, борец против зверств в отношении индейцев.


[Закрыть].

В этой школе группа добровольцев, среди которых, естественно, был и Иван Беляев, обучала индейцев навыкам жизни в большом мире, при этом стараясь максимально сохранить их национальные традиции. В созданной общине воплотились и отдельные элементы «Русского очага» – земля и имущество здесь были общими и принадлежали всем членам племени. Впрочем, такой уклад был привычен для индейцев ещё задолго до их встречи с Беляевым, потому и не вызвал никаких протестов.

Вклад Беляева в жизнь местных племён поистине сложно переоценить. Даже простое перечисление сделанного им в области защиты прав индейцев уже впечатляет. Помимо Общины де лас Касас благодаря его усилиям и упорству были созданы Национальный патронат по делам индейцев, Ассоциация индианистских исследований, открыт этнографический музей, создана кафедра сравнительного изучения индейских наречий при Асунсьонском университете. Наконец, им же была написана «Декларация прав индейца», положения которой в итоге были включены в Конституцию Парагвая 1992 г.

Читая про все те колоссальные усилия, которые приложил уже достаточно пожилой Беляев для защиты индейцев, особенно приятно осознавать, что по крайней мере в этой истории чувства оказались взаимными. Беляев не просто удостоился солидного прозвища «Сильная Рука», но и был провозглашён «Великим Шаманом», почти что мессией, которого даже после смерти будут почитать и ждать его возвращения. До сих пор среди индейцев мака можно встретить тех, кто ещё помнит Великого Шамана – и кто искренне благодарен ему за сохранение своего народа.

* * *

Вплоть до самых последних лет своей жизни Беляев принимал активное участие в жизни индейских племён. По-другому он просто не мог: не в его характере было оставить тех, кто однажды доверился ему. Возможно, отчасти индейцы заменили ему несостоявшийся «Русский очаг» и детей, которых, к сожалению, у него так и не появилось. Впрочем, такое нередко встречается в биографии выдающихся людей – как будто они приходят в этот мир для того, чтобы согреть своим светом всех нуждающихся, но при этом ничего не оставить для себя.

Обстановка в его доме, по воспоминаниям многих очевидцев, граничила с нищетой, ведь свою военную пенсию, он, не задумываясь, тратил на индейцев. Однако супруги Беляевы, казалось, не замечали этого и довольствовались тем, что даже в глубокой старости могут принести кому-то пользу и протянуть руку помощи. Периодически недоброжелатели из русской диаспоры пускали нелепые слухи, будто Беляев под влиянием индейцев совсем одичал, перестал следить за собой, живёт в доме без крыши и ходит в лохмотьях. Разумеется, это не соответствовало действительности. Даже самые последние фотографии Беляева, сделанные незадолго до его смерти, не оставляют сомнений в том, что Ивану Тимофеевичу до последних дней удалось сохранить облик настоящего русского офицера. На нас пристально смотрит неизменно подтянутый (несмотря на возраст!) человек в идеально белой рубашке и безупречно выглаженных брюках, что никак не соответствует тому образу, который стремились создать его недруги.

Оставшиеся после его смерти письма свидетельствуют о том, что даже в старости он сохранял ясность ума и умение грамотно донести свою мысль, что, кстати, и в молодом возрасте свойственно немногим. В 1952 г. в ответ на какую-то нелицеприятную статью об аборигенах в парижской газете «Русская мысль» он пишет в присущем ему подчёркнуто вежливом стиле:

«Убедительно прошу простить мне беспокойство и прийти в защиту целой расы, оклеветанной теми самыми, кто нашёл приют и кусок хлеба на залитой их кровью земле. ‹…› О народах этой загадочной расы, об их характере, о таинствах и религии пусть говорит вам мой официальный отчёт. Что же до их природного благородства, изумительного знания природы, стойкости в опасностях, непоколебимости в дружбе – свидетельствуют 14 экспедиций, выполненных только благодаря их содействию в романтической обстановке, могущей заставить побледнеть страницы прославленных романов».

19 января 1957 г. Иван Тимофеевич Беляев тихо ушёл из жизни. Его отпевали по православным традициям в церкви Пресвятой Богородицы, однако при нём неотступно, на протяжении всей службы присутствовали десятки индейцев, которых никто не посмел выгнать из храма. Впрочем, в их преданности своему защитнику никто и не сомневался. Интересно другое: как только в городе стало известно о кончине генерала, у церкви постепенно начала собираться вся русская община. Даже те, кто в последние годы избегал любых контактов с Беляевым, пришли почтить его память. Несмотря на все накопившиеся разногласия, каждый чувствовал, что в лице Беляева ушла целая эпоха – и ушёл человек, про которого можно было бы сказать «Ecce Homo!»

На следующий день после отпевания индейцы торжественно под свои традиционные ритуальные песни водрузили тело своего учителя на лодку и отправили его в последний путь, по направлению к острову, на котором располагалась основанная им индейская община. Здесь он нашёл своё последнее пристанище.

Впоследствии, когда участившиеся разливы реки стали слишком часто затоплять остров, его прах спрятали в основание постамента, на который поместили бюст генерала. Постамент был установлен на четырёх высоких опорах так, что даже во время паводка этот памятник защитнику индейцев и герою Чакской войны как будто плывёт над водной гладью, пристально всматриваясь вдаль.

* * *

Итак, настало время подвести итог этой главы. Кем же был этот парадоксальный Беляев, чьей биографии хватило бы на нескольких человек? Следует ли его назвать созидателем или мечтателем, прагматиком или оппортунистом? Чего было больше в его жизни – неудач или побед?

Но почему-то ужасно не хочется извлекать из этой красочной биографии какой-то бесцветный сухой остаток и ставить на ней штамп. Ведь такие деятели, как Беляев, не могут быть помещены в прокрустово ложе привычных шаблонов.

Так о ком же эта глава? Может быть, она просто о счастливом человеке, которому всё-таки удалось воплотить свою детскую мечту? О том, кто сумел найти своё предназначение и потому был способен сиять удивительным внутренним светом, которым он охотно делился с каждым. И вдвойне приятно, что таким человеком был выходец из России.

P.S. А нефть в Чако всё-таки нашли. Спустя почти 80 лет после окончания войны за этот труднодоступный регион – в 2012 г. – геологи наконец-то отыскали там чёрное золото.

Как распорядится Парагвай этой находкой, полученной благодаря отваге предыдущих поколений – парагвайцев, индейцев и русских эмигрантов, покажет время.

Что ещё можно почитать о генерале Беляеве?

К счастью, в начале XXI века интерес к личности Беляева постепенно возрождается, и я могу с радостью порекомендовать к прочтению достаточно подробные источники о его жизни.

Самой полной и тщательно составленной биографией И.Т. Беляева на данный момент, безусловно, является книга Бориса Мартынова «Русский Парагвай». Полагаю, что без скрупулезных исследований Мартынова все последующие статьи и заметки, которые сейчас можно найти в интернете, были бы невозможны.

Далее, нельзя обойти стороной и дошедшую до наших дней автобиографию самого Беляева «Записки русского изгнанника». Правда, про парагвайский период своей жизни автор написал весьма скупо, но воспоминания о жизни в России заслуживают интереса.

Для тех же, кто предпочитает видеопросмотр чтению, можно порекомендовать документальный фильм «Русский Парагвай. Путешествие одного генерала» из цикла «Русскiе безъ России».

Кроме того, счастливые знатоки испанского без труда найдут на Youtube короткие документальные видео и новостные сюжеты о почётном гражданине Парагвая Беляеве и о сегодняшней жизни основанной им индейской общины. Отдельного внимания заслуживает испаноязычный портал гуарани (www.portalguarani.com), где с избытком собрана информация как о Беляеве, так и об истории Парагвая в целом.

Наконец те, кто всерьёз заинтересовался ходом Чакской войны и при этом хорошо владеет английским языком, наверняка с удовольствием прочтут книгу американского исследователя Дэвида Зука «Чакская война» (David H. Zook, Jr. «The Conduct of the Chaco War»).

Источники:

Книга Б.Ф. Мартынова «Русский Парагвай».

«Записки русского изгнанника», И.Т. Беляев.

Фильм «Русский Парагвай. Путешествие одного генерала» из цикла «Русскiе безъ России».

Статья на Портале гуарани «Иван Беляев» («Juan Belaieff») (http://www.portalguarani.com)

Статья Чрезвычайного и Полномочного Посла России в Парагвае Г.И. Машкова «Жизнь и судьба русского генерала в Парагвае» («Vida Y Destino De Un General Ruso Y Paraguayo»).

Статья З. Сарапулова «Русский Парагвай» («El Paraguay ruso» por Zajar Sarápulov).

Статья в газете «Ultima Hora» «Индейцы вспоминают генерала царской армии, который пользуется уважением в Парагвае как их благодетель» («Indígenas recuerdan a general zarista considerado su benefactor en Paraguay»).

Статья Наталисио Олмедо «Сражения у Питиантуты» («Acciones De Pitiantuta» por Natalicio Olmedo).

Книга Карлоса Зубизаррета «Сто жизней Парагвая» (Cien Vidas Paraguayas – por Carlos Zubizarreta).

Статья Марианы Жиордано «От Божжиани к Метрё. Антропологическая наука и фотография в Гран Чако» («De Boggiani a Metraux. Ciencia antropológica y fotografía en el Gran Chaco», Mariana Giordano).

Статья на сайте «Чако без границ» (www.chacosinfronteras.com) «Иван Беляев: Juan Belaieff: El General Ruso Que Ayudó A Paraguay A Ganar La Guerra Del Chaco Y Se Compenetró Con Los Maká».

Газета «Парагвай» от 29 апреля и от 2 сентября 1934 года.

Газета «Русский в Аргентине» от 1 июня 1940 года.

Рукописи И.Т. Беляева.

Статья ресурса «РБК» (https://www.rbc.ru/) «В Парагвае нашли нефть» от 27 ноября 2012 года.

Глава 6. Танец как способ бытия: Jia Ruskaja / Я Русская. Евгения Фёдоровна Борисенко (Италия)

Мало кто задумывается о таком явлении, как символ. Кажется, что оно имеет весьма опосредованное отношение к нашей повседневной жизни, а то и не имеет вовсе. Когда вы слышите это слово, что рисует вам воображение? Алхимические знаки? Или же лаконичные математические формулы? Но и то и другое – своеобразная экзотика в мире символов.

В тех или иных «опознавательных знаках» нуждаются все сферы человеческого бытия – от духовных до самых приземлённых. Кресты, полумесяцы, зарегистрированные товарные знаки, эмблемы, гербы и флаги государств – всё это вызывает у нас целый шквал ассоциаций. Таким образом, символ, пусть даже самый лаконичный, способен вместить в себя любой объём информации.

Политика тоже нуждается в символах. Особенно наглядно в XX веке это продемонстрировали тоталитарные режимы, каждый из которых – от Испании до Северной Кореи – был отмечен глубоким символизмом. Десятки эмблем служили таким режимам не хуже, чем современные пиар-агентства, ведь они продумывались с особой тщательностью, чтобы от одного взгляда на такой символ можно было испытать одновременно восторг, благоговение и ужас.

Одним из таких символов эпохи стала идея о «новом человеке». Именно «новый человек» – будь то советский гражданин или последователь идей чучхе – должен был вместить в себя все мыслимые и немыслимые положительные качества, которые коротко можно охарактеризовать всем известной фразой: «В здоровом теле здоровый дух».

Однако существовать человек нового формата должен был вовсе не ради себя самого. Всё его совершенство должно быть брошено на благо коллектива, нации, страны. Отсюда – и массовые парады, шествия, митинги, на которых «новые люди» должны зримо проявить свои лучшие качества.

Режимы «сильной руки», как правило, избегают излишнего эстетства и рафинированности, заявляя, что это – атрибуты слабых, не способных к борьбе людей. Однако было бы огромной ошибкой полагать, что у тоталитаризма не существует своей эстетики. Напротив, именно определённая эстетика становится ещё одним из символов строя.

В Италии, где с приходом Муссолини фашизм прочно закрепился на два десятилетия, режим нуждался в своей эстетике едва ли не больше, чем в других тоталитарных странах. Будучи колыбелью античности, а затем и Возрождения, Италия не могла довольствоваться одной военщиной. Режим должен был создать не только жёсткий и решительный образ сражающегося итальянца, но и женскую модель поведения, возвышенный облик «новой итальянки». Воплощением такого образа стала… русская эмигрантка Евгения Борисенко.

* * *

Евгения родилась в 1902 г. в семье офицера российской армии Фёдора Борисенко и домохозяйки Екатерины Курагинской. Всё её детство прошло в Крыму, в одном из немногих мест в составе России, где до сих пор ещё можно встретить следы влияния античной цивилизации. Образы, оставшиеся от той далёкой эпохи, – белоснежные колонны и полуразрушенные стены древних храмов – повлияли на эстетические вкусы маленькой Жени, которая рано начинает восхищаться искусством Древней Греции, Римской цивилизацией и вообще всем, что связано с античностью.

С раннего детства Женя обучалась танцевальному искусству. Однако обучаются танцам многие, а избирают его в качестве своего жизненного пути – единицы. Одной из таких «избранных» и стала наша героиня. Девочка погрузилась в новое занятие с головой настолько, что с какого-то момента уже не представляла себя без плавных, лёгких движений под музыку. Танец стал квинтэссенцией её личности и всей жизни; для неё он вбирал в себя всё и был всем – от Альфы до Омеги. Наверняка для многих эти слова покажутся излишне возвышенными, однако в определённом смысле танец стал для девушки единственно возможным способом существования. Звучит, по меньшей мере, странно? Однако в начале XX века так думала далеко не одна только Евгения Борисенко.

О том, что на рубеже эпох зачастую происходит критический пересмотр всего старого и поиск нового, думаю, лишний раз говорить не требуется. А о том, что пересмотр мировоззрений на стыке XIX и XX веков стал особенно всеобъемлющим, – и подавно. Пожалуй, ещё никогда с такой жаждой европейцы не искали новых путей во всём: от науки до общепринятых норм поведения. Новое поколение устало от тяготевших над ним условностей и планировало создать новый мир, в котором всё будет намного проще, естественнее и – прекраснее. Вместо накрахмаленных воротничков – обычные рубашки, вместо тугих корсетов – природные изгибы тела, вместо аристократов и простолюдинов – равноправные граждане.

Преобразования не могли не затронуть отзывчивую на перемены сферу искусства. Целый ряд известных танцоров и хореографов открыто призывали к радикальному отказу от старых, заученных и отрепетированных до автоматизма движений – и к активному поиску новых форм танца. Он виделся им как эмоциональный, непроизвольный, естественный – словом, полной противоположностью классической школы. Все движения должны быть максимально спонтанны и свободны от всяких канонов. Так зародилось новаторское танцевальное направление – свободный танец.

В нашей стране свободный танец прославился благодаря Айседоре Дункан[60]60
  Айседора Дункан (1877–1927) – знаменитая американская танцовщица-новатор, основоположница свободного танца: ей принадлежала разработка целой системы пластики, связанной с древнегреческими танцами. Неоднократно (по результатам опросов) признавалась величайшей танцовщицей мира. Айседора известна также тем, что была женой великого русского поэта Сергея Есенина.


[Закрыть], которая была одной из тех, кто стоял у истоков этого направления. К слову сказать, сама американка Дункан известна у нас намного лучше, чем уроженка Керчи Евгения Борисенко. Однако их объединяло как минимум два общих стремления: разработать новый вид танца и с его помощью вылепить современных женщин, для которых танец станет повседневностью. По замыслу создателей свободного танца в обозримом будущем любая женщина должна была овладеть грациозными ритмичными движениями и стать чуть ли не богиней на земле, в которой интеллект сочетался бы с изяществом и красотой. Словом, для женщин уже готовился свой вариант «сверхчеловека».

Константинополь начала ХХ века

Представляется, что немалую роль в возникновении свободного танца сыграло и развитие психоанализа, который стал крайне популярным на стыке веков. Желание проникнуть в потаённые уголки сознания породило интерес к природному началу человека, не связанному условностями общества.

Оглядываясь назад, многие творческие люди были склонны обвинять во всех существующих проблемах косные христианские догматы, которые доминировали на континенте на протяжении многих веков. Поэтому на роль «золотого века» интеллигенцией была назначена эпоха античности, которая многим представлялась счастливым временем без лишних предрассудков и со здоровым, естественным взглядом на человека, его тело и потребности.

Рим начала ХХ века

Свободный танец был своего рода возвращением к естественному античному танцу, именно поэтому многие исполняли его в просторных, развевающихся одеждах наподобие пеплосов[61]61
  Пеплос, пеплон или пеплум в Древней Греции и, впоследствии, в Древнем Риме (с VIII по II в. до н. э.) – женская верхняя одежда из лёгкой ткани.


[Закрыть]. В целом новый танец впитал в себя бунт против всего устаревшего, дух безграничной свободы и индивидуализма, а также изрядную долю эротики. Идеальная смесь для молодых девушек, смело смотрящих в новый мир!

Но вернёмся к Евгении. После начала Первой мировой войны, а затем и революционной смуты, девушке и её семье стало не до танцев. Как именно происходило её бегство из России, смогла ли Евгения покинуть Крым вместе с близкими или же ей пришлось спасаться одной – остаётся неизвестным. Но, так или иначе, в 1920 г. молодая женщина, как и тысячи других русских беженцев, оказывается в Константинополе.

А дальше по какой-то неясной причине её жизнь внезапно ускоряется, и за год-полтора она успевает прожить то, на что у многих уходит не одно десятилетие. Всё в том же 1920 г. она выходит замуж за англичанина Эванса Дэниела Пола (Evans Daniel Pole). По всей видимости, в конце этого же года (или в начале следующего 1921 г.) у неё рождается сын, после чего брак распадается. Отец с сыном уезжает в Лондон, а Евгения устремляется в Рим. По крайней мере, все источники сходятся в том, что в июне 1921 г. она уже была в Вечном городе.

Был ли этот странный брак вызван мимолётной связью и последовавшей беременностью, в результате которой молодые люди были вынуждены зарегистрировать отношения, дабы соблюсти все приличия? И что чувствовала Евгения, навсегда расставаясь со своим маленьким сыном? Пока что это невозможно установить доподлинно. Многочисленные статьи, посвящённые нашей героине, достаточно подробно освещают её творчество, но почти полностью умалчивают о личной жизни. Мы можем лишь предположить, что Евгения не собиралась становиться обычной домохозяйкой и послушной женой.

Единственным интересовавшим её предметом по-прежнему оставался танец.

Евгении посчастливилось обладать одной крайне полезной для будущей артистки чертой: она точно знала, чего хотела, и не боялась идти к намеченной цели. Эта привлекательная, общительная и, без сомнения, амбициозная 19-летняя девушка почти сразу же после приезда в Рим прилагает усилия к тому, чтобы стать частью здешней богемы. И ей это удаётся с завидной быстротой: она заводит знакомство с Антонио Джулио Брагалья – одним из ярких представителей футуристического движения в итальянском искусстве того времени.

Будучи многогранным человеком, Брагалья вошёл в итальянскую историю в первую очередь как новатор и популяризатор фотоискусства. Его эксперименты привели к возникновению нового течения в фотографии под названием «фотодинамизм». Брагалье нравилась эстетика «следов» и всевозможных «наложений», которые достигались за счёт движения фотографируемого объекта и его яркого освещения. В целом, даже сегодня его работы вызывают неоднозначную реакцию, однако в кругах итальянской богемы 1920-х годов Брагалья, безусловно, был значимой величиной.

Ещё одна из его заслуг – это создание так называемого Дома искусств Брагалья, который Антонио «скромно» назвал в честь себя самого. Как сказали бы сейчас, Дом искусств стал площадкой для самых смелых экспериментов. Двери Дома Брагалья были открыты для творчества всех направлений: здесь читали лекции, издавали книги и журналы, выступали звёзды балета, устраивали мимические и танцевальные вечера… Правда, усердие новаторов могли оценить не все, и один раз новоиспечённому Дому искусств даже пришлось сменить месторасположение, потому как жильцы соседних домов выступили категорически против «футуристического» шума и топота.

И пусть эксперименты Дома Брагалья не всегда находили понимание у простых сограждан, однако для творческих людей 1920-х годов он светил ярко, подобно путеводной звезде. Лучше всего о значении Дома сказал много лет спустя итальянский писатель и режиссёр Курцио Малапарте: «…все лучшие из нас родились там: из того литературного, художественного, театрального опыта, из тех встреч со всем самым новым и дерзким, что было в европейском авангарде ‹…› Нужно мысленно перенестись в нищую, ханжескую, провинциально-обывательскую, мелкобуржуазную страну, каковой в идейном и художественном отношении являлась тогдашняя Италия, чтобы осознать значение Антона Джулио Брагальи и объединившейся вокруг него молодёжи, жаждущей обновления искусства и литературы».

Юная Евгения из России сумела органично войти в этот круг избранных, для которых Брагалья предоставил возможность продемонстрировать миру свой талант. 4 июня 1921 г. она дебютирует здесь в сольном концерте «Мимические действия и танцы», и сразу же обращает на себя внимание своей безупречной пластикой, изящными движениями и ослепительной красотой. В её образе проглядывало что-то античное. И здесь же с лёгкой руки основателя Дома она получает псевдоним, который быстро вытеснит её настоящее имя и под которым она войдёт в историю. «Я русская» – эти слова призваны звучать гордо и украшать танцовщицу лучше любой диадемы. Это своего рода пароль в мире танца, потому что уже давно всем известно, что лучшие танцовщицы – это именно русские.

Конечно, выбор такого псевдонима был в первую очередь достаточно успешным коммерческим ходом.

Во-первых, слава русских балерин гремела на всю Европу благодаря балетам Дягилева[62]62
  Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) – русский театральный и художественный деятель, один из основоположников группы «Мир Искусства», организатор «Русских сезонов» в Париже и труппы «Русский балет Дягилева», антрепренёр.


[Закрыть]. В этом смысле утверждение о непревзойдённости русских танцовщиц – вовсе не пустой звук. Русские танцовщицы неизменно привлекали к себе внимание, а билеты на представления с их участием неизменно пользовались спросом. Некоторым балеринам того времени даже приходилось брать себе русские псевдонимы. К примеру, английская балерина Лилиан Элис Маркс выступала под именем Алисии Марковой, Хильда Мюнингс – под именем Лидии Соколовой, Ева Хартвиг стала известна как Вера Зорина, а Сидни Хили-Кей – как Антон Долин. Так почему бы по-настоящему русской танцовщице не заявить о своём происхождении и не использовать его как зарекомендовавший себя знак качества?

Я Русская

Во-вторых, получилось действительно экстравагантно и необычно. Зрителю открыто заявляли без всяких лишних вывесок и имён – перед вами выступает Русская. И этим уже всё сказано.

Кажется, что с псевдонимом всё предельно ясно, однако некоторые статьи, посвящённые знаменитой танцовщице, приводят совсем другое сценическое имя – Ия Руская. Звучит как минимум странно – хотя бы потому, что оно теряет всякий смысл. Становится непонятно, что именно в него вкладывали создатели? К тому же имя Ия не имеет широкого распространения в нашей стране. И совсем уж неясно, почему в слове «русская» стоит только одна буква «с»!

Причиной такой путаницы стала транслитерация псевдонима с русского на итальянский язык – и последующее неверное его прочтение. Jia Ruskaja – именно так пишется псевдоним Евгении Борисенко по-итальянски, и именно этот вариант псевдонима является исходным, использовавшимся самой танцовщицей. Имя же «Ия» писалось бы как «ia». В то же время из-за итальянского написания, с которого делается перевод по правилам транслитерации, русские источники пишут псевдоним с одной, а не с двумя буквами «с». Поэтому, заметив необычное написание «Я Руская» (а именно так пишут во многих статьях), не спешите гневаться – это тот редкий случай, когда грамматическая ошибка таковой не является. Мы же в этой главе решили остановиться на привычном для читателя варианте с двумя буквами «с»: согласитесь, так читать текст будет намного проще.

После первых успехов в Риме Я Русская решается покорить танцевальную столицу Европы – Милан. Именно здесь выступают самые прославленные балерины и танцовщицы, именно в этом городе зажигаются настоящие звёзды. Наверняка многим, кто был знаком с юной эмигранткой, казалось, что она пытается покуситься на слишком большой кусок пирога. Ведь одно дело – успех в Доме Брагалья, своеобразном клубе «для посвящённых», где собиралась прогрессивно мыслящая публика. И совсем иное – успех в Милане! Огромное количество старлеток восторженно уезжало в этот город в надежде покорить его… и, поджав хвост, возвращалось обратно. Но если бы последнее произошло с нашей героиней, мы бы о ней так ничего и не узнали.

Медленно, но верно слухи о красоте и таланте новой танцовщицы с броским псевдонимом расползаются по Милану. Даже сейчас, когда эталон женской красоты сильно изменился, при просмотре сохранившихся видеозаписей её выступлений становится понятно, что она просто не могла остаться в тени. Евгения одновременно походила и на античную мраморную статую, и на женщину-вамп. Идеальные пропорции, удивительная стройность, матовая кожа в сочетании с ярко накрашенными губами и широко раскрытыми глазами делали из неё настоящий секс-символ. Зрители уже не знали, на что обращать внимание в первую очередь: то ли на саму красавицу, то ли на её необычные «свободные» танцы, в которых без труда прочитывалось что-то восточное.

Выступления Я Русской походили на наполненное тайным символизмом поклонение древнему языческому божеству в исполнении прекрасной жрицы. При этом ей удавалось обходиться без малейшего намёка на вульгарность. Природный эротизм умело сочетался в её танце с плавными движениями и грацией, что свидетельствовало о настоящей одарённости. А любое дарование и умение им грамотно распорядиться рано или поздно вызывает уважение.

Те, кто хотел видеть в молоденькой эмигрантке симпатичную пустышку, которая только и умеет, что выгибать руки и ноги под нужным углом, глубоко ошибались. Евгения подходила к своему делу со всей серьёзностью, пытаясь разработать свою собственную философию танца.

В 1927 г. в возрасте 25 лет она выпускает свою первую книгу «Танец как способ бытия», которая была переиздана через год.

Кадр из фильма «Юдифь и Олоферн»

Название говорит само за себя – содержание книги совсем не поверхностное. Это может быть странно для обычных зрителей, но абсолютно естественно для самой Евгении, которая уже полностью посвятила всю себя танцу. А для того, кто собрался отдавать всё своё время и силы чему-либо, оно обязательно будет наполнено важным (если не сказать вселенским) смыслом. И уже даже не суть, идёт ли речь о спорте, искусстве или бизнесе. Для увлечённых людей любой предмет может стать смыслом бытия.

Конец 1920-х годов наиболее плодотворен для нашей героини: в 1928 г. в Театре Эспозицьоне (Teatro dell'Esposizione) в Милане она производит фурор, исполняя «индийскую мономимическую легенду» – «Сумитра». С помощью пластики и движений она пытается оживить образ мифической индийской царицы из эпоса «Рамаяна», распознавшей в Раме спустившегося на землю бога. При этом следует сказать, что одним из главных элементов танцевальной философии Я Русской стал уход от нарратива, от прямого повествования. Если большинство классических балетных танцев задумывались исключительно в контексте какой-либо истории, которая «рассказывалась» зрителю, то русская танцовщица намеренно уходит от этого приёма. Для неё нарратив – элемент литературы или песни, но никак не танца. По её замыслу настоящая танцовщица не должна рассказывать – она должна быть тем, что она танцует, должна уметь станцевать не только человека, но и любое явление – дождь, ручей, волны.

Очень схожий подход к танцу практиковала и Айседора Дункан. Она писала: «Ветер? Я – ветер. Море и луна? Я – море и луна. Слёзы, боль, любовь, полёты птиц? Я – это они все». Поэтому на сцене Я Русская вовсе не рассказывала историю индийской царицы – она становилась ею. По замыслу танцовщицы каждое её движение, каждый шаг должен был выразить всю внутреннюю суть Сумитры, а что касается самой истории… пусть о ней прочтут в книгах. Кому интересен придуманный кем-то сюжет, если перед вами – сама Сумитра?