Текст книги "Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха"

Как нельзя кстати Владимиру попалось на глаза объявление об открытой вакансии художника в одной крупной газете, чей офис находился в Сингапуре – одном из лучших бриллиантов в короне Британской империи. По такому случаю друзья Третчикова закатили для него прощальную вечеринку и настойчиво рекомендовали купить билет на пароход непременно в каюту первого класса: всё-таки восходящая звезда искусства должна явиться в Сингапур с шиком.

И тут известность подставила ему подножку: газеты не преминули сообщить о том, что русский художник покидает Шанхай. Владимира, успевшего понаделать множество долгов, атаковали кредиторы. В результате его оставили в буквальном смысле слова без гроша в кармане, хотя и с билетом в каюту первого класса.

В отчаянии он посылает одно за другим письма в Харбин Михаилу с просьбой выслать ему хотя бы немного денег на первое время. Должно же у него остаться хоть что-то после продажи успешного бизнеса! Лишь на третье письмо приходит долгожданный, но обескураживающий ответ с отказом в помощи. В результате в августе 1934 г. Третчикову пришлось отчалить к чужим берегам ни с чем.

* * *

Но, как несложно догадаться, если бы расставание оказалось фатальным, имя Натали никогда бы не появилось в биографии Третчикова. Мало ли возлюбленных может быть у людей искусства и стоит ли обо всех упоминать? Так что всего через каких-то 4 месяца, 8 января 1935 г., Натали сошла на берег в Сингапурском порту, чтобы стать женой Владимира. Постоянно курсировавшие между Сингапуром и Шанхаем письма, которые влюблённые направляли друг другу чуть ли не каждый день, подготовили её к предстоящим трудностям. Им придётся снимать небольшую квартирку, возможно, даже комнату, жить скромно и на всём экономить. Ведь особо крупных гонораров пока не предвиделось.

Но Третчиков любил удивлять и умел производить фурор. Должно быть, Натали почувствовала себя Золушкой, едущей на бал, когда вместо такси перед нею распахнулась дверь собственной машины с личным шофёром. Дальше последовала непродолжительная поездка вдоль побережья за город, где её ожидал собственный дом с видом на море. Около парадной двери её приветствовали выстроившиеся в шеренгу слуги.

Обстановка дома совсем не походила на жилище холостяка: предусмотрительно была закуплена вся необходимая мебель, посуда, столовые приборы, шторы, ковры, подушки… Изюминку интерьерам добавляли росписи на стенах и потолках, сделанные самим хозяином дома. Заезжай и живи!

«Должно быть, ты ограбил банк!» – изумилась Натали.

Но дело было, естественно, не в этом. Трудолюбие и репутация отличного газетного художника, которую Владимир заработал ещё в Шанхае, помогли ему быстро встать на ноги. Заработок в газете оказался неплохим, к тому же сингапурские банки в то время весьма охотно выдавали кредиты.

В тот же день Владимир и Натали поженились. Такая спешка объяснялась жёсткими требованиями британского закона: незамужняя безработная леди не могла находиться на территории колонии, поэтому в подобных случаях пары были вынуждены незамедлительно заключать брак. Ближайшие несколько лет молодых ожидала та самая блестящая светская жизнь, о которой грезил Третчиков.

* * *

Легко заметить интересную закономерность: каждый новый город, в который перебирался Владимир, становился очередной ступенькой на его лестнице к успеху. При этом каждая последующая ступень по своему масштабу и размаху значительно превосходила предыдущую. Жизнь русского Харбина при всей её насыщенности не могла соревноваться с громадным, гудящим, словно улей, Шанхаем. Шанхай же, в свою очередь, казался огромной, хаотично выстроенной деревней в сравнении с колониальным Сингапуром, для которого Англия не жалела денег.

И неудивительно: Малаккский полуостров являлся не только стратегически важным пунктом, но и значимым символом присутствия Британии в Индокитае. Несложно догадаться, что сюда стекались не последние люди империи: кого-то назначали для управления колонией, кто-то приезжал по собственному почину для ведения коммерции, успех которой обеспечивался всегда оживлённым сингапурским портом.

Многие современники отмечали, что англичане сумели обосноваться в этом бананово-лимонном раю с особым шиком. Благодаря дешевизне обслуживающего персонала, едва ли не все могли позволить себе нанять прислугу из местных, даже если на родине им это было не по карману. Колониальный Сингапур как будто одновременно существовал в двух параллельных реальностях – малайской и европейской; их обитатели периодически контактировали друг с другом, но в то же время оставались разделёнными невидимой стеной.

Колонисты словно продолжали жить в Англии, ни на шаг не желая отходить от своих порядков. Даже еда завозилась сюда из Европы, благодаря чему леди всегда могли насладиться привычными круассанами, а джентльмены – выпить шотландский виски. Не проходило и дня, чтобы кто-либо не затевал пикник, приём в саду или званый ужин. Светская жизнь, ежедневно освещаемая в англоязычных газетах, била здесь ключом.

История переезда Владимира в Сингапур и его дальнейшая жизнь в этом городе связана с одним, казалось бы, незаметным и даже малозначительным, но довольно любопытным парадоксом. Как мы помним, путешествие Владимира из Харбина в Шанхай стало возможным благодаря гонорару, полученному за написание портретов Ленина и Сунь Ятсена. Не случись поездки в Шанхай, едва ли Третчиков решил бы отправиться в Сингапур. Таким образом, пусть и косвенно, но проделанный Третчиковым путь стал возможным благодаря славе «красных» вождей. Так вот что интересно: в 1927 году, когда Владимир прилежно трудился над полученным заказом, в самом Сингапуре демонстрация сторонников Сунь Ятсена была подавлена самым жестоким образом. Здесь власти по-настоящему боялись его имени и активно боролись с любыми проявлениями коммунизма. Полагаю, о своём первом гонораре Владимир предпочитал здесь помалкивать.

* * *

К своему удивлению, молодая чета Третчиковых незаметно для себя была принята в этот круг избранных, что, скорее всего, не произошло бы в Англии, но могло произойти в Сингапуре, где все белые люди были прежде всего европейцами – и национальные различия немного стирались. Конечно, такой взлёт произошёл во многом благодаря работе Владимира в престижной газете, но не только.

После прибытия в Сингапур Владимир стал посещать Клуб пловцов. Было ли это решение продиктовано искренней любовью к плаванью (а мы помним, что Третчиков неоднократно покорял полноводную Сунгари) или же кто-то подсказал, что в этом месте собираются представители сингапурского бомонда, – история умалчивает. Так или иначе, общительному, приветливому Третчикову не составило труда завести в Клубе нужные знакомства – и перед ним открылись заветные двери в светское общество.

Довоенный Сингапур

И ещё неизвестно, кто был больше рад этому обстоятельству – Владимир или его молодая жена, которая получила возможность вести обеспеченную жизнь и блистать на приёмах. Газеты быстро раскусили, кто теперь самая прекрасная светская львица Сингапура, и регулярно размещали фотографии Натали в эффектных вечерних платьях. После каждой такой публикации Натали требовался новый наряд, ведь появиться дважды в одном и том же означало бы потерпеть модное фиаско.

Поначалу Владимир не оценил в должной мере надвигающуюся угрозу семейному бюджету, но количество нулей в счетах заставило его призадуматься. А поскольку талантливый человек талантлив во всём, то вскоре Третчиков вооружился карандашом и набросал несколько эскизов изысканных вечерних туалетов. Затем он собственноручно перешил старые платья, переставив всего несколько элементов и добавив немного новых деталей, и – вуаля! – новый образ Натали был готов!

Дизайнерские решения Владимира настолько понравились местной публике, что газета «Новости пролива» («Straits Times») даже предложила ему вести собственную колонку под названием «Мода от Третчикова». Дамы с удовольствием просматривали его оригинальные модели, но то и дело вздыхали: «Платья-то хороши, но носить их может только такая тростинка, как Натали!»

Деятельность Третчикова не ограничивалась работой в газетах. Поскольку содержание дома, слуг и расходы на беззаботную жизнь постоянно требовали новых денежных вливаний, он открывает художественную студию, в которой обучает основам живописи. Третчикову нравилось, что в его школе собрались люди со всех уголков света: англичане, русские, малайцы, китайцы, голландцы… Спектр их профессий был столь же разнообразен, и это обстоятельство позволило Третчикову ещё больше расширить свой круг знакомств. Самыми неожиданными по роду своей деятельности учениками стали… управляющий директор нефтяной компании и официальный палач Британской Малайзии.

Суеверный Третчиков не преминул выпросить у палача верёвку, поскольку, согласно старому поверью, верёвка, снятая с шеи висельника, приносит удачу. Своеобразный талисман нашёл свое место на веранде и неоднократно использовался Третчиковыми, когда друзья собирались в их доме для игры в покер. Стоило Фортуне отвернуться от хозяев, как стол под тем или иным предлогом переносили на веранду, после чего ситуация коренным образом менялась. Заметившие эту закономерность гости в конечном счёте наотрез отказались играть вблизи этого амулета.

Конечно, можно сказать, что вся эта история с приносящей удачу верёвкой была выдумана самим Третчиковым и несколько выигрышей в карты на веранде ещё ни о чём не говорят. Однако это многое говорит о самом художнике, который, действительно, был склонен верить в свою судьбу и присматриваться к знакам свыше.

За это знаки, в свою очередь, отвечали ему взаимностью и, так или иначе, сопровождали его на протяжении всей жизни. Одним из таких знаков, показывающих, что Третчиков как художник движется в правильном направлении, стал его первый серьёзный успех на выставке Экспо в 1939 году.

* * *

В сингапурском порту пассажиры причаливающих к берегу пароходов почти всегда становились участниками своего рода аттракциона. Завидя приближающееся судно, десятки загорелых малайцев спешили к нему на своих узких джонках и, поравнявшись с кораблём, кричали заинтригованным пассажирам, чтобы те кинули мелкую монетку. Как только монета скрывалась под водой, один или сразу несколько малайцев ныряли вслед за ней. Заворожённая публика с замиранием сердца следила за водной гладью. И вот проходит полминуты, минута, пошла вторая… особенно впечатлительные отходят подальше от борта и готовятся к худшему. Но вот наконец-то пловец выныривает под бурные аплодисменты и ликование зрителей. В руках у него заслуженный приз – пойманная на глубине монетка. Промышлявшие таким заработком ныряльщики могли задерживать дыхание на несколько минут, за что получили прозвище «люди-рыбы».

Вполне может быть, что малайские ныряльщики стали первым, что увидел и сам Третчиков, приближаясь к берегам Сингапура. В любом случае сюжет очень заинтересовал его, в результате чего среди немногих некоммерческих работ, созданных в этот период, появилась картина «Последние ныряльщики» («Last Divers»).

В золотистых лучах плавно опускающегося солнца несколько загорелых ныряльщиков с надеждой смотрят вверх в ожидании последней возможности нырнуть за брошенной монетой. Это была одна из немногих картин Третчикова, написанных мазками, в импрессионистском стиле, благодаря чему вся композиция обрела в целом несвойственную его произведениям лёгкость и тонкую игру красок.

Картина была приобретена главой IBM – Томасом Уотсоном-старшим, который собирал лучшие произведения искусства со всех уголков мира. По его задумке, помещённые на одной выставке картины художников из разных стран могли послужить благородному делу сближения народов. Ведь если талант и чувство прекрасного так щедро разбросаны по всей планете, то разве можно говорить о чьём-то превосходстве? К сожалению, это начинание не помогло избежать Второй мировой войны…

Однако для Третчикова старания главы IBM обернулись первой крупной удачей. Его картина, бок о бок с полотнами уже признанных в то время мастеров современности, была выставлена на Всемирной выставке Экспо в Нью-Йорке в 1939 г. и (к немалому удивлению Третчикова!) получила тёплые отзывы критиков и удостоилась бронзовой медали. Сам Владимир не смог принять участие в выставке – всё-таки путешествие на другой край света в 1930-е годы оставалось делом непростым и затратным. Но зато ему стало окончательно ясно, что он движется в верном направлении.

Сингапурский период подарил молодой паре ещё одну простую земную радость: в конце 1930-х годов у них родилась дочь, которую назвали нежным именем Мими. Во время беременности жены Третчиков продолжал создавать для неё вечерние платья свободного кроя, которые очень удачно скрывали её интересное положение от посторонних глаз. Один из фотографов светской хроники, делавший фотографии Третчиковой незадолго до родов, очень удивился, увидев всего через пару месяцев Натали с ребёнком.

Воодушевлённые, полные планов на будущее и уверенные в своей счастливой судьбе, Третчиковы встретили 1942-й год – один из самых трагических в истории современного Сингапура.

* * *

Вторая мировая война уже шла полным ходом, постоянно набирая обороты, но для жителей колоний она продолжала быть не более чем неприятными новостями в газетах. Сражения происходили где-то там, в Европе или Китае, и существенным образом не затрагивали их. Всем казалось, что для них война так и останется чем-то вроде сеанса в кино, когда переживаешь за «своих», но всё-таки смотришь на происходящее чуть отстранённо и уж точно не принимаешь никакого участия в фильме.

Но даже если произойдёт невероятное, и неприятель всё-таки осмелится напасть на Сингапур, ему ни за что не удастся сокрушить неприступную островную крепость. Перефразируя знаменитую фразу главнокомандующего Измаилом Мехмет-паши, англичане полагали, что скорее Темза потечёт вспять, чем сдастся неприступный Сингапур[70]70
  Здесь аллюзия с ответом командующего гарнизоном крепости Измаила на ультиматум Александра Суворова во время русско-турецкой войны: «Скорее Дунай потечёт вспять и небо упадёт на землю, чем сдастся Измаил». Штурм Измаила стал апофеозом русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Война вспыхнула с подачи Турции, пытавшейся взять реванш за предыдущие поражения. 22 декабря 1790 г. русские войска одержали одну из самых ярких побед в истории, взяв турецкую крепость Измаил, которая считалась неприступной.


[Закрыть]. Как мы знаем, почивать на лаврах – занятие весьма рискованное, но многие вспоминают об этом слишком поздно.

Меж тем события на тихоокеанском театре военных действий развивались с невероятной быстротой. Казалось, само время играет против Англии и её союзников. Атаки японцев были настолько слаженными и тщательно спланированными, что европейцам не оставалось ничего, кроме как отступать, покидая один город за другим. В сентябре 1940 г. был оккупирован Французский Индокитай, а в декабре 1941 г. начался японский блицкриг, вместивший в себя все самые ключевые моменты Второй мировой войны на пространстве от Азии до США.

Рано утром в воскресенье 7 декабря японцы атаковали военно-морскую базу Пёрл-Харбор, после чего американцы официально объявили о вступлении в войну. На следующий день атаке подвергся Гонконг, а уже 25 декабря британские войска капитулировали. 2 января 1942 г. была захвачена Манила, 11 января – Куала-Лумпур… С каждым днём враг всё ближе подходил к Сингапуру, однако многие обыватели по-прежнему не верили в реальность надвигающейся опасности.

Изначально предполагалось, что британский флот – самый большой из существовавших на тот момент – при необходимости сможет вести бой на трёх фронтах: на Дальнем Востоке, в Ла-Манше и в Средиземном море. Однако без поддержки Франции, которая сдалась немцам в 1940 г., вера в правдоподобность такого плана поубавилась. Критичность ситуации стала очевидной после того, как 10 декабря 1941 г. японская авиация потопила линкор «Принц Уэльский» и линейный крейсер «Рипалс» – основную морскую силу, которая должна была защищать Сингапур. Наконец, местные власти решили объявить «всеобщую мобилизацию».

Третчиков, у которого были все основания горячо любить гостеприимно принявший его Сингапур, тоже не хотел оставаться в стороне. Однако будучи апатридом, он не мог рассчитывать на зачисление в британскую армию. К слову, казус состоял в том, что к защите города была допущена лишь незначительная часть его населения – исключительно мужчины-англичане. Составлявшие же большинство китайцы и малайцы считались неблагонадёжными и призыву не подлежали.

Тогда Третчиков решил помочь своему городу тем, что у него получалось лучше всего, и в свободное от основной работы время стал сотрудничать с британским Министерством информации, которое, говоря по-простому, занималось пропагандой, однако его сотрудники предпочитали описывать свою работу как «поднятие боевого духа». В задачу Третчикова входило создание агитационных плакатов и карикатур. Причём, благодаря своеобразному английскому юмору, карикатуры делались не только на врагов, но и на военное руководство Сингапура. Правда, эти изображения больше походили на дружественные шаржи, но сам факт, что и над своими генералами можно посмеяться, должно быть, очень разряжал напряжённую обстановку в городе. «Вы в надёжных руках, нет никакого повода для паники!» – как будто говорили забавные рожицы военных, глядя на читателя со страниц ежедневных газет.

Самой обсуждаемой и известной работой Третчикова этого периода стала карикатура, на которой военные лидеры Сингапура использовали «тайное оружие Малайзии» – спелые дурианы, летевшие в сторону врага вместо ракет. Этот экзотический фрукт славится не только своим отменным вкусом, но и более чем специфическим запахом, от которого возникает желание убежать подальше. При создании этой карикатуры вся верхушка английского военного командования по просьбе Министерства информации лично позировала Третчикову. Таким образом, художнику выпала возможность познакомиться с главнокомандующим Малайзии, маршалами, генералами и даже с управляющим малазийскими колониями.

Но как бы ни улыбались карикатурные генералы, ситуация вокруг Сингапура становилась всё драматичнее. Основная масса населения отказывалась верить в надвигающуюся опасность, повторяя мантру о неприступности Сингапура. Однако военное командование смотрело на происходящее куда как более пессимистично. Оно знало, что город не готов защитить себя. Военная авиация и стоявшие в портах корабли технически и морально устарели. Выставленные вдоль побережья пушки были рассчитаны лишь на защиту с моря. На оперативную помощь от метрополии надеяться не приходилось. Но простые жители настолько не допускали самой мысли о нападении на Сингапур, что даже вынудили руководство колонии отказаться от намерения выключать электричество по ночам. Ведь тогда невозможно будет включить вентилятор и спокойно спать! В результате, когда началась первая крупная воздушная атака японской авиации, город светился, как рождественская ёлка, давая противнику замечательный обзор.

Только после первых жертв и крупных разрушений сингапурцы наконец-то осознали масштаб надвигающейся угрозы и начали в срочном порядке эвакуировать женщин и детей. Натали долго отказывалась покидать мужа, поэтому, когда необходимость бегства стала очевидной, Третчиков, к своему ужасу, обнаружил, что на отбывающих из порта кораблях не осталось ни одного свободного места. С огромным трудом, лишь благодаря своим связям в Министерстве информации, он смог в последнюю минуту достать два спасительных места.

Позже он вспоминал, что когда поднялся на борт парохода, чтобы донести вещи Натали и Мими до каюты, то чуть было не поддался малодушному желанию тайно бежать вместе с ними. Ему, как сотруднику Министерства информации, было предельно ясно, что падение Сингапура – не более чем вопрос времени. Тем не менее он вернулся на берег и проводил глазами уходящий пароход. Его место назначения из соображений секретности не раскрывалось. Шансы благополучно добраться до безопасной гавани были невелики. Каждый день британские корабли гибли в Индийском океане под обстрелом японской авиации. Но оставаться в Сингапуре становилось всё опаснее.

Поражение Сингапура грозило стать настоящей катастрофой для Британской империи. Понимая всю серьёзность ситуации, премьер-министр Уинстон Черчилль отправлял Верховному командующему Арчибальду Уэйвеллу одну телеграмму за другой, приказывая сражаться до последней капли крови:

«Сейчас не следует думать о том, чтобы спасти войска или уберечь население. Битву следует вести до конца, чего бы это ни стоило. 18-я дивизия имеет возможность добиться того, чтобы её имя вошло в историю. Командиры и старшие офицеры должны умереть вместе со своими солдатами. На карту поставлена честь Британской империи и английской армии. Я полагаю, что вы не проявите снисхождения к какой бы то ни было слабости. Когда русские так дерутся и когда американцы так упорно держатся на Лусоне[71]71
  На острове Лусон находится столица Филиппин – город Манила. Филиппинские острова имели большое стратегическое значение, их захват Японией ставил под угрозу положение США в тихоокеанском регионе. К октябрю 1941 года на Филиппинах были сосредоточены значительные силы – 227 самолётов и 135 000 солдат американо-филиппинской армии. Несмотря на это, Лусон, крупнейший остров Филиппинского архипелага, был захвачен Японской империей в 1942 году в ходе Филиппинской операции.


[Закрыть], вопрос стоит о репутации нашей страны и нашей расы».

Много позже, вспоминая собственную беспомощность и абсолютную неосведомлённость о том, что у Сингапура фактически отсутствовала защита от вторжения с материка, Черчилль писал:

«Мои советники должны были знать, а я должен был спросить их. Причина, по которой я этого не сделал, заключалась в том, что отсутствие сухопутной защиты Сингапура казалось мне не более вероятным, чем спуск на воду боевого корабля без днища».

* * *

13 февраля 1942 г., всего за два дня до официальной капитуляции Сингапура, Третчикову удаётся покинуть город вместе с остальными служащими Министерства информации на последнем уходящем из порта корабле «Giang Bee». На пароходе в основном находились гражданские лица.

Пассажиры корабля с ужасом смотрели на отдалявшиеся руины некогда прекрасного Сингапура. Желающих покинуть этот ад было так много, что пароход оказался переполнен и шёл на пределе своей мощности. Чтобы хоть немного увеличить шансы благополучно покинуть линию фронта, Третчиков предложил свою помощь в качестве кочегара. Пароход постоянно требовал угля, рабочие быстро выдыхались, так что дополнительным рукам все были рады. В кочегарке стояли невыносимый жар и духота, но, по крайней мере, эта работа создавала ощущение контроля над происходящим. Вот сейчас мы поднажмём ещё немного и сможем прорваться. Давайте, ребята, чем больше мы кидаем угля, тем ближе к спасению!

Фотография парохода «Giang Bee»

Иллюзии развеялись поздно вечером, когда «Giang Bee» попал в окружение японских кораблей.

С помощью световых сигналов капитан корабля послал сообщение: «Везём женщин, детей, больных, раненых». На какое-то время всё смолкло. О беспощадности японцев в Юго-Восточной Азии были хорошо наслышаны, и с каждой минутой молчания надежда на спасение становилась всё призрачнее. Наконец от японцев пришёл ответный сигнал:

«Даём вам один час на то, чтобы убраться с корабля».

На удивление спокойно и буднично, словно большая часть пассажиров не погибнет уже через час, экипаж стал отдавать команды:

«Женщины и дети садятся в шлюпки!»

«Наденьте спасательные жилеты!»

«Giang Bee» превратился в небольшой «Титаник» – нехватка спасательных шлюпок заставляла осознать неизбежность трагического конца. Третчиков отрешённо наблюдал за происходящим. О чём он только думал, когда пренебрёг возможностью уехать вместе с женой и дочерью? Он больше никогда не увидит их, никогда не обнимет…

Безучастным взглядом он смотрел на женщину, которую силой пытались запихнуть в шлюпку. В руках у неё была совсем ещё маленькая девочка. Внезапно женщина метнулась в сторону Третчикова и отдала девочку ему. На ходу она прокричала, что бежит искать своего пропавшего сына.

– Какого чёрта вы здесь стоите? – закричал на Третчикова один из офицеров. – Садитесь с ребёнком в шлюпку.

– Но это не мой ребёнок, – пытался возразить Третчиков.

– Мне плевать, чей он! Приказ капитана!

Маленькая девочка буквально вытащила русского художника с того света, дав спасительный пропуск на последнюю шлюпку. Через час, как и было обещано, «Giang Bee» вместе с оставшимися на борту людьми был потоплен. 13 февраля 1942 г. вошло в историю Сингапура, как Чёрная Пятница, ведь именно в этот день японцами была уничтожена большая часть пассажирских судов, эвакуировавших мирное население. Но для Третчикова этот день по праву можно считать его вторым днём рождения. Всего через два дня Сингапур пал. Его капитуляция нанесла огромный ущерб престижу Великобритании и стала крупнейшим поражением британцев за всю историю.

* * *

Дальнейший путь в набитой обессиленными людьми шлюпке походил на каждодневный танец со смертью. Решено было взять курс на Суматру – спасённые надеялись, что остров всё ещё остаётся в руках голландцев. Под экваториальным солнцем кожа гребцов быстро краснела и обгорала, а руки покрывались мозолями. В открытом море почти невозможно было защититься от палящего зноя. В первый же день беглецов засёк японский самолёт, который трижды к ним приближался, но лишь по счастливой случайности не выстрелил.

Наконец на землю спустилась тёмная южная ночь, принеся с собой спасительную прохладу. В призрачном свете лунной дорожки кто-то всмотрелся в линию горизонта и выкрикнул спасительное: «Земля!» Через сутки после гибели «Giang Bee» они достигли Суматры. Причалив к берегу, первым делом мужчины отправились на поиски воды. Только утром от местных жителей удалось узнать неутешительные вести. Суматра, как и Сингапур, была полностью захвачена врагом. После продолжительных совещаний было решено попробовать добраться до острова Ява – ещё одного голландского владения.

Оставаться на Суматре было опасно. Не только японцы, но и местное население теперь относилось враждебно к европейцам. Японская пропаганда представляла войну как освободительную для всех азиатских народов. Самим самураям отводилась роль старших братьев, которые поведут угнетаемые белокожими варварами народы к светлому будущему под флагом Страны восходящего солнца. Неудивительно, что под влиянием подобного рода пропаганды индонезийцы не горели желанием помогать белым.

За несколько дней напряжённого пути беглецам лишь один-единственный раз удалось встретить дружественный корабль – английский миноискатель «Тапир», который согласился взять на борт всех детей и почти всех женщин. Лишь две дамы изъявили желание продолжить путь до Явы.

Основным источником провизии для маленького отряда были прибрежные деревни, жители которых могли снизойти до помощи чужакам, а могли и с криками прогнать их. Трудно поверить, но даже в таких условиях талант Третчикова однажды сослужил добрую службу. В одной из деревень, где им категорически отказывались помогать, Владимир заметил на полу хижины карандаши и бумагу. Схватив их, он сразу же начал делать зарисовки эпизодов их печальной истории – от момента гибели парохода до прибытия в деревню. Старый индонезиец – глава большого семейства – был настолько поражён увиденным, что мигом отправил своих домочадцев за припрятанной едой. Так Третчиков смог добыть рис, бананы и кокосы для своих попутчиков.

Но было бы наивным полагать, что карандашные наброски могут выручить из любой беды. То, чего больше всего боялись участники многодневного перехода, в конце концов произошло: уже на Яве, которая также оказалась во власти японцев, жители очередной деревни передали чужаков новым хозяевам острова. Вдобавок у Третчикова украли сумку со всеми вещами, самой важной из которых был нансеновский паспорт[72]72
  Международный документ, который удостоверял личность: впервые начал выдаваться Лигой Наций для беженцев без гражданства. Этот документ был разработан в 1922 г. под руководством норвежца Фритьофа Нансена, комиссара Лиги Наций по делам беженцев. Обладателями нансеновских паспортов стали около шестисот тысяч человек (в том числе – балерина Анна Павлова и композитор Сергей Рахманинов). Многие эмигранты сохраняли их долгие десятилетия: более 70 лет с таким паспортом прожила Анастасия Ширинская-Манштейн, представительница русской общины в Тунисе. В 1997 г. она приняла российское гражданство.


[Закрыть] – единственный документ, который мог достоверно подтвердить его личность.

Еле бредущие друг за другом с крепко связанными руками, одетые в лохмотья и покрытые язвами европейцы, некогда казавшиеся местным жителям непобедимыми, теперь представляли собой жалкое зрелище. Собравшаяся толпа ликовала – и на то были свои причины: в отличие от пленников местные знали, куда их ведут. Скоро причина стала понятна и спутникам Владимира: в конце пути их ждала стенка и вооружённые винтовками палачи.

Обречённых выстроили в шеренгу, солдаты с каменными лицами взвели курки и прицелились. Кто-то закрыл глаза от страха, другие быстро шептали молитву, понимая, что могут не успеть дочитать её до конца. Секунды стали тяжёлыми, словно наполненными свинцом, а удары сердца яростно стучали в пересохшем горле.

Наконец прозвучал приказ опустить оружие, после чего солдаты дружно рассмеялись. Демонстративный вывод на расстрел оказался своего рода шуткой, если это можно было так назвать. Правда, подшутили японцы не только над пленниками, но и над разочарованной толпой, которая теперь недовольно гудела. Но открыто возражать японцам никто не решился, и индонезийцам оставалось лишь злобно смотреть, как уводят несостоявшихся жертв их праведного гнева.

Правда, японцы далеко не всегда оказывались столь благодушными – и расстрелы военнопленных встречались повсеместно на подконтрольных им территориях. Однако отряду Третчикова повезло: по каким-то соображениям расстрел был заменён на тюремное заключение, продлившееся для кого-то несколько месяцев, а для кого-то – больше года.

Арестантов поместили в помещение бывшего кинотеатра, который теперь выполнял роль тюрьмы. Горькая ирония жизни: ужасы, которые раньше можно было увидеть в этом зале лишь на плёнке, теперь как будто сошли с белого экрана и стали реальностью. Помещение было катастрофически переполнено: там находились сотни пленных – в основном американские военнопленные и интернированные иностранцы. От антисанитарии в воздухе стоял тяжёлый смрад. Здесь царили строгие, типично тюремные порядки: спать разрешалось лишь ночью, в остальное время предписывалось тихо сидеть, разговоры строго запрещались. Но последний запрет то и дело нарушался.

Однако легко сходившийся с людьми Третчиков смог найти друзей даже в невыносимых условиях японской тюрьмы. Несколько десятилетий спустя, работая над своей автобиографией, он с большой теплотой отзывался о своих товарищах по несчастью, подчёркивая, что среди пленных царила удивительная взаимовыручка. Многие охотно рассказывали Третчикову о своих семьях, оставшихся на свободе, и просили непременно рассчитывать на их гостеприимство, как только он выйдет из заключения.

Новые приятели Владимира уверяли его, что у него есть все шансы на быстрое освобождение. Хорошо подкованные в законах американцы быстро разъяснили молодому человеку, что его арест незаконен. Действительно, интернированию и заключению подлежали лишь граждане стран, находившихся в состоянии войны с Японией. Но, во-первых, Третчиков был апатридом – то есть не имел гражданства, а во-вторых, даже если расценивать его как потенциального гражданина Страны Советов, это дела не меняло: по состоянию на 1942-й год СССР с Японией войну не вёл. Следовательно, японцы не имели оснований для его задержания. Вот только как доказать, что Третчиков – русский, а не американец или англичанин, если его нансеновский паспорт украден?

За неимением лучшего варианта Владимир с присущей ему самоуверенностью решил идти напролом. Он постоянно надоедал охранникам, громогласно заявляя, что его держат здесь незаконно, и требуя отвести его к коменданту. Однажды просьба даже была удовлетворена, но встреча с начальством ничего не дала, и его вновь поместили в здание кинотеатра. Но неудача не остановила Третчикова: он продолжал всячески привлекать к себе внимание, пока в один прекрасный момент за ним не пришли охранники.