Текст книги "Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха"

* * *

В общем, было в этом неординарном художнике что-то от удачливого торговца, которому всегда удавалось не только угодить публике, но и с успехом продать свой товар. Такое редкостное сочетание Аполлона с Гермесом, безусловно, вызывало зависть и раздражение. Вполне возможно, что именно это обстоятельство, а вовсе даже не расхождение во вкусах, окончательно развело Третчикова и «Новую группу». На мой взгляд, сложившаяся вокруг художника обстановка предельно точно была описана одним из почитателей его творчества – южноафриканским писателем Стюартом Клоетом. Причину категорического неприятия Третчикова он объяснял так:

«Третчиков не нуждается в защитниках. Не может быть никаких сомнений ни в его способностях, ни в его преданности своей работе. Его жизнь – это живопись. Он думает о ней, мечтает о ней и работает, не покладая рук.

И всё это было бы встречено с восхищением, если бы только он довольствовался работой на чердаке и голодал бы в соответствии со сложившейся у художников традицией. Но в дополнение к таланту художника у него есть и другой дар – он первоклассный бизнесмен, свой собственный импресарио. А это уже непростительно. ‹…›

Человек не перестаёт быть художником лишь потому, что может продать свои картины, равно как и не становится им лишь потому, что ему не удаётся этого сделать. Огромное количество людей, у которых раньше никогда не было картин, покупают репродукции Третчикова. И уже не важно, устанут они от них или нет, но эти люди вошли в новый для себя мир искусства через дверь, открытую Третчиковым».

Последнее замечание Клоета особенно важно для понимания степени популярности нашего героя. Его картины смогли по-настоящему тронуть до глубины души тех, кто, казалось, был максимально далёк от искусства. Простые фермеры, рабочие и представители среднего класса год за годом продолжали скупать репродукции и преданно посещать выставки своего кумира. Больше всего Третчиков ценил именно это неподдельное внимание «простых людей», которое нельзя купить снобистскими рецензиями в газетах.

Поскольку Владимир лично присутствовал на своих выставках, художник порой получал от своих почитателей столько же эмоций, сколько они – от его ярких, буквально вибрирующих красками картин. А отдельные истории и вовсе не оставляют сомнений в истинном таланте Третчикова.

К примеру, один бедный фермер, запустивший свои дела из-за пристрастия к «зелёному змию», обещал жене бросить пагубную привычку, если только она разрешит ему купить «Потерянную орхидею». Он стал первым в череде последующих владельцев картины, и, что самое удивительное, картина помогла сдержать ему своё слово: фермер бросил пить и его дела постепенно пошли в гору.

В другой раз художник получил уникальное предложение от одной английской семьи: супруги строили свой собственный дом и захотели в каждой комнате повесить по одному оригиналу Третчикова. Кроме того, дизайн каждой из комнат подстраивался под конкретную картину, поэтому супруги сначала тщательно отобрали десять полотен – и лишь затем приступили к внутренней отделке дома. Столь экстравагантная прихоть обошлась им в 9500 фунтов, но пара осталась довольна.

Но, пожалуй, самым трогательным признанием в любви к творчеству Третчикова стало посещение одной из его выставок слепым стариком, которого поддерживал за руку кто-то из родственников. После осмотра выставки его подвели к Третчикову и он с улыбкой похвалил художника, отметив, что тот стал рисовать намного лучше прежнего.

«Но как же вы можете сравнивать мои прошлые и нынешние картины?» – удивился Владимир.

«Я бывал на ваших выставках раньше, когда мои глаза ещё видели. Теперь же мой внук рассказывает мне, что нарисовано на ваших картинах, – и я отчётливо их вижу».

* * *

Впрочем, обратная сторона широкого народного признания не заставила себя ждать: Владимир узнал, что в Лондоне продаются пиратские копии его постеров и картин, причём на некоторых из них мошенники даже не удосуживаются указывать его имя. Естественно, Третчиков не преминул разобраться с правонарушителями. Но любители лёгкой наживы пошли ещё дальше, выставив на продажу поддельных «Дерущихся петухов» не где-нибудь, а на аукционе Кристи!

Пришлось Третчикову лично вылетать в Лондон, чтобы пролить свет на всю эту ситуацию и уговорить покупателя хотя бы не перепродавать картину дальше. Однако в глубине души Владимир хорошо понимал: появление подделок его работ – тоже своего рода признание. С его подписью или без неё – они находили путь к людским сердцам, а вызываемые ими эмоции объединяли абсолютно разных людей вне зависимости от места их жительства или дохода.

Картины художника объединяли не только людей разных профессий и социального положения. Что намного важнее, в годы жёсткого апартеида его репродукции стали, пожалуй, одним из немногих атрибутов того времени, который можно было увидеть как в домах чёрных, так и в домах белых. После возвращения из США на смену восточной тематике в творчестве Третчикова всё чаще появляются африканские типажи.

Некоторые из них как бы продолжали начатую ещё в Индонезии серию «экзотических портретов», только теперь место действия перенеслось из Азии в Африку. Из-под кисти Третчикова выходят новые лица – старой торговки овощами, африканского мальчика, весело поедающего арбуз, темнокожих девушек аристократичной внешности, чьи взгляды манили не меньшей загадочностью, чем у «Зелёной леди».

Многие из картин новой серии расходятся успешно и пользуются стабильным спросом – в особенности «Девушка из племени Зулу». Однако настоящий «взрыв» общественного мнения и самые противоречивые отзывы вызвала совсем другая картина – «Чёрное и Белое». Нет, её репродукции не стали популярными, и сама по себе она, возможно, уступает по своему исполнению другим работам Третчикова. Однако именно она на короткое время произвела в южноафриканском обществе эффект разорвавшейся бомбы. С полотна на зрителей смотрела молодая девушка, чьё лицо было чётко разделено на две части – чёрную «африканскую» и белую «европейскую». И это в стране, где для двух рас существовали даже разные автобусы и пляжи!

Напрасно Третчиков пытался оправдать свой демарш заявлениями о том, что его искусство вне политики и что главная задумка картины – показать женскую красоту, которая не зависит от цвета кожи. Работа была однозначно воспринята, как осуждение официальной политики страны, а «Британская энциклопедия» даже поместила её на своих страницах как иллюстрацию статьи об апартеиде.

Мог ли Третчиков искренне считать, что его картина не несёт в себе политического подтекста? Сам он до конца своих дней, давая интервью, продолжал придерживаться именно этой точки зрения, но верится в неё всё-таки с трудом. Едва ли взрослый человек, хорошо осведомлённый о ситуации в стране, не понимал, какой призыв увидят в его картине. Но правда и в другом: Третчиков действительно всегда старался держаться вне политики. Возможно, последствия Гражданской войны научили его быть осторожней и не вмешиваться в игры «сильных мира сего». И, быть может, «Чёрное и белое» – единственный случай, когда художник отошёл от своих принципов, но не решился признаться в этом открыто?

Тем временем успех продолжает сопутствовать художнику не только в творческой, но и в частной жизни. В 1960 г. его единственная дочь вышла замуж за итальянца. Видимо, памятуя о магической цифре, которая считалась счастливой как среди итальянцев, так и в семье Третчиковых, молодожёны выбрали дату свадьбы – 13 февраля. А незадолго до бракосочетания дочери Владимир получил эксклюзивное предложение из Лондона: устроить выставку в легендарном магазине Харродс в престижнейшем районе Найтсбридж. Казалось, Фортуна навсегда поселилась в доме русских эмигрантов и уже никогда не покинет его…

И, видимо, чтобы напомнить купающемуся в славе художнику о себе, индонезийские духи гуна-гуна вновь самым жёстким образом вмешиваются в его жизнь.

* * *

Как мы уже отмечали, в целом Третчиков спокойно расставался со своими картинами. И хотя портрет Ленки под названием «Красный Пиджак» много лет провисел в его доме, на него тоже однажды нашёлся покупатель. Немного поразмыслив, Третчиков решил расстаться с портретом – уж больно настойчиво его просили, да и предложенная цена была весьма значительной. Но стоило сторонам заключить соглашение, а картине – уехать из дома, как художник на ровной дороге, без каких-либо видимых причин попадает в страшную аварию.

Последствия могли стоить ему жизни. Когда Владимира в бессознательном состоянии доставили в ближайший госпиталь, шансы на спасение были невысоки. Пять сломанных рёбер, серьёзно повреждённые лёгкие, грудная клетка и руки, раздробленный череп, сломанное плечо и запястья оставляли мало шансов на успешный исход. Журналисты уже начали готовить некрологи.

Художник стойко выдержал несколько операций и переливаний крови. Несмотря на серьёзные последствия, Владимир старался относиться ко всему с самоиронией и в дальнейшем не раз повторял, что в его тело влили столько крови местных жителей, что ему впору поменять имя на ван дер Третчи. В общей сложности он провёл в госпитале два месяца и к немалому удивлению врачей не только выжил, но и смог восстановить свои поломанные руки.

Выставку в Харродс пришлось отложить, но только на год. В 1962 г. Третчиков вновь был готов завоёвывать Лондон, а за ним – и всю Англию. И словно в качестве компенсации за подорванное здоровье, английские СМИ и публика оказались к нему благосклонны. Лондон буквально закружил его в водовороте событий: не успел художник обустроиться в гостинице, как его уже звали в программу «Вечерние новости» на Би-Би-Си. Публика вновь была готова отстаивать длинные очереди в выставочные залы, и в общей сложности за четыре недели выставку посетили более 205 000 человек. Спрос на постеры взмыл до небывалой высоты, и теперь картины русского эмигранта заняли почётное место в консервативных английских домах, потеснив над камином даже традиционные классические пейзажи Джона Констебля!

Мало того, на этот раз официальные лица ЮАР, наконец, поняли, что Третчи может стать неплохой рекламой для их страны. Когда выставка была в самом разгаре, Владимира неожиданно посетил глава представительства ЮАР в Лондоне и предложил оригинальную идею – выставить несколько картин Третчикова в окнах представительства, чтобы весь город мог узнать, откуда он. Художник не возражал – предложение казалось взаимовыгодным, способствующим продвижению как его самого, так и его страны.

Для многих произошедшее может показаться всего лишь незначительным эпизодом, однако несколькими годами позже это ноу-хау подхватят многие современные художники. Признанный критиками король поп-арта Энди Уорхол тоже будет выставлять свои работы в окнах, а газеты назовут этот приём чуть ли не революционным. Как ни странно, этих двух абсолютно разных художников в дальнейшем будут сравнивать, говоря, что «Третчиков достиг всего, чего хотел достичь Уорхол, но не смог из-за своей холодности». Однако их судьбы в мире критиков так и останутся диаметрально противоположными: Уорхол будет признан чуть ли не гением, тогда как Третчиков надолго останется в когорте «плохих парней», занимающихся исключительно коммерческим искусством «на потребу публике».

Поездка в Англию принесла Третчикову ещё одно неожиданное известие. Когда в его номере зазвонил телефон, Владимир был готов услышать кого угодно, но не Ленку. Нельзя сказать, что связь между ними окончательно прервалась после того, как Владимир покинул Индонезию, но всё-таки общение сводилось в основном к редкому обмену письмами. Оба были рады услышать друг друга и начали предаваться воспоминаниям, пока Ленка вдруг не спросила о судьбе своего портрета.

Не чувствуя подвоха, Третчиков честно признался, что продал его больше года назад.

«Как ты мог? Разве ты не знаешь, что это – дурной знак? Разве я не говорила тебе, что в этом портрете живёт гуна-гуна?» – после этих слов Ленка рассерженно кинула трубку.

Поначалу Третчиков не придал этим словам большого значения. Конечно, он и сам верил знакам свыше, но всё-таки суеверность Ленки даже ему казалась излишне экзальтированной. Однако в 1969 г., уже после второй аварии, он всё-таки поспешил выкупить «Красный Пиджак» и не успокоился, пока не повесил его на прежнее место. Ведь кто знает, на что способны эти гуна-гуна? Что, если третья авария станет для него последней?

* * *

Шли годы, бунтарские 1960-е закономерно сменились 1970-ми, вкусы людей менялись, а вместе с ними уходили в прошлое ещё недавно модные вещи, уступая место новым трендам. Имя Третчикова постепенно начинает отходить на второй план, а интерес к его творчеству заметно угасает. Более того, старания многочисленных критиков также не прошли бесследно: уже к концу 1960-х картины художника начинают постепенно восприниматься как признак избитого, примитивного вкуса. Некоторые режиссёры даже использовали его «Зелёную леди» в своих фильмах, чтобы подчеркнуть мещанское мировоззрение обитателей дома. Наконец, газеты придумывают новое прозвище для Третчи, которое, кажется, закрепилось за ним уже навсегда – «Король китча». Хотя сам Третчиков так и не полюбил этого прозвища – пожалуй, репортёры тогда действительно смогли его обидеть.

К середине 1970-х на весь китч и, следовательно, на Третчикова было наложено своего рода табу, а его имя стало во многом нарицательным. Как писала одна из английских газет, призывая новое творческое поколение не допустить возврата пошлости в дома горожан: «… просыпайтесь, местные художники, пока Третчиковы вновь не заняли гостиные комнаты!»

Признаваться в любви к китчу стало чем-то почти что неприличным. Высоколобые эстеты радостно потирали руки и праздновали победу: им казалось, что китч полностью побеждён и окончательно похоронен. Феномен же Третчикова объясняли просто: ну что вы хотите от полуголодного послевоенного поколения? Люди того времени грезили об экзотических странах, но глубоко в душе понимали, что денег на путешествия им за всю свою жизнь не наскрести. Вот и появился спрос на псевдоориентальных недосягаемых красавиц с кожей странного цвета.

* * *

Впрочем, выставки Третчикова по-прежнему продолжали привлекать внимание, хотя в воздухе над его картинами буквально висела надпись: «неактуальны». И всё же во время его очередного тура по Великобритании в 1972 г. 124 000 человек посетили его выставку в Бирмингеме и 180 000 – в Манчестере. Быть может, этими посетителями были всё те же представители послевоенного поколения мечтателей о далёких странах, но, согласитесь, цифры неплохи. Би-Би-Си даже снял небольшой фильм-интервью с участием Третчикова. Цитата из него до сих пор кочует из одной статьи о жизни художника в другую. Обращаясь к зрителям, ведущий спросил:

«Какую картину вы считаете самой знаменитой в мире? „Мона Лиза“ Леонардо да Винчи? „Рождение Венеры“ Боттичелли? „Мальчик в голубом“ Гейнсборо? До того как вы дадите ответ, я уже могу сказать, что вы ошибаетесь. Самая известная картина – это зелёнолицая „Китайская девушка“ Третчикова».

Конечно, сказанное звучало весьма претенциозно, но имело под собой определённую основу. Будучи на пике славы, постер «Зелёной леди» действительно опередил Мону Лизу по количеству продаж.

Последней же по-настоящему коммерчески успешной работой Третчикова стали «Свистуны» («Penny whistles») – небольшая жанровая зарисовка из жизни чёрных кварталов Кейптауна, где среди молодёжи того времени быстро распространялась мода сколачивать небольшие музыкальные группы и играть прямо на улице. Ей удалось войти в топ-10 картин, чьи репродукции охотно покупались в 1970-е. А дальше, казалось, в жизни Третчикова наступила тишина…

* * *

Своеобразный «заговор молчания» вокруг китча в целом и его «короля» в частности продолжался примерно до начала 1990-х годов, когда американский и английский андеграунд начал заново открывать для себя поп-арт тридцатилетней давности. Да и отношение к китчу постепенно менялось. Неформальная молодёжь была готова яростно защищать всё, что не нравилось родителям, поэтому многие стали хвалить китч из чувства противоречия. Мол, вот вы все говорите, что это дурно, а мне нравится! Затем вполне ожидаемо пришла волна новых художников, не спешивших ставить знак табу на всём, что хорошо продаётся. Возможно, свою роль сыграла и постепенная коммерциализация искусства. Как видим, в «беге на длинные дистанции» прагматичный подход Третчи оказался не таким уж и ошибочным.

Своеобразным побочным эффектом увлечения ретро стало и то, что люди начали фактически заново открывать для себя творчество Третчикова. Если раньше на слуху был с десяток его картин, то теперь любители старины скупали буквально все его пожелтевшие постеры, даже те, что в своё время не пользовались большой популярностью. Сам Владимир, которого судьба одарила не только славой, но и завидным долголетием, с любопытством наблюдал за этим явлением из своего особняка в Кейптауне. Только вот с прозвищем «Король китча» он по-прежнему не соглашался – и не спешил принимать протянутую ему корону.

* * *

В 2002 г. наш уже немолодой герой пережил тяжёлый инсульт и, спустя некоторое время, был вынужден отправиться в дом престарелых. Дальнейшие воспоминания друзей, преданно навещавших его до последнего дня, несколько разнятся. Одни вспоминают, что он по-прежнему оставался бодр и даже изъявил желание специально причесаться перед тем, как сделать совместное фото, – настолько важным для него оставался опрятный внешний вид. Другие же, напротив, вспоминают, что в самом конце жизни Третчиков стал часто впадать в забытьё и у него появились проблемы с речью. Он подолгу сидел в кресле, уставившись в одну точку, и лишь случайное появление в окне голубя могло оживить его затуманенное сознание.

Третчиков скончался 26 августа 2006 г. в окружении своих любимых женщин, ради которых он жил и усердно трудился – жены, дочери и четырёх замечательных внучек. И пусть вас не смущает эта дата, которая, на первый взгляд, не вписывается в мистическую легенду о Третчикове. Если считать по старому стилю (а Владимир родился ещё в то время, когда в России летоисчисление велось по юлианскому календарю), то получится, что его смерть пришлась на 13-е число. Совпадение? А может, просто судьба.

* * *

И словно по мановению волшебной палочки спрос и цена на оригиналы его картин взмыли до астрономических высот. Так, в 2008 г. на аукционе Стефан Вельц и Ко картина «Фрукты Бали» была продана за 480 000 долларов; в 2012 г. Сотбис продал «Красный Пиджак» за 337 250 фунтов, а годом позже – прославившую Третчикова «Зелёную леди» почти за миллион. Как это ни грустно звучит, но лучшая реклама для картины – это её покойный создатель.

Страсти по Третчикову продолжают кипеть – теперь уже в интернете. Плох он или хорош? Можно ли считать его настоящим художником или же только коммерческим? Все эти вопросы обсуждаются уже не первое десятилетие. И всё-таки отношение к Третчикову становится значительно теплее. После долгого перерыва в ЮАР вновь открываются его выставки, где люди XXI века могут составить собственное представление о его работах и найти для себя ответ на вечный вопрос – каковы же критерии искусства? И можно ли пренебрежительно отталкивать то, на что с восхищением смотрели миллионы людей в середине прошлого столетия?

После незаслуженного замалчивания имя Третчикова наконец вошло в «Энциклопедию южноафриканских художников». Однако для него самого наверняка было бы гораздо важнее услышать другое: его картины стали частью массовой культуры и по-прежнему не оставляют зрителей равнодушными. В англоязычном сегменте интернета можно увидеть сотни шаржей на «Зелёную леди», где в её образе предстаёт то Маргарет Тэтчер, то Эми Уайнхаус. Рестораны азиатской кухни называют в её честь коктейли, а южноафриканские магазины продают сувенирную продукцию с принтами картин Третчикова.

Время постепенно всё расставляет на свои места, словно пытаясь сказать: людей не обмануть, и народное признание важнее любых официальных наград и премий. И если даже после смерти и периода забвения художника интерес к нему вновь начинает возрастать, значит, есть в нём нечто не подвластное времени.

А разве не это зовётся настоящим творчеством?

* * *

Чем глубже знакомишься с обстоятельствами жизни Владимира Третчикова, тем чаще приходишь к мысли, что история Третчикова-художника и его картин – это лишь часть неимоверно увлекательной биографии человека, который был незауряден буквально во всём. В некотором роде сама его жизнь – уже шедевр, в котором отразились многие из самых важных событий ХХ века, происходившие на разных континентах.

Для тех, кто хорошо владеет английским языком, я искренне рекомендую прочесть автобиографию Третчикова «Голубиная удача», написанную легко и с изрядной долей самоиронии и оптимистическим взглядом на вещи. В качестве же эпитафии к этой главе, на мой взгляд, лучше всего подходят короткие, но ёмкие слова из газеты «Coventry Evening Telegraph»:

«Нет ничего обыденного или горестного в жизни этого художника. В своей автобиографии он предстаёт таким же ярким и поразительным, как и его картины».