Текст книги "Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха"

И всё это звучало весьма привлекательно, если бы не ещё одно «небольшое» условие. Дело заключалось в том, что вплоть до начала 30-х годов ХХ столетия целых 60 % территории Парагвая оставалось неисследованным. На картах так и значилось: «Неисследованная земля». Причём эта терра инкогнита начиналась фактически сразу за пределами столицы, по ту сторону реки Парагвай. Можно сказать, что именно эта река служила естественной границей между освоенными и неосвоенными землями. Эта таинственная местность носила название Чако Бореаль, что в переводе с испанского и языка индейцев кечуа означало «Северное охотничье поле».

Достоверно было известно лишь то, что территория эта мало пригодна для жизни в силу резко континентального климата, труднопроходимых зарослей из дикого кустарника и низкорослых деревьев и огромного количества москитов и ядовитых змей. Насколько спокойным и приветливым казался Асунсьон, настолько непредсказуемыми и опасными представлялись леса и пустоши по ту сторону реки. Но больше всего жителей Парагвая пугали слухи о населявших этот регион кровожадных диких индейцах. Причём для этих слухов действительно имелись весомые основания.

Первая экспедиция направилась в Чако Бореаль под предводительством француза Жюля Крево ещё в 1881 г. Ни один из 55 членов экспедиции так и не вернулся. Аналогичная судьба постигла последующие экспедиции американца Джона Пойджа и аргентинца Рамонта Листа. Непроходимый лес как будто поглощал в себя любого, кто осмеливался войти в него.

С таким раскладом про это опасное место ещё долго бы не вспоминали, если бы не одно важное обстоятельство. Северный сосед Парагвая Боливия нашла на своей территории, граничащей с Чако Бореаль, нефть. Учитывая место этого открытия, боливийцы решили, что чёрное золото может быть найдено и южнее. Всё, что им оставалось, – это тщательно исследовать неизвестный регион, а затем всего лишь немного перекроить карту Южной Америки. Никто же не станет разбираться – где именно проходила граница на территории, которая даже не нанесена на карту! Конечно, открыто никто о таких планах не заявлял, но в целом намерения соседа были весьма прозрачными. Таким образом, Парагваю предстояло вступить в игру на опережение – кто первым закрасит последнее белое пятно на карте Южной Америки, тот и получит ценный приз в виде нефти.

И, как можно уже догадаться, с просьбой принять на себя эту почётную миссию правительство обратилось именно к Ивану Беляеву. Думаю, для него это был тот редчайший случай, когда само Провидение сразу преподносит тебе всё то, о чём мечтал: возможность стать настоящим первооткрывателем, встретиться с индейцами, защитить честь своей новой Родины и испытать себя в самом настоящем приключении, которому позавидовал бы сам Индиана Джонс. Но главное – Беляев вновь, как во времена своей молодости, смог почувствовать себя нужным, способным принести пользу и сделать свой вклад для всеобщего блага. В мире, где всё сводилось к деньгам и удовольствиям, ему так этого не хватало!

В определённом смысле история Ивана Беляева – почётного генерала и героя Парагвая – началась в тот момент, когда он принял условия парагвайского правительства.

Итак, в общей сложности в неисследованную часть Парагвая было направлено 13 экспедиций[50]50
  На самом деле точное количество экспедиций остаётся под вопросом. Многие источники сообщают о 13, однако сам И.Т. Беляев писал о 14 экспедициях.


[Закрыть], каждую из которых возглавлял наш герой. В перерывах между своими исследованиями Беляев прикладывал колоссальные усилия для того, чтобы собрать на парагвайской земле цвет русской нации во всём его разнообразии – от тружеников-крестьян до бывших аристократов с блестящим образованием. И если для первых было достаточно выделенной земли, чтобы начать зарабатывать на жизнь, то квалифицированные кадры не могли всё бросить и поехать в неизвестность. Великолепно понимая это, Беляев лично каждому, кто давал согласие приехать, выбивал место работы и достойный заработок.

Президентский дворец в Асунсьоне

Как правило, инженеры, путейцы, архитекторы устраивались в высшие учебные заведения на преподавательские должности, а военные сохраняли за собой свои звания без понижения. Число прибывших специалистов было так велико, что в итоге русские составили значительный процент от всего преподавательского состава Парагвая. Не без гордости можно констатировать, что выходцы из нашей страны послужили катализатором развития многих точных и естественных наук на своей новой Родине, а на физико-математическом факультете Асунсьонского университета вплоть до 1970-х годов рабочим языком оставался русский.

Как же удалось привлечь в маленькую (по русским меркам) латиноамериканскую страну несколько тысяч человек? Думаю, всё дело в искренней вере самого Ивана Беляева в идею «Русского очага», которая на некоторое время помогла ему удачно соединить рационализм, продуманный подход, силу личного убеждения и веру в светлые идеалы.

Иван Тимофеевич, который в начале 1920-х годов успел немного пожить в разных уголках Европы, был великолепно осведомлён о том, что далеко не все эмигранты довольны своей судьбой. Особенно тяжко бывшим верноподданным стало после признания СССР в 1924 г. целым рядом европейских стран, в том числе и Францией. С этого момента белоэмигранты становились апатридами (лицами без гражданства). Даже те, кто знал по несколько иностранных языков и имел блестящее образование, были вынуждены перебиваться случайными заработками – на работу апатридов брали неохотно.

Зная об этих обстоятельствах, Иван Беляев делает первый шаг на пути к созданию русской колонии – рассылает письма известным ему офицерам с приглашением приехать в Парагвай. Но многих ли можно пригласить таким адресным порядком? И тогда Беляеву приходит мысль призывать к переезду в Парагвай через газеты. Поначалу он печатает статьи в белградской газете «Новое время». Но затем после долгих переговоров и налаживания контактов в Париже начинается выпуск собственной газеты Беляева под названием «Парагвай». В каждом выпуске на первой странице был напечатан её девиз: «Европа не оправдала наших ожиданий. Парагвай – страна будущего».

Нужно отдать должное Ивану Тимофеевичу: к вопросу создания газеты он подошёл максимально продуманно. В ней удивительно удачно сочетались прагматичная информация, позволявшая потенциальным переселенцам прикинуть, что взять с собой и чем, собственно, заниматься в этом самом Парагвае, и интересные статьи, присланные в редакцию теми, кто уже обустраивался на новом месте. Постепенно газета стала чем-то напоминать современный Живой Журнал. Здесь по меркам 1930-х годов почти в режиме он-лайн (а газета выходила два раза в месяц) в рубрике «Письма колонистов» можно было следить за судьбами десятков переселенцев, которые подробно рассказывали о своём опыте эмиграции. Даже сейчас, 80 лет спустя, они не оставляют равнодушными.

Например, в выпуске от 2 сентября 1934 г., из письма в редакцию командира батальона Русского корпуса во Франции Кузьмы Никандровича Хонкова читаем следующее: «Вот уже второй месяц живу я в этой обетованной стране ‹…› Правда такова: нужно всем начинать с земли, а для этого следует: привезти с собой 1-2 тысячи франков, иметь твёрдое и непреклонное желание работать и окончательно и бесповоротно отрешиться от тех псевдокультурных привычек, на которых все в Париже помешаны. Через 2-3 года интенсивной работы вы почувствуете себя маленьким помещиком. И вот только тогда можно думать и о культурных привычках. ‹…› каждый едущий сюда может быть уверен, что хлеб насущный он будет иметь, а то и с маслицем. ‹…› Русские здесь не пропадут, если примут во внимание всё вышеизложенное».

Что касается практических советов, то они часто излагались в форме вопросов и ответов, например таких:

– Какую одежду и из какого материала взять с собой?

– Какая нужна обувь?

– Как быть с медикаментами?

– Какой брать с собой инструмент дровосеку, плотнику и огороднику?

Ответы давались также сугубо прикладные: одно советовали взять с собой, другое – купить на месте из-за дешевизны. А для тех, кто уже раздумывал, как можно заработать на тот самый «хлеб с маслицем», публиковались статьи под заголовками типа «Скотоводство в Парагвае» и «Культура кислых апельсинов». Как видите, в газете было минимум лирики и максимум полезных, дельных советов и рекомендаций из личного опыта.

Впрочем, этим содержание газеты не ограничивалось. Всего на двух разворотах хватало места и для новостей Парагвая, и для рассказов о климате, и для информации о том, чем именно власти южноамериканской страны собираются помогать переселенцам. Так, в выпуске от 29 апреля 1934 г. Беляев сообщал:

«Как я и ожидал, переселенцам открываются новые перспективы. Директор банка Агрикола выехал в Вилла Пилар, где между реками Парагваем и Параной близ их слияния намечаются крупные площади, годные также для интенсивной культуры, которые банк хочет предложить нам вместе с земледельческими орудиями и прочим, где главным условием является связь с ближайшим крупным центром, что обеспечивает сбыт продуктов ‹…› для успеха колонизации необходимы конкретные данные: большой процент землеробов в колонии. Верные люди во главе дела. Твёрдая вера в правильность указанного пути. Материальные и физические силы – всё лишнее является вредным балластом».

Через газету оказывалась помощь тем, кто желал бы уехать, но по каким-либо причинам не располагал средствами. К примеру, 2 сентября 1934 г. газета объявила сбор средств на отправку в Парагвай «административно-высланного» из Франции казака Лазарева. Короткая заметка заканчивалась горячим призывом: «Ждём казачьей поддержки брату-казаку!»

Абсолютно живая, наполненная историями людей, желающих поделиться личным опытом, газета «Парагвай» очень сильно контрастирует с передовицами советских газет той же эпохи. Здесь никто не ищет классовых врагов или других виновников бедственного положения, никто никого не клеймит и не обвиняет. Здесь стараются найти выход, дать надежду и протянуть руку помощи. Возможно, в этом и есть основное отличие России до и после 1917 г.? По крайней мере, именно такие мысли напрашиваются после просмотра русских газет и журналов, издававшихся по разные стороны границы.

Вслед за учреждением газеты Беляев при помощи своих европейских единомышленников открывает всё в том же Париже общество под названием «Колонизационный центр имени генерала Беляева». Именно здесь любой желающий мог получить подробную информацию об эмиграции, конкретную помощь, а главное – заручиться поддержкой. Так постепенно Беляев подготавливал почву к массовому переселению своих соотечественников в «Русский очаг».

* * *

А что же экспедиции в Чако Бореаль? Как справился уже не молодой Беляев с задачей первопроходца? Такое исследование для Парагвая без всякого преувеличения можно назвать задачей государственного масштаба. Поручая столь важное дело именно Беляеву, правительство не просчиталось: Иван Тимофеевич принялся за возложенную на него миссию со всем присущим ему энтузиазмом. Шаг за шагом, экспедиция за экспедицией он во главе группы парагвайцев исследовал загадочный Чако, тщательно нанося его на карту. Позже к нему присоединились помощники из числа русских эмигрантов – офицер Александр фон Экштейн, донской казак Орефьев-Серебряков и братья Оранжереевы.

Первым же препятствием, которое первооткрыватели встретили на своём пути, оказался климат. Пожалуй, его можно было назвать квинтэссенцией известного нам ещё из учебников «резко континентального климата», когда днём столбик на градуснике достигает сорока градусов, а ночью может падать до минусовых температур. На практике это означало, что группа априори не могла передвигаться налегке – каждому требовалась смена одежды, чтобы быть готовым из жаркого лета попасть в холод. И это не говоря уже о том, что совершать марш-броски под палящим солнцем – задача сама по себе не из простых.

Сама местность представляла собой почти непроходимые заросли кебрачо[51]51
  Квебрахо, или квебрачо, или кебрачо (исп. quebracho), – собирательное название трёх субтропических видов деревьев из Южной Америки, их древесины и коры. Слово «квебрахо» происходит от исп. quiebra-hacha – «ломать топор» – и объясняется высокой твёрдостью их древесины.


[Закрыть], чередующиеся с открытыми участками, поросшими густой высокой травой и редким кустарником. Такие участки в Южной Америке известны как кампос. Но, если вы думаете, что участники экспедиции любовались красотами природы, пусть и под палящим зноем, то придётся вас разоча ровать. Обилие ядовитых насекомых и змей ни на минуту не давало расслабиться, напоминая «белым» людям о том, что здесь – чуждая им территория и покорение сельвы – это не прогулка по Булонскому лесу.

Первая экспедиция состоялась в октябре-декабре 1924 г., последняя – в августе 1931 г. Каждая из них, как правило, длилась от двух недель до нескольких месяцев. Самая долгая – к лагуне Питиантута – продолжалась полгода.

Опасность не ограничивалась лишь возможностью нечаянно наступить на змею или скорпиона. Всем хорошо известный принцип о том, что животные не нападают на человека первыми, в дикой сельве показал свою полную несостоятельность. Один из походов мог бы закончиться гибелью всех его участников, если бы не опытные проводники, вовремя распознавшие опасность. Их насторожили странные стрекочущие звуки, которые быстро приближались. Оказалось, что прямо на группу надвигалась целая колония чёрных муравьёв, похожая на движущийся гигантский ковёр. Эти крупные насекомые могли за считанные минуты пожрать всё, что не успело скрыться от них. Членов экспедиции спасло лишь огненное кольцо, внутри которого им пришлось провести несколько часов.

Что ещё можно рассказать о Чако Бореаль? Пожалуй, не последнее место в общей характеристике этого «гостеприимного» края играют крайне скудные запасы пресной воды, пригодной для питья. Это обстоятельство зачастую доводило людей до состояния, близкого к безумию, и представляло опасность не меньше всеядных муравьёв.

Однако Беляев не был бы Беляевым, если бы не попытался обратить этот недостаток в достоинство. Составляя список обстоятельств, которые могли бы помочь Парагваю одержать победу в будущей войне с Боливией, он вносит туда два важных пункта. Во-первых, необходимо первыми изучить и овладеть всеми источниками пресной воды в регионе: только так можно будет обратить засушливость Чако Бореаль против боливийцев. Во-вторых, жизненно важно заручиться искренней поддержкой индейцев. Как писал сам Иван Беляев, путешествовать по Чако «без знания о воде и подходах к ней, значит путешествовать без ключа. А ключ от Чако – в руках у индейца».

* * *

И вот, наконец, мы подходим к одной из главных тем, оказавших огромное влияние на всю жизнь нашего героя. Мы приближаемся к индейцам. В конце концов, если бы образы их разукрашенных тел и обрамлённых перьями голов не захватили воображение мальчика в далёком русском поместье, которое теперь вспоминалось, словно давний сон, то как знать – удалось бы Парагваю отстоять Чако Бореаль? Или, вполне возможно, на современной карте эта страна выглядела бы вдвое меньше? Смогли бы тысячи русских обрести здесь свою вторую Родину и начать свою жизнь заново? Да и жизнь самих индейцев, возможно, сложилась бы иначе, не узнай о них в своё время маленький Ваня Беляев.

Итак, вопреки расхожим представлениям того времени, местные индейцы в большинстве своём оказались вполне миролюбивыми. Однако слухи о каннибалах нельзя было назвать совсем беспочвенными. Наряду с тихими мака и чимакоками Чако населяли воинственные морос, которые, действительно, представляли опасность. Пожалуй, тот факт, что местные индейцы не являются однородной группой, а делятся на племена с абсолютно разными обычаями и традициями, можно назвать первым открытием Беляева. До него в Парагвае никому и в голову не приходило изучать этих «дикарей» и уж тем более интересоваться их различиями или сходством.

К сожалению, как именно состоялась первая встреча русского офицера с индейцами – нам доподлинно неизвестно. Но самый важный результат этой встречи неоспорим – Беляеву удалось не только наладить контакт, но и добиться искренней дружбы жителей сельвы, а позже – заслужить их глубочайшее уважение и любовь. Как же он смог добиться к себе такого расположения? Секрет оказался до банальности прост: он с самого начала был готов увидеть в индейцах не дикарей, а равных себе и принять их такими, какие они есть. Не высокомерно пренебрегать их обычаями, а общаться на равных – и не стесняться попросить помощи… Казалось бы, эти истины очевидны и их открытие едва ли можно приписать Беляеву. Но почему-то из многих и многих «белых» воплотить эти простые принципы в жизнь смог только он один.

А ещё оказалось, что у русского офицера и индейцев Парагвая на удивление много общего. Причём это касалось самых важных жизненных установок, без которых обе стороны не представляли своего существования. В дневниках нашего героя об обычаях индейцев можно прочесть следующее:

«Индейцы Чако – это в целом порядочные и высокоморальные люди, физически и морально превосходящие многих других. Их способности и таланты восхищают. Очень умеренные во всём, они лишены той жажды денег, которая так развращает белых. ‹…› Индеец неподкупен. Если он что-то получает, то тут же отдаёт это своему касику, который делит это между всеми членами племени, хотя зачастую именно последний больше всех и остаётся внакладе. ‹…› Индеец думает в первую очередь не о себе, а о безопасности и благополучии своей семьи, о необходимости доведения до конца своей работы и о надлежащем соблюдении тех вековых обычаев и традиций, которые гарантируют ему и его потомкам скромную, но наполненную одному ему известным смыслом жизнь».

В сущности, примерно таким же могло быть и описание самого Беляева. Неподкупность, стойкость, нестяжательство, радение о других, забота об общем деле. Не исключено, что это родство душ сыграло далеко не последнюю роль в сближении Беляева с индейцами. Через некоторое время индейцы уже не только помогали парагвайцам осваивать Чако, но и входили в состав экспедиций в качестве опытных проводников. Стараниями Беляева ключ от Чако Бореаль был наконец-то получен.

* * *

Наконец, настал день, когда доброе расположение индейцев к нашему герою сыграло значительную роль в истории всего Парагвая. А началось всё с того, что в декабре 1930 г. в Асунсьон к Беляеву пришла весточка от его друга – вождя чимакоков Тувига. Среди индейцев русского офицера называли Алебук, что означало «Сильная Рука». Тувига просил его, не мешкая, собрать очередную экспедицию в Чако Бореаль. Послание гласило:

«Алебук! Десять боливийцев на мулах прошли знак вблизи Питиантуты, которую ты поручил охранять. Если ты не придёшь немедленно, Питиантута попадёт в их руки».

Питиантута – это тщательно скрываемое индейцами от посторонних глаз пресное озеро, едва ли не единственное на всём пространстве Чако Бореаль.

А как мы помним, в случае войны с Боливией Беляев собирался сделать ставку именно на доскональное знание всех источников питьевой воды в этом крайне засушливом регионе. Необходимо было установить контроль над каждым озерцом или ручейком. Боливийцы тоже это великолепно понимали, поэтому, продвигаясь вглубь Чако Бореаль, в стратегически важных местах основывали фортин – небольшое военное укрепление. Можно было не сомневаться, что такие же боливийские укрепления вскоре возникли бы и на берегах Питиантуты.

Узнав от своих друзей-индейцев об этом уникальном для Чако Бореаль резервуаре пресной воды, Иван Тимофеевич попросил их приглядывать за окрестностями озера и сообщить ему, если боливийцы появятся поблизости. И вот такой день настал.

Теперь перед Беляевым встала крайне важная задача – опередить неприятеля, первым добраться до озера и нанести путь к нему на карту, чтобы в дальнейшем на его берегах можно было построить парагвайский фортин.

Для Беляева и его товарищей началась гонка на опережение, продлившаяся в общей сложности полгода. Путешествие к Питиантуте, чьё название с языка индейцев чамокока переводится как «место, где медведь убил муравейник», – осталось в воспоминаниях членов экспедиции как одно из самых сложных и драматичных. Такого длительного марш-броска по непроходимой местности никто из них не совершал ни до, ни после.

Люди мучились от жажды и нехватки провизии, лошади пали одна за другой. Один из участников экспедиции от безысходности даже предложил Беляеву зарезать мулов, чтобы хоть как-то подкрепиться, но Иван Тимофеевич сразу же отверг это предложение. Группу сопровождали индейцы, для которых мулы были сродни друзьям; посмевший убить это животное ради еды навсегда терял достоинство в их глазах.

К середине пути встреча с гремучей змеёй стала обыкновенной прозой жизни, а кожа людей огрубела и распухла от постоянных укусов москитов. По ночам сельва наполнялась непонятными звуками, криками и шорохами, от которых у неподготовленного человека кровь стынет в жилах. Кто издал этот пронзительный рёв – свирепый хищник или кровожадные морос? Конечно, парагвайцы и русские старались ориентироваться на реакцию сопровождавших их индейцев, которые легко расшифровывали каждый шорох, однако полностью отделаться от чувства опасности было сложно. Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, бывшие офицеры вечерами садились вокруг костра и начинали петь родные песни, привезённые из России. А иногда, видимо, вспоминая светскую жизнь блестящего Петербурга, кто-нибудь затягивал оперную арию.

Костёр непостижимым образом объединяет всех, собравшихся вокруг него. Вот и сейчас пламя огня, вокруг которого собрались парагвайцы, индейцы и русские, своим теплом навсегда объединило судьбы этих абсолютно разных людей. Всем им, невзирая на различия, предстояло в недалёком будущем бок о бок сражаться за свою землю.

Ну а пока офицеры с осторожностью слушали голоса сельвы, а сельва прислушивалась к ним. И ещё неизвестно, кто кому больше дивился, ведь, должно быть, впервые над её лесами и топями разносились песни на незнакомом ей русском языке.

* * *

Наконец, 13 марта 1931 г. измученная длительным переходом группа вышла к берегам огромного озера. В самой широкой части его длина составляла 2 километра. Питиантута славилась обилием рыбы и водоплавающих птиц, чьи стаи покрывали собой значительную часть озера. Должно быть, для измученных путников этот край показался настоящим Эдемом, где можно было вдоволь утолить жажду и голод.

Сложно переоценить значение открытия Питиантуты как с военной, так и с географической точки зрения. Во-первых, нельзя не упомянуть о том, что члены экспедиции Беляева стали первыми европейцами, достигшими это труднодоступное озеро. А во-вторых, в предстоящей войне контроль над Питиантутой мог сыграть решающее значение для победы.

После непродолжительного отдыха и нанесения Питиантуты и проложенного к ней пути на карту, экспедиция поспешила отправиться в обратный путь. Дорога домой оказалась ещё сложнее – группа сбилась с пути и провела несколько дней почти без воды. И лишь когда силы были уже полностью на исходе, первооткрыватели столкнулись с парагвайским патрулём, который, вопреки ожиданию, встретил их весьма настороженно. И неудивительно, ведь в газетах уже давно писали о том, что вся экспедиция сгинула в непроходимых лесах, а тело русского генерала якобы даже нашли. Беляеву оставалось лишь вспомнить знаменитую цитату Марка Твена: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены».

Зато потом, когда всё прояснилось, Беляева и его спутников чествовали как настоящих национальных героев, выкрикивая на улицах победное «Вива Хуан Беляефф»!

Благодаря составленным Беляевым картам, к озеру были направлены парагвайские солдаты, построившие на его берегах фортин. И пусть получившееся укрепление, возведённое из поваленных в округе деревьев, сложно было назвать неприступным, оно позволило оставить на берегах озера постоянную охрану, утвердив тем самым права Парагвая на эту землю.

* * *

Открытое озеро сыграло в истории Парагвая значительную роль. Можно сказать, что именно с него и началась война между странами. Когда, пролетая над сельвой на самолёте, боливийский майор Москозо заметил ровную гладь воды озера и построенные по его берегам хижины парагвайцев, то понял, что их опередили. 16 июля 1932 г. боливийцы напали на фортин, охранявшийся всего пятью солдатами, и без труда захватили его. С этого момента война стала неизбежной.

Правда, всего через месяц группа военных, возглавляемых майором Паласиосом и Беляевым в качестве проводника, отбила захваченный фортин обратно. Для парагвайцев, привыкших к поражениям со времён войны с Тройственным союзом, это был настоящий триумф. Люди осознали, что, несмотря на бедность их родины, у неё всё-таки есть храбрые защитники, а значит, есть и шанс на славную победу.

* * *

Про чужие войны и чужие сражения всегда сложно писать. Слова о них – как еле слышное эхо, которое не трогает наши сердца. Совсем иначе обстоит дело с событиями из родной истории. Даже заядлый двоечник, услышав про Куликовскую битву или Бородинское сражение, как минимум поймёт, что речь идёт о чём-то значительном и весомом, и подсознательно почувствует гордость за отечество.

Думаю, передать воодушевление парагвайцев от их первой победы помогут стихи местного поэта Марселино Ноуца[52]52
  Марселино Ноуц – известный в Парагвае поэт, автор песен. Родился во Франции в 1882 году, в 1917 году стал священником и отправился в Парагвай, где преподавал в Колледже Сан-Хосе-Асунсьон. Является автором знаменитых в Парагвае песен и стихов, таких как «Любимая Родина», «Питиантута», «Сбор золота», сочинённых им во время Чакской войны.


[Закрыть] (в России он практически неизвестен):

 
О, Питиантута! Ты слышишь победный рёв горна,
Эхом гудящий в камнях забытых руин?
Как будто вбивая в рассветное небо клин,
Он рвётся вперед, за синюю грань горизонта!
 
 
О, Питиантута! О, Родина! Это священное слово
Прошепчут сегодня сто тыщ голосов, сливаясь в один.
Тебя породили атаки и пушечный дым,
Сменившись победой меча твоего легиона.
 
 
О, Питиантута! С победой обратно свой путь держа,
Наш легион напевал этот гимн
Про грохот атаки, про пушечный дым
И доблесть майора Паласиоса.[53]53
  Перевод Аиды Арье.


[Закрыть]
 

Так началась малоизвестная у нас Чакская война. Конечно, наше незнание о ней можно списать на удалённость Южно-Американского континента. Сможем ли мы, не прибегая к Википедии, вообще назвать хоть одну войну в Латинской Америке? Да и что нам до разборок между далёкими странами, не имеющими с нами никакой тесной связи?

Но при ближайшем рассмотрении связь между Чакской войной и событиями в Европе всё же обнаруживается. Стоит копнуть чуть глубже, и это военное столкновение открывается нам с абсолютно неожиданной стороны и уже вовсе не кажется локальным конфликтом. Для многих участников Чакская война явилась естественным продолжением Первой мировой и, одновременно, репетицией Второй мировой войны. Причём история показала, что исход этой репетиции оказался почти пророческим.

Общеизвестно, что Южная Америка стала второй родиной для многих немцев, причём случилось это ещё до 1945 г. Такой отток населения из Германии во многом явился следствием её бедственного положения после масштабного экономического кризиса 1929 г. и поражения в предыдущей войне. Пришедший к власти Гитлер решил использовать немецкие диаспоры за рубежом в качестве плацдарма для продвижения немецкого влияния во всём мире. Кроме того, участвуя в чужих военных кампаниях, можно было без ущерба для «Третьего рейха» на чужой территории «обкатать» тактику ведения предстоящих сражений и проверить боеспособность немецкого оружия.

Естественно, формально Германия не являлась стороной конфликта между Парагваем и Боливией, однако боливийскую армию возглавлял специально присланный для обучения солдат генерал Ганс Кундт. Это был типичный военный прусского образца, ценивший муштру и дисциплину превыше всего. Первая мировая война не обошла его стороной, причём он воевал там же, где и Беляев, – на польском и галицийском фронтах. Вот и не верь после этого в мистические совпадения! Естественно, Кундт был не единственным немцем в боливийской армии. В 1920-х годах эта страна стала весьма популярна среди немецких офицеров, стоит хотя бы упомянуть тот факт, что в 1928 г. военным советником в Боливии был назначен не кто иной, как глава немецких штурмовиков Эрнст Рём.

* * *

Немцы оказались не единственными, кто выступил на стороне Боливии. Американская компания «Стандард ойл»[54]54
  Standard Oil – знаменитая американская нефтяная корпорация: монополия, осуществлявшая добычу, транспортировку, переработку нефти и маркетинг нефтепродуктов. Была основана в 1870 г.


[Закрыть], заинтересованная в получении доступа к новым нефтяным месторождениям, спонсировала покупки военной техники и всячески подталкивала боливийцев к проникновению на чужую территорию.

В итоге к моменту начала военных действий расклад сил у сторон как по техническим, так и по человеческим ресурсам оказался настолько не в пользу Парагвая, что если бы какая-нибудь букмекерская контора принимала ставки на будущего победителя, шансы Парагвая оценивались бы как 1 к 10.

Тем временем в Асунсьоне происходили события, словно сошедшие со страниц книг Александра Дюма, в которых доблесть и верность дружбе превыше всего. В доме поручика Всеволода Канонникова собрались бывшие офицеры русской армии, уже давно отошедшие от военных дел и многие годы зарабатывавшие себе на хлеб мирным ремеслом. Кто-то преподавал, кто-то сумел организовать свой бизнес, другие работали по новым специальностям или же перебивались заработком простого рабочего. Однако видя опасность, с которой столкнулась их вторая Родина, все собравшиеся выразили желание помочь Парагваю отстоять свою землю. Пришло время отдать долг стране, которая с теплотой приняла их и позволила начать свою жизнь заново.

И как бы ни была значима фигура Беляева в Чакской войне, нужно сказать, что на ратном поприще его заслуженно потеснили другие герои. Борис Касьянов, Василий Орефьев-Серебряков, Владимир Срывалин, Николай и Игорь Эрн, Николай Корсаков, Александр Экштейн, Николай Голдшмидт, Степан Высоколян и десятки других храбрых воинов. В общей сложности на стороне парагвайской армии сражались 46 офицеров из России. Имена многих русских участников Чакской войны сегодня можно прочесть в церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Асунсьоне, на стенах которой есть мемориальные таблички в честь погибших за свободу Парагвая. Многие русские жёны и дочери героев разделили их тяготы, вступив по сложившейся ещё в Первую мировую традиции в ряды сестёр милосердия.

Некоторые из дошедших до нас свидетельств об отчаянной храбрости и героизме выходцев из России больше походят на зарисовки к роману. Верить ли в правдивость этих эпизодов или относиться к ним скептически, как к попытке превознести благородство русских, – пусть каждый решает для себя сам. Но, думается, что латиноамериканская восторженность и русский фатализм в сочетании с преданностью своему долгу вполне могли воплотиться в героически-сентиментальные сцены на поле боя.

Так, очевидцы событий рассказывали, что капитан Василий Орефьев-Серебряков, который сгоряча был обвинён в трусости одним из майоров-парагвайцев, решил любой ценой доказать обратное. Как часто бывает в таких случаях, цена оказалась слишком высока. Видимо, желая применить приём психологической атаки, Орефьев с преданными ему солдатами вышел из укрытий и в полный рост, не кланяясь пулям, пошёл на противника. Первые мгновения враг и вправду был застигнут врасплох – боливийцы рассматривали идущих на верную смерть широко открытыми глазами, полными изумления и мистического страха. Но затем раздался выстрел, вслед за которым прозвучала целая канонада. Орефьева всё-таки успели доставить до командного пункта, где последними его словами были: «Я выполнил приказ. Прекрасный день, чтобы умереть».