Текст книги "Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха"

Будучи одним из основоположников местной художественной школы, она посчитала своим долгом узнать поподробнее о Третчикове и его картинах. Владимир любезно пригласил её в свою студию, где с радостью показал свои работы. Гранд-дама лишь покачала головой, допила предложенный ей напиток и сухо попрощалась с Третчиковыми. Через считанные дни из Ассоциации художников пришло требование представить картины для предварительного изучения «художественной комиссией», которой предстояло решить, достойны ли они того, чтобы украсить собой галерею Ассоциации. Само требование было чем-то неслыханным, ведь ранее оно никогда не предъявлялось ни одному художнику! Тем не менее Владимир решил пройти это испытание, ведь в своих работах он был абсолютно уверен. Однако для всех членов Ассоциации, знавших о подковёрной игре Ирмы Штерн, результат оказался ожидаемым: Третчикову пришло письмо с отказом в проведении выставки.

Всё дело в том, что уже несколько десятилетий Ирма Штерн пыталась привить местной публике любовь к тому, что мы и сегодня называем «современным искусством». Путь этот оказался очень тернист и только-только начал приносить свои первые плоды. Огромными усилиями она смогла сплотить вокруг себя единомышленников и создать так называемую «Новую группу».

Но тут, словно чёрт из табакерки, появился этот русский выскочка, чьи картины представляли собой квинтэссенцию банального реализма. Они словно просились на обложку глянцевого журнала, гипнотизируя сочными цветами и не желая испытывать ум своего зрителя. Люди изображались на его полотнах как люди, а цветы – как цветы, а не нагромождения ломаных линий. Но самое страшное таилось даже не в этих «мещанских» с точки зрения Штерн картинах, а в том, что Третчиков, по её мнению, не стеснялся подстраиваться под вкусы обывателя, который непременно пойдёт глазеть на эту вульгарную реалистичную мазню! По всей видимости, именно личные предпочтения Штерн стали причиной отказа Третчикову.

Но упрямый русский художник и не думал сдаваться. Пусть Кейптаун и не может сравниться с парижским Монмартром, но разве на всю страну существует лишь одна галерея? Конечно, жаль, что никому не знакомый художник лишился поддержки Ассоциации. И это в стране, где население и без того не слишком интересовалось выставками! На помощь Владимиру пришла врождённая смекалка и само Провидение, которое всегда оказывало ему свою благосклонность.

Третчиков одним из первых решил соединить искусство и коммерцию, выбрав для своей выставки просторную галерею, располагавшуюся над книжным магазином. Первая выставка как бы «задала тон» всем последующим. Владимир никогда не заставлял идти к нему, а вместо этого сам шёл к своему зрителю и потенциальному покупателю. Где люди максимально расслаблены, тратят много времени и к тому же готовы расстаться со своими деньгами? Естественно, в магазинах. Значит, именно туда и надо идти, особенно если тебя никто здесь не знает! К тому же в отдельно стоящую галерею придут лишь те, кто целенаправленно туда шёл, а много ли таких наберётся в Кейптауне?

Что касается Провидения, то оно явилось в виде голубя, который однажды нагло залетел прямо в окно студии, где Третчиков трудился над картинами для своей экспозиции. Птица уселась на мольберт и с интересом наблюдала за художником, наклоняя голову из стороны в сторону, словно оценивая качество его работ. Этот необычный голубь надолго поселился в семье Третчиковых, что было расценено ими как добрый знак. Когда же голубь позволил взять себя в руки, то оказалось, что на его лапке закреплено кольцо с номером. Выгравированные числа при сложении дали сумму 13 – то самое счастливое число, выручавшее художника в самые важные моменты его жизни. Рекламный агент предложил Третчикову использовать эту новость для продвижения выставки. Напечатанная в газетах, она заведомо привлечёт к себе больше внимания, нежели простая реклама никому не известных картин.

Казалось, знаки судьбы были на его стороне, но сердце всё равно предательски билось от волнения. В газетах сообщалось, что Ирма Штерн неожиданно объявила об открытии собственной внеочередной выставки. Даты её проведения ожидаемо совпадали с датами творческого дебюта Третчикова. Ставки были высоки, а шансы на победу – не очень. «Или всё сработает как надо, или это будут твои похороны», – предупредила Владимира сотрудница галереи. На этой «весёлой» ноте и состоялось открытие выставки, к которой был проделан путь длиною в пять лет.

* * *

В первый день экспозицию над книжным магазином посетило несколько десятков человек. Владимир неотлучно находился в галерее и с охотой отвечал на вопросы посетителей. К его удивлению, на следующий день число пришедших удвоилось – а затем продолжало расти буквально в геометрической прогрессии. В это сложно было поверить, но желающих посмотреть на его работы набралось столько, что людям приходилось выстраиваться в очередь на вход, а курсировавший между этажами лифт к концу выставки попросту вышел из строя! Люди обступали художника плотным кольцом, желая услышать рассказ о создании той или иной картины и получить автограф. Местная газета «Cape Times» без каких-либо «заказов» со стороны Третчикова оставила очень тёплый отзыв о выставке:

«Эти картины несут в себе роскошь и мистицизм Востока и, кроме того, они замечательно выполнены, что говорит в пользу серьёзных способностей художника. В них прослеживается вдумчивая интерпретация в сочетании с искренностью, которые свидетельствуют о возвращении в искусство добротного мастерства и окончании безумного обскурантизма, который так часто в последние годы господствовал среди интеллектуалов, несмотря на явное отсутствие серьёзной работы над техникой исполнения».

Это был первый, и потому очень искренний отзыв побывавшего на выставке репортера. Впоследствии, когда высоколобые «знатоки» объяснят газетам, что именно они должны думать об искусстве, хвалебные статьи в адрес художника станут редкостью. Но пока никто ещё не успел провести «разъяснительную работу», журналисты озвучивали собственные мысли и мысли сотен тех, кто с нетерпением стоял в очереди «на Третчикова».

За отведённые для выставки 13 дней её посетило несколько тысяч человек, а заработок от проданных картин составил три с половиной тысячи фунтов – очень внушительная по тем временам сумма! Выставка Ирмы Штерн осталась далеко позади по всем показателям. Это была чистая и по-настоящему заслуженная победа.

Впрочем, Третчиков быстро столкнулся с весьма странным объяснением такого успеха. Мол, ты здесь новенький, художников у нас немного, вот публика и повалила на тебя, как на диковинку. Правда, ещё несколько дней тому назад именно абсолютную неизвестность Третчикова считали главной причиной его предстоящего провала…

Дабы доказать самому себе и окружающим, что его успех – это не сиюминутный всплеск человеческого любопытства, Третчиков устраивает короткий тур по Южно-Африканской республике. Выставки проводятся в Йоханнесбурге, а затем в Дурбане – в третьем по величине городе страны, который творческие люди именовали не иначе как «кладбищем искусства». Даже сама Ирма Штерн не смогла покорить сердца его жителей, равнодушных ко всему возвышенному!

Помня, что тот, кто хочет продать свой товар, должен сам искать покупателя, для экспозиции картин Третчиков выбирает отель «Карлтон» в Йоханнесбурге и, что было абсолютно неожиданно, огромный универмаг «Зелёные акры» («Greenacres») в Дурбане. С точки зрения крутых эстетов такой выбор словно намекал на провинциальность и примитивность вкусов местных жителей. Но Третчиков всегда с уважением относился к любому своему почитателю – от миллионера-филантропа до простого фермера – и шёл навстречу их образу жизни, потому что считал такой подход единственно правильным. В конце концов, публика может прожить без художника, а вот проживёт ли художник без своей публики?

Возможно, именно поэтому он и преуспел. Ажиотаж вокруг его картин в Дурбане стал настоящим феноменом на этом «кладбище искусства». Каждый день, пока шли выставки, Третчиков с удовольствием общался с посетителями и раздавал автографы, пока не заработал мозоли на пальцах. Экзотика Юго-Восточной Азии, запечатлённая на ярких полотнах, пришлась местным жителям по душе.

Именно для выставки в Дурбане Третчиков впервые подготовил и заказал для печати фотоальбомы своих работ. Несмотря на дороговизну, альбомы пользовались спросом, и художник решил впредь заказывать репродукции картин к каждой своей новой выставке. Именно благодаря репродукциям и постерам творчество русского художника стало знаменитым и распространилось по всему миру.

Однако самый главный сюрприз, который подарил ему Дурбан, невозможно было предугадать заранее: Третчиков внезапно получил письмо с приглашением организовать выставку своих картин в США! Словно в подтверждение того, что слава ему предначертана свыше, на письме стояла печать мистического ордена розенкрейцеров…

Почему же орден обратил внимание именно на Третчикова? Ответ на этот вопрос, как и на многие другие, связанные с таинственным орденом, остаётся загадкой. Даже сам художник не понимал до конца, почему именно он удостоился такой чести. Как сообщалось в письме, один из членов ордена побывал на выставке в Дурбане и, придя к выводу, что от картин русского художника исходит некая мистическая сила, решил послать фотоальбом в штаб-квартиру, расположенную в калифорнийском городе Сан-Хосе. И вот теперь куратор Музея розенкрейцеров предлагал Владимиру организовать выставку в их штаб-квартире, а затем устроить тур по Америке. И всё это за счёт ордена, который скромно просил для себя лишь «честь открыть такого художника миру»! Сразу стало понятно, что это предложение из разряда тех, от которых не отказываются.

Воодушевлению Третчикова не было предела. Натали и Мими приняли решение ехать в турне вместе с ним, ведь поездка могла затянуться на несколько месяцев, а после долгих лет войны никто не хотел расставаться надолго. Теперь все силы были брошены на подготовку к тому, чтобы пересечь океан и покорить искушённую Америку. Поскольку выставка в США просто обязана была затмить все предыдущие, Владимиру предстояло проделать колоссальную работу. Нужно было выкупить самые удачные из проданных картин, снять документальный фильм о своей работе, договориться с организаторами о «прощальном» туре по ЮАР – и, наконец, создать что-то новое, никем ранее не виденное и непременно особенное.

* * *

Тем временем открытие новой выставки в рамках «прощального» тура в Кейптауне оказалось полностью проигнорировано прессой, хотя поток людей всё с тем же интересом спешил познакомиться с новыми работами художника. Это молчание сильно контрастировало с реакцией на самую первую выставку и давало понять, что на этот раз что-то пойдёт не так. Дурные предчувствия полностью оправдались на четвёртый день, когда газета «Кейп Таймс» («Cape Times») напечатала разгромную статью профессора Бокхорста под заголовком «Дешёвая сенсация на потребу масс». Видимо, настоящие знатоки искусства наконец-то добрались до редакции и подробно разъяснили, что именно может считаться искусством, а что нет.

Однако газета серьёзно просчиталась. Целясь в Третчикова, она неосмотрительно попала в его поклонников, фактически назвав их «одураченными массами» и «лишённой вкуса буржуазией». Владимиру даже не пришлось отбиваться от критики – настолько ужасен оказался гнев рассерженной публики. В газету один за другим повалили ответы от тех, кого огульно назвали плебеями. Тут-то и оказалось, что «массы» способны писать не хуже журналистов и среди них есть не только домохозяйки.

К примеру, член городского совета Сидней Ист справедливо писал:

«Хотел бы напомнить профессору Бокхорсту, что Моне, Дега, Бонна и ван Донген пренебрежительно рассматривались критиками своего времени как „художники постеров“, однако со временем они стали любимцами Парижа. Сегодня эти ранее презираемые художники считаются признанными мастерами, навсегда обессмертившими свои имена».

Другие вообще ставили под сомнение саму суть претензий. Художник пытается угодить вкусам тех, кого вы, профессор, пренебрежительно называете массами? Но разве это преступление? Да, мы хотим видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, а не гадать, что вы хотите нам сказать своими абстракциями! Таков был общий лейтмотив защитников Третчикова. Благодаря искренней любви со стороны «обывателей», Третчикова вскоре вполне заслуженно прозвали «народным художником».

Среди людей искусства также нашлись защитники реалистического стиля. К примеру, скульптор Джозеф Копланс в своём письме в редакцию открыто обвинил профессора в попытке провалить предстоящее турне Третчикова по Америке:

«Эта атака может быть мотивирована только обидой или злостью от понесённого поражения», – писал он.

Говоря о поражении, Копланс имел в виду провальное путешествие «Новой группы» в Америку и Европу, откуда та недавно вернулась. Местная художественная элита не снискала там славы и возвратилась домой ни с чем. В этом контексте возможный успех народного художника казался членам «Новой группы» личным оскорблением.

Разразившаяся в газете полемика в результате обернулась против профессора, так как лишь подогрела интерес к выставке. В итоге её посетила 61 000 человек, многие из которых искренне интересовались, сколько Третчиков заплатил за столь успешную скрытую рекламу?

Видимо, поняв, что одной только критикой Третчикова не потопить, самые решительные недоброжелатели перешли к активным действиям. Всего за пару месяцев до предполагаемого отплытия к берегам Америки на студию, где Владимир работал и хранил свои картины, было совершено два нападения, в результате которых серьёзно пострадали 11 самых больших его полотен. Их беспощадно изрезали, и повреждённые холсты свисали жуткими лохмотьями, точно оплакивая мечту художника по путешествию, которое теперь могло не состояться.

Вокруг места преступления собралась толпа любопытных, и Третчикову стоило больших усилий пробраться ко входу в свою студию. Увиденное чуть было не подкосило его, ему хотелось кричать и плакать, но слёзы всё никак не появлялись.

«Я всё равно поеду в Америку!» – крикнул он в ярости собравшимся зевакам.

Третчиков не сомневался в том, кто стал заказчиком преступления – кроме «Новой группы» этот вандализм никому не принёс бы выгоды. Вскоре полиция арестовала подозреваемого – им оказался художник по имени Эдвард Коул. Улики явственно указывали на него, и дело было передано в суд, однако по непонятным причинам судья отказал в его рассмотрении и сразу же освободил обвиняемого в зале заседания. Третчикову пришлось смириться с несправедливостью и сосредоточиться на том, что сейчас было куда важнее.

Русский художник не привык бросать свои слова на ветер. Он обещал, что тур состоится, значит, так тому и быть. Своё обещание он с честью сдержал.

* * *

Когда белоснежная «Queen Mary» величественно пришвартовалась в порту Нью-Йорка, на его палубу зашла группа репортёров. Все они собрались в библиотеке и приготовились спустить приехавшего гостя с небес на землю. Газеты заранее анонсировали его приезд и предстоящую выставку, а заодно в подробностях описали тот фурор, который он произвёл на своей новой родине.

«У вас там, в Южной Африке, что, все помешаны на искусстве?»

«Вы же не думаете, будто мы, американцы, толпами повалим на вашу выставку? У нас это не принято!»

«Наверняка вы слышали о Сальвадоре Дали, который открыл здесь свою экспозицию две недели тому назад. Мы разрекламировали её с большой помпой, однако вы едва ли встретите там больше полудюжины посетителей».

«Да если на эту вашу выставку заявятся тысячи человек, я съем свою шляпу!»

Журналисты буквально засыпали Третчикова подобными репликами, и даже при всей своей врождённой самоуверенности он на минуту почувствовал замешательство. В конце концов, что он знал об Америке и американцах? А ведь перед ним сидели опытные репортёры, хорошо знавшие менталитет своих сограждан…

«Не переживайте, мистер. Чудеса случаются даже в Америке!» – с этими словами один из репортёров похлопал его по плечу. В который раз Владимиру оставалось рассчитывать лишь на чудо.

* * *

В дальнейшем опасения лишь усилились: розенкрейцеры намеревались открыть первую выставку Третчикова в своей роскошной штаб-квартире, однако сколь бы роскошной она ни была, её удалённость от города оставляла мало надежды на то, что сюда приедет значительное количество посетителей. Добраться до штаб-квартиры из Сан-Хосе можно было только на собственной машине. Нельзя сказать, что розенкрейцеры самоустранились. Напротив, они прикладывали много усилий для продвижения Третчикова, организовывали лекции с его участием, на которых демонстрировали снятый им в ЮАР документальный фильм «Рождение картины». Сам же Владимир решил договориться о своих последующих выставках с собственниками гипермаркетов, следуя формуле, которую уже опробовал в Дурбане. Однако куда бы он ни приходил, ему везде приходилось слышать отказ.

Чем чаще Владимир смотрел на прекрасные сады, опоясывавшие штаб-квартиру, точно райские кущи, тем чаще приходил к мысли, что дорога до этого Эдема слишком длинна и едва ли кто-то её осилит. Однако добрый посланник с небес уже был в пути.

* * *

Находясь по делам в Сан-Франциско, Третчиков стал свидетелем того, как голубь на полной скорости врезался в зеркальные двери автобусного терминала. Прохожие советовали сломать ему шею, чтобы птица не мучилась, однако Владимир из жалости подобрал голубя и отвёз с собой в Сан-Хосе. Раненая птица мирно пригрелась у него под пиджаком, а Третчиков невольно сравнивал себя с ней. Кажется, он точно так же сорвался с небес и близок к тому, чтобы разбиться вдребезги. В предыдущий раз голубь стал провозвестником его удачи, но теперь он же символизировал его падение.

Но вопреки всему и благодаря заботе Натали привезённый домой голубь быстро пошёл на поправку. Он начал пить воду и с осторожностью клевать зерно, пока в один прекрасный день не расправил крылья и, абсолютно здоровый, взмыл высоко в облака. Значило ли это, что, несмотря на препятствия, надо бороться и побеждать?

* * *

И вот настал знаменательный день. Приехав заблаговременно в штаб-квартиру, Третчиков с изумлением увидел длинную очередь, выстроившуюся перед входом. Поначалу он даже решил, что люди, должно быть, пришли на какое-то другое мероприятие. Но как только открылись двери выставки, последние сомнения улетучились. Третчикову оставалось лишь успевать подписывать многочисленные книги и репродукции. По подсчётам розенкрейцеров, за четыре недели выставку посетила четверть населения всего Сан-Хосе, то есть примерно 25 000 человек! Тому снисходительному репортёру с корабля пришлось бы съесть свою шляпу, будь он здесь!

Сразу же после такого успеха владельцы главных гипермаркетов Сан-Франциско пересмотрели своё отношение к русскому художнику из Южной Африки и даже завалили его предложениями. Прочное начало успешного тура было положено.

Дальше города мелькали один за другим: Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Даллас, Чикаго, Сиэтл, Торонто, Монреаль… В общей сложности тур Третчикова по Северной Америке продлился около трёх лет. Владимир ещё никогда не чувствовал себя таким успешным. Его постеры продавались тысячами и заняли почётное место в спальнях и гостиных простых американцев. Он сделался желанным гостем телевизионных передач и вечеринок с участием знаменитостей.

* * *

Оригиналы его картин теперь покупали такие известные в Америке люди, как звезда Бродвея Марк Доусон и миллионер Джек Хаммелл. Последний скупил треть всех картин Третчикова, выставлявшихся в Торонто, и сделал их частью своей коллекции, где уже были Тициан и Гойя. Предсказание невидимого духа, данное в Индонезии, начало сбываться. Теперь Владимира знали по обе стороны Атлантики, а американские газеты в свойственной им манере сократили его длинную фамилию и называли его просто – «Третчи».

В противоположность тому, что уже привык читать о себе Третчиков, местные СМИ буквально лили бальзам на его душу. Чего только стоит этот лестный пассаж из «Сиэтл Пост Интеллидженс» («Seattle Post Intelligence»):

«На выставке в Малой Галерее выставлялись 25 картин из Музея Искусств Сан-Франциско. Среди этой ценной коллекции были ранние работы прославленных художников Карла Хофера, Паула Кли, Фернана Леже, Пикассо, Ривера, Кирико, Марка Ротко и Джин Марин. Но мало кто из посетителей обратил на них внимание. Все они проходили мимо, спеша попасть в Выставочный Зал, чтобы увидеть картины русского художника Владимира Третчикова. Их интересует не только возможность лицезреть колоритные полотна, но и купить репродукции, доход от продажи которых совместно с доходом от продажи оригиналов, согласно Третчикову, приносит ему 50 000 долларов ежегодно».

Если принять во внимание, что в 1950-х годах покупательная способность доллара была в девять раз выше, чем сейчас, то, переводя доход Третчикова на сегодняшние деньги, мы получим 450 000 долларов. На эти деньги Третчиковы сумели воплотить то, к чему в этой стране стремился каждый, но достигали немногие. Теперь у них был собственный кадиллак, особняк в предместье Нью-Йорка – тихом местечке Нью-Рошель на берегу залива – и возможность для Мими учиться в лучших колледжах Англии и США. Американская мечта Третчиковых сбылась по типично американскому сюжету: никому не известный парень из самых низов, повидавший на своём веку много несправедливости, благодаря упорству и трудолюбию добился настоящих высот.

Теперь, когда супруги получили возможность передохнуть, сидя в креслах-качалках на веранде собственного дома, самое время сказать несколько слов о самих картинах.

* * *

Безусловным коммерческим хитом и самой узнаваемой картиной Третчикова стала «Китайская девушка», которую люди быстро прозвали «Зелёная леди». Такое название связано вовсе не с её одеждой, которая выполнена в золотых оттенках, а с необычным цветом лица, похожим на окисленную медь. «Китайская девушка» – далеко не единственная картина, на которой Третчиков придал натурщице не свойственный людям цвет кожи. Это стало своего рода его визитной карточкой, позволяющей безошибочно узнать мастера, поэтому, скорее всего, такой нестандартный ход был продиктован желанием привлечь внимание зрителя.

«Зелёная леди» обязана своей необычной красотой юной работнице прачечной Монике Ли, которая, как мы помним, нехотя согласилась позировать Третчикову. Именно эта знаковая встреча художника со своей самой знаменитой моделью открыла настоящую главу.

Картина стала настолько популярной, что многие даже проводили параллели между нею и Моной Лизой, и на то имелись свои основания. Если знаменитая Джоконда смотрит зрителю в глаза, таинственно улыбаясь, то «Зелёная леди» задумчиво отводит взгляд в сторону, отстранённая и полностью погружённая в свои собственные мысли. Однако их объединяет самое главное – неразгаданная загадка. Обе картины оставляют ощущение недосказанности и тайны, словно самое главное художники оставили за рамками холста – и теперь предлагают нам самим угадать, о чём задумалась красавица-китаянка и чему улыбается итальянская синьора.

Успех «Китайской девушки» поразил не только покупателей, но и самого художника. Во-первых, он честно признавался в том, что во время написания картины почти никогда не может предугадать, будет ли она пользоваться спросом. Таким образом, феномен «Зелёной леди» так и остался загадкой даже для самого её создателя. А во-вторых, с успехом картины пришло и осознание того, что индонезийский оракул оказался прав – Владимир обрёл мировую известность, а самой популярной из его картин стала та, на которой изображена восточная девушка. Впрочем, в одном оракул всё же ошибся: ни один из множества автопортретов Третчикова так и не получил широкого распространения.

Кроме «Зелёной леди» отдельного упоминания, безусловно, достойна «Потерянная орхидея» – грустная аллегория быстротечности славы и тщеславия. Карнавал окончен, и всё ещё свежая орхидея, которая недавно украшала чью-то петлицу, лежит на опустевших ступенях. Картина поменяла нескольких владельцев, но на каждой выставке неизменно вызывала у посетителей самые живые отклики.

Ещё одна невесёлая и в целом не свойственная Третчикову картина, стоящая особняком в его творчестве, – «Слепой нищий».

Изображённый приглушенными красками слепой старик с белёсыми глазами словно протягивает свою морщинистую руку к зрителю, прося подаяния. Третчикову удалось создать поразительный эффект присутствия нищего среди зрителей, словно он вот-вот сделает шаг, сойдёт с картины и направится в толпу, опираясь на бамбуковую трость.

И, наконец, последняя картина, мимо которой сложно пройти, не сказав хотя бы несколько слов, это – «Умирающий лебедь». Однако речь здесь идёт исключительно о балете. Третчиков был настолько потрясён, увидев этот танец в исполнении Алисии Марковой[76]76
  Лилиан Элис Маркс (Lilian Alice Marks; 1 декабря 1910, Лондон – 2 декабря 2004, Бат) – британская артистка балета и педагог, артистка Русского балета Дягилева. Дама Британской империи, доктор музыки; первая английская балерина, удостоенная титула Prima Ballerina Assoluta. В соответствии с веяниями того времени Дягилев дал танцовщице русский сценический псевдоним – Алисия Маркова.


[Закрыть], что буквально потребовал, чтобы балерина ему позировала. И, как ни странно, звезда согласилась, хотя Владимиру пришлось ездить за ней, следуя марш руту её гастролей, чтобы делать зарисовки то в одном, то в другом городе. Уделить позированию сразу несколько часов звезда просто не могла. Картина получилась немного театрализованной, однако поклонники Третчикова высоко оценили её, и напряжённая фигура Марковой в образе лебедя быстро перебралась с оригинала на постеры, а те, в свою очередь, – на домашние стены любителей балета.

Говорить о картинах можно бесконечно, однако лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Сейчас, когда многие из произведений художника доступны в интернете, любой из вас может самостоятельно посмотреть их и составить собственное впечатление. Посему мы не станем слишком долго заострять внимание на том, что является делом вкуса, и вернёмся к самим Третчиковым.

* * *

Несмотря на осуществившуюся американскую мечту, Третчиковы в конечном счёте приняли решение вернуться в ЮАР. Размеренная жизнь Кейптауна, казавшегося немного провинциальным по сравнению с шумными американскими городами, была больше по душе Третчиковым. К тому же, нашёлся и ещё один аргумент в пользу возвращения, весьма существенный для настоящего художника: за все три года пребывания в Америке Владимир не создал ни одной новой картины. Конечно, это можно было списать на плотный выставочный график и частые переезды из города в город. Но Третчиков не собирался заниматься самообманом: он со всей ясностью ощущал, что здесь, в Америке, ему так и не удалось найти источников вдохновения.

В Кейптауне же всё располагало его к работе: стоило художнику выйти на улицу, как он сразу находил сюжет для новой картины. Грузная торговка с широкой улыбкой на морщинистом лице, уличные музыканты, веселившие прохожих своей игрой и ужимками, дикая природа, начинавшаяся сразу же за окрестностями Кейптауна… Все эти незамысловатые сюжеты и колоритные лица приносили Третчикову куда больше вдохновения, чем самая роскошная жизнь в Штатах. Думаю, не будет преувеличением сказать, что в ЮАР Третчиковы, наконец, обрели новую Родину – место, которое они с чистым сердцем могли назвать своим домом. Так что настало время возвращаться домой.

* * *

Кейптаун встретил их слухами трёхлетней давности: репортёры по-прежнему желали знать, сколько Владимир заплатил «Новой группе» за пиар-компанию перед отплытием в Америку.

Наверное, Третчиков дорого дал бы за то, чтобы предположения репортёров оказались правдой. Однако реальность была такова, что даже после успеха его масштабного американского турне риторика «Новой группы» и местных газет в отношении его творчества не претерпела никаких изменений. Выставки Третчикова по-прежнему или игнорировались, или же получали саркастические оценки «корифеев». Радовало лишь одно: обычные люди всё так же любили своего «народного художника» и не уставали штурмовать выставочные залы с его картинами.

Однако нельзя сказать, что американский тур прошёл даром и не привнёс никаких изменений в карьеру Владимира. Именно благодаря этому трёхлетнему трамплину спрос на репродукции его картин начал стремительно расти во всём мире, особенно в англоговорящих странах. Кто бы мог подумать ещё несколько лет тому назад, что творчество русского эмигранта способно потеснить привычные для обывателей пасторали прошлого века? И тем не менее число домов, где на стене весела «Зелёная леди» или «Потерянная орхидея», неуклонно росло.

Безусловно, такой коммерческий успех способствовал увеличению благосостояния художника и позволил супругам купить землю в одном из престижных районов Кейптауна. Через некоторое время здесь появился солидный особняк с головокружительным видом одновременно на океан, на раскинувшийся вдоль него город и на величественную Столовую гору. Как признавался сам Третчиков, «этот дом построила „Зелёная леди“». К роскошному дому, само собой разумеется, должна подъезжать не менее роскошная машина: и здесь Владимир остался верен своей любви к ярким, неординарным вещам, выбрав розовый кадиллак, благодаря которому присутствие Третчикова в городе становилось ещё более очевидным.

В то время во всей Южной Африке насчитывалось всего два таких автомобиля: один принадлежал президенту страны, второй – русскому эмигранту. Поэтому в 1960 г., когда Южную Африку посетили премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан и его супруга, Владимир получил личный звонок из администрации президента с просьбой одолжить кадиллак для первых леди. Естественно, просьба была встречена с пониманием и, полагаю, не без доли внутренней гордости.

Как легко заметить, наш герой сильно отличался от стандартных представлений о «настоящем художнике», который должен довольствоваться крохотной мансардой, передвигаться на велосипеде и питаться преимущественно яркими закатами и рассветами. Собственно, Владимир и не скрывал своего пристрастия к роскоши, спокойно признавая: «В своей душе я – представитель богемы, но предпочитаю жить как капиталист. Я лучше останусь в Дорчестере, чем буду жить на чердаке. И я скорее буду водить кадиллак, нежели велосипед».

Кроме того, в нём счастливым образом, без всяких внутренних противоречий уживались любовь к своим картинам и умение их продавать. Третчиков был готов защищать своё творчество от любых нападок, однако абсолютно спокойно расставался со своими картинами, считая, что каждая из них имеет право выйти за пределы его мастерской и обрести свою собственную «биографию».

Его оригиналы продавались достаточно дорого, но это с лихвой компенсировалось растущим потоком репродукций по весьма демократичным ценам. Причём за их качеством Третчиков всегда следил лично, дотошно проверяя достоверность мельчайших оттенков, чем порой доводил производителей до белого каления. Злые языки даже поговаривали, что репродукции получались значительно лучше оригиналов.