Текст книги "Внимаем пристально: Четыре применения памятования"

Вопросы формы

Об учениях Будды утверждают, что они «хороши в начале, хороши в середине и хороши в конце» ³⁷; то же самое представляет собой три аспекта успешной практики. Истолковать это выражение в контексте практики можно несколькими разными способами, вот один из них: «хорошо в начале» относится к личной мотивации – начинайте каждое занятие, зародив высочайшее устремление для практики. «Хорошо в середине» относится к поддержанию непрерывного, сосредоточенного внимания – это сердце любой практики. «Хорошо в конце» – тут речь о посвящении заслуг от занятия достижению самых значимых устремлений и для себя, и для других.

Приглашаю вас в начале каждого занятия зародить в уме самые возвышенные устремления к благу, которое вы можете получить от выбранной практики. Как именно хотели бы вы обогатить и преобразовать свою жизнь, ум, взаимодействие с миром? Что бы вы хотели предложить миру? После того, как выполните разнообразные практики, связанные с наблюдением, исследованием и анализом, оставьте свое осознавание в его собственной свободной от умопостроений природе – в чистой светоносности и способности познавать. В завершении каждого занятия вспомните о своих самых значимых устремлениях и пожелайте их воплощения словами: «Силой заслуг от этого занятия пусть мои пожелания исполнятся для блага всех».

Направляемая медитация

Памятование II

Поддерживайте непоколебимое памятование обо всех субъективных проявлениях – наблюдайте за ними, не отвлекаясь, не цепляясь и не отвергая.

Начинайте каждое занятие с состояния непринужденности. Высвободите осознавание в пространство осязательных ощущений и позвольте ему охватить все тело, внимательно присутствуйте в настоящем мгновении. Позвольте телу пребывать в его естественном состоянии, исполненном расслабления, неподвижности и бдительности. Поза лежа на спине позволяет глубоко расслабиться, а если все удобно, оставаться неподвижным, не возясь, будет нетрудно. Если удается зародить психологическую установку бдительности, положение лежа на спине прекрасно подходит для медитации.

С готовностью обратитесь к сложной задаче: успокоить дыхание в естественном ритме. Для этого позвольте дыханию течь вольно, без вмешательства или представлений о «правильном» дыхании. Дайте дыханию возможность быть любым: коротким или длинным, глубоким или поверхностным, равномерным или прерывистым. Дышите без усилий, как будто находитесь в глубоком сне, но при этом продолжайте внимательно наблюдать за ощущениями дыхания, возникающими во всем теле.

Пусть глаза у вас будут приоткрыты, что позволит появляться зрительным видимостям, при этом позвольте своему осознаванию пари́ть без движений в настоящем мгновении. Какая бы мысль или чувственный образ ни появились в вашем восприятии, пристально наблюдайте за ними без предпочтений, желаний или отторжения. Просто пребывайте в осознавании, подобном пространству, не реагируя на появляющиеся видимости. Отпустите любые позывы к цеплянию и позвольте осознаванию оставаться на своем месте. Поддерживайте непрерывный поток памятования и внимайте всему, что проявляется в настоящем мгновении, не отвлекаясь, не цепляясь, не отвергая.

О позе лежа на спине

Я всегда отстаивал полезность позы лежа на спине, – в добавление к позиции сидя. В двух выдающихся комментариях традиции тхеравады можно найти рекомендации об использовании позы лежа. Во-первых, в классическом тексте I века Вимуттимагга («Путь свободы») ³⁸ Упатиссы позы для практики випашьяны рекомендуются в зависимости от особенностей личности. Буддийская типология личностей включает в себя две основные группы: личности, склонные к гневу, и личности, склонные к страстному желанию. Для гневных личностей текст рекомендует сидячие и лежачие позы; позы стоя и ходьба лучше подходят для натур, обуреваемых желаниями. Сгораете от тяги к чему-либо – отправляйтесь ходить; кипите от гнева – остыньте сидя или лежа!

В своей первой беседе о памятовании Будда ясно указал, что випашьяну можно и нужно практиковать во всех четырех позах. Современное движение Випассаны делает упор на медитацию при ходьбе в перерывах между сидячими занятиями, и это может принести большую пользу. Глубокое успокоение ума в практике шаматхи лучше достигается в более заземленных позициях – сидя и лежа.

Индийский ученый традиции тхеравада Буддагхоса, живший в V веке, в своем тексте Вишуддхимагга («Путь очищения») ³⁹ просто утверждает, что существует четыре позы: стоя, сидя, лежа и в ходьбе. Следует выбирать ту позу, которая способствует развитию сосредоточения. Будда обучал указанным четырем положениям тела, и каждое из них может быть эффективным. Тибетская традиция делает упор на позу лотоса и семь пунктов позы Вайрочаны ⁴⁰, у которой есть существенные преимущества. Для некоторых методов созерцания необходимо соблюдать особые требования к позе – например, точное положение рук или особые точки касания пальцев. Детальное выстраивание позиции становится неотъемлемой частью высших ступеней практики. Как бы там ни было, поза лотоса – не единственно возможная, и стоит соблюдать осторожность, чтобы не навредить себе, входя в эту позу с усилием.

Нам, живущим в современном мире, расслабление дается с бо́льшим трудом, чем представителям традиционных земледельческих или кочевых обществ. При том образе жизни, который считается у нас нормой, важность расслабления нельзя переоценить. Один из моих учителей Гьятрул Ринпоче призывал меня практиковать в положении лежа на спине. Он преподает в Соединенных Штатах с 1972 года и знает, что для нашей полной стрессов жизни важно это свойство положения на спине порождать глубокое расслабление. Просто расслабляя тело и ум, можно обнаружить, что непрерывность и устойчивость внимания возникают и усиливаются сами собою, без всяких усилий с нашей стороны. Это ценное открытие, даже если оставить в стороне пользу такой устойчивости для исследования явлений в практике випашьяны.

3. Колесо Дхармы

Наставления Будды начинаются не со слепой веры, устремленной на то, чтобы принять некую метафизическую истину или допущение, – они обращают наше внимание на то, что для нас и так очень важно: мы не хотим страдать. Нам не нужны религиозные убеждения, чтобы стремиться избегать страданий. Но Будда не избегает и не обеляет страдания – он призывает впрямую соприкоснуться с реальностью страданий. Это Первая благородная истина из четырех изложенных в первом же наставлении Будды, – оно также известно как первый поворот колеса Дхармы.

Каждая из Четырех благородных истин запечатлена в кратком изречении. Вот реальность страдания: пойми ее. Вот реальность происхождения страдания: отбрось ее. Вот реальность прекращения страдания: воплоти ее. Вот реальность пути к прекращению страдания: следуй ему. Эти четыре пункта составляют суть учений Будды, все остальное – лишь комментарии к ним.

Истина страдания

Будда направляет наше внимание на реальность страдания и дает нам совет: «Внимательно всмотритесь в страдание. Исследуйте его. Поймите его. Для вас эта тема уже очень важна». Буддийский анализ страдания (санскр. духкха) охватывает весь спектр от легкого недомогания до физических и психических мучений. Мы, чувствующие существа, хорошо знакомы с грубым уровнем страданий – переживания страданий и удовольствия определяют наш удел.

Явное страдание

Самый грубый аспект страдания называется явным страданием: нежелательные чувства, которых не избежать; боль и неудобство в теле; грусть, тревога и страх в уме. Явное страдание часто возникает в связи с субъективными проявлениями, возникающими в том или ином сенсорном поле, – мы что-то услышали, увидели или ощутили. Когда возникает такое проявление, рождается страдание, и мы переживаем отторжение к нему. Указывая на проявление, мы думаем: «Я хочу, чтобы этот человек, это место, этот предмет или эта ситуация прекратились, потому что они причиняют мне страдания».

Думая так, мы укрепляем связь между субъективными видимостями и страданием, которое мы желаем прекратить и сделать все возможное, чтобы оно больше не повторялось. «Не говори это мне! Перестань так вести себя! Я хочу погоду получше!» Мы пытаемся манипулировать миром, чтобы он соответствовал нашим желаниям и больше не заставлял нас страдать. Наша обычная реакция на субъективные проявления и связанные с ними эффекты состоит в том, что мы обращаем внимание только на внешние причины, а внутренние не исследуем никак. «Это случилось, и я из-за этого страдаю. Если вы будете вести себя хорошо, я больше не буду страдать». Мы всегда находим истоки страдания вне нас: «Со мной все хорошо, а вот с тобой что-то не так!»

Такое явное страдание буквально называют страданием страдания, и оно очевидно для каждого чувствующего существа. Тараканы – чувствующие существа, и они убегут, если зажечь спичку или плеснуть на них водой. Люди ничем не отличаются от тараканов, дождевых червей и всех других живых существ в том, как они распознают боль явного страдания и стремятся избежать ее.

Страдание перемен

Далее Будда предлагает нам всмотреться чуть пристальнее. Мы, человеческие существа, обладаем исключительными способностями для изучения более глубокого и менее очевидного уровня страданий, называемого «страдание перемен». Кроме субъективных проявлений, порождающих физические и психические неудобства, некоторые проявления сопряжены с переживанием удовольствия. Например, мы вкусно поели и думаем: «О, какая вкуснотища! Это бесподобно, возьму-ка я добавки – особенно десерта». Для тех, кто любит сладкое, один десерт – хорошо, два – еще лучше, а три – совсем прекрасно. Субъективные проявления, которые доставляют удовольствия, могут быть простыми, как десерт, или сложными, как проникнутые любовью семейные отношения, или нагруженные смыслом, как удовлетворение от работы. В них нет ничего плохого, но есть одна загвоздка. Когда субъективные проявления возникают совместно с переживанием удовольствия, удовлетворенности, безопасности или полноты жизни, возникает мысль: «Я достиг желаемого!». Вслед за этим, как осьминог щупальцами, ум вцепляется в происходящее: «Это ты делаешь меня счастливым. Никуда не уходи и дай мне еще – мне понравилось!»

Вцепляясь в удовольствия, мы удушающе вязнем в наших отношениях с вещами, семьей, работой. «Я наконец сумел победить систему – замкнутый круг существования (санскр. сансара). Я нашел, что́ делает меня счастливым, а потому схвачусь-ка я за это покрепче и понадеюсь, что оно никогда не изменится». Надежда на то, что все останется прежним, равносильно надежде, что завтра солнце не взойдет. Все изменится – это точно. Попытка овладеть сансарой – построить правильные отношения, карьеру, дом и тому подобное, а затем зафиксировать их, пока все хорошо, вцепиться в субъективные видимости, будто они и есть источник безопасности, полноты жизни и благополучия – изначально гиблое дело!

Мы безбоязненно хватаемся за предметы, будто они на самом деле источник нашего благополучия. Цепко удерживая их, мы думаем: «Я у руля, предмет, который я удерживаю, прочен, хватка моя крепка. Это мой билет в счастье». Будда смотрит на эту шахматную партию и видит, что нам мат через пару ходов. Эту игру мы проиграем, и поражение ждет нас неизбежно, как сама смерть. Проснитесь! Так не выйдет. Мы цепляемся за видимости, но настоящий источник счастья – не они. Видимости могут способствовать счастью, но сами проявления – люди, работа, ситуации, имущество, дома и деньги – не настоящий источник счастья. Нужно всмотреться глубже.

Эту игру неизбежно и разочарованно проигрывают, едва возникает привязанность и цепляние. Мы уже потерпели поражение, стоит только прийти в голову мысли: «Добуду-ка вот это, оно даст мне счастье». Шах и мат! Вся беда в цеплянии, – и когда мы мечтаем о том, чего нет, и когда стремимся удержать то, что имеем. Насекомым, птицам и другим животным этот более глубокий уровень страдания неочевиден – для этого нужно больше способности к прозрению. Но люди способны глубоко исследовать и проверять, сами ли видимости – настоящие источники неудовлетворенности, страдания, боли, безопасности, счастья и полноты жизни.

Страдания пяти совокупностей

Исследуя еще глубже, мы обнаружим третье и самое глубокое измерение страдания. Это страдание не выраженное, оно существует попросту из-за цепляния за «я» и «мое». У нас нет подходящего слова, чтобы описать эту разновидность страдания, которое, как сказано, всепроникающе – оно пропитывает каждое переживание счастья, вялости, эйфории, страдания и даже самые глубокие состояния самадхи, когда уже отброшены любые привязанности к субъективным видимостям. Все переживания в сансаре загрязнены цеплянием.

В этом и состояло замечательное прозрение Будды – возможно, беспримерное в истории. Он обнаружил, что даже если погрузиться в глубочайшее самадхи, отпустить любую привязанность и отвержение субъективных видимостей, глубоко успокоиться в природе осознавания, полностью растворив все чувства в светоносном, блаженном и безмолвном пространстве осознавания и отведя чувственное восприятие от внешнего мира, – удовлетворения не наступит. Это не явное страдание; находиться в самадхи – приятный опыт: отсутствует цепляние за субъективные видимости, потому что их нет. Вы покоитесь в состоянии, которое легко перепутать с природой будды, изначальным осознаванием, Атманом, Брахманом, окончательной реальностью или божественным сознанием. И тем не менее это всего лишь успокоенный ум, покоящийся в своем светоносном, безмолвном, наполненном блаженством относительном состоянии основы. Будде удалось распознать это тонкое измерение страдания, возникающее из-за нашего привычного цепляния за субъективные видимости.

Самое тонкое страдание носит название «страдание совокупностей». Совокупности (санскр. скандхи) – это составляющие нашего существования, в том числе тела и ума. Если кто-то спрашивает, где вы, вы ответите: «Вот он я». Я нахожусь там, где мое тело. Я не там, где вы. Мы тесно отождествляем себя с совокупностями, слагающими наше существование – тело, чувства, представления, составные умственные факторы и состояния сознания, – и называем их «я», «мне» и «мое» в отличие от «ты» и «твое». Мы цепко держимся за это собрание составляющих. О них часто говорят, как о пяти совокупностях – предметах цепляния.

Кажется, будто нечто по своей природе «мое» есть в моем теле, в моем уме, в моих осязательных ощущениях, в моей плоти, в моих костях, в моих восприятиях и в звуке моего голоса. Мои мысли и воспоминания определенно кажутся «моими». Я твердо уверен, что это не ваши воспоминания, поскольку вы не жили в Шотландии в свои четыре года. Это мои желания, фантазии и эмоции и я переживаю их. Любой из нас холит и лелеет эти составляющие и отождествляет себя с ними, чувствуя, что они вроде бы образуют самую суть нашего независимого, отдельного и неповторимого существования. Я вот он, здесь, и абсолютно уверен, что я – не вы и не кто угодно другой, поскольку вы и все остальные – не здесь, а вон там. Мы все инстинктивно думаем именно так.

Мы накрепко отождествляем себя с совокупностями, поскольку щупальца ума вцепляются в «я» и «мое» и держатся прочно. «Я в порядке. Я здесь, а не там». Эта крепкая хватка, с какой мы держимся за совокупности, – цепляние за «мои» тело, чувства и ум, – корень нашей глубоко присущей уязвимости к страданию на всех его уровнях. Сами совокупности – не беда: они просто тело и ум. Но крепко удерживая их, отождествляясь с ними, цепляясь за них и тем самым обособляя себя, мы создаем разрыв в самой ткани нашего существования.

Из всей матрицы взаимосвязанных событий – субъективных проявлений, возникающих взаимозависимо со всей Вселенной, – я выхватываю одну часть и сливаюсь с ней, заявляя: «Это я со своими мыслями, чувствами, восприятиями, телом и умом. Моя территория отделена от всех и всего остального. Мое тело, мои ощущения, ум, воспоминания и фантазии – все они только мои!»

Будда утверждал, что пока цепко держимся за эти совокупности, мы будем страдать. Это лишь вопрос времени. Можно погрузиться в самадхи на тысячу лет, но и этот период рано или поздно завершится. Пребывать в самадхи – как надувать воздушный шар: как бы ни была хороша резина, он все равно сдуется. Можно снова его накачать, но в конце концов вернешься к тому, с чего начал. Будда постиг, что самадхи – необходимый шаг на пути к просветлению, но его одного недостаточно. Развивать превосходное равновесие ума и искусно совершенствовать сосредоточенность внимания необходимо, однако не принимайте это за конечную цель. Применяйте этот инструмент, чтобы исследовать природу действительности.

Напомним, что в первом упражнении памятования мы не пытались погрузиться в какое-то глубинное измерения осознавания, а просто пребывали с тем, что проявляется. Наша цель состояла в том, чтобы оставаться открытыми, распахнутыми и полностью присутствующими в каждом мгновении. Эта практика памятования предполагает, что мы ничего не удерживаем, а просто присутствуем в настоящем мгновении со всем, что возникает. По мере того, как крепнет навык, события в теле и уме происходят одно за другим, но у них нет владельца, а осознавание остается открытым и неуязвимым, как пространство.

Безвредное цепляние

У цепляния есть много разновидностей. Оно может быть чрезвычайно грубым и болезненным – или тонким и безобидным. На грубом уровне собственничество бывает очень разрушительным: «Не трожь. Это мое!» Отторжение, ненависть и агрессия – отрицательные полюса цепляющегося ума. На тонком уровне даже просто распознать знакомого вам человека – это уже некая разновидность цепляния. Если нам задают вопрос, присутствует ли некто в комнате, просто признать этого человека в лицо – удобный способ общения. Но отделить человека от всех остальных, назвать его или ее по имени и вести себя так, будто он или она – независимо существующая данность, это уже цепляние.

Следуя наставлениям Будды о четырех пристальных применениях памятования и задавая вопросы о действительности, мы в этих поисках проявляем цепляние. Пусть мы тем самым и обособляем себя от других, это не значит, что мы действуем из заблуждения. Как временная стратегия для достижения более высокой цели випашьяна может быть очень полезна для преодоления явных омрачений. Если бы у нас не было столь сильных привычек замутненно воспринимать и искажать действительность, в нашем исследовании не было бы нужды. Но эти привычки укоренены глубоко.

Рассмотрим бредовую мысль: «Я – Наполеон». Если бы я действительно считал себя Наполеоном, я бы страдал, потому что никто не относился бы ко мне с должным уважением. Мой психотерапевт мог бы задать направленный вопрос: Parlez-vous français?[1]1
  Вы говорите по-французски? (фр.). – Примеч. перев.


[Закрыть] И если б я ответил: «Нет. Но я говорю по-английски с псевдофранцузским акцентом», это могло бы быть ключом к лечению! Или можно спросить: «Посмотрите в зеркало. Вы низенький, лысоватый мужчина?» Искусный психотерапевт, задавая вопросы о переживаемой действительности, способен подвести меня к открытию: «Я все-таки не Наполеон!» Как только удастся разглядеть сквозь завесу привычного иллюзорного убеждения, что я не Наполеон, мое страдание исчезнет. Тут же станет понятно, что это не тело Наполеона, я не говорю по-французски и ничего не смыслю в военной стратегии.

Направленные вопросы, расшатывающие заблуждения, – безвредная разновидность цепляния, его можно использовать, чтобы разрушить более вредоносные формы цепляния. Когда заблуждение устранено, в вопросах больше нет нужны и можно полностью отказаться от цепляния. В этом случае цепляние используется как инструмент, чтобы превзойти цепляние, – так палец направлен на Луну ⁴¹. Палец – это цепляние, но Луна уже нет.

Четыре пристальные применения памятования

Краеугольный камень наставлений Будды, посвященных прозрению, или випашьяне, – четыре пристальные применения памятования (санскр. смритиупастхана, пал. сатипаттхана), в единстве с медитативным успокоением, или шаматхой, в уме, тонко заточенном посредством внимания и самадхи. Если говорить классически, речь идет о развитии умственной способности, называемой памятованием (санскр. смрити, пал. сати), и ее следствия – самонаблюдения (санскр. сампраджанья, пал. сампаджана).

Хотя наблюдать за дыханием может показаться скучным занятием, навыки внимания развивают не ради развлечения. Эти упражнения укрепляют внимание и улучшают его качество. Практика шаматхи – основной способ формирования, совершенствования и оттачивания памятования. В шаматхе развивают и памятование, и самонаблюдение, а затем используют – или с внимательностью прилагают – в четырех применениях памятования.

Памятование о теле

Первое применение памятования направлено на тело и непосредственное переживание физического окружения в «жизненном мире» (нем. Lebenswelt). Будда, говоря о применении памятования к телу, ведет речь о телесном воплощении. Какие осязательные ощущения, связанные с телесной жизнью, возникают прямо сейчас? Как чувствуется движение тела? Разумеется, тело не существует само по себе, а неразрывно взаимосвязано с окружающим физическим миром. Без толку пытаться наблюдать за телом, пренебрегая при этом окружающей средой. Тело вплетено в мир, дышит им, впускает его внутрь и выдает наружу.

Применения памятования к телу подразумевает памятование о полях восприятия пяти органов чувств: зрительном, слуховом, вкусовом, осязательном и обонятельном. Слыша свой голос и замечая, что звук неотторжим от поля слуховых переживаний, я уделяю внимание телу. Когда я смотрю на свое тело, его зримые проявления – часть более обширного сочетания субъективных проявлений. У меня нет отдельного поля, в котором я наблюдаю свое тело, и дополнительного, в котором я наблюдаю тела всех остальных людей. Это просто поле зрения, в котором появляются тела.

Когда я направляю внимание на осязательные проявления, пластиковая бутылка в руке ощущается прохладной, твердой и слегка сминающейся. В то же время я проприоцептивно осознаю свою руку. Осознавание своего тела укоренено в осознавании окружающей среды через органы чувств. Таково первое применение – памятование о теле, воплощенном в сферах пяти органов чувств.

Памятование о чувствах

Второе применение – это памятование о чувствах (санскр. ведана) в их самом фундаментальном смысле. У нас в языке слово «чувствовать» применяется очень широко. Оно появляется во фразах «Чувствую, пора съесть шоколадное мороженое» или «Ты задеваешь мои чувства». Понятие «ведана» не столь многозначно. Оно описывает лишь наши основополагающие переживания удовольствия, боли и безразличия: мне нравится, мне не нравится, мне все равно. Возникшее чувство – это не видимости, которые проявляются одновременно с ним, а беспримесное ощущение. Чувства возникают в двух пространствах: физическом и умственном.

Мы лакомимся чем-то, слушаем приятную музыку, вдыхаем изысканный аромат – при этом физически возникает чувство удовольствия, связанное с пятью физическими ощущениями в теле. Обретение таких переживаний кажется вполне возможным. Когда мы заказываем добротную трапезу, она наверняка доставит нам приятные осязательные, вкусовые и обонятельные ощущения. Не так давно меня угостили превосходным обедом из четырнадцати блюд в одном из лучших ресторанов Австралии. Это было целое событие, все началось в половине восьмого вечера и закончилось почти в полночь. Официанты представляли блюдо за блюдом так, будто признавались в любви. Каждый крохотный кусочек преподносился зрелищно и красиво. Я подумал: «Шеф-повар – настоящий художник, осмелюсь ли я вообще прикоснуться к этому?» Официант объявил сырное ассорти, подробно описал его состав и место происхождения во Франции, что навело меня на мысль: «Ух ты! Одного этого рассказа достаточно, чтоб захотелось туда съездить. Блюдо, судя по сказанному, великолепно!» Мой нос уловил тонкий аромат: «М-м-м. Пахнет превосходно!» Все смотрелось прекрасно, было прекрасно на слух и прекрасно пахло. А следом я положил в рот небольшой кусочек, и мне открылся восхитительный вкус, сочетающийся с разнообразной структурой, и тугой, и мягкой. Удовольствие возникло в каждом чувственном поле.

Все четырнадцать блюд были поданы в тщательно срежиссированной последовательности. В начале нам предложили полдюжины закусок, затем четыре основных блюда и четыре десерта. Сразу стало ясно, что наш шеф-повар лучший во всей Австралии: каждое блюдо несло удовольствие всем органам чувств. Кроме того, за этот ужин была уплачена немалая сумма, поэтому все решили: «Это непременно должно быть вкусно – цена-то какова!» Этот опыт взывал ко всем шести органам чувств. Последний десерт – после тринадцати блюд за четыре часа – состоял из крошечных шоколадных конфет. Их было всего три, но каждая – чистый восторг. Наш шеф-повар достиг своей цели, вызвав лавину приятных ощущений во всех органах чувств.

Нам всем знакомо что-то подобное – когда переживания попадают в самую точку. Конечно, может быть и так, что ум захвачен болью, а в то же самое время чувство удовольствия возникает в теле. Даже когда тело наслаждается изысканным блюдом, ум может переживать горькую обиду по поводу чьего-то оскорбительного замечания. «Как он мог сказать такую ужасную вещь. Ах, какое вкусное блюдо! Ух как я ненавижу этого человека». Боль и удовольствие могут возникать одновременно или чередоваться, как звуки барабанов бонго: физическое удовольствие, умственная боль, физическое удовольствие, умственная боль. А потом обед завершается, нужно оплачивать счет, и напольные весы в ванной лишь добавляют боли!

Почему вторым предметом или полем для этой практики выбраны чувства? Мы пристально применяем памятование к чувствам, поскольку они нам чрезвычайно небезразличны. Ради того, чтобы пережить одни чувства и избежать других, мы готовы претерпевать огромные тяготы. Именно потому, что нам совершенно не все равно, стоит применять к ним пристальное памятование, чтобы разобраться, как чувства возникают, пребывают, растворяются и как они взаимосвязаны с видимостями. Стоит нам только осознать свое тело в пространстве и времени, как тут же возникают чувства. Вот он я в физическом теле, и вслед за этим… «Ой! Больно!» Удовольствие и боль немедленно захватывают внимание, поэтому вполне естественно сосредоточиться на чувствах как втором предмете памятования, исследовать их и понять.

Памятование о событиях в уме

Третий предмет пристального памятования – все события, происходящие в уме, о которых не шла речь выше. Мы уже уделили внимание всему спектру чувств боли и разочарования, удовольствия и эйфории, скуки и безразличия. Теперь, словно фокусируя телескоп, мы нацеливаем внимание на другие явления ума и с памятованием следим за ними. Что происходит в пространстве ума?

Мы выбираем не уделять внимание пяти полям физических чувств, а полностью сосредоточиваемся на преобладающем – а, бывает, и безраздельно господствующем – пространстве субъективных проявлений, переживаемых исключительно умом. Внимательно и пытливо следите за явлениями в этой области действительности, недоступными ни для каких технических приборов: это идеи, мысли, образы, мечты, эмоции, желания и всевозможные страхи. Какова природа явления, которое мы называем умом, и кто населяет это пространство? Применить памятование к уму – это глубоко исследовать пространство ума, столь важное для нашей жизни.

Памятование о явлениях

Четвертый предмет пристального памятования на санскрите называется «дхармы», что в этом контексте переводится не как «наставления Будды», а просто как «все явления». Если тщательно пройти весь путь – внимательно применить памятование к телу, как оно представлено в полях пяти ощущений, исследовать чувства, а затем все пространство ума, что останется? Последний рубеж – это матрица взаимосвязей между этими областями, которая называется зависимым возникновением. Мы исследуем явления с широко раскрытым вниманием и различающей разумностью. Применение памятования ко всем явлениям похоже на яркую лампу, освещающую все вокруг, – в отличие от телескопа, направленного на тот или иной участок звездного неба. Мы уделяем внимание всем явлениям, как на первом же занятии, но теперь мы гораздо лучше осведомлены о происходящем.

Возникают ли проявления в шести пространствах осознавания попросту случайно? Наука основывается на наблюдении за повторяющимися событиями. Шары, брошенные во вторник и в среду, падают одинаково. Эти упорядоченные связи обычно называют законами, но буддизм говорит о сценариях повторяющихся событий и следствиях, порожденных причинами. В безумии проявлений есть смысл, хотя иногда кажется, что они возникают в случайном порядке. Тщательное изучение выявляет закономерности взаимоотношений. Поскольку возникло это, возникло и то; раз не возникло это, не возникло и то.

Всматриваться в закономерности причинных связей в четвертом пристальном применении памятования – буквально значит осмыслять мир. Именно это Будда совершил на третьем шаге своего бдения в ночь просветления. На первом шаге он выяснил природу своего ума, проникнув в бесконечную череду прошлых жизней. На втором шаге он понял природу ума всех чувствующих существ и их взаимосвязи в бесчисленных жизнях. На третьем шаге исследовал глубинные взаимосвязи зависимого возникновения и естественной причинной обусловленности и постиг, как устроен мир, как возникает сансара и как она исчерпывается.

Какова природа ежесекундно возникающих явлений? Можно ли рассматривать их как возникающие взаимозависимо, но без необходимости предполагать существование сверхъестественной самости? Это суть всей истории. Наблюдая за телом, укорененным в физической среде, за переплетенными чувствами в теле и уме, за умственными явлениями и за тем, как это все возникает во взаимосвязи с субъективными видимостями окружающего мира, других людей и тому подобного, Будда сделал великое открытие: именно так возникает естественно мир явлений. Поскольку возникло это, возникло и то. Это не возникло, следовательно, не возникнет и то. Ему нигде не удалось отыскать следов независимой самости, вмешивающейся в ткань зависимо возникающих явлений со словами: «Я починю здесь». Нигде нет никаких свидетельств вмешательства сверхъестественного существа.

Есть известная история о беседе французского математика и астронома Пьера-Симона Лапласа (1749–1827) с Наполеоном, состоявшейся примерно двести лет назад. Лаплас предложил свое понимание природы мироздания согласно физике и астрономии и показал, как звезды, планеты и прочие небесные тела движутся, подчиняясь классическим законам физики, – все очень разумно. Ознакомившись, Наполеон задал вопрос, почему в работе не упомянут Создатель, на что Лаплас ответил: «Я не нуждаюсь в этой гипотезе».