Текст книги "Ковчег спасения. Пропасть Искупления"

– Скажите, кто вы! – потребовал Клавэйн.

– Охотно. Но сперва не пройдете ли со мной? Уверен, вы насладитесь открывшимся видом. Зебра сказала, вы не впервые в Городе Бездны. Но ручаюсь, такая перспектива вам еще не открывалась. – Мужчина наклонился, протянул руку. – Пойдемте. Обещаю ответить на все вопросы.

– В самом деле на все?

– По крайней мере, на большинство.

Взявшись за руку незнакомца, Клавэйн встал. Осознал, насколько он еще слаб. Держался на ногах с трудом, но идти мог. Мрамор холодил босые подошвы. Сочленитель вспомнил, что оставил свою обувь на корабле демархистов, облачаясь в скафандр.

Мужчина подвел Клавэйна к винтовой лестнице:

– Сможете подняться? Оно того стоит, уверяю. Внизу окна слегка запылены.

Сочленитель последовал за ним по тонкой ажурной лестнице до галереи. Та вилась между шпалерами, петляла. Клавэйн скоро перестал понимать, в каком направлении они идут и откуда начинали путь. Сидя в кресле, внизу, он видел за окном лишь расплывчатые очертания, бледный охряный свет, придававший всему тона́ меланхолии. Наверху о́кна и в самом деле были прозрачнее.

Мужчина подвел его к перилам:

– Смотрите же, перед вами Город Бездны! Я пришел в него, познал его и, хотя до сих пор не полюбил, уже не питаю к нему той ненависти, с какой относился в первые дни моего пребывания здесь.

– Вы не местный?

– Нет. Как и вам, мне довелось немало постранствовать.

Город далеко раскинулся во все стороны. Постройки сливались вдалеке в сплошное неровное месиво. Но по-настоящему больших зданий было мало, десятка два. Правда, часть их была намного выше того, где находился Клавэйн, – шпили уходили в облака, терялись за ними. Вдалеке, в нескольких десятках километров, виднелся край огромной скальной стены. Город Бездны построили в колоссальной кальдере, посреди которой зияла дыра, уходящая глубоко в кору планеты. Город окружил зияющую прорву, зацепился за край, опустил трубопроводы в ее глубину. Строения теснили друг друга, переплетались, сливались в фантасмагорические фигуры. Воздух кишел транспортом – сплошной вибрирующий рой, клубящееся облако. Казалось невероятным, что столько важных грузов, поездок происходило одновременно. Но город был воистину огромным. Воздушный транспорт был лишь крохотной частью лихорадочной деятельности города, не прекращавшейся и во время войны.

Когда-то здесь все было по-другому. Город знал три отчетливые эпохи. Самой длинной была самая лучшая, истинный расцвет, когда знатные семейства демархистов обладали абсолютной властью. Тогда город раскинулся под восемнадцатью соединенными куполами Москитной Сетки. Практически все необходимое город получал из провала. Под куполами демархисты отточили свое владение веществом и энергией до совершенства. Эксперименты по продлению жизни дали биологическое бессмертие, а регулярное сканирование человеческого мозга и запись его содержимого в хранилища данных сделали даже насильственную смерть всего лишь мелким неудобством. Обладание тем, что некоторые по старинке называли нанотехнологиями, позволило изменять среду обитания и собственные тела почти произвольно. Демархисты сделались протеями, существами, которым претила всякая завершенность.

Вторая эпоха началась лишь век назад, когда пришла плавящая чума. Она проявила себя истинной демократкой, поражая людей без разбора, причем с такой же охотой, что и здания. Демархисты слишком поздно осознали, что в их раю жил злобный и коварный змей. До эпидемии все изменения в облике Города контролировались, но найти управу на чуму не удалось. За несколько месяцев облик города изменился полностью. Уцелело лишь несколько изолированных анклавов, где люди еще могли без опаски носить наномеды в своих телах. Архитектура причудливо извратилась, деформировалась, будто с насмешкой напоминая демархистам о потерянном. Технология скатилась почти на доиндустриальный уровень. Во многих районах города воцарилось беззаконие, там рыскали хищные банды.

«Темные века» Города Бездны продолжались сорок лет.

Кое-кто утверждал, что они продолжаются до сих пор, хотя и под иной личиной. После эпидемии демархисты потеряли большинство прежних источников дохода. Ультра не захотели продолжать торговлю с ними. Но несколько знатных семей отчаянными усилиями сохранили свое благополучие. В отдельных анклавах Ржавого Пояса поддерживалась финансовая стабильность. Но сам Город Бездны, обанкротившись, был готов принять любого, кто захотел бы взять власть. Вот тогда сочленители, прятавшиеся по отдаленным углам системы, решили, что пришел их час.

Они не вторглись в обычном смысле этого слова. Слишком немногочисленные, с незначительной военной силой, пауки не стремились никого превратить в себе подобных. Но они покупали участок за участком, сносили старое и воздвигали новое, блистающее, завлекательное. Сочленители разрушили все восемнадцать куполов. В Бездне соорудили огромную биомашину, «Лилли», намного увеличившую эффективность переработки поступающих из провала газов. Теперь город жил в пузыре теплого, пригодного для дыхания воздуха, поставляемого медленными выбросами «Лилли». Сочленители снесли множество изуродованных эпидемией зданий, возведя вместо них элегантные, похожие на клинки мечей башни; эти постройки выходили далеко за пределы воздушного пузыря и поворачивались, как паруса яхт, чтобы минимизировать сопротивление ветру. Началось восстановление технологий с использованием сочленительских разработок, устойчивых к плавящей чуме. Паучьи лекарства позволили возобновить терапию продления жизни. Учуяв растущее богатство, вернулись ультра, снова сделав Йеллоустон ключевым узлом на своих путях. Началось заселение опустевших спутников Ржавого Пояса.

Для города начинался новый золотой век.

Но демархисты, прежние хозяева, не смирились с ролью исторических пережитков. Они тосковали и злились, мечтая вернуть прежние времена. Веками они были единственными союзниками сочленителей, но дружба закончилась. Демархисты захотели силой вернуть утерянное.

– Мистер Клавэйн, видите Бездну? – Хозяин оранжереи указал на эллиптическое темное пятно, почти скрытое частоколом шпилей и башен. – Говорят, «Лилли» умирает. Пауков изгнали, заботиться о ней некому. Качество воздуха сильно упало. Ходят слухи, что город собираются заново прикрыть куполом. Но, возможно, сочленители скоро вернутся и позаботятся о своем хозяйстве.

– К другому выводу прийти трудно, – осторожно поддакнул Клавэйн.

– Должен признаться: мне все равно, кто выиграет. Я неплохо жил и до прихода сочленителей, и во время их правления, и после. Мне не довелось застать эпоху расцвета демархизма, но уверен, что приспособился бы и к ним.

– Кто вы?

– «Где вы?» было бы лучшим вопросом. Мистер Клавэйн, гляньте вниз.

Он посмотрел. Уже понял, что здание высокое – такой потрясающий открывается вид. Но насколько оно высоко, определить не мог. Он будто стоял на вершине неимоверно высокой и крутой горы, глядя на отроги и меньшие пики в километре внизу. Эти меньшие пики сами далеко превосходили большинство окрестных строений. Наивысший полетный эшелон городского авиатранспорта оставался далеко внизу, часть его проходила прямо через огромную башню, ныряла под колоссальные арки и порталы. Большинство воздушных транспортных средств двигалось ниже, под их маршрутами лежала сливавшаяся в туманную дымку сеть виадуков для наземного транспорта, а еще ниже угадывались многоуровневые парки с зеленью и водоемами. На таком расстоянии они казались поблекшими условными обозначениями на старой карте.

Сама башня была черной, массивной и зловещей. Стоя на ней, определить ее форму Клавэйн не мог, но создалось впечатление, что с другой точки Города Бездны он увидел бы нечто монументальное, мрачное и неживое, навевающее нехорошие предчувствия – будто одинокое дерево, пораженное молнией.

– Вид отличный, несомненно, – согласился Клавэйн. – Так где же мы?

– Шато де Корбо, то есть Замок Воронов. Полагаю, вы помните это название?

Он кивнул:

– Здесь побывала Скади. Значит ли это, что вы имеете отношение к случившемуся с ней?

– Нет, мистер Клавэйн, я не имею никакого отношения к Скади. Но предыдущий хозяин Замка Воронов, вернее, хозяйка – имела. Все всяких сомнений. – Мужчина повернулся и протянул руку: – Позвольте представиться: Эйч. По крайней мере, так называют меня те, с кем я сейчас веду серьезные дела. Надеюсь, я смогу серьезно вести дела и с вами?

Не успел Клавэйн ответить, как Эйч пожал ему руку. Сочленитель отпрянул и увидел на своей ладони крошечное красное пятнышко.

Эйч провел гостя вниз, на мраморный пол. Миновали фонтан, чье журчание Клавэйн слышал раньше, – безглазая золотая змея изрыгает ровный поток, – затем по длинной мраморной лестнице спустились на этаж.

– Что вы знаете о Скади? – спросил Клавэйн.

Эйчу он не доверял, но считал полезным услышать ответы на несколько вопросов.

– К сожалению, меньше, чем хотелось бы. Охотно расскажу, за вычетом некоторых подробностей. Скади послали в Город Бездны с тайной миссией по сбору информации, причем это задание было главной целью. Это ведь так?

– Раз взялись меня просвещать, вы и скажите, правда ли это.

– Да бросьте, мистер Клавэйн. Вот увидите, у нас с вами куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Не нужно видеть во мне врага.

Клавэйну захотелось рассмеяться.

– Эйч, очень сомневаюсь, что между нами найдется хоть что-нибудь общее.

– Почему же?

– Я четырехсотлетний старик, видевший больше войн, чем вы – закатов.

– В самом деле? – Эйч лукаво усмехнулся.

– То есть мой взгляд на вещи не может не отличаться от вашего.

– Не сомневаюсь. Что ж, мистер Клавэйн, не согласитесь ли пройти со мной? Хочу показать вам прежнюю хозяйку особняка.

Эйч повел по черным коридорам с высоченными потолками. Освещался путь лишь узенькими окнами. Клавэйн заметил, что Эйч чуть-чуть прихрамывает – одна нога была покороче, и он умело маскировал дефект. Казалось, все огромное здание, во всяком случае, огромный его кусок целиком находится в личном распоряжении Эйча – хотя, возможно, это было всего лишь иллюзией, порожденной огромностью строения. Клавэйн уже понял, что хозяин замка управляет организацией, имеющей очень немалый вес в Городе Бездны.

– Давайте начнем с самого начала, – предложил сочленитель. – Каким образом вас коснулись дела Скади?

– Полагаю, вследствие взаимного интереса. Мистер Клавэйн, я в Йеллоустоне уже век. За это время я обзавелся некоторыми, скажем так, интересами и активно их преследовал.

– Например?

– Например, искупление вины. Мое прошлое, мягко говоря, небезупречно. Я совершал очень скверные поступки. Но, с другой стороны, кто не совершал?

Оба остановились перед аркой, окаймлявшей дверь в черной стене. Эйч открыл дверь и предложил войти в комнату без окон, спокойствием и мрачностью напоминавшую гробницу.

– И для чего же вам понадобилось искупать вину?

– Конечно же, чтобы очистить совесть. Чтобы возместить содеянное зло. Нынешняя технология, даже учитывая многие сложности, позволяет индивидууму жить бесконечно. В прошлом за тяжкое преступление расплачивались своей недолгой жизнью. В Библии прописан был срок человеческой жизни: «дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет». Но мы сейчас живем по нескольку столетий. Разве стоит такую долгую жизнь губить из-за единственного злодеяния?

– Но вы же сказали, что совершили не одно злодеяние.

– Это так. Я ответствен за многие неблаговидные дела. – Эйч подошел к высокому, грубо сваренному металлическому ящику, стоявшему посреди комнаты. – Суть в том, что я не вижу надобности стеснять свое нынешнее «я» некими рамками из-за того, что натворило молодое «я». Сомневаюсь, что мое нынешнее тело содержит хотя бы атом того, давнего. Из общего у нас лишь горстка воспоминаний.

– Долгая жизнь отнюдь не искупает преступного прошлого, если вы об этом.

– Разумеется, не искупает. Но у нас есть свобода воли. Мы не рабы собственного прошлого, можем жить без оглядки на него.

Он остановился у ящика, дотронулся. Клавэйн решил, что ящик размерами и видом напоминает паланкин герметика, машину для перемещения, – такие служат до сих пор.

Прежде чем заговорить снова, Эйч глубоко вздохнул.

– Мистер Клавэйн, век назад я примирился со своим прошлым. Но за это примирение пришлось заплатить. Я пообещал себе исправить нехорошие последствия некоторых дел. Часть из них прямо касалась Города Бездны. Обещание не из легковыполнимых, но я не пытаюсь обмануть судьбу и себя. К сожалению, самого важного я сделать не смог.

– Чего же?

– Мистер Клавэйн, потерпите немного. Вы все узнаете. Сперва я хочу показать, что произошло с ней.

– С кем?

– С Мадемуазелью. Она жила здесь до меня, во время миссии Скади.

Эйч сдвинул черную панель на высоте человеческого роста. За панелью оказалось крошечное окошко.

– Как ее звали по-настоящему?

– Я не знаю. Манукян может знать о ней больше – перед тем, как перейти ко мне, он работал на нее. Но вытаскивать из него информацию силой я не хочу – он слишком ценен для меня и к тому же может не пережить глубинного сканирования памяти.

– И что же вам о ней известно?

– Только то, что она, в тайне почти для всех, много лет была могущественным и влиятельным политиком в Городе Бездны. Она стала идеальным диктатором, повелевала так искусно, убедительно и тонко, что никто и не замечал своего превращения в ее марионетку. В обычном понимании она не являлась богатой, формально не владела практически ничем. Но ее способность убеждать и принуждать, ее колоссальное влияние позволяли достичь желаемого незаметно, неощутимо для остальных. Люди, действуя, как им казалось, из чистейшего личного интереса, на самом деле исполняли секретные планы Мадемуазель.

– Вас послушать, так она была сущей ведьмой.

– Думаю, сверхъестественное здесь ни при чем. Она попросту разбиралась в потоке информации с ясностью, какая недоступна большинству людей. И видела, куда нужно приложить небольшое давление для достижения наибольшего эффекта. Образно выражаясь, находила ту точку, где бабочке нужно взмахнуть крыльями, чтобы породить ураган. В этом заключался ее гений – инстинктивное понимание хаотической динамики человеческого социума… Взгляните, пожалуйста.

Клавэйн шагнул к окошку.

Внутри ящика находилась женщина. Казалось, ее набальзамировали и оставили сидеть в металлическом гробу с руками, аккуратно сложенными на коленях, с раскрытым изящным веером в пальцах. Она была одета в закрытое длинное платье с вышивкой, столетие как вышедшее из моды. Лоб высокий и чистый, темные волосы зачесаны назад, разделены на несколько прядей. Трудно сказать, закрыты глаза или женщина просто чуть опустила веки, глядя вниз, на веер. Казалось, вся она чуть подрагивает, колышется, словно мираж.

– Что с ней случилось?

– Насколько я понимаю, она мертва. Причем уже тридцать лет. Но с момента смерти Мадемуазель не изменилась – никаких признаков распада и гниения. А в ящике, между прочим, не вакуум, ведь она не смогла бы дышать.

– Я не понимаю. Она умерла там, внутри?

– Мистер Клавэйн, это ее паланкин. Она находилась внутри, когда я убил ее.

– Вы убили ее?

Эйч вернул панель на место.

– Я использовал оружие, специально разработанное для убийства герметиков. Называется оно краббер. Эта штуковина прикрепляется к боку паланкина и просверливает его, сохраняя притом полную герметичность. Внутри паланкинов бывают очень неприятные сюрпризы, в особенности когда хозяин опасается покушений. Например, нервно-паралитический газ, действующий лишь на определенных людей. Когда краббер пробивает стенку, он выбрасывает небольшой снаряд. Тот взрывается с силой, достаточной для уничтожения всего живого внутри, но не нарушающей целостности паланкина. На Окраине Неба мы применяли похожие устройства против танковых экипажей, так что я неплохо знаю действие этого оружия.

– Если бы краббер сработал, внутри бы не осталось тела, – заметил сочленитель.

– Вы правы, мистер Клавэйн. Я не видел результаты его действия. Тела остаться не должно.

– Но вы ее убили?

– Я определенно сделал что-то с нею. Но что именно, не знаю. Я не мог осмотреть паланкин сразу после взрыва, поскольку пришлось иметь дело с ее союзниками. Спустя несколько часов я заглянул в окошко, ожидая увидеть сползающую по стенкам кровавую грязь. Но ее тело осталось практически невредимым. Да, на нем были раны, для нормального человека смертельные, но они за несколько последующих часов полностью затянулись. И одежда восстановилась целиком. С тех пор Мадемуазель не менялась – больше тридцати лет.

– Это невозможно!

– Вы обратили внимание, что ее тело видится будто сквозь слой колышущейся воды? Изображение дрожит, плавает. Это не иллюзия. Думаю, в паланкине вместе с ней находилось нечто, скажем так, чужое. Любопытно, сколько в существе, называвшем себя Мадемуазелью, было человеческого вообще?

– Вы говорите так, будто она пришелец.

– Определенно в ней есть нечто не от мира сего. Но что именно и в какой мере, гадать не берусь.

Когда покидали комнату, Клавэйн оглянулся – и снова мороз прошел по коже. Несомненно, Эйч оставил здесь Мадемуазель, потому что больше ничего придумать не смог. Уничтожить тело никак нельзя, в чужих руках оно может оказаться опасным. Усыпальницей этой женщине служит дом, где она когда-то обитала.

– Я хотел бы спросить… – нерешительно заговорил Клавэйн.

– О чем же?

– Зачем вы убили ее?

Хозяин Замка Воронов закрыл дверь, отчего Клавэйну стало заметно легче. Несомненно, и самому Эйчу визиты к Мадемуазели не доставляли особого удовольствия.

– Мистер Клавэйн, я убил ее по простой причине: она обладала тем, что мне было нужно.

– Чем же?

– Точно не знаю. Но, полагаю, именно тем, что искала Скади.

Глава двадцать вторая

Ксавьер работал над «Буревестником», когда явилась странная пара. Он проверил обезьян, удостоверился, что их можно смело оставить на несколько минут. Задумался над тем, кого Антуанетта умудрилась допечь на этот раз. Как и ее отец, она, в общем-то, умела не злить нужных людей. Джиму Баксу это умение помогало зарабатывать на жизнь.

– Мистер Грегор Консодайн? – осведомился гость, вставая с кресла в приемной.

– Я не Грегор Консодайн.

– Простите. Я полагал, это…

– Да, вы явились по адресу. Я всего лишь присматриваю за делами, пока он отлучился в Ванкувер на пару дней. Меня зовут Ксавьер Лиу. Чем могу быть полезен?

– Мы ищем Антуанетту Бакс.

– В самом деле? Позвольте узнать зачем?

– Срочное дело. Мы узнали, что ее корабль здесь, в доке.

– А кто вы такие? – спросил Ксавьер грубо, предчувствуя скорые неприятности.

– Я мистер Клок.

По лицу посетителя можно было изучать анатомию – под кожей различалась каждая кость. Мистер Клок выглядел так, будто стоит на пороге голодной смерти, но двигался с легкостью и изяществом танцора или гимнаста. Однако куда загадочней и неприятней выглядел его спутник. В отличие от мистера Клока, походившего на тощего долговязого бухгалтера, он, приземистый и широкоплечий, напоминал борца-профессионала. Сидел, опустив голову, листал взятую со стола брошюру. У ног стоял черный ящик без надписей, размером с инструментальный чемоданчик.

Смотреть на него было как-то тревожно.

– Мой коллега мистер Пинк, – представил Клок.

Мистер Пинк поднял голову. Глубоко посаженные под гладким округлым лбом карие глаза внимательно изучали Ксавьера. Вздернутый нос напоминал свиной пятачок. Правда, Ксавьер видывал лица и подиковинней, но дело ведь не в этом. Мистер Пинк не был модифицированным человеком. Он вообще человеком не являлся.

– Привет, – выговорил гиперсвинья равнодушно и вернулся к чтению брошюры.

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил Клок.

– Вопрос?

– Касательно корабля. Он ведь принадлежит Антуанетте Бакс?

– Я всего лишь взялся подремонтировать ему корпус. Больше ничего не знаю и знать не хочу.

Клок улыбнулся, кивнул. Затем подошел к двери офиса и плотно закрыл ее. Мистер Пинк хихикнул, перевернул страницу:

– Мистер Лиу, ваши слова не совсем правдивы.

– В смысле?

– Вы садитесь, – предложил мистер Клок, указав на кресло. – Отдохните, расслабьтесь. Нам следует немного побеседовать.

– Но мне нужно возвращаться к моим обезьянам. Срочно!

– Уверен, в ваше отсутствие они не сделают ничего предосудительного.

Он указал на свинью, и тот тяжело посмотрел на Ксавьера. Парень вздрогнул и опустился в кресло, раздумывая, как себя вести.

– Так вот, касательно мисс Бакс. Находящиеся в свободном доступе данные контроля над движением кораблей указывают: в ремонтном доке сейчас ее корабль. Вы работаете над ним?

– Возможно.

– Мистер Лиу, пожалуйста, не пытайтесь увильнуть. Это бессмысленно. Собранные нами сведения говорят об очень тесных отношениях между вами и мисс Бакс. Вы прекрасно знаете, что «Буревестник» принадлежит ей. И кстати, вы знаете этот корабль как свои пять пальцев, разве нет?

– Вообще, вы зачем явились-то?

– Мы хотим всего лишь переговорить с мисс Бакс, если это не слишком сложно.

– Ничем не могу помочь.

– Ничем? – На гладком, почти безволосом лице Клока изобразилось удивление.

– Если уж хотите поговорить, ищите ее сами.

– Хорошо. Я надеялся, что до этого не дойдет, но…

Клок посмотрел на спутника. Тот отложил брошюру и встал. Сложением он напоминал гориллу. Двигаясь вперевалку, пошатываясь, словно отчаянно стараясь сохранить равновесие, свинья прошел мимо, неся черный чемоданчик.

– Куда это он?

– Мистер Лиу, он пошел на корабль. Знаете, мистер Пинк первоклассный техник. Прекрасно умеет ремонтировать. Но, должен сказать, ломать он умеет не хуже.

Эйч повел Клавэйна вниз еще по одной лестнице. Шел он всегда на шаг-два впереди, так что Клавэйн смотрел на его широкую спину и иссиня-черные, с блеском пряди волос. Казалось, хозяин и не думал о том, что «гость» может напасть, попытаться сбежать из чудовищного черного Замка Воронов. Но, как ни странно, нападать и убегать не хотелось. Возможно, тому причиной было любопытство: Эйч наверняка знал о Скади больше Клавэйна, хотя и утверждал, что знает далеко не все. Несомненно, он способен рассказать многое.

Но ведь такое положение дел не может продолжаться долго. Спору нет, хозяин – личность очень интересная, но все-таки Клавэйна похитили. Оторвали от исключительно важного и срочного дела.

– Расскажите еще о Скади. Чего она хотела от Мадемуазели?

– Это не так просто описать… Постараюсь, но вы уж простите, если что-нибудь перепутаю. Я многого не понимаю и, честно говоря, не надеюсь понять.

– Да, я это учту. Рассказывайте, я внимательно слушаю.

Они вышли в зал, заполненный металлическими скульптурами странных форм, напоминавшими сухие струпья и чешуи колоссального дракона. Каждая стояла на отдельном пьедестале с поясняющей табличкой.

– Скади интересовала технология.

– Какая?

– Манипуляции с квантовым вакуумом. В очень широких пределах. Мистер Клавэйн, я не ученый и о многом имею лишь самое поверхностное представление. Но, как я понимаю, основополагающее свойство материи – инерция – определяется на самом деле свойствами вакуума, куда эта материя погружена. Позволю себе предположить, что приемы манипулирования инерцией были бы весьма полезными для сочленителей.

Клавэйн подумал о том, что «Паслен» преследовал его с необыкновенной быстротой. Конечно, это можно было бы объяснить подавлением инерции – как и присутствием Скади на борту во время предыдущего рейса «Паслена». Наверняка она настраивала аппаратуру, проверяла в деле. Так что техника подавления инерции уже реализована, пусть и в зачаточной форме. Но лучше Эйчу узнать об этом не от Клавэйна.

– Мне неизвестно о какой-либо программе, преследующей эту цель, – произнес Клавэйн, осторожно подбирая слова, чтобы не допустить прямой лжи.

– Несомненно, даже у сочленителей такая программа была бы засекреченной. Она требует большой и очень опасной работы.

– А откуда эта технология вообще взялась?

– Вот это самое интересное. Скади… то есть сочленители в лице Скади явились сюда, точно зная о предмете поисков. Будто рассчитывали заполучить финальный элемент, недостающую деталь головоломки. Думаю, вам известно, что операцию сочли неудачной. Выжила одна Скади, и она вернулась назад лишь с горстью добытых артефактов. Но оказались ли они достаточными для реализации технологии, я не знаю.

Договорив, Эйч хитро глянул на Клавэйна и улыбнулся.

Они достигли конца коридора, вышли на галерею с низкими перилами, окаймлявшую огромный, во много этажей зал с косыми стенами. Клавэйн склонился над перилами и увидел вентиляционные отверстия, трубы в крутых черных стенах.

– Я повторю вопрос, – сказал он. – Откуда эта технология взялась изначально?

– От ее владельца. Примерно век назад я узнал ошеломляющий факт: на этой планете уже сотни миллионов лет находится пришелец, потерпевший кораблекрушение, но практически невредимый. Я выяснил, где он прячется.

Эйч замолчал, очевидно дожидаясь реакции Клавэйна.

– Продолжайте, – попросил тот.

– К сожалению, не я первый узнал о несчастном создании. Другие открыли, что пришелец может поставлять ценные материалы, если регулярно причинять ему боль. Это в принципе отвратительно и недопустимо, но в данном случае отвратительнее многажды, поскольку пришелец был в высшей степени социальным существом. И разумным. Представитель древней расы, далеко распространившейся по Галактике. А в обломках его корабля сохранились действующие агрегаты… Кстати, вы не догадываетесь, куда мы держим путь?

Они прошли вдоль стены зала с куполообразным сводом. О его назначении Клавэйн догадаться не смог.

– Среди этих агрегатов были и подавители инерции?

– Похоже на то. Должен признаться, обнаружение пришельца не стало для меня полной неожиданностью. Я знал, чего можно ожидать, поскольку весьма значительное время назад уже встречал подобные существа.

– Человек с меньшим житейским опытом, чем у меня, затруднился бы в такое поверить, – заметил Клавэйн.

Эйч остановился близ угла, положил руки на низкий мраморный подстенок.

– Я расскажу вам больше. Тогда, надеюсь, поверите. Должно быть, вы уже поняли: наша Вселенная – опасное место для жизни. Не сомневаюсь, что сочленители это выяснили досконально. Сколько сейчас известно истребленных разумных рас – тринадцать? Или уже четырнадцать? А пара выживших, к сожалению, до того чужда нам, что невозможно в точности определить, насколько они разумны и разумны ли вообще. Похоже, у Вселенной есть способ искоренять зародившуюся разумную жизнь, если та чересчур зарывается.

– Да, существует и такая теория, – подтвердил Клавэйн, не желая выдавать, насколько слова Эйча согласуются с данными сочленителей, со сведениями Галианы о волках, жадно рыщущих по космосу в поисках разумной добычи.

– Не просто теория. Личинки – назовем так расу нашего пришельца – были загнаны и доведены почти до вымирания. Теперь они живут лишь в межзвездном пространстве, боясь подойти к свету и теплу. Эти несчастные прозябают в постоянном страхе, поскольку знают, как легко выдать себя убийцам. В конце концов они выработали защитную стратегию, которая включает отчаянные, крайние меры. Они неагрессивны от природы, но убеждены в том, что для собственной безопасности можно зачистить слишком уж шумную и любопытную разумную расу.

Эйч снова пошел вдоль стены. Коснулся ее на ходу ладонью, и на мраморе остался тонкий красный след.

– А как вы узнали о пришельцах?

– Мистер Клавэйн, это долгая история. Не хочу утомлять ею ваш слух. Достаточно сказать, что я поклялся избавить пришельца от мучений. Можно сказать, это стало частью моего плана по искуплению личных грехов. Но выполнить клятву сразу было невозможно. Я собрал команду надежных специалистов, мы приступили к кропотливой подготовке, к тщательному планированию. Прошло десятилетие, другое. Удобный момент все не наступал. А я каждую ночь видел во сне терзаемое существо – и заново клялся его освободить.

– А потом?

– Потом меня предали… или разведка Мадемуазели оказалась лучше моей. Она добралась до существа раньше, чем я, и привезла его сюда, в эту комнату. Как именно это было проделано, не знаю. Такая операция потребовала колоссальных усилий.

Клавэйн снова глянул вниз, пытаясь понять, насколько же огромным должно быть существо, чтобы нуждаться в тюрьме таких размеров.

– Она держала пришельца здесь, в Замке?

– Да. Много лет. Обеспечивать ему жизнь было непросто, но обращавшиеся с ним прежде люди выяснили все необходимое. Мадемуазель не собиралась истязать его – в обычном человеческом смысле она не была жестокой. Но каждая секунда такого существования для пришельца была мукой, даже когда его нервную систему не терзали высоковольтными разрядами. Мадемуазель не позволила бы ему умереть, пока не узнала бы все возможное.

Затем Эйч рассказал, что Мадемуазель нашла способ общаться с пришельцем.

– Несмотря на ее исключительный ум, главная заслуга в этом принадлежала личинке… Однажды случилось несчастье. Отсюда, сверху, в камеру пришельца упал человек, сверху. Он разбился насмерть, но труп достать не удалось – его моментально съело существо. Пришельца держали впроголодь, кормили жалкими крохами. До того момента личинка не имела ясного представления о мучителях, а потому даже не поняла, кого съела. – Голос Эйча зазвучал оживленней. – Произошло странное. Через день на коже существа открылась рана. Расширилась, стала дырой. Она не кровоточила, выглядела ровной, с гладкими стенками. Под ней заметили движение, пульсацию мускулов. Дыра превратилась в рот, и чуть позже он издал звуки, похожие на человеческую речь. Прошла еще пара дней, и существо произнесло узнаваемые слова. Еще день – и заговорило связными предложениями. Самое жуткое здесь то, что пришелец не только узнал от съеденного, как можно общаться с ему подобными, но поглотил и его воспоминания, и его личность, соединив ее со своей.

– Кошмар!

– Кому как, – возразил Эйч. – Думаю, это очень полезное свойство для распространившейся по Галактике торговой цивилизации, рассчитывающей повстречать много различных рас. Чем корпеть над программами-переводчиками, проще декодировать язык на биохимическом уровне. Чтобы понять торгового партнера, достаточно его съесть. Конечно, это требует некоторого… гм… участия другой стороны, но, возможно, миллион лет назад такой способ ведения дел считался вполне приемлемым.

– Как вы все это узнали?

– Путем долгих и тщательных исследований. Еще до того, как Мадемуазель увела у меня из-под носа пришельца, я начал подозревать о ее существовании. Я влиятельная личность в Городе Бездны, у меня значительные связи. Обычно мы не мешали друг другу, но несколько раз наши интересы совпадали. Заметив присутствие конкурента, принялся искать, докапываться. Много лет она умело противодействовала моим попыткам проникнуть в Замок Воронов. Но отвлеклась, когда раздобыла пришельца, слишком сосредоточилась на нем, изучая и стараясь понять. А мне удалось внедрить агентов. Одна из них – Зебра. Она выяснила, что могла, подготовила захват башни и свержение хозяйки. Но это случилось после визита Скади, гораздо позже.