Текст книги "Ковчег спасения. Пропасть Искупления"

Затем старик понял: Скади использует боеголовки для того, чтобы увеличить прицельную точность других роботов. Вспышки, будто в стробоскопе, высвечивали догоняющий корабль и позволяли определить его скорость. Прочие роботы наверняка могли улавливать фотоны, отраженные от звездолета Клавэйна. Так Скади компенсировала невозможность поставить нейтринные детекторы на роботов. Но такая информация неизбежно запаздывала, пока передавалась на «Паслен», отдалившийся на много световых часов. Тектонические боеголовки, взрываясь, позволяли пучковым орудиям и ускорителям роботов целиться лучше, выхватывая звездолет Клавэйна из темноты. Самих пучков старик не видел – лишь накачавшие их разрывы. Энергии пучков составляли примерно сотую часть от энергии тектонической боеголовки – достаточно, чтобы запитать гразер с убойной дистанцией порядка пяти световых секунд. Если пучок пройдет мимо, на корабле его не заметят. В межзвездном пространстве так мало пыли, что, даже разминувшись на пару километров с субсветовиком, пучок практически не рассеется. То есть Клавэйн был словно слепой и глухой солдат, который брел по нейтралке, не замечая свистящих рядом пуль, не чувствуя даже ветра от них, пролетевших в миллиметрах.

Ирония же судьбы заключается в том, что, если пучок не пройдет мимо, никто на корабле Клавэйна этого тоже не почувствует.

Но старик придумал неплохую ответную тактику. Мины Скади палили с расстояния пять световых секунд. Значит, их прицел зависел от данных, устаревших как минимум на десять секунд. А скорее всего, и на все тридцать. Прицельные алгоритмы экстраполируют курс, оценивают наиболее вероятное отклонение от прогноза. Но тридцати секунд лага более чем достаточно, чтобы свести на нет эффективность стрельбы. За тридцать секунд при ускорении в два g корабль смещался на девять километров относительно роботов-мин – почти две полных длины его корпуса. Потому, если слегка менять случайным образом тягу, точность прицельной оценки роботов упадет катастрофически. Чтобы добиться прежней вероятности поражения, Скади придется израсходовать намного больше ресурсов.

Конечно, Клавэйн не обезопасил себя полностью. Он лишь понизил вероятность поражения, отдался на волю случая. Но старик провоевал четыре века, он хорошо знал: практически любая стычка сводится именно к игре с теорией вероятности.

Метод сработал. Миновали две недели, и прекратились вспышки, накачивающие пучковое оружие. Лишь время от времени вдалеке полыхали разрывы тектонических боеголовок – Скади по-прежнему наблюдала за преследователем, хотя и рассталась с надеждой уничтожить его простым пучком частиц.

Клавэйн же оставался настороже и нервничал. Он хорошо знал Скади.

Она так легко не сдастся.

Старик не ошибся. Спустя два месяца пятая часть его армии погибла, многие получили раны, от которых оправиться было уже нельзя. Первые признаки беды не выглядели угрожающими: всего лишь изменился характер свечения, испускаемого «Пасленом». Казалось невозможным, чтобы такой пустяк мог чем-либо повредить, но Скади ничего не делала без весомой причины. Потому, когда данные наблюдений за изменениями были признаны достоверными, старый сочленитель собрал глав команды в рубке угнанного субсветовика.

Переименованный по неясной причине Скорпионом в «Свет Зодиака», он был типичным торговцем, построенным пару веков назад. За это время корабль претерпел несколько циклов ремонта и переоснащения, но его ядро осталось, в сущности, прежним. Имея четыре километра от носа до кормы, «Свет Зодиака» бы гораздо крупнее «Паслена». В корпусе имелись колоссальных размеров трюмы, способные уместить флотилию внутрисистемных кораблей. Формой субсветовик напоминал конус: с широкой кормой-основанием, с тонким, как игла, носом. Пара маршевых двигателей крепилась лонжеронами к корме в ее самом широком месте. Двигатели почти скрылись под следами ремонта и переделок, под пристройками и внешним оборудованием, как днище старого парусника под слоем ракушек, – но отчетливые черты сочленительского дизайна различались все равно. В прочих местах оболочка походила на влажный черный мрамор – гладкая, скользкая. Форштевень был покрыт слоем абляционного льда, пронизанного для прочности гипералмазными волокнами. Как и говорил Эйч, звездолет пребывал в очень неплохом состоянии, и к банкротству его команду привело лишь неумение вести дела. Абордажную команду свиней специально обучили действовать так, чтобы не повредить ничего важного при штурме, – и корабль остался практически нетронутым.

Рубка находилась в трети корабельной длины от штевня, в километре трехстах пятидесяти метрах. Большинство систем и приборов соответствовали технологическому уровню двухсотлетней давности, то есть казались антиквариатом. Клавэйн не удивился: ультра славились консерватизмом. Потому они в массе своей не восприняли новые нанотехнологии и эпидемия не нанесла ущерба ни им, ни их влиянию. В чреве корабля располагались универсальные заводы, сейчас полностью занятые производством оружия. Выделить мощности для переделки и усовершенствования корабельных внутренностей не было возможности. Но Клавэйну архаичность не мешала – он быстро привык к музейной обстановке на борту «Света Зодиака». Знал: старомодность и живучесть огромного старого грузовоза сослужит хорошую службу в борьбе с триумвиром Вольевой.

Рубка представляла собой сферу, подвешенную на шарнирах, позволявших ей качаться и гасить импульсы от внезапного ускорения или поворота. Стены были испещрены экранами, показывавшими пространство за бортом, как его воспринимали камеры и сенсоры висящих снаружи роботов. На экранах были и тактические карты ближайших окрестностей, симуляции различных атак по прибытии в систему Ресургема, колонки ползущих строчек на норте, старомодным шрифтом, – бесконечные жалобы корабельных систем на неисправности и отчеты ремонтных автоматов. На обнесенной поручнями металлической решетке находились пилотские кресла, панель управления и контрольные дисплеи. Этот помост мог без неудобств вместить двадцать человек.

Созванные Клавэйном люди и свиньи заполнили помост до отказа. Конечно же, среди позванных был Скорпион, а с ним Хлестун, Тень, Кровь и Крест – три гиперсвиньи, ближайшие помощники Скорпиона, и одноглазая женщина из тех же бандитских кругов. Позади прочих сидели Ксавьер Лиу и Антуанетта Бакс, перепачканные с головы до ног, вызванные на совет прямо со срочного ремонта. Остальные представляли собой разномастную толпу свиней и обычных, немодифицированных людей. Немало последних принадлежали к числу работавших на Эйча специалистов по квантовому вакууму. Хозяин Замка Воронов убедил их, как и свиней, что оставаться в Ржавом Поясе или на Йеллоустоне будет куда опаснее, чем лететь в неизвестность на «Свете Зодиака». С ними отправилась даже Полина Сухая, согласившись вернуться к изуродовавшей ее душу работе. Выглядела она так, будто только что выскочила из дома с привидениями.

Когда собравшиеся утихли и приготовились слушать, Клавэйн объявил: «Случилось странное. И я не знаю, как отреагировать на это».

Посреди помоста стояла древняя видеосистема, похожая на пустую бочку для воды. В ней находился изогнутый прозрачный двухлопастный винт, способный вращаться с очень большой скоростью. Внизу у бочки помещалась батарея разноцветных лазеров, чьи лучи попадали на винт, преломлялись и становились элементами проектируемого изображения.

Лазеры заработали, и над бочкой возник сотканный из лучей прямоугольник. Он медленно вращался, позволяя всем сидящим увидеть изображение.

– Это двухмерная карта области пространства впереди нас, – пояснил старый сочленитель. – Уже заметны существенные релятивистские эффекты: звезды смещены, их излучение претерпело доплеровский сдвиг в синюю сторону. Прежде яркие звезды кажутся тусклыми, поскольку часть излучения переместилась в невидимый ультрафиолет. Повсюду незнакомые карликовые звезды, светившиеся в инфракрасном диапазоне; теперь их излучение сдвинуто в видимый диапазон. Но интересуют меня не они.

Клавэйн указал на тусклое пятнышко, похожее на расплывчатую звезду.

– Здесь вы видите корабль Скади. Она приложила немало усилий, чтобы остаться невидимой. Но мы ловим достаточно рассеянных фотонов, выбрасываемых двигателями, и потому следим за ее перемещениями.

– Можно ли определить тягу двигателей? – спросила Сухая.

– Да. Температура выхлопа говорит о том, что тяга обычная, для стандартного субсветовика массой в миллион тонн обеспечивающая одно g ускорения. Конечно, двигатели у «Паслена» меньше, но и сам «Паслен» по звездолетным меркам невелик. Если бы сказывалась разница в отношении мощности к массе, ускорение незначительно отличалось бы от одного g. А корабль Скади постоянно идет на двух и временами ускоряется до трех. Как и мы, она использует подавляющие инерцию машины, но из своих машин способна выжать гораздо больше.

– Мы уж точно не сможем, – сказала Полина Сухая. – Квантовый вакуум – настоящее гнездо с ядовитыми змеями. И мы тычем туда очень острой палкой.

– Полина, я согласен, – улыбнулся старик. – Но мы должны придумать, как не отстать от Скади. Хотя тревожит меня не это. Посмотрите!

Изображение чуть изменилось, свет дюз «Паслена» стал ярче.

– Она увеличила тягу? Или поменяла геометрию выхлопа? – спросила Антуанетта.

– Я тоже вначале посчитал так. Но добавленное излучение спектрально отличается от излучения двигателей. Оно когерентно, и в системе координат, где лежит корабль Скади, пик интенсивности приходится на видимую область.

– Это лазеры? – спросил Хлестун.

Клавэйн глянул на самого верного помощника Скорпиона. Лицо Хлестуна пересекал черный шрам – будто карандашная линия от лба до щеки.

– Да, по-видимому, это батарея мощных лазеров, светящих строго назад по курсу «Паслена». Вероятно, мы видим лишь ничтожную часть их излучения.

– Но какой для Скади толк в лазерах? – спросил Хлестун. – Она слишком далеко впереди, как оружие их использовать бессмысленно.

– Знаю, – ответил Клавэйн. – Именно это меня и тревожит. Скади не станет делать ничего, не просчитав предварительно шансы на успех. А если делает, значит считает работу стоящей.

– Это попытка убить нас? – спросил свинья.

– Скорее всего. И нужно понять, как именно нас собираются убивать. А потом будем надеяться, что справимся с угрозой.

Никто не ответил. Все молча смотрели на медленно вращающийся прямоугольник света, в чьем центре пылала недобрая звезда чужого субсветовика.

Пресс-секретарь правительства был аккуратный человечек с заботливо ухоженным маникюром, ненавидевший всякую грязь. Потому, когда ему вручили меморандум правительства, отпечатанный на листе стандартной серой бумаги и сложенный, человечек взял его двумя пальчиками за уголок. И лишь усевшись за свой стол в Доме вещания, приземистом строении по соседству с Домом инквизиции, и убедившись в отсутствии жирных пятен или крошек, приступил к разворачиванию. Бумагу он уложил с большим тщанием, так, чтобы края были параллельны краям стола, и затем очень медленно, осторожно расправил, будто распечатывал коробку с миной внутри. Рукавом человечек тщательно пригладил лист, провел по диагонали. Лишь покончив с этой процедурой, позволил себе взглянуть на текст. Хорошенько вник в каждое слово, чтобы избежать ошибок при чтении вслух.

По другую сторону стола оператор нацелил старую летающую телекамеру. Оптика все еще работала безукоризненно, а вот левитационные моторы давно приказали долго жить. Как и многое в Кювье, камера раздражала, напоминая о том, насколько лучше жилось людям в прошлом. Но пресс-секретарь успешно избегал таких мыслей. В его обязанности не входило задумываться над нынешним уровнем жизни. Если на то пошло, он был неплохо обеспечен по сравнению с большинством обитателей Ресургема. Рацион ему выделялся значительный, жил он вместе с женой в просторной квартире в одном из лучших районов Кювье.

– Сэр, вы готовы? – спросил оператор.

Тот ответил не сразу. Прошелся еще раз по тексту, шевеля губами, тихо проговаривая слова. Человечек не имел понятия о том, кто составил текст и с какой целью, кто его редактировал. В обязанности пресс-секретаря это не входило. Он ограничивался самыми общими представлениями о работе огромной государственной машины. В процессе этой работы где-то в ее отлаженных недрах родился документ, который надлежало донести до населения. Только и всего.

Пресс-секретарь перечитал текст еще раз и посмотрел на оператора.

– Да, полагаю, теперь я готов.

– Сэр, если предчувствуете трудности, можно порепетировать. Это не прямой эфир.

– Прочту с первого раза.

– Как хотите…

Пресс-секретарь прокашлялся и содрогнулся от отвращения, представив, как внутри у него перемещается комок слизи. Затем начал читать:

– Демократическое правительство Кювье доводит до сведения граждан следующее: неделю назад в результате совместной операции инквизиции и Департамента по борьбе с терроризмом был задержан скрывающийся от властей опасный преступник, известный как Торн. Сейчас он находится в заключении и не представляет более угрозы законопослушным гражданам Кювье и поселений-сателлитов. Демократическое правительство Кювье со всей ответственностью заявляет: граждане, не поддавайтесь на провокации, не верьте нелепым слухам, распускаемым обманутыми, невежественными последователями Торна. Нет никаких признаков того, что колонии грозит полное уничтожение. Равно нет никаких свидетельств в пользу того, что на планете находятся два работоспособных шаттла класса «земля – орбита» и уже созданы подпольные эвакуационные лагеря, равно как нет и свидетельств массовой миграции в эти несуществующие лагеря из крупнейших населенных пунктов планеты. Более того, чистым вымыслом является слух о том, что обнаружен звездолет триумвира, якобы способный вывезти все население Ресургема.

Пресс-секретарь сделал паузу, значительно посмотрел в камеру.

– Не далее как двадцать шесть часов назад Торн сознался в намеренном распространении лживых слухов и выразил сожаление по поводу своих необдуманных действий. Он публично осудил тех, кто продолжает распространять подобные злонамеренные, подрывающие общественное спокойствие домыслы, и раскаялся, прося у правительства прощения за вред, нанесенный в результате его недальновидных поступков.

Во время чтения ни единый мускул не дрогнул на лице пресс-секретаря, не выдал растерянности и сомнений. Еще при беглом ознакомлении с документом аккуратный человечек покопался в своей аккуратной памяти и не обнаружил там никаких публичных заявлений Торна, а уж тем более покаяний с его стороны. Но невероятным такое событие не являлось. Пресс-секретарь предположил, что в силу занятости мог упустить из виду эту новость, и потому стоически продолжил, чуть изменив тон:

– Что касается странного объекта, видимого на небе в вечернее время, то недавние исследования, проведенные Институтом Мартелла, позволили адекватно определить природу этого явления. Согласно новым данным, этот объект – не комета. Скорее всего, его появление связано с крупнейшим газовым гигантом системы. Но демократическое правительство Кювье категорически отрицает любые слухи о том, что вышеупомянутый гигант уничтожен или находится в процессе уничтожения. Спекуляции на подобной теме следует считать злонамеренными попытками дестабилизировать обстановку в нашем обществе.

Он снова сделал паузу и позволил себе едва заметно улыбнуться.

– Этим заканчивается официальное заявление Демократического правительства Кювье.

Илиа Вольева без особой радости докурила очередную сигарету из тех, что ей предлагал корабль. Триумвир лихорадочно соображала, и мозг гудел, словно работающая на износ турбина. Под сапогами чавкала вязкая корабельная слизь, натекшая со стен. Слегка побаливала голова от бесконечного нытья изношенных насосов. Но все же Илиа была довольна собой, поскольку наконец-то ясно понимала, что можно сделать.

– Капитан, я так рада, что ты решил заговорить со мной! – заявила она. – Просто не передать словами, как много это для меня значит.

Его голос донесся сразу отовсюду, одновременно близкий и далекий, гулкий и всепроникающий – словно голос бога.

– Я так долго молчал. Прости.

Казалось, всякая частичка корабля содрогалась, испуская звуки.

– Капитан, ты не против, если я поинтересуюсь: в чем причина этого молчания?

Если он и отвечал на вопросы, то далеко не сразу. Вольева считала, что капитану попросту думается медленно – нужно немало времени для прохождения сигналов по огромному телу. Наверняка, общаясь с нею, Джон Бренниген задействовал далеко не все свои умственные ресурсы.

– Мне нужно было кое-что осмыслить.

– Что же именно?

Снова невыносимо длинная пауза.

Капитан уже не в первый раз заговаривал с Илией после того, как безмолвствовал целую вечность. Сперва Вольева боялась, что паузы означают возвращение капитана в прежнее кататоническое состояние. Потому вела себя с ним осторожно, тщательно подбирала слова. Хотя, если теперь капитан и замолкал, нормальное функционирование корабельных систем не прекращалось. Но Вольева все равно опасалась, что может вызвать у Джона Бреннигена новый приступ, который растянется на месяцы. К счастью, страхи оказались беспочвенными. Паузы возникали потому, что сигналам требовалось изрядное время на путешествия по колоссальной нервной системе вросшего в корабль человека, – и гораздо больше времени проходило, пока из этих сигналов вылеплялись мысли. Но Бренниген теперь гораздо охотнее обсуждал темы, раньше бывшие безусловным табу.

– Совершенное мной. Мои преступления.

– Капитан, мы все совершали преступления.

– Но не такие, как я.

Илиа подумала, что тут он прав. Использовав возможности полуразумных инопланетных существ – жонглеров образами, плавающей в океане биомассы, – капитан совершил жуткое злодейство. С невольной помощью жонглеров он отпечатал свое «я» в разуме члена своей же команды – никакая человеческая технология не справилась бы с задачей копирования личности лучше. И оттого много лет по локальному времени Бренниген существовал в двух ипостасях. Одну из них медленно пожирала плавящая чума.

Преступление немыслимой гнусности капитан долго скрывал от команды. Тайна раскрылась лишь в чрезвычайной ситуации, когда «Ностальгия по бесконечности» находилась вблизи нейтронной звезды Гадес. Вольева позволила Бреннигену поглотить и преобразовать свой корабль, хотя проще и справедливей было бы просто убить его. Но она тогда преследовала и вторую цель – пыталась увеличить свои шансы на выживание. Увы, она не вполне представляла последствия своих решений.

– Я знаю, что ты совершил, – сказала Илиа. – Это омерзительно. Но никто не станет отрицать, что ты дорого заплатил за свой поступок. Думаю, пора оставить переживания позади и двинуться дальше.

– Меня жутко терзает совесть.

– А меня она терзает за то, что я сделала со стажером-артиллеристом. И моя вина за случившееся на «Ностальгии» ничуть не меньше твоей. Если бы я не довела Нагорного до безумия, все пошло бы по-другому.

– Меня тяготит содеянное мною зло.

– Оно содеяно давным-давно. Ты тогда был в панике. Твой поступок ужасен, но это поступок человека, не способного мыслить рационально. Иррациональность, конечно же, не оправдание. Но, зная, в каком ты был состоянии тогда, я могу чуть лучше понять твои мотивы. Окажись я на твоем месте – почти уже не человек, зараженная болезнью, которая хуже смерти, – я бы, возможно, совершила нечто не менее ужасное. А может, и более.

– Илиа, ты гораздо лучше меня. Ты никогда бы не убила человека.

– На Ресургеме меня считают военной преступницей. И временами кажется, что они правы. А вдруг мы и в самом деле уничтожили Феникс?

– Но мы не уничтожили!

– Надеюсь…

Снова последовала долгая пауза. Вольева шагала по слизи, подмечая, что ее консистенция и цвет в разных частях корабля сильно отличаются. Если предоставить «Ностальгию» самой себе, отключить насосы, слизь поглотит огромное тело Джона Бреннигена в считаные месяцы. Интересно, это ему поможет или повредит?

Илиа надеялась, что такой эксперимент ей не доведется увидеть.

– Чего же ты хочешь от меня?

– Джон, мне нужно оружие, которое хранится на тайном складе. Сейчас оно под твоим контролем. Я попыталась взять управление, но ничем хорошим это не кончилось. Слишком уж плотно пушки интегрированы в оборонительную систему корабля.

– Илиа, мне не нравится это оружие.

– Мне тоже, но нам без него не обойтись. Капитан, ты же видишь гораздо больше, чем мы. И я показывала тебе, как разбирают каменистые планеты. А ведь это всего лишь начало.

После очередной долгой, мучительной паузы капитан сообщил:

– Я знаю, ингибиторы взялись за газовый гигант.

– То есть ты видел, что они монтируют, прячась в облаке сброшенного газа гигантом. Пока там лишь зародыш, форма едва угадывается. Но сомнений нет: ингибиторы собирают машину огромной величины, больше всего, что может себе представить человек. Она уже в тысячи километров длиной и все растет.

– Да, видел.

– Я не знаю, что это и для чего предназначено. Но могу предположить: ингибиторы готовятся уничтожить Дельту Павлина. Речь не идет о провоцировании большой вспышки. Думаю, это будет выброс звездного материала. Причем в масштабах, о каких мы и не слыхивали.

– То есть они собирают оружие, способное убить звезду?

– Капитан, я не знаю, к сожалению. – Илиа попыталась затянуться, но окурок уже погас. – Честно говоря, меня сейчас гораздо больше интересует другое: чем бы раздолбать ингибиторскую машину.

– Полагаешь, необходимое для этого средство есть среди оставшихся у нас тридцати трех артсистем?

– Допускаю, что какая-нибудь из пушек может справиться.

– И хочешь, чтобы я помог взять контроль над ней?

Вольева кивнула. Вот она, критическая точка разговора. Если сейчас не случится приступ кататонии, значит можно считать, что нормальное общение с капитаном Джоном Бреннигеном налажено.

– Ну да. Ведь ты умеешь управлять этим. Без твоей помощи я ничего не смогу.

– Илиа, до сих пор мы ничем не провоцировали ингибиторов. Но если пустим в дело «адское» оружие, хотя бы одну пушку…

Капитан умолк. Да, тратить слова на описание последствий было бы излишним.

– Понимаю, это немножко рискованно.

– Немножко? – Капитанский смешок походил на землетрясение. – Илиа, ты всегда так мило преуменьшаешь.

– Капитан, ты просто ответь: поможешь или нет?

После долгого, терзающего душу молчания он холодно произнес:

– Я подумаю. Как следует подумаю.

Илиа решила, что и такое обещание – уже немалый успех.