Текст книги "Под боссом"

22
Саша

– Ну, если ты Серову оправдательный приговор вынесла, то чего до сих пор в офисе у него делаешь? – Катя отправляет в рот ломоть брускетты и, методично работая челюстями, смотрит на меня. – Он же, зверюга смазливый, обожает людей сверхурочно заставлять работать.

– Меня пока не напрягает. Во-первых, это возможность выгулять мой обширный гардероб, во-вторых, офисное меню включает в себя обеды в «Бристоле», в-третьих, у Группы компаний «Серов» вкусный кофе, а в-четвёртых, у меня уйма свободного времени.

– И в-пятых, он тебе нравится, – заканчивает Катя с набитым ртом.

– Он не в моём вкусе, – повторяю я, запивая свой протест длинный глотком капучино.

– А кто в твоём вкусе? Покажи мне на посетителях. Вот тот симпатяга в голубой рубашке тебе как?

Я прослеживаю направление Катиной руки и, встретившись с сальным взглядом голубых глаз, закатываю свои:

– Он же блондин.

– Это плохо?

– Конечно, это плохо, если ты не один из братьев Хемсворт.

– А вот тот? – Катя тычет ложкой в брюнета за соседним столом, водящего носом по экрану макбука.

Я с секунду оцениваю его и решительно трясу головой.

– У него под рубашкой майка. Майка, Карл! Мы что, на съёмках «Назад в восьмидесятые»? Тогда где световики и режиссёрская хлопушка? А если ты посмотришь ниже, то его ноги едва достают до пола, то есть он ростом мне по плечо.

– Майка и маленький рост, понятно. А тот слева?

– Слишком тонкие губы.

– И что? Я думала, это признак мужественности.

– Или того, что этот парень злой, как голодная овчарка. Ну, точно не добрый. По крайней мере, мне хочется так думать, потому что губы толщиной с рыболовную леску мне не нравятся.

– Справа?

– Он рыжий.

– А рыжули чем тебе не угодили?

– Я сразу представляю, что у него рябые плечи и там он тоже рыжий.

– Что, и исключений не будет?

– Разве что Эд Ширан… – дав себе секунду на раздумья, вновь мотаю головой. – Нет, нет, нет. Даже если он Эд Ширан.

– Ты жестокая, Саня. А вот тот парень за угловым столом? Он, кстати, уже десять минут нас разглядывает.

Я оглядываюсь через плечо, беря в фокус тощего круглолицего парня в рубашке с коротким рукавом. Заметив, что я смотрю, он быстро утыкается глазами в телефон. Стесняшка.

– Он похож на чупа-чупс и точно не в моём вкусе.

– Итак, резюмирую. Блондины, рыжие, невысокие, безгубые, плохо одевающиеся и чересчур худые – не в твоём вкусе. Следуя логике от противного, тебе нравятся высокие брюнеты с полными губами, стильно одетые, в хорошей спортивной форме.

– Да, не слишком оригинально получилось, признаю.

Катя начинает ехидно улыбаться.

– И Серов идеально подходит под это описание.

– Катя, ты чем слушаешь, а? Я же сказала: он не в моём вкусе.

*******

Понедельничным утром я просыпаюсь в настроении Санта-Клауса – это когда мне вдруг начинает хотеться осчастливить весь мир: без причин дарить подарки, сажать на колени детей и исполнять желания. Под амнистию попадает даже кошатница Лена – ей этим утром достаётся от меня пол-литра старбаксовского латте.

– И ничего не «не надо», – я придвигаю бумажный стакан к её раздувшимся из-за стойки ноздрям. – Кофе, купленный от чистого сердца, никому не повредит. Кирилл Алексеевич у себя?

– Он очень занят, – буркает Лена, сверля глазами оставшиеся стаканы с кофе в моих руках. Да, ты всё правильно поняла. Один для меня, а второй для мрачного властелина чистилища.

– Я всё же загляну на свой страх и риск, – подмигиваю ей и до того, как Лена успеет выпрыгнуть из-за стойки, чтобы закрыть собой амбразуру, шагаю к двери Серова и стучусь.

– Войди.

Под прицелом его взгляда я иду к столу и опускаю рядом с его рукой стакан с кофе.

– Двойной эспрессо макиато для вас.

В течение секунды он разглядывает надпись «Люци», выведенную чёрным маркером, после чего поднимает голову и тоже самое проделывает с моим ртом.

– По какому поводу?

– Кофе? Просто так, без повода. Можете считать, что вам повезло с сотрудницей.

– Действительно повезло.

От того, как пристально он меня разглядывает, к щекам снова подкатывает странный жар.

– Кажется, мы впервые пришли к согласию. Пойду, – бормочу я и, развернувшись, быстро иду к выходу. Для климакса рановато, откуда взялись эти приливы?

– Когда закончишь с расписанием, зайди ко мне, – догоняет меня в дверях. – Кофе вкусный.

Я систематизирую звонки и встречи вплоть до обеда, с удовлетворением отмечая, что вылазок в «Бристоль» на этой неделе запланировано целых три. Пока Кирилл общается с клиентами, я ем, а работу делает диктофон. Лайфхак от выпускницы Нью-Йоркского университета.

Закончив с расписанием, я пересылаю его Серову на электронную почту, после чего стучусь к нему в кабинет: обычно он просматривает его и вносит правки. В ответ не раздаётся ни звука, поэтому я стучусь снова и едва успеваю увернуться, прежде чем открывшаяся дверь ударит меня по носу. Из неё выходит тощий круглолицый парень с потёртым портфелем на плече. На меня он не смотрит и с грацией штангенциркуля идёт к лифту.

– Кирилл Алексеевич, можно…

– Нельзя, – холодно летит из-за стола. – Вернись к себе в кабинет.

От растерянности я застываю на пороге, но быстро беру себя в руки. То ли сатанинские каникулы кончились, то ли «Старбакс» накосячил.

Утвердить расписание мне не удаётся, потому что через час Серов уезжает из офиса и больше не появляется. И на следующее утро тоже. Только в обед я слышу, как хлопает дверь по соседству и больше не открывается.

А через час на мою почту начинают поступать поручения. Много поручений. Очень-очень много поручений с пометкой «Сделать к завтрашнему утру», что означает затянувшийся тет-а-тет с рабочим ноутбуком, натёртый копчик, пустыню в глазных яблоках и частое мочеиспускание, благодаря литрам выпитого кофеина.

Я с тоской слушаю, как съезжаются и разъезжаются двери лифта, вывозя других, более удачливых сотрудников, из здания и вновь фокусируюсь на раскрытой таблице Эксель. Надеюсь, Любины пионы не подохнут без воды до завтрашнего дня, а то не видать мне больше «Гелендвагена».

Время на часах показывает начало девятого, а я ещё и половины из серовских поручений не сделала. Ну чего началось-то у него опять? Нормально же общались.

Трель селектора заставляет меня подпрыгнуть и едва не расплескать на себя кофе. Я вообще-то в полной уверенности нахожусь, что торчу тут одна.

Я убираю трубку подальше от уха на случай, чтобы она к нему не примёрзла, когда снова слышу этот ледяной презрительный тон.

– Зайди с отчётами и расписанием. Сейчас же.

Вот тут уже я начинаю закипать. Какого чёрта он так себя ведёт? Что я сделала не так?

Я подхожу к кабинету Серова, зажав под мышкой распечатанные листы, и дважды постучавшись, по привычке толкаю дверь.

– Я не разрешал входить. Выйди и постучись заново.

Fucking asshole. Как можно в одночасье снова стать таким мудилой?

У меня уходит несколько секунд на то, чтобы унять поднявшийся гнев и привести цвет лица в порядок, после чего я снова стучусь.

– Входи.

Люцифер сидит, откинувшись в кресле, через спинку которого перекинут его пиджак, и сверлит меня глазами. И да, рождественские каникулы для него точно окончены: опять этот высокомерный взгляд и вздёрнутая бровь.

– Отчёт номер один, – цежу я, опуская перед ним первый лист бумаги. – Отчёт номер два, – опускаю второй. – Расписание, – плюхаю сверху оставшиеся.

Не один он здесь может разговаривать тоном «Ты говно».

– А где отчёт по статистам?

Он издевается? Я же не четырёхрукая Шива.

– Ещё не готов, – я смотрю ему в глаза и говорю предельно твёрдо: – И раньше завтрашнего обеда готов не будет, потому что мы с вами не в Хогвартсе, а у меня, как вы, наверное, заметили, нет волшебной палочки.

– Отчёт нужен к завтрашнему утру, – не меняя тона, он поднимается из кресла. – И мне совершенно наплевать, каким образом ты его подготовишь.

В голове звучит пожарная сирена, сигнализирующая о тотальном воспламенении в моей нервной системе, и побороть её у меня попросту нет сил. Говнюк. Прикармливал меня осьминожками, чтобы я потеряла бдительность, и стоило мне её потерять, вновь выпустил наружу своих чертей.

– И снова мы с вами в чём-то сошлись, – я растягиваю губы в улыбке. – Потому что мне тоже наплевать, когда там вам нужен отчёт по статистам. Поеду-ка я домой.

Если бы сейчас разверзлись небеса, а за спиной у Серова возникли здоровые чёрные крылья, я бы не удивилась. Вид у него и впрямь угрожающий.

– Никуда не уйдёшь, пока я не разрешу, – цедит он, делая первый шаг ко мне.

Становится страшновато, но вида я, конечно, не подам.

– Попробуй меня остановить, – бросаю из-за плеча, уже развернувшись к двери. И дались мне эти лавры кофейного Санты.

Сзади слышатся шаги, отчего все нервные окончания подбираются к коже. Но не начинать же мне бежать? Я ведь Жданова-Леджер.

Люцифер хватает меня за локоть ещё до того, как я успеваю взяться за спасительную дверную ручку. Больно сжимает и, дёрнув, разворачивает к себе.

– Ты же вроде слышал моего брата? – шиплю. – Отмудохает тебя, как иракская разведка – Саддама Хуссейна.

– Лучше заткнись, на хрен, – рычит Серов мне в лицо и перехватывает моё запястье, впечатывая себе в грудь. – Замолчи.

Хамло. Я пытаюсь вырвать руку, но он так крепко держит, что от бессилия я перехожу в стадию тотального верещащего бешенства.

– С любительницей кошек так будешь разговаривать, Люци. Я на тебя в суд подам, понял? – эти слова не передают в полной мере моего возмущения, поэтому свободной рукой я замахиваюсь и отвешиваю ему звонкую пощёчину.

Зрачки Серова расширяются одновременно со вспыхнувшими в них языками пламени, губы раскрываются.

– Сука, – последнее, что я слышу перед тем, как лишаюсь возможности ответить, потому что его рот затыкает мой, а рука задирает юбку.

23
Саша

– Я тебя кастрирую. Уничтожу. Мудак. Скотина, – посылаю звуковые волны Люциферу в горло. Превратил меня в эхолот.

В ответ его ладонь сжимает мой затылок, а язык проталкивается глубже, отчего нелогично слабеют колени, а в животе одна за другой взрываются петарды. У меня не было возможности оценить процент мышечной массы в его двухметровой туше, но сейчас, когда она прижата ко мне плотнее, чем колготки, можно с уверенностью сказать, что в ней их – девяносто девять стальных процентов.

Я собираюсь немедленно избавиться от его грязного высокомерного языка, поэтому толкаю свой навстречу. Но он не толкается, а сплетается с его, отчего петарды начинают беспорядочно отстреливать по всему телу: в груди, в бёдрах, в висках. Одна, очевидно, зацепила мне мозг, потому что я с запозданием понимаю, что мы целуемся. Ну, или как называется то, что наши зубы сталкиваются, а его язык щекочет мне горло.

Ягодицы начинает жечь оттого, что моя юбка превратилась в пояс, собравшись на талии, а ладони Серова тискают мой зад. Я тяну голову назад в попытке вдохнуть кислорода и заодно постоять за свою гордую женскую честь, но тут же получаю шлепок по бедру вместе с хрипло-угрожающим:

– Даже не думай.

Не знаю, как приступ бешенства уживается с острым возбуждением, но внутри меня в данный момент они комфортно сосуществуют. Мне одновременно хочется впиться зубами ему в горло и оседлать.

– Это ты не думай, – шиплю. Задавив похоть звучностью своей фамилии, я упираюсь в люциферские плечи и толкаю. Ох, видела бы меня сейчас мама – сгорела бы со стыда.

В соседнюю стену, как показывают в фильмах, он не отлетает, максимум на полметра, и то, кажется, от неожиданности. Тяжело дыша, щурит глаза, опускает ладони вниз и начинает демонстративно расстёгивать ремень на брюках. Ублюдок.

– Только попробуй свою кочергу достань. Я тебе её надвое переломаю.

Перспектива остаться без потомства Люцифера не пугает, потому что после того, как пряжка повисает у него на поясе, он делает шаг ко мне. За подобную наглость я снова отвешиваю ему пощёчину. Следующую не успеваю, потому что его рука грубо сжимает мою талию, рот вновь впивается в мой, а разбухшая кочерга прижигает оголённое бедро. Мои ладони безвольно повисают вдоль тела, а потом неожиданно обвиваются вокруг его шеи. Сами. Мы снова целуемся, и меня посещает призрачное дежавю, словно когда-то подобное уже происходило.

Рука Серова поднимается мне на грудь, обхватывает её и сжимает. Повторяет это раз за разом, словно её хозяин пытается понять, умещается ли она ему в ладонь, отчего из моего горла вылетают неприличные возбуждённые звуки. Просто грудь – это ещё одна моя чувствительная зона, а он как-то очень умело её жмёт. Слышится треск ткани и град падающих пуговиц, сменяющийся грубыми прикосновениями к соскам, – пальцы Серова миновали кружевную преграду Agent Provocateur и продолжают своё завоевательное наступление. Я запрокидываю голову назад и, закрыв глаза, даю себе секунды бесстыдно ими наслаждаться. Он тут кондиционер, что ли, выключил, жмотина? Почему мне так жарко и нечем дышать?

Мои вышедшие из-под контроля пальцы оказываются у него под рубашкой, и мне приходится сглотнуть слюну. Не пресс, а чугунная батарея из музея Советского быта. Царапаю батарею ногтями – Люцифер глухо шипит и, ударив меня по ягодице, начинает расстёгивать молнию на брюках.

Ох, Сады Придонья. Так вот кто приносил Еве яблоко. А отказаться она, видимо, попросту побоялась. Я такого питона только у Макса видела, когда однажды к нему в душевую без стука вломилась.

И что, вот так всё и будет? Я просто дам ему стоя? Это вообще не обо мне. Я сначала хожу на свидания – кино, рестораны, романтичные поцелуи в машине возле дома, немного лёгкого петтинга, – а уже потом перехожу к главному блюду. Но когда Серов перехватывает пальцами мои скулы и влажно целует, последней ускользающей мыслью становится: «Ну мы же ели вместе осьминогов».

Моё бедро задрано вверх, из разодранной рубашки вываливается грудь, а между ног упирается член моего босса. О чём я думаю в этот момент? «Пожалуйста-пожалуйста, засунь его в меня поскорее».

Серов сам разрывает поцелуй, и пока я ловлю ртом воздух, фиксирует мой подбородок, заставляя снова на него посмотреть. В его расширенных зрачках я вижу своё отражение и то, как от стона распахивается мой рот, когда он проталкивается в меня. Хорошо, что я не использую тушь, потому что глаза немного намокли.

С секунду мы разглядываем друг друга, замерев в этой интимной позе, после чего Люцифер жмурится и, глухо пробормотав «Сука», вновь меня целует. Я целую его в ответ и крепче впиваюсь в его плечи пальцами, потому что дальше начинается настоящий аттракцион «Американские горки»: потрясывает внутренности, кружится голова и я постоянно визжу. Серов трахается, как животное: глубоко, грубо, быстро, толкая мои бёдра себе навстречу, поглощая мой рот, не давая шанса вдохнуть воздуха. Моё тело такого напора совсем не ожидало и чересчур быстро готовится запускать главный салют.

– Не сейчас, – попадает мне в уши, между ног становится свободно, следует рывок, глаза и грудь упираются в стену. Ладонь Серова оттягивает назад мою голову, член возобновляет движение. И что, мне вот это нравится? Это же хамоватый Люцифер, который безжалостно эксплуатирует своих сотрудников, а я гордая Жданова-Леджер, которая такого не терпит. Но женская логика – вещь упрямая: мне нравится.

Ноги начинают дрожать в предвкушении первого залпа салюта, пальцы Серова крепче стискивают мой подбородок, а губы прижимаются в щеке:

– Зовут меня как?

Фитиль уже вовсю искрит, и я просто жмурю глаза и исступлённо кручу головой.

Пальцы сжимаются крепче, голос звучит настойчивее:

– Имя моё скажи.

– Люци… – выдыхаю я. – Кирилл.

Влажность его языка вновь заполняет мой рот, толчки становятся агрессивнее, а я праздную День Независимости и 9 мая одновременно. Пол подо мной вращается, в глазах рассыпаются разноцветные вспышки, в животе крутит, а между ног горячо пульсирует.

Губы Серова отрываются от моих, прижимаются к шее, и вместе с прерывистым дыханием и шлепками ускоряющихся толчков до меня долетает его сдавленный шёпот:

– Сука, сука, сука.

О контрацепции я вспоминаю, только когда сатанинское семя окропляет мои ангельские ягодицы. Совсем ум и стыд потеряла, Саня.

В этой неприличной собачьей позе мы замираем больше чем на минуту. Я пытаюсь силой мысли сделать ноги снова твёрдыми и перестать ошарашенно разглядывать стену, а Кирилл, очевидно, пытается восстановить дыхание, потому что его голова всё ещё упирается в мою, а губы прижаты к шее.

Shit. Обалдеть.

Серов по-джентльменски отрывается от меня первым, возвращается с ворохом салфеток, вытирает ими меня и уходит за вторым ворохом, потому что первого не хватило.

Я возвращаю полоску стрингов на место – эта модель словно создана для офисного разврата – и раскатываю по бёдрам юбку. Заправляю грудь в бюстгальтер и оглядываю рубашку. Живы лишь две пуговицы из шести.

– Переоденься.

Подняв глаза, я вижу, что Люцифер протягивает мне свою очередную сорочку от Armani. Сейчас он совсем на себя не похож: волосы падают ему на лоб, рубашка выправлена из брюк и наполовину расстёгнута, взгляд тускло мерцает.

– Спасибо. Я верну.

– Можешь выкинуть. Больше в моём офисе не появляйся. Всё, что заработала, – получишь завтра на карту. А когда будешь рассказывать той сраной газете, что тебе удалось уличить меня в домогательстве, имей в виду, что договор с тобой расторгнут вчерашним днем, и ты уже сутки не моя подчинённая.

Если бы мне сейчас на плечо голубь насрал, такого эффекта бы не было. Это что, программа «Розыгрыш»?

– Ты бы дал мне всё объяснить.

Челюсть Серова сжимается, а в глазах появляется холодный блеск, как в самый первый день на собеседовании.

– Эта компания – дело моего покойного брата, и я годами зад рву, чтобы здесь всё работало как надо. Скажи спасибо, что я тебя за промышленный шпионаж под суд не отдал. А подруге передай: пусть ищет новую работу, потому что я их раздавлю.

24
Саша

– Саня, – сложив брови скорбным домиком, Катя смотрит на меня. – Прости, что ввязала тебя в это. Я ведь понятия не имела… Своими глазами этих девок видела: все единодушно повторяли, что Серов их, как ветеринар лягушек, на столе препарировал.

– Да нормально всё. Я же сама согласилась, а могла отказаться.

Катя с секунду давит на меня раскаянием во взгляде и, очевидно, убедившись, что я говорю серьёзно, вновь сосредотачивается на чашке.

– Блин, это похоже мой последний капучино на ближайшие несколько месяцев. Придётся переходить в режим экономии, пока не найду новое место.

На днях революционно-оппозиционная газета «Мы говорим правду» временно приостановила свою деятельность в связи с проверкой органов правопорядка. И вряд ли когда-нибудь её возобновит, потому что в интернете ходят усиленные слухи о том, что главный правдоруб, и по совместительству главный редактор, неоднократно пускал в печать заведомо ложные статьи с заказными расследованиями по сфабрикованным обвинениям. СМИ, почуявшие запах палёной козлятины, ежечасно выбрасывают в сеть новую информацию: например то, что глашатай правды имеет трёхкомнатную квартиру на Садовом, дом в Сареево и две машины общей стоимостью в десять миллионов рублей. Теперь, помимо проблем с налоговой, ему грозит судебное разбирательство. И пусть нигде не упоминается имя Серова, но у меня нет сомнений, что это его сатанинских рук дело. В нашу последнюю встречу его решимость не вызывала сомнений.

– Найдёшь что-нибудь, – я успокаивающе треплю подругу по руке.

Жалеть «говорящих правду» у меня не получается, ведь из-за них я пережила самый унизительный момент в своей жизни. А ещё при воспоминании о том роковом дне у меня каждый раз непроизвольно намокают трусы, и теперь приходится таскать с собой в сумке запасные. Тоже повод.

– Угу, – угрюмо бурчит Катя. – Серов до тебя, надеюсь, не доберётся. А то вдруг решит отыграться. Козёл.

Он уже отыгрался так, что я потом сутки в прохладной ванне с раздвинутыми ногами сидела. Зато теперь я, по крайней мере, получила доказательство, что в Екатеринбурге у нас с ним ничего не было. Такое я бы и впрямь запомнила. Чёрт, кажется снова нужно бежать с сумкой в уборную.

– Козёл – твой начальник, Катя, из-за продажности которого пострадало много людей. Рогатая нечёсаная скотобаза со свалявшейся шерстью и отвисшей мошонкой.

И по его вине вместо красивой тройки в моей секс-графе теперь значится некрасивая четвёрка, которую китайцы, между прочим, считают очень несчастливым числом. Эта цифра четыре попользовалась мной, как носком, наговорила гадостей и выкинула за дверь, ни разу не пригласив на свидание.

– Серов тебя с работы турнул, а ты его защищаешь.

– Я его не защищаю, но я за справедливость. Кто бы ни заказал эту статью о нём, они хотели навредить.

– Говорят, это конкуренты, – Катя запрокидывает кружку и трясёт, вливая в себя последние капли кофе. Я закатываю глаза и, подозвав официанта, заказываю для неё двойной капучино. Побуду ещё немного кофейным Сантой – чёрт знает, когда она найдёт работу.

– Саня! – голос подруги вдруг понижается до шипящего шёпота, она наваливается на стол, не переставая смотреть поверх моего плеча: – А это не Серов сейчас зашёл? Я его только по фото видела, но вроде похож. Смачный, гад.

Помимо воли сердце ёкает, а голова поворачивается к выходу. Смачный гад действительно оказывается Люцифером: по обыкновению сдвинутые в переносице брови, намекающие на то, что земная жизнь ему опостылела, угольно-чёрные волосы и сияющая белизной рубашка от Armani. Предшественницы которой, кстати, сейчас ждут своей очереди на кремацию на мусоросжигательном заводе, после того как я в приступе гнева щедро полила их томатной пастой «Помидорка», представляя что это кровь из разбитого носа Серова. Да, в тот день я была настолько зла. Злюсь я и сейчас, до тех пор, пока вдруг не замечаю, что в ресторан он пришёл не один. К столу с ним подходит высокая худощавая девушка в чёрном платье, он выдвигает для неё стул, помогая сесть. От вида их двоих вместе в груди начинает расползаться что-то кислотно-жгучее, словно я съела пачку кайенского перца и запила свежевыжатым соком лимона. Девушка ничего. Не я, конечно, но очень даже. Грёбаный мудила.

– Это Серов, да? – продолжает шептать Катя. – Блин, а если он меня по фоткам узнал?

– Максимум, откусит тебе голову, расслабься, – бормочу я, отворачиваясь. В лёгких неприятно колет, и горят щёки. – Может, счёт попросим?

– Саня, он сюда смотрит. Боже-боже-боже.

Мне стоит неимоверного труда снова заставить себя обернуться. Даже если он поимел меня возле стенки, я всё ещё Жданова-Леджер. Оргазм я получила, так что секс вышел с обоюдной выгодой, в офис к нему я устроилась с самой благородной миссией, правду утаила не со зла, так что причин прятать глаза у меня нет.

Люцифер смотрит на меня поверх острого плеча своей спутницы: лицо каменное, губы плотно сжаты, глаза гневно мерцают. Сука, сука, сука. Я нарочито медленно обвожу языком губы и, расправив плечи, скольжу ребром ладони по груди. Смотри в последний раз, козлина. Этого тебе больше никогда не достанется.