Текст книги "Вернувшиеся"

Глава восьмая

Митрофан позвонил Мише через несколько дней после происшествия. Прощаясь и оставляя ему свой номер, Михаил был уверен, что тот не позвонит, но Митька удивил.

Звонок раздался поздно вечером, когда Миша и Леля уже были в кровати. Они смотрели фильм, который давно собирались посмотреть, ели шоколадное мороженое, наслаждаясь покоем, и Леля была не слишком рада, что идиллию нарушил звонок малознакомого человека.

– Что ему нужно на ночь глядя? Не бери, утром перезвонишь, скажешь, уже спал.

– Я быстренько. Вдруг там что-то важное. Он один живет, мало ли.

Леля демонстративно закатила глаза и отправила в рот очередную ложку, понимая, что Миша сделает по-своему.

– Слушаю, – отозвался тот, покосившись на Лелю.

– Миша? Ты прости, что поздно звоню. Тревожу тебя. Ты не спал?

«Если и спал бы, то уже проснулся», – подумал Миша и ответил, что все в порядке, он еще не ложился. Жена сердито глянула на него, но Михаил предпочел этого не заметить.

– Я все про ту… ну, знаешь, про девушку ту мертвую забыть не могу, – отчего-то шепотом проговорил Митрофан. – Я ведь уже видал такое. То есть не совсем прямо вот как она, но тоже… – Он снова запнулся, словно каждое слово давалось ему с трудом. – В «Петровском», в отеле-то, когда его из больницы переделывали. Илюха тебе, небось, говорил.

– Да, – коротко подтвердил Миша и почувствовал, что шрам внезапно стало потягивать, покалывать.

– Там, в том месте, понимаешь, обитало что-то такое неживое и злое. Оно было голодное, пыталось добраться до меня. А эта мертвячка была другая. Вроде и не злая, а… Не знаю, как получше сказать. Как робот, кукла какая-то… Я подумал потом: было похоже, ее как будто звало что-то. Подняло из могилы и позвало за собой. Кто-то, может, вроде… – Митька хмыкнул, – колдуна какого.

– Вуду, что ли? – изумленно спросил Миша и увидел, как рот Лели приоткрылся, а очередная ложка с мороженым замерла в воздухе.

– Не знаю, как там оно по-правильному зовется. Может, и вуду. Но вот я что подумал, Миша. А если в городе у нас завелся такой колдун, который мертвяками управляет? Подымает их, заставляет идти к себе? Я слышал, бывает такое, мне маленькому бабка говорила, только я не слушал и… – Митрофан перебил сам себя. – А может, он и убивает девушек-то, а потом делает такими, как та! Оживляет мертвячек!

– Другие жертвы не бродили, – заметил Миша.

– Тоже верно. Запутано все. Страшно мне, Миша. Спать не могу, хоть убей. Все покойница мерещится. А как засну – одно и то же вижу. Тот вечер, ее… Но только на этот раз она будто бы не просто мимо проходит. Вроде ищет она меня, преследует, потому как я ее тайну прознал, разболтал. То в окно стучит, то в коридоре караулит. Является, одним словом. Боюсь теперь к тому дому подойти, а уж в подвал так и вообще. – Снова тяжкий вздох. – В церковь вчера пошел, свечки там поставил, то да се. Книги купил молитвенные, мне старушка, которая свечки продает, сказала, какие надо читать. Читаю вот, авось поможет. Должно же помочь, а, Миш? Как думаешь?

Миша постарался успокоить Митрофана, но слова утешения получались беспомощными, звучали фальшиво. Митьку, который остался наедине со своим страхом, было жаль, но чем в этом случае можно помочь? Мише было не по себе, к тому же шрам болел все сильнее. В итоге они распрощались – неловко, скомкано, и Миша с облегчением (но одновременно ощущая вину) отложил мобильный.

Мороженое растаяло, фильм перестал казаться увлекательным.

– Миш, что происходит? – требовательно спросила Леля. – Почему ты упомянул вуду?

До этого Михаил не рассказывал Леле о том, что Митька видел бродящую в ночи покойницу, просто упомянул о совпадении: именно бывший приятель Ирины, матери Ильи, оказался свидетелем, который нашел тело очередной жертвы Душителя. Однако сейчас пришлось выложить все как есть. Жена слушала внимательно, не перебивая. Утонченное, прекрасное лицо ее, которым Миша не уставал любоваться, было напряженным. Когда он закончил, Леля сказала совсем не то, что Михаил ожидал услышать:

– Тебе нужно выбросить это из головы. История никаким боком тебя не касается. Поиском преступника пусть занимается Сафронов, он и сам не захочет, чтобы ты лез. А все то, что видел Митрофан, тем более не имеет к тебе отношения: да, он испугался, но только он сможет побороть свой страх. Ты за него этого не сделаешь.

– Он вправду видел мертвую женщину. – Миша закутался в одеяло, ощутив холод, похожий на чье-то ледяное прикосновение.

– Не сомневаюсь. Я не говорю, что он врет или что такого не бывает. После всего, что произошло со мной, с тобой, Ильей и бедной Томочкой, как я могу не верить в подобные вещи? – Леля взяла Мишу за руку и посмотрела ему в глаза. – И вот именно поэтому я и говорю, что ты должен перестать думать о таких вещах. Прошу тебя, живи спокойно. Не впутывай себя и меня ни во что. Разве мы не заслужили нормальной жизни? Пусть все это остается в прошлом.

– Вот это, – Миша указал на свой шрам, – не просто прошлое. Это беспокоит меня прямо сейчас.

Леля обняла его, прижалась всем телом.

– Понимаю, милый. Но если постараться не забивать голову, не замечать, не впускать в душу, то есть шанс, что все пройдет. Если рану не ковырять, она заживет быстрее.

Они еще какое-то время говорили об этом, но к общему мнению прийти так и не сумели, поэтому сочли за благо просто закрыть тему, чтобы не поссориться.

Леля не понимала, не желала понять, что даже если всеми силами стараться не замечать проблему, она все равно никуда не исчезнет. Михаил не сердился на жену за то, что она пыталась сберечь покой их семьи. Но недоумевал, неужели Леля после всего пережитого всерьез полагает, что, если нечто вторгается в твою жизнь, то отмахиваться и игнорировать – разумное решение? Ведь бездействие порой опаснее, чем самые рискованные поступки.

Семен Ефремович наконец-то согласился лечь в больницу, нехотя признавшись Мише, что у него в последние дни стали сильно отекать ноги. Михаил, взбешенный тем, что старик до последнего ничего ему не говорил, развил бурную деятельность и договорился о госпитализации в кардиологический центр.

– Завтра не получается, но вас положат послезавтра, я заеду в половине восьмого, – говорил Миша, помогая старику собрать вещи. – Все необходимые анализы сделают в больнице. Говорил же, раньше надо было! Чего тянули? И я, дурак, слушал вас. Силком надо было тащить.

– Ничего, успеется. – Семен Ефремович выглядел сегодня особенно старым, изможденным и больным. Он сидел в кресле возле окна, наблюдая за Мишиными перемещениями. – Подлечат-подлатают, буду как новенький.

– Хватит уже городить эти пошлости, – поморщился Миша и посмотрел на стопку книг возле кровати. – Опять всю ночь читали?

Старик смешался и неуверенно посмотрел на своего друга.

– Да вот зацепило кое-что. Надо бы проверить. – И, не успел Миша спросить, не взялся ли Семен Ефремович консультировать кого-то, в его-то состоянии, добавил: – А вот ты скажи мне, ту девушку, которая из морга пропала, а потом нашлась в подвале, где обнаружили?

– Я вам говорил, в Быстрой. Сафронов сказал, заболоченное место какое-то, возле берега.

– Да-да, я просто перепроверить, – пробормотал Семен Ефремович. – А после она очутилась в подвале, где стояла вода.

– Именно так.

Старый ученый побарабанил пальцами по подлокотнику, задумчиво глядя в окно, но явно ничего перед собой не видя.

– Вы, значит, про ходячих мертвецов пытаетесь выяснить? – спросил Миша.

– Еще надо перепроверить пару моментов, потом расскажу, – уклончиво ответил Семен Ефремович. – Думаю, это важно. В больницу ведь можно брать книги?

– В пределах разумного, – улыбнулся Миша.

Больше об изысканиях Семена Ефремовича они не говорили.

Однако история со смертями девушек не отпускала Мишу, он чувствовал себя вовлеченным в нее, несмотря на недовольство и предостережение Лели. Сафронов, пусть скупо и без особого желания, но все же время от времени кое-что рассказывал Мише о ходе расследования.

Например, сказал, что специалисты произвели вскрытие, установили причину смерти девушки, найденной Митрофаном, подтвердив первоначальную версию об асфиксии.

Личность погибшей установили в короткие сроки: ею оказалась аспирантка-юрист Инна Кривина, которая возвращалась от подруги поздно вечером, да так и не добралась до дому. После всех необходимых процедур тело отдали безутешным родителям, а те увезли его в городок-спутник Быстрорецка, откуда они были родом, чтобы похоронить.

Миша видел, что дядя Саф с каждым днем становится все более мрачным, подавленным. Кажется, даже число морщин и седых волос увеличивалось пропорционально тому, как время шло, а убийца оставался на свободе.

На вопрос, есть ли какие-то версии, он отвечал резко и односложно, и Михаил старался не выспрашивать, не лезть в душу. Сафронов постоянно твердил, чтобы Миша был аккуратен и внимателен, глаз не спускал с Лели: пока маньяк разгуливает по городу, расслабляться нельзя. Сафронов сходил на популярную радиостанцию, выступал в новостной программе на местном телеканале, убеждая людей соблюдать меры безопасности.

Однако это не помогло. Вскоре пропала еще одна девушка – красавица-блондинка, звезда университета, где она училась на переводчика, двадцатилетняя Ева Колесова. Сафронов был прав, говоря, что беда может прийти в каждый дом, никто ни от чего не застрахован.

Родители и брат забили тревогу, когда девушка не вернулась домой с учебы. В тот же вечер на обочине нашли брошенную машину Евы. Разумеется, пустую. Без следов борьбы. Вообще без каких бы то ни было следов присутствия постороннего человека в салоне.

Никто уже не сомневался, что похищение – дело рук Душителя, который снова вышел на охоту. Девушку искали, но все, даже убитые горем родные, понимали: шансы найти ее живой близятся к нулю.

Мишин шрам иногда пульсировал, и в такие моменты Мише казалось, что он должен бежать куда-то, что-то предпринимать. Жизнь двоилась, раскалывалась пополам: на одной половине все было хорошо – семья, любимая жена, успешная карьера, бытовые и рабочие дела. На темной стороне творилось непонятное. Некие силы снова проснулись, заставляя Мишу неотступно думать о том, что творится в его родном городе.

А еще о том, что жуткое, пугающее уже опять коснулось его черным крылом, нависло над головой, и этого уже не изменить.

Глава девятая

В дверь позвонили, и Илья взглянул на настенные часы. Хозяйка квартиры обещала прийти в три, а сейчас нет и двух.

Он вышел в прихожую, повернул ключ в замке, распахнул дверь. Марина, бледная, с покрасневшими глазами, стояла на пороге, теребя в руках коричневую сумку из мягкой кожи.

– Я отвезу тебя в аэропорт, – решительно проговорила она вместо приветствия.

– Спасибо, но не стоит. – Илья посторонился, и Марина вошла в прихожую. – Я вызвал такси. Скоро придет хозяйка, посмотрит, не собираюсь ли я своровать ее коллекцию фарфоровых собачек, заберет ключи.

Марина сделала судорожный вздох, чтобы удержаться от слез, но Илье показалось, что это выглядит немного нарочито. О том, что Илья возвращается в Россию, она узнала два дня назад, и, кажется, это не стало таким уж болезненным ударом, ведь уехал бы он или нет, дело шло к расставанию.

Их отношения дали трещину, которую можно было подлатать, если бы они по-настоящему любили друг друга. Но этого не было, ни к чему себя обманывать. Хотя, конечно, им было хорошо друг с другом.

– Прости, – повинуясь порыву, проговорил Илья, думая о том, что его отношения с девушками всегда слишком сложны, запутанны, в них есть какой-то надлом.

Марина шмыгнула носом.

– Ты прав, оставлять за собой квартиру, когда не ясно, надолго ли едешь, неразумно. Но ты должен знать, что всегда можешь вернуться и пожить у меня. У нас не все гладко, но… Ты мне дорог. Даже если что-то не сложилось, всегда можно начать заново.

Оба понимали, что это не так. Не всегда можно начать новый отсчет. Но слова Марины прозвучали искренне, и Илья шагнул к ней, обнял, прижал к себе. Она откликнулась с готовностью, быть может, даже ожидая, что Илья передумает. Однако в глубине души Марина понимала, что им обоим нужно двигаться дальше, только вот направление не совпадает. И в этом случае куда лучше, если Илья не будет мозолить ей глаза в ее любимом небольшом городке.

Они постояли немного, потом Марина спросила, не нужно ли чем-то помочь. Вещи были уложены, квартира убрана – Илья с детства привык заботиться и о себе, и о матери, поддерживал порядок в доме. Так что помощь не требовалась, и Марина почувствовала, что ей пора.

После ее ухода Илья подошел к окну, которое выходило в парк. Маленькая улочка с левой стороны, застроенная симпатичными домиками с красными черепичными крышами, убегала к центру Шабаца; справа стояла церковь. Красивое место, тихая жизнь. Но все это уже не принадлежало Илье.

Его ждал Миша. А вместе с Мишей – жуткая, опасная тайна.

…Илья не сказал Мише, что увидел на следующий день после их разговора. Он до сих пор не мог разобраться, как это интерпретировать, что хотела сказать Томочка. При жизни она была открытой, искренней, легкой, а после смерти, став, как сказала Драгана, проводником Ильи, сделалась отстраненно-строгой.

Ближе к утру Илья проснулся и понял, что хочет пить. Обычно он с вечера ставил возле кровати пластиковую бутылочку с водой «Роса», но тут с досадой обнаружил, что она пуста, так что пришлось вставать. Илья пришел на кухню, открыл кран, налил полный стакан и уже приготовился сделать глоток, как увидел позади себя, в отражении стеклянной дверцы навесного шкафа чей-то силуэт.

Обернувшись, Илья выронил стакан, и тот треснул, ударившись о столешницу. Вода пролилась на стол, капая на пол, и звук капель казался оглушительно громким.

Кап-кап-кап – а больше ничего не слыхать в немой ночи, мир исчез, провалился куда-то. Илья уже понял, что снова увидит нечто важное, но на этот раз не было растерянности и страха, он готов был воспринимать то, что покажет Томочка.

Только это была не она. Обернувшись, Илья увидел Мишу. И в тот миг, когда осознал, кто перед ним, все вокруг стало другим. Понять, где они оба очутились, Илья не мог. Кажется, поблизости был водоем – тянуло сыростью и холодом. Ему подумалось, что это пролитая вода студит ноги, и он глянул вниз, но ступней своих не увидел: по земле стелился плотный туман, доходивший до самых колен.

За спиной Миши угадывались очертания какого-то строения, кругом росли деревья и кусты – их темные ветви были чернее окружающего мрака. Неподалеку, видимо, горел фонарь, бросавший на Мишино лицо косой отсвет. В этом стылом, безжизненном месте с ними был еще кто-то, Илья ощущал чужое присутствие, но где прячется этот человек (человек ли?) не понимал, а разглядеть не получалось: было слишком темно.

Лицо Миши было белым, как накрахмаленная простыня, напряженным, словно он прислушивался к чему-то, и при этом печальным, даже трагическим. Илью он, конечно, не замечал, смотрел сквозь него, но, кажется, видел кого-то другого. Илья хотел позвать друга, но прежде чем успел сделать это, из мрака выступила вторая фигура.

Туман не касался Томочки, отступал от нее, точно волна во время отлива, и Илья видел погибшую невесту в полный рост. На Томочке снова было легкое нарядное платье с пояском и алые босоножки, она смотрела на Илью требовательно, без тени улыбки.

«Что ты хочешь сказать мне?» – мысленно спросил он, и ему показалось, что Томочка услышала.

Девушка медленно подняла тонкую руку и положила Мише на плечо. Он не ощутил прикосновения, продолжая вглядываться куда-то. Томочка и Миша стояли почти вплотную друг к другу, словно собрались фотографироваться на память. Губы ее не шевелились, но голос прозвучал у Ильи в голове громко и ясно. Она произнесла лишь одно слово, но, услышав его, Илья обмер и перестал дышать.

– Смерть, – вот что сказала Томочка.

А в следующую секунду сумрак выплюнул из своего чрева сгорбленную тень. Илья не разглядел, что это за существо. Увидел только, что оно схватило Мишу, потянуло за собой в темноту, прочь от Томочки и Ильи.

В следующий миг Илья обнаружил себя стоящим на кухне. Вода из треснувшего, опрокинутого стакана попала ему на ноги, за окном занимался рассвет, стонала сирена скорой. Кому-то стало плохо той ночью, и врачи спешили на помощь. Илье тоже было плохо, но помочь не мог никто.

Что это было за место? Миша сейчас там или вскоре окажется? Что должно означать это видение? «Смерть», – произнесла Томочка, и Илья отказывался верить в то, что она говорила о Мише.

Такого не может быть, потому что не может быть никогда!

Ясно одно: Мише в Быстрорецке угрожает опасность, а значит, Илья должен быть рядом, постараться отвести беду.

Он решил дождаться, когда в родном городе будет семь утра, чтобы позвонить Мише, удостовериться, что все в порядке. Так и было, и если Миша был удивлен взволнованным тоном и ранним звонком, то виду не подал. А вскоре снова вышел на связь.

– Семен Ефремович умер, – без предисловий сообщил Миша, и голос его дрогнул.

Илья чуть было не сказал: «Слава богу». Он безмерно уважал старого ученого, более того, в определенном смысле был обязан ему жизнью. Это был хороший человек, и, конечно, Илья горевал о его кончине.

Но при мысли о том, что именно его смерть Томочка имела в виду, испытал облегчение. Возможно, она говорила о Семене Ефремовиче, с которым Миша в последние годы сошелся очень близко!

– Как это случилось? – поспешно спросил Илья, сообразив, что пауза затянулась.

Оказалось, что у старика случился второй инфаркт. Принимая во внимание его возраст и больное сердце, шансов спасти Семена Ефремовича не было, но Миша, похоже, страдал при мысли о том, что его не было рядом, когда друг умирал.

Михаил позвонил Семену Ефремовичу рано утром и, не получив ответа, помчался к нему домой. Горькая ирония заключалась в том, что как раз в этот день Семена Ефремовича должны были положить в кардиоцентр из-за проблем с сердцем: Миша все организовал.

Открыл дверь своим ключом и…

– Врачи говорят, умер ночью, – сдавленным голосом проговорил Миша, а Илья подумал, не случилось ли это в тот самый миг, когда он стоял на кухне – и одновременно был в незнакомом зловещем месте?

Все-таки Томочка имела в виду именно эту смерть, подумалось Илье, хотя мог ли он быть в этом уверен?

– У него были родственники?

– Внучатый племянник, – ответил Миша. – Скоро приедет, я ему позвонил. Они редко виделись, но не ссорились, просто этот Леня в другом городе живет.

Миша рассказал о предстоящих похоронах, которыми планировал заняться, а под конец выдал:

– Семен Ефремович нам с тобой наследство оставил.

– Что? Нам?

– Формально мне. Он об этом давно уже сказал. Но я в таких делах не слишком большой знаток, это по твоей части.

«О чем он?» – подумал Илья.

– Я про библиотеку, – пояснил Миша. – Ты же знаешь, книги – самое важное, что у него было, он ими дорожил больше всего на свете и хотел, чтобы они были у меня и у тебя.

Многочисленные тома, а также журналы и папки с документами нужно было забрать из квартиры Семена Ефремовича, которая отходила родственнику. После следовало разместить где-то все это добро, разобрать, систематизировать.

– Я приеду, – вырвалось у Ильи. – Постараюсь успеть на похороны. И с книгами разберусь.

Миша, видимо, не ожидал этого, он был уверен, что Илья вполне счастлив в Сербии и не планирует возвращаться – ни на похороны почти чужого человека, ни тем более для того, чтобы ковыряться в пыльных архивах. Но возражать и лезть с вопросами, конечно, не стал.

На похороны Илья, как вскоре выяснилось, не успевал: не оказалось билетов на нужную дату (он прилетит почти через неделю после того, как тело Семена Ефремовича предадут земле).

Но это, конечно, ничего не меняло в планах Ильи: чем дольше он размышлял обо всем, вспоминал, анализировал последнее свое видение, тем сильнее укреплялся в мысли, что ему необходимо быть в Быстрорецке.

Приняв решение вернуться в Россию, Илья успокоился и даже непростой разговор с Мариной выдержал легче, чем предполагал. Так было нужно, его место было в Быстрорецке.

Сербская страница жизни перевернута, это он сознавал со всей ясностью. Прекрасные Балканы подлечили его раны, успокоили, приголубили, а недавно еще и помогли узнать о себе нечто новое. Пугающее, но важное. А теперь, снабдив этим знанием, готовы были проводить в обратный путь на родину, не удерживая, не уговаривая остаться.

Илья отвлекся от размышлений и задернул занавески на окне. Пора.

В дверь снова позвонили – и это уж точно была квартирная хозяйка.

Такси прибыло вовремя, и через полчаса Илья выезжал из Шабаца.

А еще через три часа самолет уже нес его в Россию.