Текст книги "Вернувшиеся"

Глава шестая

Прийти к Семену Ефремовичу и увидеть на пороге квартиры чужого человека вместо старого ученого, похожего на доброго гнома из сказки, было странно и печально.

Илья только в этот момент по-настоящему осознал, что Семена Ефремовича больше нет, а его дом, лишившись книг и ароматов свежезаваренного чая, кофейных зерен, книжной пыли, старой бумаги и еще чего-то неуловимого, но узнаваемого, превратился в среднестатистические квадратные метры.

Насколько Илья успел увидеть в открывшуюся щель (откуда, как мышь из норы, высунулся Леонид), новые хозяева переклеили обои и постелили у двери коврик «Добро пожаловать».

Несмотря на дружелюбную надпись, Леонид, низкорослый плешивый мужичонка с бегающими глазками, гостеприимством не отличался и Илью в квартиру не пустил. Узнав, кто он, зачем явился, Леня велел подождать и прикрыл дверь перед носом посетителя. Появился спустя полминуты и торопливо сунул Илье в руки полиэтиленовый пакет, проделав это с таким видом, будто внутри находилось что-то не вполне легальное.

– Вот, все тут, берите, – скороговоркой проговорил Леонид и нервно облизнул губы. – Больше ничего для вас нет.

Кажется, он еле удержался, чтобы не прибавить: «Поэтому больше не приходите». Очаровательный человек, что и говорить.

Илья сдержанно поблагодарил счастливого наследника и попрощался.

Выйдя во двор, он покрепче прижал к себе пакет с книгами и натянул на голову капюшон: из сивых туч, как перо из разорванных подушек с грязно-серыми застиранными наволочками, повалил мокрый снег.

В который раз сказав себе, что пора бы всерьез озаботиться покупкой машины, Илья быстрым шагом пошел к остановке. Ему повезло, автобус подъехал сразу же и оказался полупустым – нашлось место у окна. Впрочем, час пик только начался, да и автобусы из спальных районов в центр в это время суток обычно идут свободные: пассажиропоток вечером движется в обратном направлении, люди покидают рабочие места и разъезжаются по домам.

Илья хотел взглянуть на книги, но передумал, решив, что лучше всего сделать это дома, спокойно. А то, не ровен час, выронишь, испортишь редкие издания. Поэтому он просто бездумно смотрел в окно, скользя взглядом по домам и улицам, позволив мыслям свободно течь.

Видимо, это и стало причиной того, что вскоре случилось.

Илья погрузился в полудремотное состояние, чем-то напоминающее транс, и увидел на остановке Томочку.

Вздрогнул и потер глаза. Не показалось. Его умершая невеста была там и смотрела прямо на него. Все в том же изящном легком платьице с пояском, в босоножках, с распущенными по плечам волосами, стояла она посреди ноября, и снег, падая, не касался ее, создавая вокруг хрупкой фигурки серебристый ореол.

Прохожие не замечали Томочку: одни шли мимо, другие вытягивали шеи, высматривая свой автобус, переминались с ноги на ногу, готовясь забраться в салон.

А Томочка и Илья продолжали смотреть друг на друга, и ему показалось, что прошло много времени, хотя на самом деле все заняло не более минуты: автобус подъехал к остановке, двери с шипением разъехались в стороны, кто-то вышел, кто-то зашел.

Внезапно Илья, толком не поняв, зачем это делает, но понимая, что этого и хотела Томочка, встал и устремился к выходу, едва успев проскочить в закрывающиеся двери. Кондуктор сердито задребезжала ему вслед, парень, которого Илья задел плечом, выругался сквозь зубы.

Оказавшись на улице, Илья обнаружил, что Томочка исчезла. Но сомнений, что он все делает правильно, у него не возникло: нужно было выйти на этой остановке. Необходимо лишь понять зачем.

Поглядев по сторонам, Илья понял, где находится. До этого момента он как-то и не сообразил, что в паре кварталов отсюда – дом, где была их с матерью квартира, в которой прошло его невеселое детство. Теперь в квартире жили другие люди, и Илья не думал, что Томочка желала, чтобы он навестил их.

Чего еще примечательного в этом районе? О чем хотела сказать Томочка? Размышляя на эту тему, Илья быстро шел в привычном направлении, к старому дому. И только очутившись совсем близко, сообразил, куда идет.

Неподалеку отсюда Митька, бывший приятель мамы, увидел бредущую по ночной улице покойницу. А после обнаружил ее в подвале одного из домов – опять же поблизости.

Девятиэтажное здание малосемейки выросло перед Ильей, и, едва глянув на облезлые стены, он больше ни в чем не сомневался. Митрофан – вот кого Илья должен повидать, вот к чему (вернее, к кому) подталкивала его Томочка.

Снегопад усилился, еще и ветер поднялся – адова погодка. Илья ускорил шаг, чтобы быстрее оказаться в тепле, и через несколько минут уже входил в подъезд.

Здесь ничего не изменилось с момента его прошлого визита, когда Илья приходил спросить у Митьки, что ему известно про отель «Петровский»: те же грязные полы, застоявшийся кислый запах табака, мочи, подгоревшей еды, мокрой штукатурки; даже стол, за которым тогда сидела и лузгала семечки не то дворничиха, не то просто жительница дома, был на месте. Правда, за ним никого не было.

На сей раз Илья знал, куда идти, и сразу свернул в нужный коридор, направился к двери. Она, кстати, теперь была другая: Митрофан, как сказал Миша, взялся за ум, бросил пить и, по всей видимости, обустроил свой быт. Так что дверь теперь была не хуже, чем у соседей: прочная, металлическая (с внутренней стороны, наверное, деревом обита), с блестящей ручкой и парой надежных на вид замков. Теперь, надо полагать, у хозяина было что беречь от воров.

И все же эта дверь отличалась от прочих. Над ней висело распятие.

Убедившись, что звонка нет, Илья постучал. Ему не ответили, но тишина за дверью была живая: Илья знал, внутри кто-то есть. Пустые помещения молчат по-другому.

– Митрофан, это Илья! Откройте, пожалуйста!

Пришлось постучать еще не раз, сопроводив это мелодраматическим: «Я знаю, что вы там!», но в итоге ключ повернулся в замке. Илья, наученный горьким опытом жизни с пьющим человеком, счел, что Митрофан сорвался, запил, вот и не открывает, но все оказалось совсем не так.

Илья ошибся – Митрофан был трезв. Но при этом его шатало и трясло – как быстро понял Илья, вовсе не с похмелья. Сегодня перед ним был совсем не тот человек, которого он помнил: прежнего Митрофана, грубоватого, суетливого, державшегося немного вызывающе и вместе с тем заискивающе, сменил человек, о котором с уверенностью можно было сказать лишь одно: он напряжен и напуган.

Обстановка в квартирке тоже стала другой: было опрятно, появились занавески, люстра на потолке, мебель, а еще – символы веры. Кресты, распятия, иконы виднелись буквально всюду; куда ни повернись, наткнешься на скорбный лик Спасителя, Богородицы или какого-нибудь святого. Илья вспомнил про крест над входной дверью и спросил:

– Почему вы не открывали так долго?

Митрофан хотел ответить, но вместо этого неуверенно посмотрел на Илью и криво махнул рукой. Запер дверь на все замки, прошел в комнату, сел на диван.

– Вы стали верующим?

– Уверуешь тут, – проговорил Митрофан себе под нос. – А ты, стало быть, прикатил обратно? Миша говорит, ты за границей где-то жил.

– Да, – коротко ответил Илья. – Вернулся.

Он не знал, как начать разговор, о чем говорить с Митрофаном, потому что и пришел сюда не совсем по своей воле, как ни парадоксально это звучало. Однако Митрофан заговорил сам.

– Не отпускает меня чертовщина эта, видишь, – сказал он. – То больница Петровская, то теперь вот… Миша сказал тебе? Я видел ее, никакого покою теперь, а никто не верит. А я чую, нутром чую! – Митька ударил себя кулаком в грудь.

– Вы видели мертвую женщину на улице. Она прошла мимо вас.

– Я думаю, сызнова началось. Было уже такое, – шепотом выговорил Митрофан.

Илья сидел, не зная, как на это реагировать.

– Я и сам не верил – думал, сказки детские, всякое такое… Но потом, как увидел… Мише тогда еще сказал: колдун мертвяков поднимает. Мертвячка… Ну, которую я видел… Не она первая, не она последняя, и другие есть, и будут!

Это звучало как шизофренический бред, но Илья слушал и не перебивал, зная, что многое из того, что довелось пережить ему и его близким, тоже было похоже на события из мистического романа или фильма ужасов, однако происходило на самом деле.

– Помнишь, я тебе говорил, что в деревне вырос, в Рождественском? И бабка моя говорила: «Места на свете – они как люди. Есть добрые, а есть злые. От плохих держись подальше – целее будешь»? Так ведь она не просто так говорила-то, она знала! Неподалеку от нас место было самое что ни есть дурное, хуже некуда. Мертвая рыбацкая деревня.

– Что? – подскочил Илья. Совсем недавно про такую деревню говорила музейная старушка Елена Ивановна. – На Быстрой?

– Угу. Вымерла она. А мои-то предки оттуда родом. Бабка говорила, отца ее там убили. Она с матерью, братьями и сестрами уехала, отец их увез оттуда, а сам вернулся – может, вещи взять хотел или дела какие были. Там его и порешили. Не человек убил, это точно, и не его одного, почти всех мужиков, кто в деревне жили, а головы их отрубленные выставил на окошко.

Сомнений быть не могло: Митрофан говорил именно о той деревне, откуда был родом Степан Холмогоров, а события, о которых вел речь Митька, были как раз те, про которые рассказывала Елена Ивановна.

Отрезанные, как у полковника Сафронова, головы…

Какая тут связь?

– Что еще говорила бабушка?

– Чтобы не смел соваться в те края, где деревня была. Там дома многие годы стояли брошенные, потом сгорели – не то сами, не то поджег кто.

– А кто убил людей? Вы про колдуна упомянули.

– Был колдун, – кивнул Митрофан. – Тоже в деревне жил, на отшибе. Бабка говорила, силы был неимоверной. Водяными мог управлять, всякой там нечистью, что в воде живет. Заговоры, порчи – все знал. Бабка говорила, люди шептались, что он нечистую и натравил на мужиков. Обидели они его или еще что, так вот он заставил речных утопленников из воды выйти и… – Митрофан опять махнул ладонью, словно приветствуя кого-то. – Я мальчонкой был, думал, врет, старая, нарочно, чтобы в те места не ходил: там берег крутой, а еще болото недалеко. Говорил ей, не бывает никаких колдунов, которые мертвецами управляют, а оно вишь как обернулось!

– Все эти кресты, молитвы…

– Тебе легко говорить, ты ее не видел, – огрызнулся Митрофан. – А я ни одной ночи не сплю спокойно. Как солнце сядет, из дому выйти не могу, все мерещатся мертвецы. А еще этаж первый, снится, что утопленники в окно глядят. – Он помолчал, а потом выдал: – Ты говоришь, чего не открывал-то. А помереть хотел, Илюха. Устал уже, нету мо́чи. Не сплю, не ем. Трясусь, как цуцик какой. Сидел, думал, таблеток напьюсь, от давления. Сразу пачку раз и все. Или лучше две. В петлю страшно, а так… Ты мне, может, жизнь спас: не пришел бы, я бы… Только вот зачем, Илюха? Зачем жить-то так?

Илья сидел, пытаясь справиться с потоком информации, уложить в голове все сказанное Митрофаном. Он пока не мог разложить все по полочкам и сделать верные выводы, хотя и знал, что это взаимосвязано: случившееся более ста лет в деревушке на берегу Быстрой, обезглавленные тела, которые время от времени находят в этих местах, колдун, смерти девушек в Быстрорецке, ожившие мертвецы, полковник Сафронов…

Но самым поразительным было то, что, если бы Илья не пришел сейчас (по зову Томочки) к Митрофану, несчастный мог умереть! И теперь, зная, как Митьке плохо и страшно, какие мысли его терзают, Илья не может уйти и оставить несостоявшегося самоубийцу наедине с призраками и страхами.

– Поедем ко мне, – решил он. – Мы с Мишей разбираемся в этом деле, ищем ответ. Как все выясним, я думаю, вам нечего будет бояться, вот и вернетесь. А пока у меня поживете. Хоть выспитесь нормально. Квартира большая, я один, так что…

Илья умолк, в замешательстве глядя, как вытягивается Митькино лицо.

– Зачем? – выдавил Митрофан и, к ужасу Ильи, глаза его увлажнились. – Зачем тебе со мной возиться? Я не для того сказал, чтобы…

– Знаю, что не для того. – Илья испугался, что Митрофан начнет отказываться или, хуже того, примется благодарить, потому заговорил быстро и строго: – Давайте поедем побыстрее, хорошо? Мне нужно сегодня кое-что изучить.

На сборы Митрофану хватило пяти минут. Илья в это время вызвал такси. Митрофан выключил свет и запер дверь, пристраивая на плечо сумку.

Погода была еще гаже: потеплело, снег шел вперемешку с дождем, промозглый ветер налетал, нагло лез под куртку – не увернешься.

– Хороший ты человек, Илюха. Повезло Ире с сыном, – вполголоса сказал Митрофан, усаживаясь на заднее сиденье ожидавшей их машины.

Илья смутился, не зная, как реагировать, и ничего не ответил, сделав вид, что не услышал этих слов.

Глава седьмая

Миша мужественно продержался до антракта, но, когда они вернулись в зал после перерыва, позорно заснул, едва усевшись в кресло. Леля, заметив это, не стала будить мужа, он проснулся сам, на финальной сцене, когда музыка грянула особенно громко.

Покосившись на жену, Миша немедленно принял крайне заинтересованный вид и хлопал громче всех, когда занавес опускался.

– Поэт сорвал бешеные овации, когда объявил, что сейчас прочет последнее стихотворение, – саркастически сказала Леля, когда они черепашьим шагом продвигались к выходу.

– Прости, я не хотел, само как-то вышло, – покаянно проговорил Миша. – Толкнула бы меня локтем.

– Хоть выспался, – усмехнулась она. – Если бы начал храпеть, разбудила бы.

В гардеробе была огромная очередь, но двигалась она достаточно быстро, так что вскоре Миша с Лелей вышли на улицу. Площадь перед Театром оперы и балета была ярко освещена, с огромной афиши на Мишу укоризненно взирала оперная дива, чей волшебный голос так его убаюкал. Он виновато глянул на звезду и отвел глаза.

Супруги медленно шли к машине, и Миша достал телефон, спрашивая себя, как там Оксана. Надо позвонить ей и, если все хорошо, сходить поужинать в ресторан, как и планировали.

– Три пропущенных от Оксаны, – воскликнула Леля, которая включила сотовый раньше Миши.

– У меня пять, – проговорил он, чувствуя, как накатывает дурное предчувствие.

Похоже, с рестораном ничего не получится.

Миша нажал на вызов. Они с Лелей уже стояли возле машины, и свободной рукой он вытащил брелок. Сигнализация звякнула, фары мигнули, а в трубке послышался сдавленный голос, которого Миша поначалу не узнал:

– Миш? Ты?

– Что случилось? Вы звонили…

– Да! – выкрикнула Оксана, не давая ему договорить. – Он пришел за мной! Был прямо там!

Она голосила, а Миша, заводя двигатель, пытался сообразить, что произошло, как вышло, что преступник проник в квартиру? Оксана, завывая от ужаса и давясь рыданиями, несла совершеннейшую чушь про то, что преследователь взобрался по стене и смотрел в окно.

– Вы вызвали полицию?

– Какая полиция? Какая против него полиция, когда… – Стенания сменились хохотом, который опять перешел в крик: – Из телевизора со мной говорил! Свет пропал, а он все равно… Потом дали свет, я пошла, смотрю…

– А ну замолчи! – громко и грубо приказал Миша, переходя на «ты», понимая, что только так сможет привести Оксану в чувство. Автомобиль выехал со стоянки. – Скажи четко: где ты? Все остальное потом.

Оксана всхлипнула, глубоко вздохнула и ответила почти нормально:

– В машине. Подъехала к своей даче. Не могла там больше…

Голос задребезжал, и Миша быстро задал следующий вопрос, чтобы не дать Оксане раскиснуть:

– Где это? – Он понятия не имел, где приобрели дачу Оксана и ее муж.

– На Быстрой, дачный поселок «Академический», меньше пятнадцати километров от города, западный выезд. У нас дача на первой линии. – Это прозвучало с неуместной горделивостью.

Миша прекрасно знал этот поселок: у отца и дяди Сафа были дачи неподалеку, в соседнем «Боровом». Разумеется, он часто бывал там.

В былые, застойные времена в «Академке», как называли поселок, получали дачи ученые, преподаватели вузов, сотрудники научно-исследовательских институтов. Поселок считался элитным, дачи, стоявшие на крутом берегу Быстрой, были добротные, построенные каждая по своему проекту в соответствии со вкусами хозяев.

После перестройки поселок захирел, как и НИИ, и учреждения образования. Одни преподаватели и ученые отправились на рынки, торговать тряпками, другие спились, третьи продолжали как-то перебиваться за копейки. Дачи в престижном месте постепенно переходили в руки новой элиты, носившей малиновые пиджаки и спортивные костюмы, так что от принадлежности теперешних хозяев к научному миру осталось только название поселка.

– Успокойтесь, ничего не бойтесь. Запритесь в доме, никому не открывайте. – При этих словах Оксана издала странный хрюкающий звук. – Пробок нет, я отвезу Лелю домой и приеду минут через…

– Поедем вместе, – быстро сказала жена, и, обернувшись к ней, Миша понял, что спорить бесполезно, поэтому пропустил нужный поворот к дому и поехал прямо, к западному выезду из Быстрорецка.

– Уже едем, скоро будем, ждите, не волнуйтесь, – скороговоркой договорил Миша.

Оксана снова всхлипнула.

– Хорошо. Ой, я, кажется, квартиру вашу не заперла… Дверью хлопнула и все.

– Не страшно, у нас английский замок.

Ехали, не разговаривая друг с другом. Леля, узнав про квартиру, связалась с соседкой, с которой общалась и, можно сказать, приятельствовала, попросила сходить и посмотреть, прикрыта ли дверь. Все оказалось в порядке. Миша вспомнил, что хотел поговорить с Ильей, но подумал, что можно сделать это после того, как они доберутся до Оксаны.

Дороги были свободны, автомобиль стремительно мчался по пустому, переливающемуся вечерними огнями городу, не встречая препятствий. Светофоры жмурились вслед, редкие прохожие спешили по домам, машины, приткнувшиеся у обочин, проплывали мимо – притихшие, похожие на больших спящих собак.

На выезде из города торчал рекламный билборд, приглашающий отдохнуть в туристическом комплексе «Лебединое озеро». С плаката широко улыбалась нарисованная, лучащаяся придуманным счастьем идеальная семья: мама, папа, двое ребятишек. Миша вспомнил, как Леля рассказывала, что именно там Илья сделал предложение Томочке: они вчетвером сняли домик, катались на лыжах, жарили шашлыки…

Миша тоже вроде бы был в тот день с друзьями – и вместе с тем его не было, место его занимала сущность из Нижнего мира. Потустороннее вползало, вгрызалось в жизнь, порой выдавливая из нее его самого.

Собственно, так было и с Ильей, и с Лелей, которая сейчас всеми силами пыталась прикидываться, что это не так, что они все всегда жили обычно, обыденно, не нарушая законов привычного мира. Это трусость, подумалось Мише. Более того, это глупость. Все равно что притворяться, будто у тебя другой цвет кожи или глаз.

Плакат с фальшивой семьей остался позади. Миша повернул голову и посмотрел на Лелю.

– Выбрались из города, скоро приедем, – сказал он. – Зачем поехала со мной? Я мог бы…

– Не мог бы, – отрезала она. – Я чувствую, что-то случится.

Миша знал, что у жены обостренная чувствительность, особая интуиция. Еще давно, когда Илья находился во власти Мортус Улторем, Леля сказала Мише, что не видит его ауры:

«Илья как будто мертвец. Если человек умирает, аура гаснет, и у него погасла».

Она видела то, чего не видели другие, и потому поверила Мише, который рассказал ей дикие вещи о состоянии Ильи, и сразу согласилась помочь…

Тогда Леля признавала свою силу, а теперь боится, отрицает ее.

– Ничего страшного не произойдет, – пообещал Миша.

Шрам горел, и чем ближе они подъезжали к дачному поселку, тем жар усиливался.

– Обещай мне, – сжав зубы, проговорила Леля. – Обещай, что эти заморочки – в последний раз.

– То есть как – в последний? – Миша попытался включить дурака. – Охранять людей – моя работа.

– Твоя работа – охранять людей от людей, – парировала Леля. – А ты опять полез черт-те во что. Я не глухая, слышала, что Оксана говорит. И шрам твой покраснел. И с Ильей вы вечно что-то обсуждаете, я знаю, это как-то связано с Сафроновым, его смертью, теми девушками. Я устала от этого, ясно? Ты должен выбрать, что тебе дороже – я, мое спокойствие или… Или твои бесконечные авантюры!

«Надо же – авантюры», – промелькнуло в голове.

Миша не выносил, когда на него давили, когда говорили с ним таким тоном: командным, вместе с тем снисходительным, как с нашкодившим школьником. Слава богу, отец оставил эту манеру, так теперь Леля собралась пускать ее в дело?

– Послушай, давай поговорим об этом после, – суховато ответил Миша. – Мы почти приехали.

– Не о чем говорить, – буркнула Леля. – Я хочу жить нормально. Не вздрагивать от звонков. Не думать о том, какая еще тварь вылезет из зеркала, явится с того света, схватит за руку, если свесить ее с кровати ночью.

– Разве это от меня зависит?

Они свернули с главной дороги, следуя указателю «Поселок «Академический».

– А разве нет? – Леля повернулась к нему, глаза ее блестели, будто от слез. – Просто нужно уметь выбирать то, что важнее.

– Леля, это нечестно. Ты сейчас ведешь себя…

– Знаю, как истеричная стерва. – Она сбавила тон. – Иногда я бываю такой, что поделать. Любая женщина может стать истеричкой, когда…

Автомобиль притормозил у ворот дачного поселка.

Миша повернулся к Леле.

– Так когда же любая может начать истерить? – спросил он, думая о том, как им попасть внутрь: ворота были заперты. Если и калитка тоже, это может вызвать сложности.

Леля поняла, что мысли мужа заняты другим.

– Неважно.

Они вышли из машины. Подойдя к калитке, Миша увидел, что волновался напрасно: она оказалась плотно притворена, но не заперта. Теперь оставалось лишь найти дачу.

Оксана сказала, что она на первой линии – значит, нужно идти по аллее к реке. Взявшись за руки, Миша и Леля двинулись вперед.

Судя по тому, что свет не горел ни в одном окошке, дачный поселок был пуст, даже в домике охранника было темно. Это логично: кто вздумает отдыхать на природе в последние дни осени? А охранник уже спит, наверное.

Впрочем, темнота не была полной: горел фонарь у въезда в поселок, еще несколько пятен света расплывалось впереди, и Миша с Лелей шли, не зажигая фонариков на телефонах.

Дорожка была заасфальтирована, но выпавший мокрый снег никто с нее не убрал. Он таял сам, превращаясь в подобие картофельного пюре.

Дома были разные, здоровенные и поменьше; в основном ухоженные, аккуратные, прятались они за невысокими заборами, с опаской глядя на идущих мимо людей. Поднявшийся ветер заставлял деревья размахивать костлявыми руками-ветками, царапать стены домов, угрожая схватить Мишу и Лелю.

– Смотри, свет в окне! – Она указала рукой на один из домов впереди.

– Наверное, Оксана.

Миша вынул телефон, нашел нужный номер, но связи не было.

– На подъезде сюда еще ловил, – сказала Леля.

Они пошли дальше, ориентируясь на электрический свет, как на луч маяка, и вскоре оказались на месте.

Оксанина дача была добротной, двухэтажной, стояла в глубине ухоженного сада, который, наверное, прелестно выглядел летом. Никаких других домов дальше не было – только обрыв и воды Быстрой.

«Вид из окон второго этажа, наверное, фантастический», – подумал Миша.

Они подошли к воротам и обнаружили, что те заперты.

– Тут не очень высоко, я перелезу… – начал Миша.

– Не надо, я вас жду. – Зажегся свет на крыльце, женская фигура метнулась от дома к дорожке. – Услыхала, как машина приехала. Потом слышу – идут, и твой голос! – Оксана подбежала к забору, зазвенела ключами, распахнула калитку: – Слава тебе господи, вы тут. А я свет зажгла наверху, сама внизу сижу. – Она издала нервный смешок. – Вы быстро.

– Старались, – дернув плечом, отчеканила Леля.

Они втроем пошли к дому.

– Оксана, давайте-ка по порядку, – строго сказал Миша, поднимаясь на крыльцо. – Хватит недомолвок, на этот раз выкладывайте действительно все. И не юлите, говорите правду, иначе я не стану вам помогать, мы с Лелей садимся в машину и уезжаем.