Электронная библиотека » Альбина Нури » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Вернувшиеся"


  • Текст добавлен: 21 января 2022, 08:20


Автор книги: Альбина Нури


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава вторая

До захода солнца еще далеко, но Степану все равно было немного не по себе. Дорогой в Быстрорецк он ездил сотни раз – и когда был жив отец, и после его смерти, когда дед и Степан остались вдвоем, старый да малый.

В город ездили несколько раз в неделю: продавали на рыбном рынке улов. Степана брали с детских лет: нужно было учиться торговать, хотя в последнее время у него было все меньше уверенности в том, что он хочет продолжать заниматься в жизни тем же, чем занимались его отец, дед и прадед.

В нынешнем месяце Степан ездил на рынок один: дед захворал. Как он сам говорил, грудная болезнь одолела. Сердце то трепыхалось в груди, то вроде как застывало, забывая биться. В груди ломило, боль отдавалась в самое нутро, а перед глазами темнело. Губы у деда делались синими, глаза – тусклыми, и Степану становилось страшно.

Но дед говорил, что все это пройдет, не беда. Почти каждое утро он собирался вместе со Степаном на реку, хотя внук пытался уговорить его остаться дома, полежать, попить отвар из трав, которые дал Савва. Степан уверял, что и сам справится, нечего больному человеку напрягаться, но деда было не переупрямить.

– Вместе сподручнее, – говорил он, – а на лежанке только хуже. Быстрая, как любимая жена, ждет меня. Да и мне подле нее легче.

Но вот уже несколько дней, как рыбачить старик не мог. Трудно было с постели подняться, ноги опухали, дышать стало тяжело.

– Ничего, отлежусь, – кряхтел дед, – бывало уже такое, проходило, слава богу.

Гораздо больше собственного здоровья его беспокоило то, что улов изо дня в день становился хуже. Рыба как будто ушла из этих мест, и дела у рыбаков шли в последнее время неважно. Никодим отмалчивался, братья Петр и Антип горячились, ссорились, точно это могло помочь делу.

Сегодня, например, Степан ездил в город один. Никто не поехал – нечем было торговать. Не было большой необходимости и у Степана, но зато имелись свои резоны.

Втайне от деда, выбираясь в Быстрорецк без него, он каждый раз брал на рынок свои поделки. Больше не пытался продавать их со своего лотка – знал, что бесполезно, и договорился с Иваном, который продавал деревянную утварь, чтобы тот поставил рядом со своим товаром и Степановы изделия, а если что продастся – прибыль пополам.

Конечно, с Иваном Степан близко знаком не был и существовала вероятность, что тот обманет, но пришлось рискнуть. К тому же, рассудил Степан, хуже все равно не будет. И не прогадал, надо сказать: Иван продал несколько свистулек, пару резных ложек и шкатулку. Не бог весть что, но все же лучше, чем ничего.

Приехав на рынок, рыбу Степан распродал быстро (продавать особо было и нечего), а вскоре случилось самое настоящее чудо.

– Ты Ваньке деревяшки на продажу дал?

Слово «деревяшки» немного задело, но Степан не стал возмущаться: для начала узнать бы, почему человека интересует этот вопрос.

Вопрошающий выглядел солидно, одет был добротно. Волосы и борода почти седые, но кожа гладкая, без морщин. Черты грубоватые, но лицо открытое, даже красивое. В голубых глазах посверкивают искорки, как на снегу в морозный день, смотрит человек с интересом, без ехидства.

– Я, – коротко ответил Степен. – А что?

– Ты не ершись. Меня Егором Кузьмичом звать. Работник мне нужен в столярную мастерскую. Парень с руками и головой. Ты из таких?

Степан растерялся, а потому ответил не сразу:

– Со стороны добрым людям всегда виднее. Но по дереву работать с детских лет люблю.

Егор Кузьмич усмехнулся в усы неизвестно чему и проговорил:

– Прилежного ученика многому научить могу, при оплате не обижу, но спрашиваю строго, работы будет много. Да сперва еще понять нужно: подойдешь ли? В общем, придешь, поговорим.

Егор Кузьмич сказал, где его искать, и ушел, больше не вымолвив ни слова. Степан не знал, что и думать, мысли разбегались, как тараканы на свету. С одной стороны, не об этом ли он мечтал: жить в городе, учиться любимому делу у настоящего мастера (самоучкой далеко не уедешь, в любом деле навык нужен), заработать денег, а в будущем открыть свое дело?

С другой стороны, и об этом почему-то подумалось только сейчас: как же дед? Его ведь не бросишь, тем более хворый он, слабый. А в город старик точно перебраться откажется – всю жизнь у реки прожил.

Обратно Степан ехал, размышляя обо всем, пытаясь понять, как поступить правильно, чтобы ни себя не предать, ни деда, но пока ничего путного придумать не получалось.

Непросто, ох как непросто все складывалось. До недавних пор жизнь текла размеренно и скучно, каждый сегодняшний день почти в точности повторял вчерашний, и Степану казалось, что так будет всегда. Он хотел перемен, мечтал о большом городе, о свадьбе с Анютой, о том, что станет богатым и уважаемым человеком, от которого не будет пахнуть рыбой, однако все это было фантазией.

Но вышло так, что ситуация переломилась. Дед заболел, Егор Кузьмич объявился. Да еще и после той грозовой ночи над их рыбацкой деревушкой словно бы темное облако нависло. Словами объяснить это было сложно, но душу, сердце не обманешь.

Немного минуло с той поры – всего-то одна ночь да второй день шел, но Степан был уверен, что ему не мерещится, он только спрашивал себя, чувствуют ли остальные то же самое.

Вчера днем он, улучив момент, когда Анюта была одна, спросил у нее, не слыхала ли она чего-то необычного прошлой ночью. Милое ясноглазое личико нахмурилось, точно Анюта хотела ответить, но не решалась.

– Гремело – страсть! Я уши заткнула. – Степан молчал, ожидая продолжения, и девушка тихо проговорила: – Голос какой-то был. Не разобрать, не то женщина жалится, плачет, не то мужчина кричит, будто от боли. То совсем близко, то вроде у реки.

Выходит, не померещилось: не могло показаться обоим сразу. Никто из деревенских не пропал, из дому в ту ночь не выходил – это Степан тоже выяснил. Значит, чужак по деревне и возле нее бродил? Но если так, то куда потом делся?

Следующая ночь добавила вопросов. После бессонной предыдущей Степан заснул сразу, едва вытянувшись на лежанке, но среди ночи проснулся и услыхал шум. На этот раз голосов не было, но слышалось другое.

По ночам над рекой обычно тихо, разве что птица ночная прокричит, рыба хвостом плеснет или сверчки затянут заунывную песню. Потому так отчетливо и ясно прозвучал хруст. Кажется, ветка подломилась у кого-то под ногами, а потом зашуршало, и Степан понял, что это шаги, но шаги странные, словно тот, кто шел, подволакивал ноги, ступал нетвердо.

Дед завозился, и Степен тихо окликнул его, думая, что тот тоже проснулся и все слышит, но старик не отозвался. То ли вправду спал, то ли притворялся.

Степан приподнялся на локте, вслушиваясь в происходящее за окном. Шаги удалялись, ночной гость пошел дальше, к другим домам. Степан и дед жили с краю, с другой стороны деревушки стоял дом Никодима с Лушкой, а между ними – дома Петра и Антипа. Все избы смотрели окнами на реку.

Снова стало тихо, но Степан не мог заснуть. Неясная тревога мешала, снова лезли в голову детские страхи про лобасту. Что, если выбралось речное чудище из камышей и рыщет по деревне?

Глупо, безрассудно, но Степан тихонько встал и подошел к окошку. Ночь была ясная. Почти полная, лишь чуточку отломанная с одного боку луна висела низко и светила ярко. Рваное облачко набежало на нее ненадолго, но вскоре метнулось прочь, подгоняемое ветром.

Все как всегда: широкий двор, огороженный низким покосившимся забором, справа – сараи, слева – выход в огород. Виденная сотни раз картина почему-то казалась незнакомой и устрашающей. Деревья, что росли ближе к берегу, напоминали замерших в причудливых позах людей.

Они словно бы окружали дом, и Степану подумалось, что стоит отвести взгляд – и в этот самый миг деревья двинутся, шагнут вперед, окажутся ближе, превратятся в чудовищ.

«Что за дурь лезет в голову!» – озлился на себя Степан, и тут одно из деревьев шевельнулось.

Степан отшатнулся от окна, а когда решился снова выглянуть наружу, понял, что ему показалось: просто ветерок тронул ветви.

Но разве вон там, справа, тень между деревьями прежде не была гуще и чернее? А теперь образовался проем, в который струится лунный свет. Значит, кто-то все же стоял там, следил за ними, смотрел на дом и, возможно, видел стоящего возле окна Степана?!

– Степка, чего блудишь? – прошептал дед, и он подпрыгнул на месте, кое-как удержавшись от крика.

– Вроде возле дома был кто-то, – тоже шепотом ответил Степан, полагая, что дед переполошится, пошлет его проверить, кто там.

Но старик удивил.

– Нечего по ночам в окна пялиться. Разное может мерещиться. Не было никаких шагов.

«А ведь я не говорил про шаги! Значит, дедушка точно не спал, лежал, прислушиваясь! Но почему не откликнулся, когда я звал?»

– Ложись.

Степан вернулся в постель.

– Как ты думаешь… – начал он, но дед перебил.

– Спи знай! Ночь – она для сна. – А после прибавил и вовсе странное: – Нету снаружи никого и ничего, на что христианам смотреть следует.

Больше они не перекинулись ни словом. Степан вскоре заснул, а утром они с дедом к той теме не возвращались. Юноша убедил себя, что ничего особенного не случилось, даже смог поверить в это: при свете дня ночные кошмары отступают, тают.

Но сейчас, посреди леса, на знакомой дороге, которая вдруг стала казаться ему неведомой, полной опасностей, как и двор собственного дома минувшей ночью, Степан почувствовал, как холодеет под ложечкой.

Выстроившиеся вдоль обочины деревья превратились в зловещие фигуры, за спинами которых таилась тьма. Солнце померкло, не в силах пробиться сквозь густую листву, и Степану чудилось, что кто-то смотрит на него из глубины леса, сверлит взглядом, вынуждая то и дело озираться по сторонам.

Ночное видение повторилось: одно из деревьев пошевелилось, сделало шаг и…

И оказалось Саввой, деревенским колдуном, который стоял у дороги, поджидая Степанову повозку. Морок развеялся, все кругом снова стало привычным и нормальным, да и было ли иным?

Может, Савва был очень сильным колдуном, способным напустить порчу, заставить видеть то, чего нет? Напугал Степана, заморочил почем зря.

Изо всех сил стараясь казаться спокойным, Степан поздоровался с Саввой и получил в ответ легкий кивок.

– Дед-то как? Хворает, поди?

– Худо ему, давит в груди, – не стал скрывать Степан. – Ноги пухнут.

– Сбор мой от сердца пьет?

– Пьет.

– Так хоть немного полегче будет. Но ты особо не надейся, вылечить его мне не под силу. Да и никому другому… Сколько уж лет он землю топчет, пора и честь знать. Сердце у старика мягкое, дряблое, как гнилое яблоко, которое черви грызут. Не протянет долго, – жестко сказал Савва, и Степан хотел было возразить, возмутиться: зачем живого человека хоронить?

Но колдун задал новый вопрос:

– В городе был, значит. И как там? Ничего не слыхать?

«О чем это он?» – подумал Степан и собрался ответить, что все вроде бы как обычно, но вспомнил, что это не так.

Рынок – это ведь не просто место, где покупают и продают. Там четче всего слышен пульс города; люди обмениваются слухами и сплетнями, обсуждают, что происходит, узнают новости, о которых не прочесть в «Городском вестнике».

Напитавшись ими, наслушавшись их, кухарки и служанки, кучера и подмастерья, благочестивые жены и отцы семейств приносят эти вести в дома; как круги на воде, расплываются они по улицам и закоулкам, добираются до каждого жителя, и к вечеру даже те, кто не бывали на рыночной площади, знают, что тревожит умы горожан.

Сегодня все только и говорили о пропаже. Рынок гудел: молодой барин (сын крупного чиновника по почтовому ведомству) и его юная жена отправились на прогулку (кто-то утверждал, что они гостили у одного из местных помещиков и возвращались в город) и не вернулись домой.

Сгинули в лесах под Быстрорецком, никто не знал, где их искать.

Одни считали, что все случилось в ту ужасную грозовую ночь: молния, небось, попала в коляску, сожгла несчастных дотла. Другие спорили: молодожены пропали раньше, до грозы, скорее всего, стали жертвами грабителей.

Обо всем этом Степан и рассказал Савве. А тот, кажется, и не удивился, как будто заранее знал, что в Быстрорецке случилась беда. Хотя, быть может, и знал: недаром же колдовством промышляет.

– Вот, значит, как. Не нашли их. Что ж, хорошо.

«Чего же тут хорошего?» – вознамерился спросить Степан, но смолчал.

– Ты зайди-ка ко мне. От воды в ногах дам старику твоему травку одну, полегчает, – вдруг безо всякого перехода сказал Савва, а после пошел в сторону деревни, давая понять, что разговор окончен.

Глава третья

В юности у Никодима было прозвище Бык. Он не показывал виду, но втайне им гордился. Бык – животное мощное, с таким шутки плохи. Нрава Никодим был буйного: нетерпимый, горячий, то и дело встревал он в драки, а чаще сам же их и развязывал. Чуть что не по нему, глаза наливались кровью, кулаки сжимались, только что пар из ноздрей не валил – и Никодим бросался в атаку.

Однажды Быка поколотили на ярмарке едва не до смерти. Лушка, жена его, думала, что скоро овдовеет, но Никодим выкарабкался. Лукерья надеялась, что муж успокоится, поутихнет, и в каком-то смысле так и было: на людях Никодим не дрался, задирать других перестал. А вот ее, Лушку, колотил пуще прежнего, словно вымещая на ней злость и обиду на весь свет.

Особенно лютовал, когда пил, а делал он это не раз в неделю и не два. В голове у него в такие минуты повисал багровый плотный туман, и Лушка виделась в этом тумане врагом, средоточием всех бед. Никодим бил ее вдумчиво, с расстановкой, не зная жалости, так что Лушка постоянно ходила в синяках.

В деревне Никодима не особенно любили, но и за Лушку не заступались: муж может жене урок преподать, кто его осудит? Зачем в чужие семейные дела соваться? Лушка и сама это понимала, не жаловалась, только в особо тяжкие минуты просила, чтоб уж не до смерти.

Прощения за свои зверства Никодим не просил. Но однажды избил Лушку, когда она была на сносях. Ребенка выкинула прямо там, на полу, куда швырнул ее муж: младенец вытек из чрева вместе с кровью.

Колдун Савва, которого Никодим позвал, испугавшись того, что натворил, сказал, детей у Лушки больше не будет. Их и не было, и за это, точно позабыв, кто тому виной, Никодим (не успела она оправиться) охаживал жену тоже.

Пару лет назад Никодим слег: одолела какая-то нутряная хворь, и тот же Савва сказал, что пить горькую ему нельзя, если хочет еще пожить. Лушка, которая преданно выхаживала мужа, втихую порадовалась этому: авось угомонится, по трезвости-то Никодим редко на нее руку поднимал.

Так и вышло. Пьяным Быка с той поры не видели, синяки наконец-то сошли с Лушкиного лица, жену Никодим стал колотить реже и без прежнего усердия.

Лушка, хоть и попривыкла немного к относительно спокойной жизни, все равно была настороже и ждала замаха, даже ходила, слегка пригнувшись, втянув голову в плечи. И не зря.

С Никодимом творилось непонятное. Нехорошее. Началось все примерно месяц назад, когда он раз за разом возвращался с реки мрачнее тучи: улов был совсем скудный. Такое бывало и раньше. Когда живешь ловлей, нельзя быть полностью уверенным, что рыбы или дичи всегда будет в достатке. Но все всегда налаживалось, нужно было только пережить непростые времена.

Другие рыбаки тоже боялись: голод и нищета – что может быть страшнее? Но Никодим с каждым днем становился все более раздражительным, и Лушка боялась, как бы он не взялся за старое.

Так и случилось два дня назад. Из города Никодим приехал пьяный. Ездил не один, с Петром и Антипом. Продали то, что было, а потом, видать, заехали в трактир, потому что вернулись поздно.

Лушка поняла, что муж во хмелю, еще до того, как почуяла знакомый кислый запах. По мерклому взгляду покрасневших глаз поняла, по опустившимся вниз уголкам губ. Поняла, ни словом не упрекнула (знала, что себе дороже обойдется) и стала покорно ждать, когда супружнику придет охота почесать кулаки.

Но Никодим удивил. Не разуваясь, сел к столу и долго сидел, уставившись перед собой, что-то бормоча время от времени. А после тут же за столом и заснул.

Разразившейся грозы не слышал: храпел спьяну так, что временами перекрывал громовые раскаты. Лушке было не до сна. Скорчившись в постели, она зажмуривалась и крестилась всякий раз, как вспышка молнии освещала комнату, сжималась в комок, принималась творить молитву, но так до конца ни одну дочитать и не смогла. Грозы она боялась с детства, и с возрастом страх не прошел.

А вдобавок среди ночи Лушка услышала еще какой-то звук. Не то зверь лесной выл, не то человек плакал. Впрочем, она решила, что ей показалось: гремело кругом, грохотало, еще и Никодим храпел.

На следующий день муж на реку не пошел: тяжко было. Лежал, лечился квасом, только помогало мало. Рвало его так, что чуть наизнанку не выворачивало, лицо осунулось и побледнело, как снятое молоко, белки глаз стали желтыми, а под ребрами с правой стороны вздулось.

Лушка хлопотала, стремилась угодить, приносила то одеяло потеплее, то прохладную тряпку на лоб, но муж гнал ее от себя, ругался. Так и день прошел. А ночью…

Думала Лукерья, что предыдущая ночь страшной была, но, как оказалось, ошиблась. Вчера-то природа злилась, могущество свое показывала, бушевала. А на этот раз что за силы проснулись, не понять.

Постелила себе Лушка на лавке, в кровать муж не пустил: когда хворал, рядом ее не терпел, говорил, тесно ему, душно. С вечера Лушка заснула, но среди ночи Никодим поднял ее. Вернее, будить не хотел, она сама глаза открыла, услыхав его голос. Проснувшись, увидела, что муж стоит возле окна и что-то высматривает на улице. Подумала было окликнуть его, но он сам обернулся и сказал:

– Видишь это?

«Что?» – хотела спросить Лушка, но жизнь с Никодимом приучила ее не задавать лишних вопросов. Она тихо встала и подошла к мужу, уставилась в окошко.

– Ну? – спросил он.

Поначалу Лушка ничего и никого не увидела, но потом, приглядевшись повнимательнее, поняла, о чем говорит Никодим. За забором, возле куста черемухи, чернел силуэт: почти сливаясь с деревом, стоял там человек высокого роста.

Стоял-стоял, а потом отошел вбок, и в этот момент озаряющий округу неверный свет желтоглазой луны упал на ночного гостя. Стало очевидно, что это женщина. Черные, струящиеся по плечам волосы, круглое лицо, белые тонкие руки – показалось или они были чересчур длинными? Женщина была обнаженной.

Лушка смотрела на нее всего одно мгновение, а потом услышала сдавленный крик. Обернулась и увидела мужа лежащим на полу. Нагнувшись к нему («Батюшки святы, неужто помер?»), поняла, что Никодим дышит. Пока приводила его в чувство, пока помогала добраться до постели и лечь, про странную женщину почти забыла.

– Она… там? – еле слышно выговорил муж, придя в себя.

Лушка подошла к окну, осторожно выглянула.

– Нету никого.

Никодим прикрыл глаза.

– А ты ее видала?

Лушка хотела ответить утвердительно, но потом подумала: могло и померещиться со сна.

– То ли был кто, а то ли не было, – неуверенно ответила она.

Никодим заругался, дурой назвал, но Лушке показалось, что он рад этому ответу: если жена никого не видела, то и он мог ошибиться.

Муж отвернулся к стене и вскоре захрапел, Лушка улеглась на свою лавку, но долго еще не спала. Грезились ей то шаги, то шепот, но выйти на улицу и поглядеть, нет ли чужих во дворе, она так и не решилась. В окно тоже не смотрела: духу не хватало. Если смотреть – можно и увидеть. А всегда ли это хорошо?

Утром Никодим выглядел еще хуже, чем вчера. Глаза провалились, кожа казалась сухой и воспаленной. Похоже, ему было больно, ходил он, скрючившись, как старик, но все же поднялся с кровати.

Проверил сети – пусто. Помрачнев пуще прежнего, ушел к соседям и не возвращался весь день. Воротился в сумерках. Лушка суетилась по дому, собирала ужин, когда он ввалился из сеней, сжимая в руках большую бутыль, в которой плескалась мутно-белая жидкость.

– Не надо бы тебе пить, – заикнулась Лушка, но получила в ответ такой осатанелый взгляд, что предпочла замолчать.

Выпив залпом один стакан, Никодим потребовал закуски. Поругавшись на щи, дал жене оплеуху, но как-то вяло, вполсилы, а потом налил себе еще. Лушка, от греха подальше, молчала, старалась не попадаться мужу на глаза. Ушла бы в сени, но вдруг ему что понадобится? Заставишь ждать, хуже будет.

Она надеялась, что Никодим, слабый от хвори, что грызет его тело, от бессонной ночи и выпитого, скоро угомонится и ляжет спать, тогда и ей можно будет перестать бояться и прилечь.

Но Никодим все сидел за столом.

Наступила ночь. Тьма повисла за узким оконцем, в соседних домах все разошлись по кроватям, и Лушка с тоской подумала, чем же она так провинилась перед Господом: всю жизнь ни неги, ни радости, ни даже просто покоя. Спать и то не ляжешь, жди, пока ирод этот свалится без сил.

Тем временем «ирод» встрепенулся и поднял голову, прислушиваясь. Лушка тоже насторожилась. Тихий скрежет – будто в дверь кто скребется, царапается.

Никодим вытаращил глаза, рот разинул. Нижняя губа дрожит, лицо перекошено – испугался. Только чего уж так бояться-то?

– Пойду гляну, кто там, – сказала Лушка, чувствуя в этот момент превосходство над мужем, который всю жизнь держал в страхе ее саму, а теперь вот сидит, трясется, встать не смеет.

– Не вздумай! – придушенным голосом вскрикнул Никодим, но женщина впервые в жизни ослушалась. Почувствовав лихость, задор, подошла к двери, отворила ее.

– Нет никого. – Она обернулась к мужу. – Чего ты напужался-то? Должно, дверь просела, вот и скрипит.

Никодима впервые уличили в трусости. И кто? Его собственная безответная мышка-жена! Никодим вскочил со стула, опрокинув его, позабыв про страх.

– Ах ты, гадина! – завопил он.

В два прыжка очутившись возле прижавшейся спиной к стене Лушки, он схватил ее за волосы, намотав их на кулак, и со всего маха приложил головой о стену. Несчастная женщина захлебнулась криком, а муж ударил ее в грудь и дальше уже молотил, не разбирая куда, пока она не осела на пол.

После отошел от нее, тяжело дыша, и прохрипел:

– Будешь… знать…

Вытер рот тыльной стороной ладони и шагнул к открытой двери.

– Сети проверю. – А потом прибавил, обращаясь неизвестно к кому: – Думаешь, напугала?

«Проверял уже», – подумала Лушка перед тем, как потерять сознание.

Очнулась она оттого, что замерзла. Уйдя, Никодим не закрыл дверь, и оттуда тянуло холодом. Кое-как разлепив веки, Лушка увидела, что свеча прогорела, в избе совсем темно. Похоже, Никодим ушел давно, но почему-то до сих пор не вернулся.

А если спьяну в воду упал и захлебнулся? Или свалился с обрыва и шею свернул? Не такой уж высокий обрыв-то, но внизу камни. Не успев понять, что чувствует при мысли, что с мужем случилась беда, Лушка с трудом поднялась на ноги, опираясь на стену. Тело наливалось привычной болью, но, кажется, кости целы.

Надо проверить, что с Никодимом, только вот что она разглядит в такой темноте? Как оказалось, об этом тревожиться как раз и не стоило. Шар почти полной луны навис низко над землей, дорогу рассмотреть можно.

Лушка набросила на плечи шаль и вышла из дому. Во дворе было пусто. Окликнув мужа и не получив ответа, Лушка двинулась дальше. Никодим собирался осмотреть сети, выходит, придется пойти к реке. Только что преисполненная решимости сделать это, Лушка заколебалась.

Вспомнилась белолицая женщина, которую они с мужем видели стоящей возле черемухового куста, и если днем удавалось убедить себя, что это всего лишь баба или девка из соседней деревни, то сейчас было очевидно, что это не так.

«Не было там никого!» – испуганно сказала себе Лушка, но ложь не помогала успокоиться.

Всюду клубился мрак, облитые скупым лунным светом кусты и деревья казались зловещими лохматыми фигурами, угрюмо наблюдающими за бедной Лушкой. Внизу, под обрывом, на котором стояла деревушка, словно большое живое существо, вздыхала река.

Царила тишина, но в этой тишине не было спокойствия и мира. Нечто, чему не найти названия, прислушивалось к каждому Лушкиному шагу, когда она все же рискнула двинуться с места. Камешки под ногами хрустели чересчур громко, эхо шагов отдавалось в ушах.

С колотящимся сердцем пошла она к обрыву, стала спускаться вниз. Окликнуть бы Никодима, подумалось ей, но делать этого Лушка не стала: на призыв в ночи вполне может отозваться кто-то другой.

Или другая. Кто была та женщина? Утопленница? Русалка? Лобаста?

Возле кромки воды что-то чернело. Не то мешок, не то какое-то животное, Лушка издалека не могла рассмотреть. Пришлось подойти ближе. Волны с тихим плеском набегали на лежащий темный предмет, лениво шевелили его, подталкивая, подбираясь снизу.

Лушка торопливо шла вперед. Нечто внутри нее уже точно знало, что она сейчас увидит, но ум отказывался принять этот факт. На луну набежала тучка, и последние метры женщина преодолела в полной темноте, рискуя споткнуться и упасть.

Остановившись в двух шагах от странного предмета, она ощутила отвратительный запах – густой и назойливый. Пахло протухшей рыбой, гнильем или болотной водой, а может, всем сразу. Лушка брезгливо скривилась и прикрыла нос уголком шали.

А потом налетевший порыв ветра смахнул тучу, небесная лампада вновь осветила берег. Теперь уже Лушка не могла притворяться, будто ничего не видит, не понимает, кто перед нею.

Никодим лежал, подломив под себя одну ногу. Вторая нога была вытянута, руки раскинуты в стороны. Еще Лушка видела короткий обрубок шеи, но того, чем шея обычно заканчивалась, почему-то не было.

– А голова-то твоя где, Никодимушка? – зачем-то вслух строго спросила у обезображенного трупа Лушка, точно и вправду ждала ответа.

Звук собственного голоса, тонкий и ломкий, напугал ее, и Лушка разом осознала весь ужас происходящего: она стоит ночью на берегу совершенно одна, если не считать мертвеца без головы, а тот, кто оторвал ему голову, возможно, все еще здесь, прямо сейчас наблюдает за ней!

Лушка попятилась, глянула по сторонам, подумала было позвать на помощь, но крик так и умер, не успев вырваться наружу.

На тропинке, сбегающей с обрыва, по которой только что спускалась Лушка, кто-то стоял. Вторая фигура замерла всего в нескольких шагах от оторопевшей Лушки – и ее она видела отчетливо.

Женщина («Женщина?! Бесовское отродье!») стояла, скособочившись, ссутулившись, с опущенными вдоль тела руками; волосы падали на лицо, почти закрывая его. Внезапно она сделала шаг к Лушке, двигаясь при этом неловко, рывками, по-рачьи, чуть склонив голову к плечу.

«Она убила Никодима», – с отрешенным спокойствием подумала Лушка, а после ни о чем уже не могла думать, ничем не могла себе помочь, потому что рухнула как подкошенная, рядом с мертвым мужем, второй раз за эту страшную ночь лишившись чувств.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая
  • 2.5 Оценок: 2

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации