Текст книги "Имитация. Падение «Купидона»"

– Как ты себе это представляешь? Человек подходит поздороваться, а я сбегаю?

– Не строй из себя идиотку. Ты понимаешь, что я имею в виду. Может, на вашем острове было в порядке вещей позволять первому встречному хватать тебя за руки, то в этом обществе подобное поведение трактуется иначе. Никакого флирта, Эби. Ты не должна быть приветливой, любезной, ты не должна тут никому нравиться. Ты моя жена…

– Но не твое личное приложение, не имеющее право голоса, – яростным шепотом обрываю его, не дав договорить фразу до конца.

– Эби, официальный тон, вежливый обмен банальными фразами и все. Твоя непосредственность тебя погубит, – отчитывающим тоном заявляет Джером.

– Я и была вежливой, только и всего, – упрямо возражаю. Джером бросает сигарету в напольную пепельницу и поворачивается ко мне. Выражение его лица нечитаемое. Отчужденное. Его не переубедить, и хуже всего, что я и сама начинаю чувствовать себя виноватой.

– Я достаточно наблюдал за тобой, чтобы утверждать обратное, – категорично произносит он. Я вздыхаю, опуская голову. Я не хочу спорить. Устала.

– Мы можем уйти? – ненавижу себя за то, что мой голос звучит жалко, почти отчаянно. И не поднимая глаз, я чувствую его колебание. Потом он, наконец, делает шаг ко мне и привлекает к себе за плечи, осторожно, ласково. Мне хочется расплакаться, в голос, как в детстве.

– Извини, это моя вина. Притащил тебя сюда, оставил в компании незнакомой женщины, еще и претензии предъявляю, – шепчет он, и его теплое дыхание шевелит волоски на моем затылке. Я тянусь к нему, как мотылек к огню, не боясь обжечься. Хотя… поздно бояться. Я уже горю и не уверена, что в конце нашего пути от меня останется что-то, кроме горстки пепла.

– Давай уйдем. Это не наши гости и даже не наша вечеринка. Мы никому ничего не должны, – прижимаясь щекой к мужскому плечу, тихо бормочу я.

Я не жду, что муж пойдет мне навстречу и выполнит мое пожелание, но он неожиданно соглашается. Кивает, скользнув губами по моему виску.

– Я не могу отказать просьбе своей молодой и красивой жене. Уверен, что гости поймут, почему нам не терпится уехать и уединиться, – лукаво произносит он. Я вскидываю голову, недоверчиво глядя в темно-синие глаза, выглядящие в сумерках почти черными.

– Ты серьезно?

– Да, – его взгляд снова меняется, и мне сложно понять, что он думает или чувствует в данную минуту. – Теперь заботиться о тебе моя прямая обязанность.

– Ты всегда заботился обо мне, – шепчу едва слышно.

Я осознаю, что невозможно провести параллель между Джеромом, которого я знала когда-то, и тем, кого вижу сейчас перед собой, но мне хочется верить, что перемены, произошедшие с ним, не затронули главного – его умения дорожить близкими. Это немного странно, но мы вернулись снова к тому, что потеряли – стали одной семьей. Но теперь нас только двое против жестокого непредсказуемого мира.

Мы возвращаемся в шумный зал держась за руки и стремительно направляемся к выходу. Но уйти так просто не получается. Не меньше получаса на пресловутые вежливые беседы и обмен официальными фразами. Орсини, возмутителя моего спокойствия, нигде не видно, но зато Ребекка останавливает нас на полпути, закидывая вопросами и пустой болтовней. Потом Моро и еще какие-то мужчины с важными лицами и пустыми глазами.

Когда мы, наконец, оказываемся в лимузине, я уже абсолютно вымотана. Скулы ломит от приклеенной фальшивой улыбки, ноги болят от неудобной непривычной обуви. Я скидываю туфли, с облегчением выдыхаю, вращая ступнями.

– Ужасный вечер, – признаюсь я. – Надеюсь, твои деловые партнёры не часто будут приглашать нас на подобные мероприятия? – наклонившись, растираю лодыжки медленными движениями.

Джером не отвечает, задумчиво уставившись в окно. Я не заметила, как он избавился от галстука, который теперь торчит из кармана его брюк. Пиджак по-прежнему на моих плечах. Я всегда ощутимо напрягаюсь, когда он внезапно уходит в свои мысли, словно забывая о моем существовании. Выпрямившись и не сводя взгляд с его сурового четкого профиля, кладу руку на твердое мужское бедро. Джером вздрагивает от неожиданности, бросая на меня рассеянный взгляд.

– Привет, – улыбаюсь я. – Где ты был только что?

– Извини, задумался, – он потирает переносицу, откидываясь назад. Расстегивает пару верхних пуговиц на рубашке, проводит рукой по темным взъерошенным ветром волосам. – Устал немного.

– Ты злишься?

Он отрицательно качает головой, закрывая глаза. Дыхание мужа тяжелое, взволнованное. Мне кажется, что его состояние не связано со мной и небольшой сценой ревности, устроенной по сути на пустом месте.

– Ты все ещё думаешь о Фей? – набравшись смелости, интересуюсь я. – Почему вы расстались?

– Никогда не говори о ней, Эби, – жестким тоном отвечает Джером, заставив меня подпрыгнуть от негативных вибраций, излучаемых его напряжённой позой.

– Ты ее любишь? До сих пор? – игнорируя инстинкт самосохранения, задаю следующий вопрос.

– Эби, – предупреждающе произносит он, горящим взглядом уставившись на меня.

– Скажи мне правду, – настойчиво требую я, линия его челюсти застывает.

– Эби, просто заткнись, – говорит он резко. В глазах совершенно дикое выражение. Я потрясенно задерживаю дыхание и обиженно замолкаю, отсаживаясь от него подальше.

– Черт, почему ты все время меня достаешь? – раздраженно спрашивает Джером.

– Я молчу, – сдавленно шепчу, поджав губы. Джером хватает меня за руку, рывком потянув к себе.

– Прости, – взгляд любимых глаз теплеет, но я слишком оскорблена его поведением, чтобы так просто растаять от короткого извинения.

Джером тем временем нажимает какие-то кнопки на панели, салон лимузина погружается в полумрак и наполняется тихой приятной музыкой. Он обхватывает ладонями мое лицо с зажмуренными глазами, твёрдые горячие губы накрывают мои плотно сжатые.

– Поцелуй меня, – требует, не дождавшись ответа. Я подавленно вздыхаю, упираясь руками в мужскую накаченную грудь. – Извини, малышка. Просто поцелуй меня, и все забудем, – шепчет он. Я настороженно открываю глаза. – Ты же не маленькая девочка, чтобы дуться из-за какой-то ерунды, – лаская большими пальцами мои скулы, Джером нежно проводит по щеке кончиком носа, вдыхая мой запах. Я взволнованно вздыхаю, сердце бьётся отчаянно быстро, сексуальное напряжение, возникшее между нами, уплотняется, становясь осязаемым.

– Ты накричал на меня ни за что. Дважды. Это не ерунда, – обиженно бормочу я. И он затыкает мой рот стремительным страстным поцелуем, длящимся бесконечно долго.

Джером искусно и умело соблазняет мои губы, опуская ладони на мою талию, властно сжимая и уверенно направляясь к груди. Я издаю гортанный стон, когда ловкие пальцы начинают кружить вокруг моих чувствительных сосков сквозь тонкую ткань платья. Джером приглушенно смеется, разрывая поцелуй, и я сама тянусь к губам любимого, но он уклоняется, туманно улыбаясь. Нахмурившись, я в недоумении смотрю в потемневшие от желания глаза. Не отводя взгляда, он опускает руки вниз, и по звуку я догадываюсь, что он расстёгивает ремень.

– Что ты делаешь? – с недоумением спрашиваю я.

– Пора избавляться от страхов, Эби. Твой рот мне нужен в другом месте.

– Нет, – похолодев, я резко отстраняюсь, глядя на Джерома с недоверчивым изумлением.

– Да, – кивает он. – Не упрямься. Сейчас все будет по-другому.

– Сейчас ничего не будет, – повышая голос, резко отвечаю я. Его глаза приобретают грозовой оттенок. – Я не буду этого делать здесь!

– Почему?

– Почему? – с недоумением переспрашиваю я. – Ты не понимаешь?

– Мы одни, нам ехать как минимум полчаса до отеля.

– Я не могу!

– Или не хочешь?

– И не хочу.

– Отлично, – яростно бросает он, нервными движениями застёгивая ремень. – К черту, Эби. Достало.

– Я не одна из твоих шлюх, – возмущаюсь со слезами в голосе. – Если это то, чего ты хочешь, обратись по адресу. Борделей много.

– Знаешь, я не привык навязываться, – ухмыльнувшись, говорит Джером и отворачивается от меня. – Я не насильник, Эби. Когда определишься, чего ты хочешь, дай мне знать.

Остаток пути мы провели в напряжённом молчании. Я была так подавлена, что от нервного истощения умудрилась даже задремать. В номер поднималась как сомнамбула, на ватных ногах, совершенно не чувствуя своего тела. Не обменявшись даже парой фраз, мы раздельно приняли душ и легли в постель, каждый на свою половину кровати. И это была первая ночь, когда Джером не прикоснулся ко мне… из череды последующих.

Следующая неделя прошла в бесконечной суете, связанной с переездом в Чикаго. Джером приставил мне в помощники агента по недвижимости, а сам целыми днями пропадал в офисе (по крайней мере, мне хотелось в это верить). Все варианты, подобранные с риелтором, он отметал с каким-то маниакальным упрямством. Нет, обоснование всегда было железным, но, черт, оставались считанные дни, а мы так и не определились. Смотрели не только квартиры, но и дома, и загородные коттеджи. Я трижды летала лично, чтобы посмотреть варианты, отсылала Джерому фото и гарантированно получала отказ. Если устраивала планировка, то не подходил район, не нравился дизайн, размер окон, отсутствие спортзала – перечень мог быть бесконечным. Я кипела от негодования, но старалась не вступать с мужем в баталии, поддерживая подобие мира.

За два дня до конца отведенного на подбор жилья срока, я сама нашла в каталоге замечательный уютный небольшой трёхэтажный дом с балконами и стеклянной террасой, с подземной стоянкой, спортзалом, тремя спальнями, огромной гостиной-студией и крытым бассейном на прилегающей территории. Мебель и дизайн в стиле хайтек, модно, современно, в светлых тонах, стильно, дорого, лаконично. За домом просторный сад с беседками, фонтанчиками и плодовыми деревьями, перед ним аккуратная лужайка и место для парковки как минимум пяти автомобилей. Район спокойный, элитный, с охраняемой территорией. Мы с девушкой агентом на пару влюбились в этот идеально подходящий по всем показателям и критериям, и заявленным требованиям дом, и она решила взять на себя осаду крепости по имени Джером Морган. Мы сделали серию снимков, и агент лично отправилась в офис, чтобы обсудить с Джеромом все достоинства выбранного нами варианта. Чудо свершилось. Он согласился и даже не придрался ни к одной детали. Похоже, раздражающим фактором все же была я. Обидно, но не критично, если не доводить ситуацию до абсурда.

Вечером Джером приехал чуть раньше, и мы вдвоём снова просмотрели все фотографии. Он был в приподнятом настроении, мы даже выпили по бокалу вина, съели приготовленный мной ужин, непринужденно поболтали о предстоящих хлопотах, а после Джером, сославшись на усталость, встал из-за стола, поцеловал меня в лоб, как ребенка, поблагодарил за приятный вечер и ушел в спальню, оставив в одиночестве на кухне. Наедине с грязной посудой и тяжелым сердцем.

Я не знала, как реагировать, как вести себя, что говорить и говорить ли вообще? Или просто занять выжидательную позицию, что я и делала целую неделю? Похоже, Джером тоже ждет чего-то от меня, первого шага или извинений? Но за что мне извиняться по большому счету? За то, что отказалась делать ему минет в лимузине? Меня до сих пор коробит от озвученной просьбы, точнее не от самой просьбы и предшествующих ей событий. Все… происходило как-то неправильно. Если бы я уступила, то почувствовала бы себя снова униженной. Он думал в тот момент не обо мне и видел не меня, я на уровне инстинктов осознавала, что не могу, не должна позволять ему обращаться со мной, как с одной из своих девок.

А сейчас я просто в панике. Почти неделю он ко мне не прикасался. Уезжал рано, возвращался в сумерках, иногда после полуночи. Я не чувствовала от него запаха алкоголя или женских духов, но неприятные мысли и подозрения все равно лезли в голову.

Я притворялась, что сплю, хотя сама чутко следила за каждым его движением. Когда он ложился в постель, как бы невзначай пыталась прижаться, он даже обнимал меня в ответ, оставляя нежный невинный поцелуй на плече или щеке, и отворачивался, а я потом часами не могла уснуть, чувствуя себя отвергнутой, нежеланной, ненужной. Утром вставала вся разбитая и шла готовить для него завтрак, а он отправлялся на пробежку, потом в душ. Мы встречались на кухне ровно в семь утра. Я вымученно улыбалась, пока он ел свой завтрак, пил кофе, проверял почту, курил. Иногда мы говорили о моем образовании, и Джером настойчиво просил меня выбрать для себя курсы, чтобы не просиживать время до зачисления в следующем году. В этом я уже не успела подать документы и пройти необходимые тесты. А еще он ненавязчиво заметил, что мне не помешает стилист, дабы привести мою внешность в соответствие. Я так и не решилась спросить: в соответствие чему или кому? Но было обидно до слез. Его не устраивает моя внешность, он не доверяет моему вкусу в выборе дома и не хочет как женщину, ах да… еще считает глупой и необразованной дурой, нуждающейся в курсах. С последним пунктом я готова примириться. Но вот остальные… Хуже некуда. Полное фиаско. Провал.

Хорошо, что мне есть чем заняться, чтобы окончательно не сойти с ума. Но без Брекстона, моего немногословного сопровождающего, я не могла и шагу сделать. Зато он помогал с сумками, коробками, пакетами. За день до отъезда все наши личные вещи вывозят, и я остаюсь наедине с пустыми шкафами. С утра намыла окна и полы, потом немного всплакнула и отправила Рони за бутылкой вина, чтобы в одиночку с двумя бокалами отметить конец своей изматывающей миссии. Хотя не совсем конец, конечно. Мне еще предстоит разбирать то, что увезли на двух грузовых автомобилях в Чикаго. Джером появляется на пороге около десяти вечера. Заметив меня в компании с наполовину пустой бутылкой вина, муж вопросительно поднимает брови.

– Пьешь в одиночестве? – Джером направляется ко мне, снимая на ходу пиджак и галстук. Я тут же подпрыгиваю с дивана, чтобы забрать его одежду, но он жестом просит меня не беспокоиться. – Расслабься сегодня, малышка. Ты заслужила, – садится рядом и, налив в мой бокал вино, опустошает половину.

– Сама покупала? – сморщившись, спрашивает он. Я киваю, хмуро наблюдая за его кислым лицом.

– Ты не разбираешься в винах или просто снова решила сэкономить? Я просил тебя не думать об остатке на счете, когда делаешь покупки? Малыш, у тебя неограниченный лимит, ты можешь позволить себе все, что душа пожелает.

– Да, – киваю со смущенной улыбкой. – Сложно сорить деньгами, если привыкла жить иначе. Ты не передумал? Не будешь продавать пентхаус?

– Нет. Мне придётся часто приезжать, чтобы контролировать дела в Бионик, – на лице мелькает выражение усталости, но быстро исчезает под непринужденной улыбкой. Его взгляд блуждает по моим губам, спускается ниже, и я чувствую привычное волнение и трепет в животе, в то время как мой муж кажется совершенно бесстрастным.

– Ты будешь ездить сюда один? – озвучиваю наболевший вопрос.

– Уверен, ты найдешь, чем заняться в мое отсутствие. Ты уже записалась на курсы? – интересуется он, наливая себе еще немного вина. Покачивая бокал в пальцах, муж не сводит с меня пристального взгляда.

– Да… Я просматриваю, – опускаю ресницы, ощущая себя школьницей, вызванной на ковер к директору.

– Не тяни, Эби, у тебя всего год на подготовку, – продолжает пытать меня напутствующим тоном. – Я просмотрел твои выпускные баллы, и они оставляют желать лучшего.

– Прости, что я не так гениальна, как ты, – язвлю в ответ, с вызовом глядя в синие невозмутимые глаза.

– Брось, я вовсе не хотел тебя обидеть. У тебя были причины для неуспеваемости, – смягчившись, произносит Джером, тронув меня за плечо. Я вздрагиваю, взглянув на его пальцы, которые он быстро убирает, и вопросительно смотрю в непроницаемое лицо.

– Я обещаю, что сдам все тесты.

– Это нужно тебе, а не мне, – равнодушно заявляет Джером, но я упорно не реагирую и улыбаюсь стиснув зубы. – Ты не передумала насчет направления? Все еще мечтаешь стать ветеринаром?

– Да, – качаю головой, как послушный болванчик. Он, сдвинув брови, какое-то время внимательно меня изучает, а мне хочется взять что-нибудь тяжелое и запустить в его красивую холеную физиономию, чтобы не смел больше смотреть на меня, как на последнюю тупицу.

– Уверена? – последняя натянутая струна моего терпения с треском рвется, но внешне я остаюсь невозмутимой, сдерживая огонь негодования и обиды в своей груди.

– Конечно, – холодно киваю я и, вскинув подбородок, испытывающее смотрю на него. – Почему ты говоришь со мной, как с ребенком?

– Ты и есть ребенок. Эби, – протянув руку, он… щиплет меня за щеку, как в детстве. От потрясения и злости теряю дар речи и сама не знаю, как сдерживаюсь, чтобы не разбить тут что-нибудь. А невозмутимый засранец продолжает как ни в чем не бывало. – Я просто хочу, чтобы ты не упустила свой шанс для перспективного будущего. Самореализация важна для каждого человека.

– Не читай мне нотации, – резко отвечаю я.

– Даже не начинал, – усмехается Джером, кажется, совершенно не замечая моего кипящего состояния. – Не злись. Я хочу как лучше. Правда.

Он снова сбивает меня с толку, вся злость улетучивается под понимающим и мягким взглядом, которым он смотрит на меня сейчас. Настроение резко меняется в противоположную сторону.

– Никак не могу привыкнуть, – снимая очки, я кладу их на стол, потирая уставшие глаза. – Целый день сегодня думала…

– О чем? – сухо спрашивает он, обеспокоено наблюдая за мной. Вот почему так происходит? Иногда его забота кажется мне желанной и необходимой, а порой бесит до ужаса. Это я такая ненормальная, или все-таки он специально меня раздражает?

– Я буду жить на берегу озера, – мечтательно вздыхаю, отодвигая в сторону тяжелые размышления. – Там так красиво, совсем не похоже на Канары. Я не очень любила остров, если честно, пляж, отель, пьяных развязных туристов, жару и палящее солнце.

– Жары в Чикаго и пьяных туристов тоже предостаточно, – скептически замечает Джером и, прихватив пальцами мои очки, примеряет на себя. Немного захмелевшая, я начинаю глупо хихикать, глядя на него. Мои очки явно малы для его мужественного лица.

– Не идет мне? – совершено серьезным тоном интересуется он, я смеюсь громче. – Что, совсем? – у него такое потешное лицо, особенно когда он пытается не рассмеяться в ответ. А еще он безумно красивый, и я отчаянно соскучилась по нему.

Смех замирает на моих губах, я, набравшись смелости, придвигаюсь, положив одну руку на его плечо, а второй снимаю свои очки и кладу обратно на стол. Возвращаю пальцы к его лицу, проводя ими по заросшей щетиной щеке, очерчиваю рельефную красивую линию скул. Трогаю его губы, и он плутовато улыбается, шутливо прихватив кончики моих пальцев. Взгляд глубоких синих глаз наблюдает за мной с внимательной насторожённостью.

– Кому-то больше не наливать? – голос звучит хрипло. Я тянусь к его губам, чтобы поцеловать, но он резко отстраняет меня от себя. – Завтра очень тяжелый день. Нам необходимо выспаться.

– Когда тебя волновал сон? – раздраженная и уязвлённая восклицаю я. Он бросает на меня напряжённый взгляд.

– Сегодня, Эби, – холодно произносит он. – Сегодня меня волнует сон. Я помню, что вино делает тебя смелее, но я не нуждаюсь в подачках, да еще и под градусом.

– Ты все не так поня… – начинаю лепетать, ошарашенно глядя на него. Что он такое несет? Какие подачки?

– Доброй ночи, Эби, – Джером резко обрывает меня и уходит в спальню.

Я с неверием смотрю ему вслед, чувствуя себя на грани истерики. С горя и досады выпиваю еще один бокал, потом встаю и убираю за собой. Вино помогает немного успокоить расшатавшиеся нервы. Возвращаюсь в гостиную, чтобы забрать пиджак Джерома, небрежно переброшенный через спинку дивана. Беру его в руки, непроизвольно прижимая к груди… И застываю в растерянности. От пиджака моего мужа ощутимо пахнет женским парфюмом. Не моим, черт бы его побрал.

Сегодня меня волнует сон, Эби?

Как бы ни так. Просто силы все растратил в другом месте, лживый подонок.

Из записей Дайаны Моро:

12 апреля 1988 года. Я думаю, Квентин догадывается, что я автор анонимного отчета, ставшего причиной проверок, которым подверглись лаборатории корпорации. Я чувствую, как изменился он по отношению ко мне. Этот пристальный холодный взгляд, отчужденность, замкнутость, вспышки гнева. Я беспокоюсь. Ему нельзя нервничать, его болезнь может вернуться в любой момент, и я, как могу, разряжаю ситуацию. Чтобы окончательно не потерять доверие Квентина, пришлось остаться работать в новой лаборатории, обустроенную в пригороде после заинтересованности исследованиями корпорации со стороны министерства здравоохранения.

У меня больше нет никаких иллюзий в отношении истинной цели того, что мы создаем и зачем. Квентин говорит, что бизнес диктует свои правила, что спрос рождает предложение, что в мире ничто не изменится в лучшую сторону, независимо от того прекратим мы создавать очередной наркотик или нет. Я не могу с ним согласиться. Мы были другими, когда только встретились, или я не замечала иной стороны своего мужа.

Но как бы я ни относилась к его деятельности и выбранному пути, все равно продолжаю любить его. Моя слепая любовь к нему порой пугает. Иногда мне кажется, что я тоже заложница Купидона, что Квентин добавляет мне его в чай или утренний кофе. Конечно, это не так. Мои чувства настоящие, к сожалению. Почему к сожалению? Прием Купидона можно прекратить, а настоящая любовь не лечится ни временем, ни расстоянием.

Наш с мужем спор по поводу Купидона никогда не закончится. А еще я не понимаю, почему он продолжает дружеское общение с Морганом. С этим мерзким слизнем, неоднократно недвусмысленно предлагавшем мне сексуальные отношения. Мой муж знает об этом и сам не раз замечал, как Квентин пялился на меня, когда приходил в наш дом со своей женой. Аннабель Морган – абсолютная идиотка, которая бесконечно смеется и смотрит на Кертиса, как на Бога, а он едва ее замечает. О его похождениях и аморальном образе жизни уже легенды ходят. Она или глупа, как пробка, или что-то принимает. Не понимаю, что женщины находят в таком отвратительном типе, как Кертис Морган. Грубый, пошлый, циничный, порочный, относящийся к противоположному полу, как к низшим существам, созданным для его удовольствия. Ни малейшего уважения даже к собственной матери. Старушка Меридит хоть и безумна, но на грубое отношение реагирует болезненно. Кертису нет дела ни до матери, ни до жены. Он думает только о своих прихотях и выгоде, и о прибыли, получаемой от теневой стороны бизнеса.

Никогда не забуду, как Кертис рассмеялся мне в лицо, когда я потребовала у него закрыть проект Купидон. Он даже слушать не стал мои доводы, насмешливо заявив, что я добьюсь его внимания только в одном случае, если залезу голая на его стол и раздвину ноги.

Такт в отношениях с женщинами Моргану не свойственен. Или же ему нравится унижать меня и доводить до ярости. Наверное, омерзительное предложение, поступившее от него в снисходительной форме, и стало причиной моего анонимного послания в министерство здравоохранения.