Текст книги "Курьеры"

Полковник попробовал осознать, что означают его слова, но мысли путались. Правую руку этот Креспин ему все-таки освободил. Он повращал кистью в суставах, рассматривая синюшные полосы на запястье, и ему протянули платок.

– Надо, чтобы ваши глаза отлично видели все то, что здесь будет происходить, – сказал мужчина.

Хижук ощупал лицо, нос, несколько раз попытался глубоко вдохнуть, но резкая боль где-то справа в боку подтвердила его ощущения насчет пары сломанных ребер. Лицо под дрожащими пальцами казалось чудовищно опухшим. Попробовав кончиком языка изнутри все зубы, полковник определил, что те два сверху и парочка снизу, что ему уже выбили – это только начало. Стоматологу придется серьезно поработать. Он потрогал голову. Мысли играли в чехарду, перескакивая с места на место и не давая ухватиться ни за одну из них. Кто они? Им нужны деньги? Они знают, кто я? Пока молчу – я жив! Если я сдохну – умрет и все связанное со мной. Вывод – бить продолжат, но не насмерть. Что взять с мертвого? А живой, с какой стороны ни глянь, может все-таки сказать, может выдать, может заплатить…

Шаги приближались к двери, лезли в голову полковника все настойчивее. Женские… Мелькнула дурацкая надежда, что с такой легкостью… Да нет… Аста с того света? Сам же отправил перед своим вылетом Данского с парой волкодавов, и приказ у них был однозначный – прикончить эту дрянь еще до его приезда… И шаги все навязчивее, приближаются… Еще две секунды, а ничего не видно и остается только гадать и бояться… Нестерпимо хотелось воды… В паху горело огнем… В дверях появился силуэт…

– Никогда не понимал, зачем люди себя терзают, – произнес Креспин. – Страшно – скажи. И все закончится сразу.

Он выдернул шнур паяльника из розетки, щелкнул включателем настольной лампы и направил ее свет в лицо полковнику. Тот так и не увидел, кто вошел в комнату, но отсутствие выстрелов подтвердило самые худшие опасения.

– Почему он жив? – спросил женский голос.

– Он мне еще нужен. Да и сам это понимает, поэтому пока на что-то надеется, хоть и обделался от страха.

– Меня избивали… – захрипел полковник с присвистом – осколки передних зубов резали распухший язык. – Без объяснений…

– А что не ясно? – удивилась женщина.

Хижук не видел ее из-за света лампы, бьющего в глаза, но ответил:

– Представьте – ничего…

«Бред какой-то… – в голове не было ни одного предположения. – Кто они? Что им надо?».

Мужчина схватил его за запястье и, когда к нему внезапно прикоснулись чужие руки, он вздрогнул. Кисть дернули сильнее. Несколько секунд разглядывали пальцы. Затем руку брезгливо отбросили.

– Начнем разговор, господин Хижук? – спросила женщина.

Полковнику захотелось втянуть голову в плечи – настолько ясно представилось, как кулак встречается с носом. Он дернулся назад – надежды покинуть эту комнату живым не было никакой.

– Что вам надо? – прохрипел он.

– Сирия, – вместо нее ответил Креспин. – Вы были корректировщиком.

– Боже… – простонал Хижук, – столько лет прошло… Я уже забыл ту войну.

– Она вас не забыла, – усмехнулись ему в лицо. – Однажды по вашим координатам «Град» накрыл позицию сирийского снайпера. Помните?

– Нет… – полковник почувствовал, как у него отнимаются ноги.

– Я освежу вашу память. Только не говорите мне, что была война, ночь и корректировщики тоже ошибаются.

Он принес еще один стул и уселся перед Хижуком. Женщина шагнула вперед. Положила ладонь ему на плечо, сжимая во второй руке пистолет с глушителем. Затем наклонилась ближе к полковнику. Молодая, с холодным взглядом, безумной прической и такая же хмурая, как и этот мужчина. Он отчаянно ждал, что ему что-нибудь шепнут на ухо, но услышал только злое дыхание.

– Снайпером была женщина, – глухо сказала она, – и ее туда привезли. За час до обстрела… Мертвой…

– Я ничего об этом не знаю, – Хижук попытался отвернуться от ее глаз.

– За час до залпа вы получили листок из блокнота с несколькими строками от военного советника: координаты позиции и настоятельная просьба, фактически приказ, накрыть это место и перемешать все с землей.

Хижук подумал, что полчаса уже прошли. Осталось еще столько же. Яскевич! А если и он, и его люди мертвы? Тогда все, конец.

– Я ничего не знаю… – после такого количества ударов по голове симулировать уверенность ему было сложно. – Я говорю правду.

– Получили – не сомневайтесь.

– Наверное, – полковник продолжал смотреть в сторону. – Не помню.

– Три года назад ваша служба купила услуги одного сирийца. Точнее, отщепенца из этого народа. Назовем его к примеру, Латиф. Услуги в ликвидации девушки по имени Анхар. Это-то вы уж точно должны помнить?

– Хромой… – полковник повернул голову и поймал взглядом злой отблеск в сузившихся зрачках мужчины. – Почему «хромой»?

– Потому что к цели иду долго, – недобро прищурился Креспин. – Друзья говорят, что хромой быстрее доберется, чем я. Но я всегда прихожу, к таким, как вы. Всегда.

– Что вы хотите? За мою свободу.

Хижук понял, что пришло время поторговаться, побеспокоиться о спасении, если еще возможно, а там хоть трава не расти… и зубы можно вставить…

– Ни-че-го! – мужчина отчеканил каждый слог. – Я и так все получу сейчас, вместе с вашей жизнью.

– У меня достаточно денег, – умолял полковник. – Скажите сколько?!

– Эй, кто там! – Креспин повысил голос. – Паяльник давайте!

– Зачем?! – завопил Хижук.

– Без него нельзя, – ответил тот. – Иначе вы не сможете осознать, как я вас ненавижу.

– Нет… – Хижук отчаянно старался вжаться в спинку стула.

– Придется. Правда, есть еще одна причина – вы не желаете вспоминать, а я хочу знать – как эта мысль пришла вам в голову?

– Какая мысль? – запинаясь, просипел полковник.

– Убить мою женщину… – криво усмехнулся Креспин. – Анхар.

– Мне приказали! – заверещал тот. – Это Латиф! Генерал…

Удар, который отбросил его на два метра вместе со стулом, полковник пережил чудом. Зашевелился в обломках дерева, пытаясь отползти от невыносимо черной тени, надвигавшейся на него в ярком свете от лампы. Тень остановилась прямо над ним, а Хижук мотал головой и всхлипывал.

– Сколько… – хрипел он, а внутри за сломанными ребрами звуки отдавались эхом. – Просите сколько угодно за мою жизнь… Забирайте все…

– Кайра, – сказал Креспин, – иди, милая, подыши воздухом.

– Еще чего, – возмутилась та. – Я тебе не Гальса.

– Все скажу… – Хижук видел только ноги этой женщины и полз к ним, путаясь в веревках, – все…

– Рад, что к вам вернулась память, – сказал Креспин и крикнул: – Принесет кто-нибудь этот чертов паяльник, или нет?

Через пять минут «студент» не выдержал запаха горелой кожи. Отвел взгляд, сглотнул слюну и бросился к раковине, давясь рвотными спазмами.

– Первый раз? – спросила Кайра.

Она не обернулась, но в вопросе прозвучали нотки заинтересованности. Студент кивнул ей в спину. Он хоть и сохранил крохотную часть самообладания, но был белым, как эмаль раковины, на которую опирался двумя руками.

– Думал, так просто – морды бить и в людей стрелять? Тут целая наука, – наставительно сказал его спутник.

– Не хотелось бы мне ее преподавать, но пока существуют такие твари, – Креспин пошевелил носком ботинка тело полковника и пожал плечами, – другого выхода нет.

Мужчина посмотрел ему под ноги.

– Шприц надежнее, – сказал он. – Когда сзади поджаривают кишки, то орут так оглушительно и самозабвенно, что никогда не поймешь, когда спереди полезла правда.

– Поймешь, если знаешь, о чем именно хочешь услышать, – ответил Креспин и взглянул на Кайру. – У парней из ее окружения спроси. Там методика на высоте.

– Разве можно принять на веру его вопли?

– Он не мог солгать – это была его собственная инициатива. Рвение, так сказать, и желание напомнить о себе генералу. Забывать стал сирийского подельника, который столько лет хранил его секреты. Хотя мне от этой правды не легче.

– И что теперь? – спросила Кайра.

– Он больше никому не нужен, – Креспин подбородком указал на распростертое тело и легонько похлопал пожилого мужчину по спине. – Никому… Можно прикончить, можно… Короче, все что хотите…

16

Аста набрала номер и прижала мобильник к уху мокрым плечом. Она никогда не включала громкую связь: считала, что так будет хоть на шаг ближе к абоненту. После долгой вереницы гудков дождалась вопроса. Он всегда был одним и тем же – «Как ты, Ева?». И она каждый раз замирала от звука его голоса и беззвучно добавляла к выдуманному имени – «любимая».

– Русалка в морской пене, – сказала она и подула на шипящие пузырьки перед собой. – Красиво. Как в розовом шампанском.

– Красиво, – согласился динамик голосом Креспина.

– Если я вздыхаю, то грудь приподнимается над пеной и видно, как я о тебе думаю. Ты бы хотел на меня посмотреть?

– Нет!

– С ума сойти! – поразилась она. – Почему?

– Именно потому, что слишком велико желание увидеть все в подробностях, – сказал он.

– Хочешь, я приеду? – вкрадчиво спросила она.

В динамике послышался смешок. Звякнуло стекло.

– Ты прекрасна, как жемчужина на лепестках лотоса. Я с удовольствием выпью, чтобы ты и дальше сверкала, но… Извини. В одиночестве.

Аста сжала в кулаке губку. Проводила взглядом ручеек воды до локтя. Потом взяла с полки пистолет. Повертела кистью. Поймала в прицел отражение в зеркале.

– Креспин…

– Да, моя королева.

– Знаешь, что у меня в руке?

– Старый, обшарпанный ствол с глушителем, – сказал он. – Что еще? Лак на ногтях красный с белым?

– Не забыл… – протянула она, рассматривая в зеркале вдруг осунувшееся лицо. – На ногах такой же. Но есть и новое.

– Что я упустил?

– Пули, Креспин. Пули. На каждой из них твое имя.

– Вот как? – удивился он. – С твоим мастерством достаточно и одной. Зачем столько?

– Я не уверена в себе.

– Лгунья.

– Нет. Я знаю, как у меня будут трястись руки рядом с тобой. Может быть, одной обоймы не хватит. И в запасном магазине такие же. Представляешь, твое имя пилкой для ногтей…

– Что с тобой происходит?

– Мне плохо. Можно я приеду?

– Не глупи – тебя убьют.

– Мне так и не присвоили следующее звание.

– Все еще впереди.

Аста всхлипнула.

– Найди отель. Далеко. В глуши. В горах. Никто не будет знать, куда ты меня привезешь. Только ты. Только ты, Креспин, и я. Клянусь! Одну ночь, как в Бейруте. Потом я исчезну из твоей жизни навсегда.

– Я не Станиславский, но все равно – не верю! Лгунья, – повторился он. – Через сутки начнешь звонить.

Она подалась вперед, провела губкой по запотевшему зеркалу и грустно улыбнулась отражению.

– Тогда забери меня навсегда. Мы идеальная пара.

– Я похож на психа?

– Нет. Сумасшедшая – это я. Кто с тобой?

– Я боюсь назвать тебе ее имя.

– Передай, что я ее прикончу и безымянную.

– Вряд ли она согласится.

– Я не спрашиваю, любовь моя – делаю.

– Тебя поцеловать?

– Ты тоже не должен спрашивать.

– У тебя чудесный запах и великолепное тело.

– Ты единственный, кому оно принадлежит.

Креспин оборвал разговор. Протянул пальцы потереть бровь, но так и остановил руку на полпути – женщина в ванной приходила в бешенство от этого жеста. Подумал, что надо будет, в конце концов, спросить – почему?

Завтра она снова будет звонить.

Именно по этой причине он не менял номер.

Пока звонок приходит из-за занавеса – он мог не оглядываться.