Текст книги "Тёмный мёд. Сборник произведений"

3. Яркость

С годами чувства притупляются.

Тускнеет не яркость мира – короста,

наросшая на человеке, не пропускает

свет в должной мере.

Генри Лайон Олди.

Изгнанница Ойкумены

Легкие и холодные капли дождя, казалось, парили в воздухе, будто не желая сливаться с серой липкой жижей, в которую превращалась земля. Ручейки воды неслись по своим делам, огибали крупные камни и сносили мелкие, сбивали мусор в плотины и сами же затем прорывали их, затапливая миниатюрными потопами желтеющую траву. Небо плакало, и слезы неба стекали по серым лицам, смывая эмоции и стирая с них последние краски лета.

– Зря ты с ним так, – сказал Саня, вытирая промокшим от дождя платком руки. – Циник ты, Серега. Большая злая циничная сволочь.

Платок красило красным от разбитых костяшек, и черным, от налипшей на руки земли.

– Не зря, – ответил Сергей. – Богу богово, волку – волково.

– Не так там было, – усмехнулся Саня. – Кесарю…

– Среди нас есть кто-то, похожий на кесаря? – прервал его Сергей.

– Ну… скажем, не такого мы высокого полета…

– Вот то-то и оно, братка. А человек человеку – волк.

– Пугаешь ты меня, Серега. Другим уезжал, не было в тебе злости. Что ж они с тобой сделали, а?

Сергей не ответил, лишь щелкнул предохранителем и всунул пистолет в кобуру. Саня смотрел несколько секунд прямо в глаза, потом махнул рукой:

– Ну и не говори, раз не хочешь. Копать этого, – он ткнул ногой тело, лежащее лицом в луже, – кто будет?

– Мы будем. Ты да я. Дело нужно до конца делать.

– Бля, – ругнулся Саня. – Может ну его, болото месить. Кто искать будет? А по весне менты откопают, что останется.

– По весне нас с тобой откопают, если так оставим. Петрович ясно сказал – концы в воду. Точка.

– Так то – в воду. А тут – болото. Разницу в ощущениях чувствуешь?

– Лопату бери, эстет. На ощущения жмурам плевать.

– Бля, – снова ругнулся Саня, но лопату из багажника достал. – Хрен с ним, копать, так копать.

Ручейки огибали комья земли, мутнели и превращались в потоки грязи. Яма медленно наполнялась серой жижей, медленно, но все же достаточно быстро, чтобы копать было до жути отвратительно.

– Хватит, – сказал Саня, – дальше рой сам, если хочешь. Вот посуди – был бы живой – считай, утопили бы засранца.

– Согласен, – ответил Сергей. – Взялись.

Они ухватились за одежду трупа и медленно стянули его вниз, под ноги, прямо в хлюпающую муть.

– Сссука, – Саня пытался отодвинуться: голова мертвеца уткнулась ему в колени, но яма была слишком узка, и отойти было некуда.

Сергей оперся руками о набухающий от воды, медленно сползающий вниз край ямы, подпрыгнул, и вылез наружу.

– Не твое это, – сказал он, подавая руку матерящемуся Сане. – Завязывай. Не оценит Петрович твоих мучений.

Саня ухватился за рукав кожанки, уперся ногами в скользкий край, хыкнул и выскочил из ямы.

– И Гоше морду разбил зря, – добавил Сергей. – Теперь и за него отвечать будем.

– А нехрен Гоше людей шмалять, – ответил Саня. – Привыкли пушками махать, маслинами дела решать, гопота малолетняя. А ты за них потом копай.

Сергей усмехнулся.

– А ты гопотой не был, Сань? Сразу крутым родился?

Саня посмотрел на него исподлобья, но ничего не ответил. Обошел «чероки», сел на водительское сидение, завел двигатель и сказал Сергею:

– Прыгай.

Сергей поморщился, увидел вопросительный взгляд Сани и, ни к кому не обращаясь, просто в воздух, сказал:

– А у вас бывает дежавю.

Открыл дверцу и сел в машину.

– С Гошей чего делать будем? – спросил Саня.

Гоша сидел на корточках под елью метрах в пятидесяти от машины и прижимал мокрый и красный от крови платок к носу. В машину лезть он боялся, оставаться в лесу – тоже и потому лишь бросал короткие, осторожные взгляды в сторону джипа.

– Вечереет, – сказал Сергей, глядя на него сквозь заливаемое дождем стекло. – До трассы сколько?

– Километра полтора, – ответил Саня.

– А до города?

– А до города к утру может дойдет.

Сергей открыл бардачок, достал сухую пачку сигарет, не торопясь открыл ее и закурил.

– Знаешь, Сань, – сказал он, – у меня все время как зудит что-то с тех пор, как приехал. Внутри. Червь будто точит, грызет, кусает. Как-то все иначе я себе представлял, когда домой собирался. По-другому.

– И как же? – Саня вопросительно поднял бровь.

– Не знаю. По-другому. Там – дерьмо было. Грязь, песок, жара и дерьмо. А тут – просто грязь и дерьмо. И люди – дерьмо.

Саня потянулся к пачке.

– И я – дерьмо, Серега? – спросил он.

– И я, – вильнул от ответа Сергей. – Все мы – дерьмо. Надоело, если по большому-то брать. Жить в дерьме, жрать дерьмо и на дерьмо работать. Может, рванем мы с тобой, Санек, отсюда-то?

– Ха, – коротко усмехнулся Саня. – И куда ж ты рванешь? У тебя дело есть, вон, – он кивнул на вытирающего кровавые сопли Гошу, – засранца этого к Петровичу везти и отмазывать. И самим как-то ответить нужно, потому что несерьезно клиента сливать. Да и… завтра другие дела будут, люди мы ответственные, просто так не съезжаем…

– Это ты так говоришь потому, что у тебя Машка есть. И Ванька. А у меня – никого, Сань. Понимаешь? Вот потому – не держит меня здесь нифига. Там не держало, думал, тут зацеплюсь – ан нет. Не за что. Что это твое долбанное болото – сквозь пальцы проходит, и выскальзывает наружу. Ты ее, суку, жизнь, сжимаешь под себя, а она – между пальцев. Кулак разжал – и нет в нем ничего, не осталось ни грамма, только грязью весь изляпаешься. И дерьмом.

– Не знаю, Серега. Прав ты, конечно, в чем-то, только… на сытый желудок философствовать приятней, знаешь.

– Вот то-то и оно. За теплое и приятное уцепился, как и остальные все. Вот смотри, попроще объясню, – он достал из валявшегося на заднем сидении коробка спичек одну. – Представь себе, что люди – спички. Ровные все, красивые, как на подбор, и потенциал у них – сера. А что будет, если спичку поджечь? Вспыхнет потенциал и сгорит, к матери. И покажется черная искривленная суть. Все такие. А забери у спички серу, что останется? Палочка, каких миллион. Деревяшка бесполезная, без цели и назначения. Так и ты, пока за родных цепляешься мыслью о нужности своей – имеешь потенциал. А не будет у тебя корней – за что держаться будешь?

– Ты сейчас о чем это? – занервничал Саня.

– Да так, философствую на голодный желудок. Поехали. Поморгай дебилу этому, чтоб садился, и погнали – жрать охота до чертиков.

Саня моргнул фарами, Гоша, кряхтя, поднялся, прошлепал по лужам к машине, открыл дверь и сел на заднее сидение.

– К Петровичу? – спросил он, отряхивая с коротких волос капельки дождя.

– В жопу Петровича, – бросил резко Сергей. – Жрать сначала.

Джип взревел мотором и понесся по разбитой лесной дороге к трассе.

* * *

В баре было дымно и душно, Сергея слегка мутило от выпитого, но он пока еще держался. Саня отрывался по полной с одной из стриптизерш, слизывая шампанское с ее маленькой груди, Сергей лениво смотрел на них и тупо улыбался. Потом в помещение ввалилась большая шумная компания, заняла один из столиков, и ему сразу стало еще хуже, будто эти люди впитали в себя все остатки чистого воздуха в зале. Встал, пошатнулся и пошел к выходу, толкнул дверь на тугой пружине – почему они всегда ставят тугие пружины, подумал мимоходом – вышел на улицу, и она грохнула за спиной металлом. Дождь кинул в лицо пригоршню капель, Сергей вытер глаза, вдохнул свежий и влажный воздух и побрел за угол. Там остановился у мусорного бака, расстегнул ширинку и стал мочиться прямо на металлический бок грязного, вонючего ящика.

– Кажись, наш клиент, – услышал чей-то голос сзади, полуобернулся и увидел краем глаза серую форменную куртку с погонами, метрах в двадцати. Суки, подумал он беззлобно, поссать спокойно не дадут.

– Да не кажись, точно наш, – второй голос был выше и пронзительней, Сергей ненавидел людей с такими голосами. Две суки, подумал он, застегнул ширинку, достал сигарету и прикурил. Делать этого не стоило: в животе словно взорвалась бомба, его стошнило прямо в лужу собственной мочи.

– Чё, брат, плохо тебе? – спросил первый приближаясь.

– Да не, ребят, нормально, – ответил он, вытирая рот мокрым от дождя рукавом. – Я уже домой…

– А мне кажется, дело труба, – продолжил первый, будто насмехаясь, – клиент созрел, сейчас – экипаж и в палаты.

– Шли бы вы отсюда, – процедил сквозь зубы Сергей, – а то и без вас вон, – он кивнул головой, – блевать тянет…

– Чиивоо? – протянул второй. Голос звучал совсем близко, однако Сергей не мог повернуть голову: его по-прежнему мутило. – Слышь, ты, мразь…

– А может ну его, – неуверенно сказал первый, – заблюет же всю машину…

– Как заблюет, так и отмоет, – веско сказал визгливый и добавил, обращаясь к Сергею, – ползи сюда, козлина!

Сергей выпрямился, оттолкнувшись рукой от грязного бака, медленно повернулся к ним. Так и есть, менты.

– Сами вы, – прошипел он, – козлы…

– Опа, – встрепенулся первый, – чё ты сказал?

Достал дубинку – Сергей заметил блеснувший на пластике луч фонаря – и стал приближаться. Второй чуть замешкался, но дубинку тоже достал.

– Я сказал – валите отсюда, козлы, – произнес Сергей на этот раз достаточно громко и отчетливо.

– Ну, пиздец тебе, брат, – выкрикнул первый и замахнулся.

Сергей не любил драться в таком состоянии. Мутность реальности, приглушенной алкоголем, не притупляла рефлексов, она просто забивала куда-то глубоко остатки рационального мышления, оставляя за гранью понимание действий, точнее, их последствий. Он вообще не любил драться, не любил именно из-за всплеска адреналина, который сбивает контроль, убирает границы, обманывает мозг кажущейся серьезностью опасности для жизни, заставляя бить до последнего сопротивления, а иногда… Нет, подумал он, это тебе, брат, не пуля. Пулю всегда контролируешь, ты знаешь, когда стрелять, в кого и куда. А еще – всегда понимаешь, когда нужно остановиться. Люблю пули.

Он ударил, немного опережая противника, когда дубинка только пошла вверх. Резкий короткий удар в грудь, уход от опускающейся и слабеющей уже руки вниз и влево, кулаком в область почки, выпрямиться, ребром ладони в шею, перехватить слабеющее тело и встретить подбородок коленом. Один готов. Второй возник сбоку – Сергей на секунду забыл о нем – дубинка врезалась в плечо, выбив тут же занемевшую руку. Полшага вперед, на короткое расстояние, где дубинка уже не поможет, поднять через силу левую руку, перехватить занесенную снова дубинку, хук правой. На мгновение Сергей увидел совсем близко вытаращенные глаза писклявого, расквашенный нос, искривленный в крике рот, кровь на подбородке, редкие волосы на голове под слетающей в сторону фуражкой, а потом добавил второй хук, выдрал дубинку, отбросил назад, ударил кулаком в солнечное сплетение и добавил ногой, в опускающуюся голову.

Черт, подумал он. Твою долбанную мексиканскую мать. Это тебе не пуля.

Милиционеры лежали на мокром асфальте, он стоял над ними, сжимая кулаки, с шумом вдыхая и выдыхая воздух, словно насильно выталкивая из себя мгновенно вспыхнувшую ярость. Вдалеке прорвала темень и дождь мигалка, пискнула сирена, и он понял, что на этот раз попал.

– Шухер, братва, валим, – сказал сам себе и побежал в какой-то переулок, надеясь, что погони не будет.

Но он ошибался, за ним гнались, крича что-то неразличимое, вереща свистками и выхватывая фигуру из объятий ночи лучами ярких фонарей. Сергей пронесся по клумбе, перемахнул через изгородь, пробежал по небольшому скверику, снова перепрыгнул забор, проскочил на красный пустой перекресток, свернул в подворотню и оказался в небольшом дворике, со всех сторон окруженном домами. Сзади, на улице, с которой он свернул, стало совсем ярко и шумно – погоня приближалась. Вот бля попал, подумал он, а потом скрипнула какая-то дверь, тусклый свет лампочки, идущий из полуподвального помещения, осветил дворик, и ему крикнули женским голосом:

– Сюда, месье Д’Артаньян!

Он, плохо соображая, побежал на свет и на голос, ухватился за перила, перепрыгнул пару ступенек вниз, заскочил за захлопывающуюся дверь, та врезалась в косяк и свет потух.

– Ну вот и пиздец, – сказал голос, – теперь лампочку должен.

Она стояла совсем близко, почти прижимаясь к нему, тихо, еле слышно, дыша. Сергей смотрел на едва неразличимое, светлое, чуть ярче самой темноты, пятно лица и слушал, что творится снаружи. Голоса приближались, по маленьким окнам бегали лучи фонариков, гудел двигатель какой-то невидимой отсюда машины.

– Тихо, – прошипел он, хотя она и так молчала. – Откроешь рот – убью.

Она прохрипела что-то непонятное, он понял, что сжимает рукой ее горло и тут же ослабил хватку.

– Больной придурок, – выдохнула она. – Стала бы я тебя впускать, козел!

Сергей зажал рот ладонью, потом подхватил легкое тело и понес вглубь помещения. Она слабо трепыхалась, отдирая его руку от лица, пыталась кусаться и не переставая лупила маленькой ладошкой по его плечу. Потом он наткнулся ногой на что-то оказавшееся диваном, не удержал равновесия и свалился, подмяв ее под себя. Алкоголь дурманил голову, адреналин не позволял думать трезво, сердце билось чересчур громко, так, что казалось, вот-вот услышат снаружи. Нащупал под тонкой тканью ее грудь и сжал, она пискнула и перестала трепыхаться. Почему ты так близко, хотел сказать он, но не смог, и лишь только подумал. Слишком близко и так нельзя, чикита. А потом вжал это тело в диван еще сильнее и поцеловал невидимые губы.

Отблески свечи плясали в ее глазах, таких похожих на те, что хранила память, или же ему только казалось, что похожих. Сергей не мог вспомнить сейчас глаза Донсии, не мог вспомнить ее лица, лишь только яркие обрывки – улыбка краешком губ, легкие морщинки, когда она щурилась, разметавшиеся на ветру волосы… и эти обрывки почему-то не складывались в картину, так и оставаясь мозаикой.

– Сука ты, – сказала девушка. – Ворвался, чуть не придушил, изнасиловал…

Он лежала на его плече и даже не делала попыток встать с дивана.

– Ты не очень-то и сопротивлялась… – возразил Сергей.

Она хмыкнула и пнула его под простыней.

– Так менты ж за дверью, кто тебя знает. Вдруг действительно придушил бы, я девушка слабая, беззащитная, жить хочу. Странно, что они не стучали даже.

Он усмехнулся.

– Ничего странного. Тебя полквартала слышало, не меньше. Ну, в смысле то, как ты была против.

– Сука, – сказала она беззлобно и снова пнула его. – Пошел отсюда. Встал и оделся. Д’Артаньян, блин, герой-любовник, чтоб тебе.

Сергей перевалился через нее, нарочно прижавшись еще раз к теплому телу, встал и принялся одеваться – вещи валялись тут же, на полу, куда их и побросали. Достал пачку сигарет из кармана штанов, вытащил одну, щелкнул зажигалкой и спросил:

– Я закурю?

– Еще и наглый, – сказала она вместо ответа. – Мне тоже давай.

Он бросил пачку на диван, подтянул стул и сел.

– И ты всем открываешь, кто по ночам от ментов сваливает? – спросил он, глядя на нее. Совсем ребенок, думал он. Опять совсем ребенок. И этот свет свечи делает глаза такими же черными…

– Я думала, это Колька, – ответила она и запнулась.

Что-то темное и невидимое накатывало изнутри. Сколько же ей лет-то, думал Сергей. Двадцать? Восемнадцать? Черт, это ж надо было, на те же грабли… и он понимал, что все повторяется, понимал по той теплоте, что поднималась внутри, по тоске, которая вдруг комком перекрыла горло. Понимал и ужасался все больше.

– А кто такой Колька? – спросил он. – Парень?

– Бывший… – запнулась снова она, – …муж. Он тоже с ментами не в ладах. Потому и бывший.

– Не мое дело, – сухо сказал он. Чернота накрыла его и теперь уже не отпускала.– Не мои проблемы. Спасибо за гостеприимство, пойду я.

Встал, сгреб с дивана зажигалку и сигареты, глянул еще раз в ее глаза, развернулся и пошел к двери. Она что-то говорила, даже, наверное, кричала, но он не слышал уже, открыл дверь, вышел на улицу – глаза резануло яркое утреннее солнце – быстрым шагом вышел со двора, и только там вспомнил, что не знает даже, как ее зовут.

Да и хрен с ним, подумал он. Гори все синим пламенем. Махнул рукой проезжавшему таксисту, прыгнул на заднее сидение остановившейся машины, она рванула и унесла его в сторону центра города.

* * *

– Вася, ствол покажи, – Петрович был со всеми груб сегодня.

Гоша достал «Стечкина», покрутил в руках и протянул Петровичу.

– Тьфу, – сплюнул тот, – получше ничего не нашел?

– Засветились они, – замялся Гоша. – «Беретта» хорошая была…

– Баран, – огрызнулся Петрович, – какого же ты из нее комерца вальнул, если хорошая?

Гоша молча смотрел на пистолет, не понимая, чего от него ждут. Петрович махнул рукой и сказал остальным:

– Значит так, братва. Ребята там сильные, волки еще те, рвут всех, кто не с ними, беспределят. Вопрос таков – либо мы их сейчас, либо они нас потом. Ложиться ни под кого я не стану, это вам известно, не таким меня мама родила. Если кто против или зассал – скажите сейчас, чтобы потом не было непоняток.

Он медленно обвел взглядом переминающихся с ноги на ногу людей.

– Петрович, – сказал Сергей, – тут вопросик.

Петрович медленно повернулся к нему.

– Не ожидал, Вася, не ожидал, – медленно протянул он. – Вот от тебя – никогда бы не подумал. Смежевался?

Достал ты всех Васями-то, думал Сергей.

– Ты не понял, Петрович, – он держал колючий и холодный взгляд Петровича, – не тот вопрос.

– Ааа, – протянул тот. – Ну, выкладывай по-быстрому, чего там у тебя.

– Да как бы… не на то я подписывался, Петрович, – ответил Сергей. – Я у тебя кто? Правильно, охрана. А не стрелок. Стрелки – вон они, с калашами стоят.

Он махнул на остальных.

– Все-таки сливаешься, – сказал Петрович и покачал головой.

– Нет, не сливаюсь, – возразил Сергей. – Ты ведь первым попрешься, Петрович. Шмалять в тебя и начнут. А я тебе кто? Охрана. Дело у меня какое? Тебе спину прикрывать, и чтобы не шмаляли. Вот и прикрою, не ссы.

Петрович одобрительно хмыкнул и спросил:

– Так а проблема-то в чем?

– А в том, что не подписывался я на разборки ходить. Не стану просто так людей стрелять, даже ради дела.

– Дела у прокурора, – хмыкнул Гоша, потом увидел взгляд Петровича и заткнулся.

– Именно, – сказал тот, и снова посмотрел Сергею в глаза. – Это не я двух ментов в реанимацию уложил. Или ты думаешь, дело прикрыли? Хер тебе, Серега. Придут менты в себя, дадут показания и заметут тебя, как фраера голимого.

– Не заметут, – сказал Сергей. – Сваливаю я, назад. Не место мне тут, Петрович, не мое все это. Чужое. Последнее дело – и валю.

– К чуркам своим, небось? – спросил Петрович ехидно.

– В Мексику, да, – ответил Сергей.

– Ну… – Петрович на мгновение задумался. – Вали тогда. Хрен с тобой, бля. Живым отсюда только выберись для начала, да меня вытащи, а там – вали. Зла на тебя не держу, долги – прощаю. А если тут поможешь, даже благодарен буду, Вась.

Сам ты Вась, подумал Сергей. Сука.

Они ворвались на территорию дачи и тут же рассыпались по участку. Охрана была пьяна, троих положили сразу, один успел выстрелить и переполошить остальных. Из дальнего строения, очевидно бани, выскочили полуголые люди, мужчины и женщины, стрелки лупили по ним короткими очередями издалека, те огрызались редкими хлопками пистолетов. Сергей старался не смотреть туда, основное действие разворачивалось здесь, прямо под носом: Петрович словно одурел и несся к двухэтажному особняку, по нему стреляли со второго этажа, с балкона, и Сергей не видел стрелявших. Гоша бежал где-то рядом, чуть позади, Саня тоже, еще три фигуры в спортивных костюмах, с калашами наперевес, заходили справа. Сергей остановился, выпустил прицельно, как в тире, всю обойму в сторону невидимых автоматчиков и побежал, на бегу меняя обойму.

– Ааа, сукиии! – орал Петрович, калашников болтался у него за спиной и почему он не воспользовался автоматом, Сергей не знал. Над перилами балкона появился бритый череп, сверкнула вспышка выстрела, потом еще и еще, и Сергей понял, что стреляют по нему.

Вот сука, подумал он, в Петровича стреляй, сука бля, я-то тут при чем? А потом понял, что для отстреливающихся они все – при чем, еще раз выругался и выстрелил в бритоголового. Тот взмахнул руками и исчез из виду, но вместо него появились двое других, и Сергей понял, что не успевает под прикрытие здания, потом что-то маленькое и темное пролетело над головой, и на балконе ухнул взрыв. Краем глаза увидел перекошенное лицо Гошы, тот орал матом и беспорядочно палил из «Стечкина» в сторону здания. Ах ты ж идиот, подумал Сергей, и кто ж тебе гранату доверил… но додумать не успел, подбежал к стене особняка и прижался к холодному камню.

До особняка добрались не все, тройка в костюмах легла у небольшого надувного бассейна, теперь пробитого пулями в нескольких местах и полуспущенного. Вода лилась через опустившийся борт прямо на лицо одного из ребят, и Сергей подумал, что теперь тому точно крышка. Сначала подстрелили, а теперь утонет в воде из бассейна, как же это тупо, думал он, но сделать ничего не мог.

Потом дверь в особняк разнесло взрывом – снова гребаный Гоша – и они ворвались внутрь, поливая огнем все, что шевелится. Петрович наконец взялся за калаш, Сергей шел рядом, в метре от него, отстреливая тех, кого не достал автомат, оборачиваясь ежеминутно назад потому, что Гоша с Саней застряли у входа и спину теперь не прикрывал никто. Белая майка Петровича покрылась гарью и прилипла к потному телу, автомат плясал в руках, выпуская смерть, только это не было похоже на то, что так нравилось Сергею. Это не танец, думал он, это не вальс, это просто тупо. И майка – хоть бы броник одел, педрила старая…

Очередь прошла снизу вверх по груди Петровича, разорвав ткань в клочья и вырвав красные куски плоти из спины, он сделал еще два шага и рухнул на пол. Сергей уложил стрелявшего двумя выстрелами, потом подбежал и добавил контрольный, обернулся и посмотрел на тело. Вот и все, подумал он, и контракту конец, и Петровичу. Звуки как-то разом стихли, а может это просто он воспринимал их так громко в пылу боя, слышались редкие пистолетные хлопки где-то снаружи и короткие очереди – возле бани еще не закончилось – но в самом здании было на удивление тихо.

И где, твою мать, долбаные Гоша с Саней, подумал он.

На втором этаже послышался какой-то шум, словно передвигали что-то массивное. Сергей сменил обойму, взял пистолет наизготовку и крикнул:

– Эй! Есть там кто, на втором?

Наверху зашуршали, потом чей-то голос крикнул в ответ:

– Че, фраера, обдрыстались?

Сергей поморщился, отошел к стене на всякий случай и продолжил:

– Короче, дело такое. Петрович сдулся, все, финиш. Нам эти ваши разборки ни к чему. Я отзываю своих, и мы потихоньку сваливаем, без стрельбы, спокойно, я отвечаю. А потом, минут через двадцать, можете выходить, нас уже не будет. Согласны?

Минуту или чуть больше наверху еле слышно переговаривались, потом тот же голос спросил:

– А ты кто таков будешь?

– Дед Пихто, – крикнул Сергей. – Я слово даю, чё тебе еще надо? Хочешь – верь, нет – выходи, постреляем, или я сам к вам поднимусь. Только зачем мне ребят ложить, если Петровичу один хер кранты?

– Бля, – сказали сверху. – Ну типа да…

– Вот типа и договорились. Но если кто с окна шмалять полезет – я его положу, отвечаю, и вас рядом с ним, слышь?

– Типа крутой у нас тут, – засмеялись наверху. – Не ссы, пахан слово дал, не будет никто шмалять.

– Верю, – сказал Сергей, хотя верилось слабо, еще раз взглянул на тело Петровича, сплюнул и пошел к выходу.

Саня лежал на пороге лицом вверх, на боку растекалось красное пятно, губы его шевелились, но глаза словно не видели ничего. Сергей опустился на колени рядом, поднял рукой голову и спросил:

– Ты как сам?

– Херово, брат, – простонал Саня. – Чёт подранили меня…

– Вижу, – сказал Сергей. – Не страшно, сейчас до машины дотяну, ты только говори со мной…

– А чего мне говорить, – простонал снова Саня. – Нечего говорить. Гоша – сука. Он шмальнул, сзади.

Гоша лежал у входа, прямо на ступеньках, неестественная теперь уже ухмылка застыла на его лице.

– А ты о чем хошь говори, – прошептал Сергей, поднимая Саню и перекидывая его руку через шею. – Вот о своих давай говори, о жене, о Ваньке…

Рывком встал на ноги – Саня захрипел – и потащил неожиданно тяжелое тело к джипам, оставленным неподалеку.

– Слышь, Санек, – бормотал он на выдохах, чтобы не сбить дыхание, – ты не молчи давай, говори, а я тебя донесу, не ссы…

– Ванька… – стонал Саня, прерываясь на особенно сильных толчках, – Машка… Ты ведь прав тогда был, брат, когда мы комерца копали… Я вот… на пороге пару минут полежал… и понял, прав ты… Что я без них… что они без меня… никак… Потому и подыхать неохота…

– А ты и не подыхай…

Джип был совсем рядом, Сергей рывком открыл заднюю дверцу, уложил Саню на сидение, потом обошел машину и сел на водительское место.

– Я тебе вот что сказать хочу… – простонал Саня, когда он уже завел двигатель. – Лежал я, смотрел вверх и понимал многое, что раньше понять не мог… и про цель… и про смысл… и про спички, мать их… Знаешь, мы ведь сами себе выбираем путь… и цели сами ищем, и смысл придумываем… только не понимаем одного – можно смотреть в небо и видеть пустую черноту… а можно – яркость звезд, Серега, ты понимаешь?.. запомни, яркость звезд…

– Да, Сань, я тебя понял.

– И еще… если со мной что как… ну ты знаешь… ты моим сам скажи… не хочу, чтобы менты…

– Ты не гони мне тут. А если понадобится – сделаем.

– И еще… вали нахрен из этой страны, брат… прав ты, не место тебе тут…

– Свалю. Вот только тебя в больничку отвезу, и сразу свалю.

– Звезды, Серег… – сказал Саня и потерял сознание.

Сергей выругался, вжал педаль в пол и понесся в больницу.