Текст книги "15 лет на зоне. Записки убийцы поневоле"

15 лет на зоне
Записки убийцы поневоле
Александр Адашев

© Александр Адашев, 2017

ISBN 978-5-4485-0705-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Итак, 19 декабря 2008 года настал тот день, которого я ждал так, как описать словами невозможно. Ждал не только этого дня, но и момента, когда позвонит телефон у дневального отряда и дежурный с вахты назовет ему мою фамилию и скажет, что бы его (то есть меня) он пригласил на освобождение. Обычно звонят где-то в 10 утра. Но в моем случае это произошло немного позже. В 12. До этого момента я успел пообщаться с тем же дневальным, попрощаться с пацанами с отряда и даже почитать книгу Зеедорфа про то, как выбирать себе судьбу.

С моей судьбой на ближайшие дни все было ясно, выбрана она была давно и в этот момент меня очень радовала. Звонок раздался и я, взяв сумку с вещами, пожав дневальному руку, отправился к выходу из локального участка. По дороге я подошел к забору, отгораживающему один из отрядов, чтобы увидеть моего хорошего друга, попрощаться и с ним.

Зайти в общежитие не своего отряда мне не дали, так как это не положено даже отсидевшим 15 лет, но сквозь решетку и металлическую сетку я все-таки простился с Сергеем (имя моего товарища), другими знакомыми, отдал им ненужные мне уже зоновские вещи и отправился дальше.

Потом санчасть. Еще два моих друга, работающих санитарами санчасти и вольнонаемный фельдшер. Короткое прощание с ними.

Ну а затем был последний «шмон», изучение моих тетрадок и журналов, которые я решил забрать с собой на память.

Свершается!!! Наконец-то я иду по стометровке, которая отделяет жилую зону от заветной проходной (пропускного пункта), через который сотрудники администрации ходят каждый день и никаких эмоций по этому поводу не испытывают. Но. Все в мире относительно, и те эмоции, которые я испытывал пока шел по этой стометровке вообще описать никакими словами невозможно.

Наконец-то, последние формальности, ответы на вопросы кто и что я, за что сидел и где раньше жил (вдруг кого-то другого вместо меня выпускают) заканчиваются и выхожу я на открытое пространство. На свежий воздух, на то, что не ограничено стенами, заборами, колючей проволокой и контролерами, с которыми при всем желании найти общий язык, взаимопонимания добиться бывает невозможно.

Дальше – бухгалтерия и спецчасть. Но, тут меня уже встретил и обнял человек, который с таким же, как и я, нетерпением ждал моего освобождения и приехал меня встречать. Я, хотя и знал, что он находится за забором, вздохнул совершенно свободно, и приготовился наслаждаться нормальной жизнью, мною уже основательно забытой.

В спецчасти мне выдали мой старый советский паспорт, который изъяли у меня еще при аресте, в далеком, еще 1993-м, году. Выдали справку об освобождении, а в бухгалтерии дали около 50 гривен на дорогу до Киева. Не знаю, как бы я на эти деньги добрался до Киева, если бы меня не встречали…

Потом мы сели в машину Шевроле Лачетти, водитель тронулся с места, и 15 лет моей жизни стали уменьшаться в размерах за задним стеклом автомобиля.

Через какое-то время мне от друзей поступило предложение описать свой опыт и впечатления. В понятном и доступном виде. Для нормальных и адекватных людей, каким я считаю и себя. Надеюсь, что какая-то польза для кого-то в этом будет.

Давно известно, и никто с этим не спорит, что от уголовного преследования, попадания в места лишения свободы никто не застрахован. Так что же делать и как относиться ко всему происходящему, в случае если это произошло.

Глава первая. Кто там?

Много написано литературы о том, как выжить в тюрьме.

Последнее время она (литература эта) довольно точно отражает суть вопроса. Вот Андрей Кудин («Как выжить в тюрьме»), например, очень даже неплохо описал увиденное во время нахождения на Лукьяновском СИЗО в 1996 году. Хоть он и пробыл там шесть месяцев, впечатлений набрался немало и были они такие яркие, что книга получилась очень неплохая.

Стоит быть упомянут и Виталий Лозовский («Как выжить и провести время с пользой в тюрьме»). Этот автор интересен тем, что побывал на российских и украинских тюрьмах, а также немного в колонии. Его описание тоже довольно точно отражает реальность.

Так вот, пишут в основном, что если человек оказался в месте лишения свободы, то это еще не конец жизни. Жить и выживать вполне даже можно. Написанные книги довольно правдиво освещают то, что хоть условия там далеко не цивилизованные, тем не менее, отношения между находящимися там людьми не такие страшные, как было принято считать. Существует, конечно, масса нюансов и отличий от нормальной жизни. Именно о них речь и идет у упомянутых авторов. Об этом же буду писать и я.

Сказать есть что. Книги, о которых я говорил, при всех своих плюсах, написаны уже некоторое время назад. Кое-что поменялось. Мой срок начинался еще до того, как оказался в СИЗО Кудин, до того как арестовали Лозовского. А с момента окончания прошло меньше года. Происходящие изменения я видел в процессе и изнутри. Надеюсь поэтому, что мои мысли будут не менее интересны и полезны всем, кто решит с ними ознакомиться.

За последние десять лет претерпело изменение общество. С 2001 года действует новый Уголовный Кодекс. Люди стали немного другие, ценности, которые были раньше, уступили место новым. Поменялись так называемые «понятия», о которых я еще напишу свое мнение.

Стала чуть другой и администрация учреждений пенитенциарной системы. Сделала небольшой шаг в сторону цивилизованности. Случаются, конечно же, ситуации и происходят различного рода эксцессы, но о них, как правило, узнает общественность. Это если не портит карьеру представителям руководства учреждений исполнения наказаний, то хотя бы заставляет объясняться и отчитываться либо перед начальством, либо перед представителями средств массовой информации, чего они страшно не любят. Поэтому пытаются, как умеют, таких эксцессов не допускать.

По большому счету, у человека, который попал и уже находится в Изоляторе временного содержания (ИВС, ранее называлось КПЗ) либо в следственном изоляторе (СИЗО, а простому в тюрьме), все проблемы заканчиваются. Ему уже не обязательно думать о том, где взять денег, чтобы договориться со следователями, адвокатами и другими представителями этого бизнеса. Ему не надо ездить по городу, назначать и переносить встречи, думать, как лучше поступить и что правильнее сделать, приходить по вызовам или скрыться, нервничать насчет завтрашнего дня и тому подобное. Как только за ним с лязгом закрылась железная дверь и затихли шаги надзирателя, положение этого человека может только улучшаться.

Со мной все происходило так. В знаменательный для меня день, 20 декабря 1993 года, в понедельник (!), около без пятнадцати шесть утра, в дверь позвонили. Я в это время спал. С молодой женой. Вечером предыдущего дня мы катались по городу, приехали поздно и так рано вставать не собирались.

В этом месте постараюсь как можно короче познакомить с собой читателей.

К описываемому моменту я был директором Общества с ограниченной ответственностью с многообещающим названием «Эдем». Предприятие это за год до того я выкупил за какие-то не очень большие деньги для осуществления услуг в сфере финансового консалтинга. Сказать проще, я и двадцать моих сотрудников помогали привлекать финансирование под различные проекты тем, кто сам не знал, как это делается. В нашей стране знает, что как делается тот, кто кого-то знает. Я знал несколько полезных в этой сфере людей.

Прибыли от такой деятельности вполне хватало на завидную в 1993 году жизнь. В числе прочих позавидовали мне и два представителя одной из самых известных на тот момент «бригады» города Киева («бригадами» себя называли преступные группировки).

Эта книга не предполагает подробного описания моих с ними отношений. Скажу только, что не без моей помощи они стали богаче на неплохой джип и несколько тысяч долларов. Но их погубили три вещи – жадность, хамство и умение до смерти запугивать своих жертв.

За месяц до уже упомянутой даты они попали в аварию. Побили свою и полностью разбили чужую машину, за которую оказались должны шесть тысяч американских денег. И не придумали ничего лучше, чем приехать ко мне. То, что вопрос наших денежных взаимоотношений был решен по тем самым «понятиям» между одним из руководителем дружественной мне «бригады» и их «папой», не помешало им появиться еще раз.

Будучи «бизнесменом» (взято мной в кавычки, так как в данном случае это сленговое рэкетирское выражение), я попытался как мог объяснить им, что у них нет оснований опять приезжать ко мне в офис, пугать всех, доводить мою молодую жену до истерики и требовать еще денег. Но, слушать объяснения какого-то «терпилы» им было не к лицу, и установили они срок выплаты необходимой суммы денег.

Из моего изложения должно быть ясно, что работать приходилось с разными людьми, а также немалыми средствами, наличными и безналичными. Поэтому у меня помимо отношений с бандитами, была еще и собственная служба безопасности. В нее входило шесть человек. Один на тот момент лейтенант Службы Безопасности Украины, «альфовец», еще один оканчивал Военный Институт Управления и Связи и должен был через некоторое время тоже идти на службу в СБУ. Был еще брат лейтенанта, тоже курсант и несколько товарищей по секции рукопашного боя.

Конечно же, посещение рэкетиров стало предметом обсуждения между мной и этими парнями. Решено было пригласить вымогателей на встречу за город, там их наказать за хамское поведение, не убивая при этом. Оставить без машины, чтобы вернулись они в город пешком, тем самым выиграть время до приезда из-за границы руководителя дружественной мне «бригады», о котором я упоминал.

Получилось, однако, что во время осуществления нашего плана потерпевшие умудрились запугать самого молодого из участников событий, 18-ти летнего студента исторического факультета Университета им. Шевченко, друга моих спортсменов, Андрея. До такой степени, что он ушел в себя, думая, что же делать и как спасаться. И не придумал ничего другого, как нанести одному потерпевшему 16 ножевых ранений, а другому вообще 56 (!) сувенирным ножом-открывашкой. Лезвие которого выкручивается из ручки и в длину составляет 6 сантиметров. Ни одно из упомянутых ранений экспертиза не признала смертельным. Скончались они от общей потери крови.

Резал их Андрюша уже после того, как большинство участников с места событий уехала. Уехала в уверенности, что для таких молодых и здоровых парней, которыми были вымогатели, нанесенные удары руками и ногами не смертельны.

Было темно. Уезжать надо было оттуда и мне. Видим, что Андрея нет. Пошли искать. Нашли возле потерпевших. Забрали его, посадили в машину и поехали в сторону Киева. Состояние нашего парня, конечно, было странным, но особого значения никто этому не придал. Как никто не воспринял всерьез его слова о том, что он зарезал рэкетиров. О том, что можно кого-то зарезать ножом-открывашкой никто не подумал. Да и то, что у Андрюши был такой нож, никто не знал.

Неладное мы почувствовали только через несколько дней. Из-за того, что джип наших «друзей» никто не забирал из-под здания на Соломенской площади, где был офис «Эдема».

Потом начались звонки из милиции. Мной не делалось особенного секрета из того, что два исчезнувших человека приезжали в офис и требовали денег. Но о том, куда они делись потом, я, конечно, же «не знал». Версия была такая: ездили мы на встречу за город, я там якобы одолжил у знакомых денег, отдал им, после чего они сели в такси и уехали. Не сказав куда. И пока не обнаружились их трупы, все выглядело правдоподобно.

А обнаружились они 19 декабря, после попытки моих, будем теперь говорить подельников, их закопать. А то ведь три недели лежали на открытом месте в Бортническом лесничестве. В момент завершения мероприятия их издали увидел местный лесник. Как он сам потом рассказывал, подумал: – «Браконьеры». Парни сели в машину и уехали, а лесник пошел в ту сторону. И наступил туда, где только что копали. Везде земля была замерзшая, а в том месте рыхлая. Из любопытства он начал раскапывать. Потом вызвал милицию.

Итак, 20 декабря 1993 года, в понедельник, около без пятнадцати шесть утра, в дверь позвонили.

Я сразу не открыл.

– Кто там? – спрашиваю.

– Милиция, – отвечают.

– Какая милиция, еще шести нет, – говорю я.

– Правда милиция, если вы нам не верите, то позвоните 02, или в Горуправление, Вам подтвердят, что к Вам выехала опергруппа, – говорят мне.

До этого я предполагал, что рано или поздно следователь ко мне приедет, ведь наши потерпевшие бандиты числились пропавшими без вести. А меня пару раз вызывали для дачи пояснений. Я пояснял по телефону, потом посылал своего юриста для пояснений вместо меня. В общем, игнорировал милицию. О том, что подельники решили закопать трупы, я не знал вообще.

Не верить стоявшим за дверью у меня не было оснований.

Открываю.

– Вы Шемарулин Александр Викторович? – спрашивает меня человек, одетый в гражданское.

За этим человеком стояло еще двое таких же, и присутствовал «беркутовец» с автоматом и в бронежилете.

– Да, это я, – отвечаю.

– А будьте добры, ваш паспорт. Вдруг вы все-таки не тот человек, который нам нужен.

Предъявил я паспорт, после чего мне так же вежливо предложили одеться и проехать в Управление по Киевской области, то есть в то самое знаменитое здание, Короленко 15, по-старому, а по-новому Владимирская столько же. Откуда, как шутили при Союзе, был виден Магадан. Если бы все описываемое происходило со мной за пять лет до того, именно Магадан я и увидел бы. Ну, на худой конец, Красноярск. Рудники или лесоповал.

А в тот момент я, сбитый с толку необычной вежливостью приехавших сотрудников, без возражений согласился ехать с ними.

К чему я это вел? Совершенно не обязательно к Вам будет вламываться ОМОН в масках, выбивать двери и разбивать стекла в окнах. Может быть все чинно-благородно!

Однако, как я сейчас понимаю, этому надо было огорчаться, а не радоваться. Если арест производится без запугивания, выбивания дверей и физического воздействия, то будьте уверены: на Вас столько материала, что от ваших показаний мало что зависит. Не требуются уже ни явки с повинной, ни признания вины. По-любому посадят.

В противном случае, то есть если арестовывали Вас страшные здоровые люди в черных масках и после этого мероприятия все болит, а голова не соображает – знайте, что своим поведением в дальнейшем Вы можете как облегчить, так и усложнить себе жизнь на ближайшие годы. Очень важно, что будет говориться и подписываться. Тут лучше всё-таки заставить голову соображать.

Но, продолжу про то, что происходило со мной.

Жена моя, делавшая тогда вид, что любит меня, попросилась ехать вместе со мной. Запросили по рации начальство. Начальство дало добро. Накинула она на халат пальто, спустились мы в милицейский бобик и поехали.

На входе в Управление нас уже ждали. Меня повели на четвертый этаж допрашивать, а ей сказали побыть внизу, типа «он скоро вернется». Мы не обнялись с поцелуем на прощание, думая, что мероприятие не займет много времени.

Хорошо, что человек не знает своего будущего. Если бы я знал, что мы в следующий раз увидимся через год, девять месяцев и девять дней, мое психическое здоровье уже тогда бы пошатнулось. А так, и до сих пор, слава Богу, все в порядке.

Глава вторая. Методы следствия

На четвертом этаже меня уже ждали. Дознаватели. По-простому, опера. Первым делом мне были предъявлены фотографии наших потерпевших. Прижизненные и посмертные. И именно в этот момент я понял, что сегодня меня точно не отпустят. Естественно я огорчился. До этого момента, пока они не были обнаружены, говорить можно было что угодно. А сейчас…

Раскалывать меня принялись следующим образом. «Мы, – говорят, – знаем, что представляли собой потерпевшие, у нас они проходили, один ранее судим за сутенерство, поэтому предполагаем, что вы так с ними поступили в порядке самозащиты». Ну, конечно же. В глобальном масштабе так оно и было. «А за превышение пределов необходимой обороны много не дают, а тебя так вообще отпустят». Таким образом, мягко и аккуратно, было получено от меня подтверждение участия в событии, а дальнейшее уж было делом техники.

Вывод прост до невозможности. Милиция делает свое дело, а цель его в том, чтобы раскрыть и доказать преступление как можно более тяжкое. Лучшее доказательство – показания подозреваемого.

– Был?

– Был!

– Присутствовал?

– Присутствовал!

Значит, организатор и исполнитель. И далеко не по делу о превышении пределов необходимой самообороны. Ведь факты можно трактовать по-разному. И думать, что следствие будет делать это в вашу пользу – глупо. За это им премию не дадут и в звании не повысят.

С моими подельниками, по их рассказам, обошлись не так вежливо. Им досталось. Думаю, что из-за того, что следствию надо было решить, кто виноват больше. Кто меньше. Кто бил, кто держал, кто нанес ножевые ранения.

Но, так или иначе, в первые же дни после ареста в нашем деле все было предельно ясно. Адвокатов к нам сначала не пускали. У меня он был, но к тому моменту когда ему дали со мной поговорить, я уже наговорил на себя такого, что он взялся за голову. Поэтому, самое основное правило поведения в милиции, не говорить без адвоката ничего. Какая бы злая или добрая она (милиция) не была. Сейчас это проще, чем раньше, когда адвокатов по закону не были обязаны допускать к подозреваемому до первого допроса.

Часто спрашивают, можно ли решить вопрос сразу же, а если можно, то как это сделать. Исходя из своего опыта, подозреваю, что можно. Главное не ошибиться в какой момент. У меня такой момент был. Как я уже писал, сразу же за меня взялись дознаватели. Но, интересно то, что день моего задержания совпал с днем украинской милиции, и посмотреть на меня сразу же пришли генерал, начальник управления области, и прокурор области, который и подписывал мне санкцию. Оба они поводу праздника были в парадной форме и в хорошем настроении. И оба выразили желание со мной поговорить. А я, дурак, отказался. К тому моменту я уже был, выражаясь помягче, в шоке и соображал не очень хорошо. А если бы соображал, то мог бы предложить кому-то из них подарок в размере своей машины (735-й BMW), и пошел бы я по делу свидетелем. Не буду утверждать, что это стопроцентный факт, но подозреваю, что именно этого они и хотели.

Я, повторюсь, отказался разговаривать. И поэтому день для меня закончился тем, что посадили меня в «шестерку» и транспортировали в Бровары на КПЗ. Других подельников развезли по всей области, кого куда. Сделано так было потому, что дело наше вела прокуратура области, и для того, что бы между нами не было связи, распределили нас далеко друг от друга.

Книга эта, однако, не только мои мемуары. У нее есть определенная цель – дать советы по поведению в таких ситуациях и характеристику сотрудникам наших правоохранительных органов.

До описанных выше событий я сталкивался с милицией. В основном с гаишниками. Хотя, был опыт общения и со следователями. Проходил я по одному делу о мошенничестве. Решилось оно возмещением ущерба потерпевшей стороне и закрытием дела. Был даже потерпевшей стороной, когда ограбили мою квартиру. (Грабителей я тогда вычислил сам, быстрей милиции). Так что предмет я знаю.

Так какая же бывает милиция и как иметь с ней дело, в зависимости от статуса и положения представителя органов.

Первое, что хочется написать по этому поводу, это то, что как и все люди (рискую нарваться на критику!) милиционеры чувствуют отношение к ним и реагируют на него. Но не адекватно. Видя, что отношение нормальное, ответ будет нейтральный. Ну, а если человек всем своим видом показывает, что мусора есть мусора, то и поступать с ним будут как с преступником и маньяком. Не важно, что человек этот может быть чист перед законом. Милиция умеет доказывать обратное.

Второе, работа в милиции, так или иначе, предполагает определенное знание психологии.

Гаишники безошибочно (за редкими исключениями) определяют, у кого можно брать, а у кого не стоит.

Опера не раскрыли бы ни одного преступления, если бы не знали у кого, когда и как получать информацию. Потому что, если кто думает, что раскрываемость зависит от работы экспертов, от способности следователей к описанному в детективах логическому мышлению, то он ошибается. Опера знают, кто потенциально может иметь необходимую информацию и как ее получить. Кого задержать и напугать, кому предложить какую преференцию, а кого купить. В основном наркотиками. Чудесно знают они, кто кого может сдать.

Следователи прокуратуры вообще профессионалы в том, как получить показания. Как в зависимости от качеств человека раскрутить его. Я – живой этому пример.

Судьи, хоть и относятся к этой системе, вообще другая история. Эти решают все в основном по прейскуранту. И из всех веток системы они самые застрахованные. Поэтому про них придется писать отдельно. Адвокаты же знают этот прейскурант и процесс взаиморасчетов, для чего и нужны.

Еще интересны нам работники пенитенциарной системы. Тюрем и колоний. Про них будет идти речь в следующих главах.

Какое же должно быть поведение с представителями правоохранительных органов?

Вот возьмем, например, тех же гаишников. Оптимальный вариант – не нарушать Правил Дорожного движения. И вообще с ними не общаться. Хотя, конечно, бывает, что ты ничего не нарушил, а тебя остановили, требуют документы, и еще и говорят, что нарушил. Чтобы разговаривать с ними на равных, необходимо знать законы. Советовал бы почитать книгу «Водитель и ГАИ в правовом государстве». Все, что там написано запомнить невозможно, но общее понятие о подводных камнях будет. И вообще лучше возить ее как памятку с собой. И на каждую претензию реагировать в соответствии с инструкцией. При этом проявляя максимальное уважение к инспектору и, одновременно уверенность в собственной правоте. С готовностью отстаивать ее всеми законными способами. Если правда на вашей стороне, скорее всего вы поедете дальше без всяких потерь. Потому что лишние проблемы никому не нужны. Гаишникам в том числе. Ну, а если нарушение действительно имело место, с точки зрения жизни в цивилизованном государстве, проще согласиться заплатить штраф. И в следующий раз не нарушать.

Понятно, что гаишники – самый безобидный вариант общения с милицией. Как правило, вспоминают об этом опыте со смехом. Общение с дознавателями, в случае попадания на допрос, со смехом не вспоминает практически никто. Оно и понятно. В первые дни вообще не до смеха, впоследствии тоже хочется плакать. По прошествии лет.

Рассмотрим такую ситуацию. Попали вы к ним по подозрению, которое под собой оснований не имеет. Как себя вести?

О том, что говорить без адвоката ничего нельзя, я уже писал, и напишу еще не раз. А пока его нет, главное не поддаться на запугивание и давление, но при этом и не молчать как глухонемому. Думаю, что разговор можно поддерживать. Правда при этом попытаться договориться, что до приезда адвоката разговор может идти только на темы отвлеченные. Дела вообще не касающиеся. Опять же, необходимо оценивать то, о чем идет речь, не забывая, что все может быть использовано против вас. И то, что опера все разговоры ведут для того, чтобы раскрутить на нужные показания. За любое слово можно зацепиться и завести разговор в совершенно ненужное направление.

Сложно, конечно же, добиться того, чтобы они согласились общаться на темы, не относящиеся к делу. Тут тоже желательно проявить знание психологии. Для кого-то может оказаться полезной попытка вызвать жалость, кто-то сам сможет найти тему, на которую будет согласен поговорить дознаватель до приезда адвоката. Главное не пытаться унизить их и запугать. Сто процентов, что запугать не получится, а на унижение будет неадекватный, как я уже писал, ответ.

Если до появления адвоката ничего не написано и не подписано, то можно вас поздравить. Повторю, что мы рассматриваем вариант, когда подозрение против вас оснований не имеет.

Итак, появился защитник. Хотелось бы, что бы он был знаком с вами до такой ситуации. Это для того, что бы быть уверенным в нем. Знать, что доверять ему можно. Потому что в этой ситуации он решает больше, чем кто-то другой. В каждом случае по-разному, зависит от сути предъявляемых претензий, но защитник лучше вас должен знать, что и как вам говорить. И что подписывать. Должен он знать и то, от кого зависит выпустить вас из здания отделения или управления, в котором вы сейчас находитесь.

Возможно такое, что вы задержаны для того, чтобы получить с вас немного денег. Или много, у кого как. Серьезных обвинений против вас нет, но есть основания считать, что появится желание дать взятку за решение вопроса, которого может и не быть. Вряд ли получится самостоятельно оценить простоту или сложность ситуации. Но вместе с консультантом, в роли которого сейчас выступает адвокат, это необходимо сделать.

У меня было три адвоката. Первый, Александр Григорьевич, был нанят моей женой по совету друзей. Из той самой «дружественной группировки». Я увидел его через три дня после ареста. К тому моменту он, конечно, ознакомился с моими показаниями и другими материалами дела, на тот момент имевшимися. Главное, что он мне сказал, и я запомнил на всю жизнь, это то, что нам надо бороться за выживание. Не хотелось мне этому верить. Всерьёз воспринимать. Как же это, думаю, ведь бандиты? А я – в школе хорошо учился, за поведение оценки хорошие, характеристики, университет опять же! Они жизни моей угрожали, жену изнасиловать грозились, машину забирали, деньги я им перечислял! Какая борьба за жизнь?

А адвокат мне говорит: «То, что ты знаешь, и считаешь само собой разумеющимся, а также то, на что тебя купили опера, нам еще предстоит долго доказывать. При каждом следственном действии. При написании каждой жалобы. И писать их необходимо! И со свидетелями работать тоже! Каждый должен не забывать постоянно говорить о том, как все происходило, как себя потерпевшие вели, как угрожали, сколько получили и так далее. Только так мы можем остаться в живых! Статья-то до расстрела. Даже при одном потерпевшем. А тут двое!».

Хоть и не хотел я верить в такое развитие событий, поступать стал так, как сказали. Ничего не преувеличивая. И это мне помогло. В дальнейшем. Сразу я этого не знал, но после прошедших лет уверен в том, что так и есть. Все-таки проходил я по делу организатором и исполнителем. Прокурор на суде просил четыре расстрела! Мне не просил. Только пятнадцать лет. И это – плюс адвокату.

Вообще мой первый защитник мне запомнился с положительной стороны. Такой жизнерадостный дядька, умеющий и любящий поговорить. Что для адвоката, конечно же плюс. Благодаря ему в деле появились фактические материалы, подтверждающие то, что наши потерпевшие действительно бандиты. Он или уговорил, или заставил следователей потрудиться, взять показания у всех сотрудников, о том, что себе они позволяли у меня в офисе. Найти нотариуса, которая заверяла доверенность на передачу автомобиля рэкетирам, хотя прошло с того момента больше полугода. Он проверял каждый протокол и следил, чтобы везде было упоминание об угрозах и моем в связи с ними состоянии. Он выработал линию поведения моей жене, посоветовал сказать на следствии то, что она и говорила. И проконтролировал, чтобы её показания были точно зафиксированы.

Это все стоило ему времени, а моей жене и друзьям средств, которые у меня поначалу еще оставались. Следствие не горело желанием вести ту же линию, что и я. Как он и с кем из них договаривался, мне не известно. Но, в конце концов, считаю, что деньги ему, заплаченные, он отработал.

Еще мне запомнилось, что помимо участия в следственных действиях, Александр Григорьевич приходил ко мне в СИЗО для того, чтобы между мной и женой не терялась связь. Передавал мне записки и дополнительные передачи. В которые иногда даже входила водка «Смирнофф». Хоть я не особенно пьющий, тем не менее, в том месте это было совсем не лишним.

Иногда даже было весело. Так как я шел по расстрельной статье, по СИЗО первое время я передвигался не так как большинство содержащихся там людей, а в одиночку, в сопровождении двух контролеров. Один из них при выходе из камеры надевал на меня наручники и шел впереди меня, а второй сзади. С собакой. Как я потом шутил, я сам себя боялся. Такой с виду был опасный.

Таким образом меня доводили до следственных кабинетов, тоже специально сделанных для особо опасных, с клеткой внутри. Заводили в эту клетку, закрывали на висячий замок и только тогда отстегивали наручники.

Иногда поговорить и что-нибудь написать приходили следователи, не особенно часто. В деле было в основном все понятно. Иногда приходил адвокат с письмом и передачей от жены. Я прямо там на месте выпивал то, что он приносил, заедал апельсиновой кожурой. Для того, чтобы не было запаха алкоголя. Читал записку, забирал передачу, после чего меня уводили обратно в камеру. Процесс повторялся в реверсном режиме. Наручники, открывался висячий замок. И так как сумку я свою с передачей нести не мог никак (наручники за спиной мешали), картина была такая: впереди идет контролер с собакой, потом я, модный парень в костюме от Воронина, а уже замыкает процессию второй контролер, несущий сумку с моей передачей. Прошу заметить при этом, что передача такая была совсем не положена, не говоря уже про водку. А адвокат мой решал с ними этот вопрос, да еще и договаривался о том, что контролер поработает носильщиком.

Такое получалось далеко не у всех адвокатов.

Сейчас во многом стало проще. Переписываться теперь не очень надо. В каждой камере есть кто-то с мобильным телефоном. Они запрещены, но имеются. Это дополнительный доход для контролеров. Принести мобилку стоит денег. Не изымать при обыске тоже. Да и в Киевском СИЗО администрация не видит в них ничего особенно плохого. Благодаря тому, что проблемы следственных органов Департамент Исполнения наказаний не интересуют, сейчас это разные организации. А в случае, если какой-то сиделец с мобилкой создает сложности для СИЗО, в любой момент можно её изъять. И уж тогда, конечно, телефона этот человек уже не увидит.

Аналогично и с алкоголем. И, по слухам, даже с наркотиками. Хотя, конечно, насчет последнего, думаю, простота преувеличивается. Все-таки, за них могут того прапорщика-контролера не только выгнать с работы, но и посадить. Мало кто станет рисковать, даже за деньги.

Однако, я немного отвлекся от темы.

Второй адвокат у меня появился тогда, когда на первого закончились деньги. Александр Григорьевич при всех своих плюсах имел очень большой минус. Который, впрочем, был тесно взаимосвязан с плюсами. Уж очень он был дорогой. Когда у жены наличные средства иссякли, он предложил такой вариант. Упомянутую BMW в качестве расчета за мою защиту аж до момента освобождения. Когда бы оно ни произошло.