Текст книги "Обжигающий ветер любви (сборник)"

Глава 19

Даша исчезла внезапно. Без каких-либо объяснений. Просто перестала звонить…

Сибирцев без конца набирал номер ее рабочего телефона, но никто не брал трубку. Тогда он решил позвонить ей домой, чего раньше никогда не делал. К телефону подошел муж…

Больше всего тяготила неопределенность. Где она, что с ней, почему молчит? Эти вопросы не давали Артуру покоя.

Промучившись несколько дней, он, как бы невзначай, заглянул к Оле.

– Ты давно Дашу не видела?

– А что? – поинтересовалась та.

– Ничего… Просто спрашиваю… Давно?

– Вчера была у нее в гостях.

– Как она?

– Что значит, как?

– Ну, все у нее в порядке? Ничего не случилось?

– Ничего… Чувствует себя превосходно, выглядит и того лучше.

– А настроение?

– Замечательное.

Артур поднялся к себе, оделся и пошел домой. По дороге непрестанно думал о Даше.

«Неужели она не понимает, что творит? Как будто всякий раз возвращается только затем, чтобы добить…»

Дома, не снимая ботинок, Сибирцев прошел в комнату и сел на диван. Его знобило…

– Я болен… болен… – чуть слышно шептал он, кутаясь в поднятый воротник черного пальто.

Отчаяние и тоска давили все ощутимей. И уже не было сил сопротивляться. Сибирцев поднялся и, тяжело ступая, направился в спальню.

В углу стоял узкий металлический ящик. Достав ключ, он открыл замок и вынул оттуда разобранное ружье. Тускло блеснули вороненые стволы, звякнуло железо о железо.

Привычными движениями Артур собрал оружие, пощелкал тугим курком. Потом взял с полки тяжелую пачку патронов в заводской упаковке.

«Давно на охоте не был… – подумал он. – Съездить, что ли, к Михалычу?»

В деревню Артур попал под вечер, когда на холодном черном небе уже обозначились россыпи звезд. Деревянные избы, по самые окна занесенные снегом, приветливо мигали желтыми огнями. В чистом морозном воздухе отчетливо ощущался терпкий привкус печного дыма.

Сибирцев отворил знакомую калитку и вошел во двор. Громыхнув цепью, яростно залаяла собака. В оконном проеме мелькнул силуэт хозяина.

Михалыч и Анна Тимофеевна встретили гостя радушно. Сразу с порога усадили за стол.

Во время чаепития пошли обычные расспросы: что, да как?.. Артур отвечал неохотно.

– А чего у вас тут милиции столько? – поинтересовался он.

– Ой, что ты! – всплеснула руками Анна Тимофеевна. – Вчера ведь несчастье случилось. Два охотника повздорили, а потом один другого и застрелил из ружья.

– Путик не поделили, – пояснил Михалыч. – Говорил я Сергею, не лезь куда не следует. Нет, не послушал… Давно они с Васей зуб друг на друга имели. Тот его все время предупреждал: мое это место, не ставь здесь свои капканы… А Сергей с гонором. «Где хочу, там и ставлю!» Ну, а недавно попался на том, что Васины ловушки проверял. Вечером Вася пришел к нему разбираться… Закончилось все стрельбой.

– Совсем люди озверели, – вздохнула Анна Тимофеевна. – В прежние времена такого не было.

– Не скажи… И раньше такое случалось. Только делали это по-тихому, в тайге. Ушел человек – и с концами… У нас ведь тут особо никогда не озоровали. Сети стоят, петли или капканы – никто на чужое не позарится. Потому что знают: раз попался, а на второй – под корягу пропишут…

– Как это?

– А так… Подстерегут где-нибудь на болоте, хлопнут… Потом выберут небольшую сосну, подрубят с одной стороны корни, и, зацепив за вершину, натянут веревку. Обрубленные корешки вместе с дерном приподнимутся… Если бросить туда тело, а затем отвязать веревку, сосна встанет на место, и даже намека не останется, что под деревом что-то есть…

– Сурово.

– «Судья – тайга, а прокурор – медведь. Деревня по таким жила законам»… – процитировал Михалыч. – Ладно, давай спать. Завтра ранний подъем.

Снегоход «Буран», отчаянно завывая мотором, оранжевым пятнышком мелькал среди сугробов. Встречный ветер студил лицо. Пригибаясь, Артур прятался за широкую спину Михалыча.

Они ехали проверять капканы. Десятка два настороженных ловушек, хищно раскрыв железные пасти, томились под снегом в ожидании добычи.

Неожиданно Михалыч сбросил газ и притормозил. Непорочную белую целину пересекала цепочка звериных следов.

Спешившись, опытный промысловик склонился над ними, потыкал указательным пальцем снег.

– Свежьё… Недавно, видать, прошел…

– Кто? – спросил Артур, не поднимаясь с сиденья.

– Волк… Ты подожди, я гляну, куда он направился.

Поскрипывая снежком, Михалыч исчез в ельнике. Уже чувствовалась весна. Месяц назад без лыж в тайге нельзя было сделать и шага. Сейчас спрессованный дневными оттепелями и ночными заморозками снег легко держал человека.

Солнце всходило над лесом – красный шар в голубом атласном небе… На изумрудных ветвях елей и сосен лежали розовые в золотую крапинку льдинки. Издалека они походили на новогодние игрушки.

Вернулся Михалыч. Радостно улыбаясь, скомандовал:

– Поехали!

Взревев, «Буран» рванул с места и стремительно понесся вперед. Следом за ним заклубилась поземка.

Сокращая путь, решили прорываться сквозь молодой березняк.

– Береги глаза! – крикнул Михалыч, сворачивая в заросли.

Артур чуть замешкался – и тут же получил по лицу гибким березовым прутом. На щеке моментально вздулся багровый рубец. Подняв воротник, Сибирцев пригнулся к коленям.

Михалыч правил стоя… Снегоход, как норовистый конь, строптиво взбрыкивал, но твердая рука охотника уверенно направляла его.

Вырвавшись из мелколесья, они оказались на берегу лесной реки. Съехали на лед и покатили по замерзшему извилистому руслу.

Впереди показалось что-то странное. Снег был взрыт, словно плугом.

Михалыч заглушил «Буран» и, обернувшись, сказал:

– А ты везучий…

– Что? – не понял Артур.

– Потас!..

Сибирцев кивнул. Он знал, что означает это слово. Когда ставят капкан на волка, его никогда не крепят намертво. Но обязательно стальным тросом привязывают к нему какой-нибудь тяжелый предмет. Чаще всего это сосновая или березовая чурка. Угодив в капкан, зверь тянет за собой груз, пока не выбьется из сил. Потас – след на снегу…

– Иди по следу, – Михалыч передернул затвор карабина. – А я поеду по реке наперехват. Здесь она делает петлю.

Газанув, он помахал рукой и умчался.

Артур снял с плеча ружье. Проверил, те ли патроны в стволах. Потом взял оружие наперевес и решительно вскарабкался на высокий берег.

След вел в сторону от реки. Сибирцев шагал рядом и почти не проваливался. Нога по щиколотку утопала в свежевыпавшем белом снегу, а под ним чувствовался твердый, как пол, весенний наст.

Он все шел и шел. А след все тянулся и тянулся. Казалось, этому не будет конца. Но вот впереди мелькнуло что-то дымчато-серое… Волк!

Артур перехватил поудобнее двустволку и осторожно стал приближаться.

Красивый и сильный зверь стоял, не двигаясь. Он уже видел человека, но по-прежнему оставался на месте.

«Почему он не убегает?» – подумал Артур.

Сибирцев подошел совсем близко. Метров пятнадцать разделяло их, не больше.

Теперь ему все стало ясно…

Переднюю лапу зверя цепко сжимали железные дуги капкана, а тяжелый березовый чурбачок, привязанный в качестве груза, застрял в развилке дерева. Куда тут убежишь?

Взгляды их встретились. Не дрогнув, волк пристально смотрел в лицо смерти.

Артур медленно поднял ружье. Прижавшись щекой к холодному гладкому прикладу, поймал на мушку голову зверя. Палец осторожно лег на спуск.

Вдруг… Волк рванулся из последних сил и, поняв, что не уйти, с отчаянием вцепился зубами в свою, схваченную капканом лапу. Остервенело сжал челюсти – раз, другой… Послышался хруст…

Оскалив окровавленную пасть, зверь победно взглянул на человека… В следующее мгновение он уже уносился прочь, припадая на искалеченную лапу.

Сибирцев так и не выстрелил… Потрясенный случившимся, он медленно приходил в себя.

«А ведь я тоже попал в капкан… И у меня тоже нет выбора. Остается либо погибнуть, либо вырвать ее из сердца и бежать, бежать без оглядки!»

Артур зачерпнул пригоршню снега и растер его по лицу. Холодные струйки потекли за ворот.

«Я устал… У меня больше нет сил… Пытка затянулась… Иногда начинает казаться, что она сознательно причиняет мне боль. Может быть, это ей доставляет удовольствие? Но я не мазохист… Пусть поищет для этих игр кого-нибудь другого. А с меня хватит… Я ухожу».

– Э-э-э-эй! – раздался неподалеку зычный голос Михалыча. – Ар-ту-у-ур!

– Я здесь! – крикнул Сибирцев.

Пощелкивая сломанными веточками, Михалыч продирался сквозь чащу. Увидел Артура, подошел к нему.

– Упустил? Я с горы видел… Чего же не стрелял?

Сибирцев ладонью стер снег со стволов, закинул ружье за плечо. Потом, глядя куда-то вдаль, тихо произнес:

– Поехали домой.

– Ладно, не расстраивайся… В другой раз изловим.

– Другой раз неизвестно когда теперь будет.

– Что так?

– Уезжаю я, Михалыч… В Москву.

Эпилог

День обещал быть жарким. Июльское солнце быстро разогнало утреннюю прохладу, и над городом повисло зыбкое горячее марево.

В распахнутое окно влетела пестрая бабочка. Беспечно порхая, она устремилась вглубь комнаты, но с полпути повернула назад. Не найдя выхода, отчаянно забилась о стекло.

Артур осторожно накрыл ее ладонями и выпустил на волю.

В кабинет заглянула молоденькая секретарша.

– Артур Викторович! Вас какая-то женщина спрашивает.

– Что за женщина?

– Не знаю… Говорит, ваша знакомая.

Сибирцев взглянул на часы… Предстояла важная встреча, и не хотелось терять времени по пустякам.

– Ладно, – махнул он рукой. – Пригласи.

Артур сел за стол, сложил в стопку разбросанные бумаги, убрал их в выдвинутый ящик. Посмотрелся в зеркало… Поправляя сбившийся галстук, краем глаза увидел входившую женщину. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в ее безупречной осанке.

– Здравствуй, – негромко сказала она.

– Даша?! – изумленно воскликнул Артур. – Неужели?..

Он поднялся и двинулся ей навстречу. Сердце зашлось от волнения.

«Сколько же мы не виделись? Десять?.. Нет… Одиннадцать лет!»

– Как ты нашла меня?

– Нашла… – Даша улыбнулась, и на щеках ее заиграл легкий румянец.

Конечно, она изменилась… Волосы потемнели, формы округлились, возле глаз затаились тонкие лучики морщинок. Но Сибирцев не замечал этого. Он снова видел перед собой прежнюю Дашу. Ту, что когда-то шептала ему: «Я люблю тебя, миленький».

– Разрешите? – приоткрыла дверь секретарша. – Факс из газетного комплекса…

– Спасибо, Света. Оставь на столе… Потом посмотрю.

Девушка прошла мимо, бросив на Дашу быстрый оценивающий взгляд.

– Ну, что мы стоим? – сказал он, когда секретарша ушла. – Садись… Надолго в Москву?

– Проездом… Отправились с семьей на юг отдыхать. Захотелось повидаться. Когда еще такой случай представится?

– Сколько времени у тебя есть?

– Почти нисколько… Через три часа поезд.

– Жаль.

Они замолчали. За раскрытым окном шуршали пыльной листвой тополя.

– Извините, – в кабинет снова вошла секретарша. – Артур Викторович, я забыла утром цветы полить… Такая жара. Засохнут…

Даша вопросительно посмотрела на Сибирцева. Тот с недоумением пожал плечами.

Девушка, как ни в чем не бывало, принялась поливать цветы.

Артур встал, одернул пиджак.

– Может, прогуляемся? – предложил он Даше.

– С удовольствием…

Они направились к выходу.

– Артур Викторович! – донеслось им вслед. – К тринадцати часам должны приехать французские журналисты. Вы не забыли?

В подъезде было прохладно. Каждый шаг отдавался гулким вибрирующим эхом.

– Красивая девочка, – заметила Даша. – Только слишком уж назойливая… Ревнует, что ли?

Сибирцев сделал вид, что не расслышал.

Сразу за домом начинался сквер. Разомлевшие от духоты люди, прячась в тени деревьев, отдыхали на ребристых скамейках. Возле желтого бочонка на колесах с надписью «Квас» толпилась очередь. Разноцветные клумбы благоухали по-особенному ароматно.

«Быть грозе», – подумал Артур, глядя на закрывающие солнце тучи.

Они шли рядом. Почти как тогда, весной…

– Какие новости у тебя? – бодро спросил Сибирцев. – Что изменилось в жизни?

– Многое… Поменяли квартиру. Живем теперь рядом с родителями… Папа и мама уже на пенсии, но помогают нам, чем могут. Мебель обновили, купили машину. Я на права сдала, сейчас сама езжу на дачу.

– Ты? – удивился Артур. – Не могу представить тебя за рулем.

– Ничего особенного… Скоро уже Сережа водить начнет.

– Сережа? Это кто такой?

– Сын.

– Чей?

– Мой сын… Он родился после твоего отъезда.

– Послушай! – Сибирцев взволнованно схватил ее за руку. – Так значит…

– Нет. Это не твой ребенок… Я родила от мужа.

– Ничего не понимаю… А кто говорил, что он не сможет иметь детей?

– Медицина не стоит на месте.

– Ясно… Что ж, поздравляю.

– Спасибо. Кстати, ты знаешь, удивительное совпадение… У вас с Сережей одинаковый гороскоп. Просто один к одному!

Артур вздохнул. Он был разочарован. Хотя, казалось бы, чего собственно…

– А как ты живешь? – поинтересовалась Даша. – Обустроился уже? Расскажи…

«О чем тебе рассказать? – подумал Артур. – Как оторвался и полетел неведомо куда, словно осенний лист? Как кочевал с семьей по чужим московским квартирам? Как просыпался по ночам, холодея от мыслей о долгах?..»

– Живем потихоньку… Жена работает, Аленка университет закончила. Я тоже вроде как при деле…

Он вдруг поймал себя на том, что не может говорить с ней как раньше. Не открывается душа…

«Кто мы теперь? Друзья? Бывшие любовники? Просто знакомые?.. И это все, что осталось?»

Эйфория первых минут прошла. Наступило похмелье… Артур прислушался к себе, пытаясь уловить хотя бы отголосок прежнего чувства. Но не ощутил ни трепета, ни восторга – только боль, как от растревоженной раны.

После того, как они расстались, он словно ослеп, оглох, потерял способность самостоятельно передвигаться. Первые несколько лет, балансируя на грани безумия, каждый день разговаривал с ней. Это было ужасно. Но сейчас… Он научился дышать без нее… И не мог ей простить этого.

– Помнишь, – сказала она, – ты хотел написать роман о любви?

– Помню… И я его написал.

– Где же он?

– В издательстве.

– И что, напечатают?

– Надо полагать…

– Обещай, если получится – первый экземпляр мне… С автографом…

– Обещаю.

В сером небе тускло вспыхнула молния. Раскатисто заворчал отдаленный гром. Встречный ветер подхватил с обочины дорожную пыль. Он показался Артуру даже не теплым… Горячим!

Вспомнились слова институтского профессора: «Писатель должен быть обдут такими ветрами, чтобы сошло несколько слоев кожи…»

– Как, по-твоему, есть она на свете, любовь? – спросил Сибирцев.

– Есть, – тихо, но твердо ответила Даша.

«Тогда почему мы не вместе?!» – едва не выкрикнул он.

Снова ударил гром. Теперь уже отчетливей и ближе. Над головами прохожих запестрели зонты.

– Мне пора… – сказала Даша. – Мои, наверное, уже волнуются… Скоро поезд.

– Да, конечно…

– Ты еще не забыл мой номер? Позвони.

– Хорошо.

– Ну, все? Пока?

– Счастливо…

Они остановились на перекрестке. В последний раз взглянули друг другу в глаза и, не оборачиваясь, зашагали в разные стороны.

На пороге греха

С треском вылетела входная дверь…

От испуга Катя подпрыгнула на табурете. «Что случилось?» – тревожно подумала она и, опрокидывая стулья, метнулась в прихожую.

Распахнутая дверь, покосившись, висела на нижней петле, на полу валялись мелкие белые щепки, какие-то железки от сломанного замка.

Прислонившись плечом к косяку, на пороге стоял муж. В первую секунду Катя даже не узнала его – так изменилось лицо… Он был пьян.

– Ну что, сука! Молись… Я все знаю… – хриплым чужим голосом произнес супруг, поднимая обрез винтовки и направляя ствол ей в живот.

«Как нелепо, – мелькнула мысль. – Хорошо, что Олежки нет дома…»

Глава 1

В детстве Катя любила праздники, особенно – свои дни рождения. Ей нравилось встречать гостей, принимать поздравления, получать подарки…

С годами это перестало ее радовать. А с недавних пор и вовсе стало наводить грусть.

«Как быстро летит время, – думала Катя, разглядывая себя в зеркало. – Вот мне и тридцать… С ума сойти… Вчера было только двадцать девять, а сегодня, можно сказать, четвертый десяток пошел».

Она повернулась, чуть приподнявшись на носках, и отбросила назад длинные черные волосы. Под прозрачной ночной рубашкой обозначились высокая грудь, тугие гладкие бедра.

«А ведь я еще ничего, правда? – лукаво улыбнулась она своему отражению. – Мила, стройна, румяна… Свет мой зеркальце, скажи!»

Катя была симпатичной женщиной и всегда помнила об этом. Выразительные взгляды мужчин говорили красноречивее привычных комплиментов.

Из радиоприемника, стоящего на столе, доносилась знакомая легкая мелодия. Внезапно музыка прервалась, послышались короткие высокие звуки. Передавали сигналы точного времени. Спохватившись, она взглянула на часы и принялась быстро одеваться.

Катя спешила в университет. Опаздывать ей было не к лицу. Вторую неделю она, аспирантка филологического факультета, читала заочникам лекции по зарубежной литературе.

Случилось так, что в канун летней сессии один из преподавателей неожиданно заболел, другой уехал в длительную командировку… Декан факультета, узнав, что Катя однажды уже принимала у студентов зачеты, лично попросил ее помочь, пообещав учесть это при защите кандидатской.

Завтракать было некогда. «Ладно, в буфете что-нибудь перехвачу», – на бегу подумала она.

Нежный утренний свет разливался над Петербургом. На смену призрачной белой ночи спешил солнечный летний день.

Троллейбус «десятка» медленно двигался по Невскому проспекту. Катя сидела у окна и равнодушно поглядывала по сторонам… Проплыл мимо величественный Казанский собор, весь в зарослях цветущей сирени… Мелькнул яркими мозаичными куполами Спас на Крови… Остался позади Зимний дворец… Золотым огнем вспыхнул острый шпиль Петропавловской крепости.

Свернув на набережную Невы, троллейбус проехал еще немного и остановился. Катя бодро выпорхнула на улицу, ощутив зябкую утреннюю прохладу, идущую от реки.

У входа в университет она увидела знакомых преподавателей с кафедры русского языка – Максима Скороходова и Геннадия Головина.

– Привет, Катя! – улыбнулся Скороходов, когда она поравнялась с ними, – Ты выглядишь, как королева… Что за праздник?

– Ничего особенного… Просто у меня сегодня день рождения.

– Поздравляем! – воскликнули оба и по очереди галантно припали к ее руке. – Когда шампанское пить будем?

– Насчет шампанского не знаю, а чай с тортом – обязательно. Приходите к нам на кафедру.

– Придем… Ты чего вчера на премьере не была?

– Не получилось, к сожалению… А вам понравилось?

– В общем, да… Только я больше с такими театралами, как Головин, дел не имею.

– Почему?

– И не спрашивай! – смеясь, отмахнулся Скороходов. – Ты представляешь, что он учудил?

– Подожди, – перебил его Геннадий. – Дай я расскажу!.. Короче, приехали мы на час раньше. Стоим у метро «Горьковская», думаем, как время убить… С нами еще Юра был, с исторического, ты его знаешь – ушастый такой, в очках. Он и говорит: «Давайте пока хоть по сто граммов выпьем».

Скинулись, купили в ларьке бутылку портвейна. Сначала долго мучились, открыть не могли: и о край прилавка пытались, и о скамейку, и о дерево, и об ограждение… Ничего не выходит! Потом Юра ключом все-таки сдернул пластмассовую пробку. Опять проблема – где пить и из чего? Везде народ, неудобно… Отошли за ларьки, отпили по глотку из горлышка… И вдруг они исчезли. Оба!.. Я стою с этой несчастной бутылкой в руках, один, как алкоголик. Люди идут мимо, смотрят… «Что делать?» – думаю. Выбрасывать вроде жалко, деньги уплачены. Да и выпито всего ничего… Вижу, мимо бомжиха какая-то идет: пьяная, грязная… Я ей этот портвейн подаю. «Возьмите» – говорю. Она глазами хлопает, ничего понять не может. Думает, что шучу… Бутылка-то почти полная… Потом цап ее – и бежать! Чтобы не передумал… И тут появляются Юра с Максимом. У одного в руках пластмассовые стаканчики, у другого – пироги. «Ну, где твой портвейн, – говорят, – доставай…»

Катя рассмеялась, представив, какие лица были у них в ту минуту.

Ровно в десять она открыла дверь четыреста восьмой аудитории. Приветствуя ее, студенты дружно поднялись с мест.

– Здравствуйте, – сказала Катя. – Садитесь.

Легкий шум прокатился по рядам, потом снова стало тихо.

– Запишите тему сегодняшней лекции… Романтизм – как литературное направление.

Она окинула взглядом аудиторию. Пятьдесят молодых людей склонились над тетрадями. Среди них были и ее ровесники. Но Катя уже не испытывала неловкости и смущения, как вначале.

– Романтизм зародился в последнее десятилетие восемнадцатого века. Почву для него подготовил сентиментализм. Романтизм характеризуют: интерес к природе, противопоставление цивилизации, культ чувства, человеческой личности, обращение к национальным традициям и фольклору.

– Помедленнее, пожалуйста… Не успеваю, – подал голос с галерки рыжий студент по фамилии Ложкин.

– Хорошо, – ответила Катя. – Но лекция – это не диктант. Сокращайте слова, пользуйтесь символами.

– Да он еще читает с трудом, – заметил розовощекий крепыш Попов.

– Кури бамбук! – отреагировал Ложкин.

– По рядам пронесся легкий смешок.

– Итак, – сказала Катя, – продолжим… Романтизм – это широкое идейное движение, возникшее в непосредственной связи с Французской революцией и ее результатом. В основу романтизма был положен принцип, провозглашающий свободу творчества, отход от строгих правил…

Рассказывая, она прохаживалась перед черной грифельной доской, на которой мелом было написано сегодняшнее число. Ниже кто-то нарисовал потешную рожицу и приписал: «Гарик лох».

«Дети… Большие дети», – усмехнулась про себя Катя.

– А сейчас поговорим о романтизме в Германии… На рубеже восемнадцатого-девятнадцатого веков Германия оставалась одной из отсталых европейских стран: раздробленной, слабой… Немецкий романтизм прошел три этапа. Первый, самый ранний – с тысяча семьсот девяносто пятого года по тысяча восемьсот пятый год… Второй период совпадает с национально-освободительной борьбой с Наполеоном и приходится на годы от восемьсот шестого до восемьсот пятнадцатого. Третий…

Катя говорила, а подсознание безучастно фиксировало то, что попадалось на глаза. Вот Бармин, подперев голову руками, мужественно борется со сном. Амочкина с Воронцовой листают журнал мод. Петров то и дело с благоговением поглядывает на Малышеву…

– Крупнейшим немецким романтиком считается Эрнст Гофман. К сожалению, большой известности у современников он не снискал. Основная тема его творчества – разрыв между жизнью и мечтой. Все произведения построены в двух планах – реальная жизнь и фантастика. Персонажей его тоже условно можно разделить на два типа. К первым относятся мечтатели, музыканты, поэты, художники. Ко вторым – мещане…

Из коридора донеслось настойчивое дребезжание звонка. Окончился первый час занятий.

– Ладно, – сказала она. – Перерыв.