Текст книги "Обжигающий ветер любви (сборник)"

Глава 11

На этот раз Дмитрий пригласил ее к себе домой. Обычная однокомнатная квартира с маленькой кухней показалась Кате райским уголком. Весь мир, со своими проблемами и невзгодами, остался там, за крепкой железной дверью, а здесь были только они, вдвоем, переполненные нежностью и сгорающие от желаний… И все было так же, как тогда, в мастерской, а может быть, еще лучше. Радость, только радость… Ничего иного не существовало для них.

– Ты как океан, – прошептал Дмитрий, сжимая ее в объятиях. – Такая же бескрайняя… Сколько ни целую тебя, сколько ни ласкаю, а все не вижу, что ты устала.

– Разве от этого можно устать?

– Ну, у разных людей по-разному… Кому и два поцелуя в неделю много.

Он потянулся и, достав со стола телевизионный пульт, щелкнул переключателем. На экране замелькали вооруженные люди в пятнистой униформе, послышался возбужденный голос диктора, сообщавший об очередном теракте. Дмитрий переключился на другой канал. Там спортивный комментатор хладнокровно рассказывал о столкновении болельщиков двух футбольных клубов, в результате которого серьезно пострадало более десятка человек. Он снова нажал кнопку… В программе новостей передавали репортаж о заказном убийстве, совершенном средь бела дня на одной из самых оживленных улиц города. На асфальте в неестественных позах застыли тела двух мужчин, рядом – изрешеченный пулями автомобиль.

– Весь мир сошел с ума, – сказала Катя. – В какое жестокое время мы живем!

– Не согласен.

– Насчет чего?

– Насчет времени… В какое бы время люди ни жили, оно всегда не очень-то милосердно. Вот хотя бы наш век… Революция. Первая мировая война. Еще одна революция. Гражданская война. Коллективизация. Вторая мировая война… Короткая передышка – и опять… Локальные боевые действия с участием наших советников и ограниченных контингентов в Азии, Африке. Затем распад страны, каскад внутренних конфликтов. И опять – кровь, кровь… И это только то, что касается России. А возьми мир в целом – и ты увидишь, что он похож на кипящий котел. Дня не проходит, чтобы в какой-нибудь точке не убивали. И всегда было так… Разве в средние века или во времена Древнего Рима меньше было жестокости?

– Странно, что до сих пор люди не истребили друг друга.

– Ничего странного. Просто количество добрых людей во все времена столь же неизменно, как и количество злых и жестоких. Как, впрочем, соотношение умных и дураков, уродов и красавцев. Каким-то непостижимым образом природа поддерживает равновесие… Общеизвестен такой факт. Когда нацисты в Германии пришли к власти, они решили избавить немецкий народ от умственно неполноценных. Этих людей постигла печальная участь… Казалось бы, арийская нация должна была стать эталоном? Но ничуть не бывало. Какое-то время спустя количество олигофренов и сумасшедших вернулось к исходной точке.

Дмитрий помолчал, потом добавил:

– А знаешь, мне все же известен секрет достижения мировой гармонии.

– Вот как? И в чем же он?

– Он прост, как все гениальное. Надо, чтобы у каждого мужчины была такая женщина, как ты…

Катя рассмеялась.

– И все?

– Чего же еще?.. Знаешь, почему люди становятся раздражительными и агрессивными? Потому что либо не имеют возможности реализовать свой сексуальный потенциал, либо не могут наяву воплотить свои эротические грезы – спят не с теми, с кем хотелось бы… Представляешь, как изменился бы мир, если бы вдруг удалось решить эту проблему? Вокруг только счастливые лица, все друг другу улыбаются, никто ни на кого не орет – какая красота!

Он вздохнул и, приподнявшись на локте, заглянул Кате в глаза.

– Ты согласна?

– Не знаю, – она пожала плечами. – Я вот о чем думаю… Как люди находят друг друга? Ведь все такие разные, и каждому нужно что-то свое. И то, что хорошо одному, совсем не подойдет другому… С симпатичными мальчиками и девочками более или менее ясно. Со среднестатистическими мужчинами и женщинами – тоже… Но как находят свое счастье люди с физическими недостатками, разные по возрасту, те, кого природа красотой обделила?

– Но ведь находят же!

– Вот именно. Не устаю удивляться… Раньше как-то не придавала этому значения, а сейчас словно заново открываю для себя: оказывается, жизнь гораздо сложнее, чем наши представления о ней.

– Я давно заметил, – улыбнулся Дмитрий. – Если кто-то не нравится тебе, то это не значит, что он будет безразличен другому. И – наоборот…

– А разница в возрасте?.. Ты представляешь, когда я выходила замуж, вместе с нами в загсе регистрировалась еще одна пара. Невесте было восемнадцать, а жениху – тридцать два. Я тогда, помню, еще подумала: чего она, совсем что ли? За старика-то!.. А сейчас разница в двадцать, двадцать пять лет меня совершенно не шокирует.

– Просто ты стала мудрее.

– Или, скажем, внешность… У нас в доме, в соседнем подъезде, живет девочка. Институт уже скоро заканчивает… И все одна да одна. Не было никогда кавалеров, никто не ухаживал. Я ее все жалела: вот, думала, не повезло человеку. У других, если лицо не очень, так зато фигура… А у нее – ни того, ни другого. Сама худющая, ножки тоненькие, буквой «х», волосы реденькие, тусклые, безжизненные, лицо невыразительное, кожа бледная, с желтоватым оттенком… И вот недавно встречаю ее с каким-то мальчиком: идут мне навстречу, за руки держатся. Я так обрадовалась!

– Хорошо, когда люди умеют радоваться чужому счастью. Плохо, когда начинают завидовать… Вообще, зависть страшная штука. И прежде всего – для завистника. Есть в этом что-то фатальное. Как только начал человек завидовать – все, пропал… В любви, искусстве, бизнесе – неважно. Никогда уже выше достигнутого уровня ему не подняться… У меня был один знакомый художник. Неплохой, в общем, человек, и талантом не обойденный. Но пробудилась в нем зависть – стало казаться, будто другим задаром все достается, а ему, страдальцу, через трудности великие. Ни днем, ни ночью не давала покоя эта мысль. Обиду на более удачливых затаил, замкнулся, перестал с друзьями общаться. А если иногда и удавалось перекинуться с ним словцом, то ничего, кроме хулы на коллег, услышать было невозможно. «Слыхал, этот выставку организовал?.. Дерьмо!» – «Видел новую работу такого-то?.. Шизуха!» – «Знаешь, того-то на премию выдвинули?.. Бездарность!». В свое время он подавал большие надежды. Но им так и не суждено было осуществиться… Сейчас он красит заборы, потихоньку спивается, а об искусстве даже и не мечтает. Недавно встретил его на Московском вокзале в компании алкашей. Он меня даже не узнал.

– Поучительная история, – заметила Катя.

– Таких историй предостаточно. И совсем не обязательно из творческой среды… Какой-нибудь Ванька начал завидовать Мишке, что у того «мерседес», а у него «москвич»… Все, выше «москвича» ему не подняться…. Или, допустим, Петька позавидовал Леньке, что тот слишком много зарабатывает… Так до старости лет этот Петька без денег и проживет.

– Ты так уверенно говоришь…

– Уверенно, потому что проверено. Одного только не пойму. То ли человек начинает завидовать, и тем самым возводит себе барьер, то ли наоборот – человек понимает, что все, дальше пути нет, и поэтому начинает завидовать… Где здесь причина, где следствие – не разобрать. Но то, что эти вещи взаимосвязаны – очевидно.

Катя смотрела на Дмитрия и чуть заметно улыбалась.

«Синеглазенький мой», – с нежностью подумала она и осторожно провела рукой по его лицу. Чуть повернув голову, Дмитрий поцеловал Катину ладонь. Потом коснулся губами запястья, плеча; затем она почувствовала его губы на шее и, замирая от блаженства, закрыла глаза… Сплетаясь в объятиях, они соединились в один трепещущий, пульсирующий организм, потеряв ощущение собственных тел, стремясь раствориться друг в друге, слиться не только плотью, но и душой. Была в этом единстве такая ослепительно-яркая неземная радость, что все остальное разом погасло, потускнело, перестало существовать. И на самом пике этого острого, безумного счастья обозначился вдруг какой-то незримый предел, вырваться за который можно было, только расставшись с грузом телесной оболочки.

Потом они медленно приходили в себя – так, словно возвращались издалека, с трудом узнавая окружающие предметы, привыкая к дневному свету, посторонним звукам. Катя все еще крепко держала Дмитрия в объятиях, словно боялась, что стоит разжать руки – и он исчезнет.

– Мне хорошо с тобой, – чуть слышно произнесла она.

– И мне… – как эхо ответил он, покрывая ее лицо легкими нежными поцелуями.

– Ты приснился мне до знакомства.

– Правда?

– Я не видела твоего лица… Но твои волосы, твои руки, тепло твоего тела… Я и сейчас помню этот сон. Когда проснулась, было так легко на душе… А через неделю мы встретились.

Они говорили и в то же время продолжали гладить и ласкать друг друга. Пошел уже пятый час, как они были вместе, но ни на минуту не прерывался этот поток взаимных ласк. Они были то страстными, возбуждающе-ненасытными, то, напротив, легкими, едва ощутимыми. И никакая сила не могла хоть ненадолго разъединить их.

– Как ты думаешь, – проговорила Катя, – счастье, оно есть?

– Думаю, есть… А ты? – в свою очередь поинтересовался Дмитрий.

– Не знаю… Хотелось бы верить… Но ведь еще Пушкин говорил: «На свете счастья нет. А есть покой и воля».

– Смотря что понимать под этим словом… Если иметь в виду какое-то продолжительное, абсолютное состояние счастья, то это уже диагноз… А если – как вспышки света во тьме, то почему нет?

– Может, ты и прав… Но все-таки жаль, что счастья не бывает много.

– Видимо, так нужно.

– Нужно? Кому?

– В первую очередь – самому человеку. Чтобы не забывал, для чего пришел в этот мир.

– А ты знаешь, для чего?

– Знаю… Чтобы написать сотни картин, из которых, может быть, с десяток переживут меня и которые малой каплей вольются в огромную реку под названием Искусство; чтобы люди черпали из нее по мере своих сил и не дали бы душам своим засохнуть.

– Ну, с тобой ясно… А я?

– У тебя может быть много самых разных предназначений. Но одно из них мне известно абсолютно точно. Оно в том, чтобы быть для меня теми самыми вспышками света во тьме, отблески которых ложились бы на мои картины.

– Красиво говоришь… Как настоящий художник.

– Просто я уже пытался найти для себя ответ на эти вопросы. И знаешь, к чему, в конце концов, пришел? Все лучшее, что есть в музыке, литературе, живописи, – все создано в период душевных страданий.

– По-твоему, чтобы чего-то достичь, надо непременно страдать?

– Что значит «надо непременно»? Как будто человек сам решает, страдать ему или нет… Жизнь так складывается.

– Хорошо, допустим, в искусстве твоя теория верна: страдания как плата за талант…Но простой человек? Что ему могут принести страдания, кроме боли и душевных мук?

– Многое… Если он не сломался, уперся, стиснув зубы, сумел преодолеть себя, значит, в его жизни непременно что-то изменится. Примеров сколько угодно. Допустим, один мой знакомый… Работал простым слесарем на заводе, жил не тужил. Время пришло – женился, дети народились. Вдруг – бац! – жена к другому сбежала. Трагедия… Он попил с неделю, а потом пошел в библиотеку, набрал книжек и стад готовиться в техникум… Поступил, отучился и сразу – в институт… Теперь на том же заводе трудится главным инженером. Женился, кстати, второй раз удачно – супруга красавица, из хорошей семьи, умница, души в нем не чает… Еще пример? Пожалуйста… Одноклассник мой, Пигин. С детства страдал из-за маленького роста. Чего только ни вытворял, чтобы хоть немного подрасти: и на турнике часами висел, и плаванием занимался, и на массажи всякие ходил – бесполезно. Как был метр с кепкой, так и остался. Казалось бы, судьбу не обманешь… Так нет! Он не сдался… Всерьез занялся общественной работой и понемножку, помаленьку пробил себе дорогу. Сейчас не последний человек в мэрии. Женщины с благосклонностью смотрят, мужчины уважают… А представь себе, если бы он опустил руки? Кем бы сейчас был? Вот так…

– И все-таки не очень убедительно. По-твоему, если бы он был нормального роста, ничего бы не добился?

– В том-то и дело! Скольких я знаю, у кого было все хорошо. И что? Где они?.. Да я просто убежден! Каждый, чего-то достигший в жизни, обязательно страдал. И не важно, кто этот человек…

– Жить в ожидании страданий – безрадостная перспектива.

– А ты живи в ожидании радости. Раз уж так заведено, что черные и белые полосы, чередуются, – смотри на белое. Вот, допустим, зебра… Так посмотришь – черные полосы на белом, иначе – белые на черном. Все зависит от взгляда…

– Так посмотришь – Димка Огренич. А так – Огренич Димка… – по-ребячьи передразнила его Катя и рассмеялась.

Дурачась, они стали биться подушками, потом Дмитрий обхватил Катю руками и повалил на кровать. Она ловко вывернулась и, оказавшись сверху, победно воскликнула:

– Ну, что, сдаешься?

– Сдаюсь! – сотрясаясь от смеха, выдохнул он.

– То-то же, теоретик… – миролюбиво заключила Катя.

Раскинув руки, Дмитрий лежал на спине. В темных спутавшихся волосах белело перышко от подушки. Она бережно сняла и медленно провела им по его щеке. Дмитрий улыбнулся… Склонившись над ним. Катя поцеловала его в губы.

Глава 12

– Простите, можно вас на минуту? – услышала Катя, проходя полутемным университетским коридором.

Она остановилась. Молодой человек с огромной сумкой в руках шагнул ей навстречу.

– Сегодня у нас праздник. Наша фирма отмечает свой маленький юбилей – пять лет на российском рынке. В связи с этим мы проводим рекламную распродажу по совершенно немыслимым ценам. Грандиозные скидки! Покупайте сегодня, завтра будет поздно… Вот этот симпатичный косметический наборчик вы сможете приобрести почти задаром – всего девяносто девять рублей, восемьдесят копеек. Для сведения: точно такой же набор в магазине стоит в три раза дороже.

Незнакомец говорил быстро, почти без остановок, легко жонглируя заранее обкатанными фразами. С лица его не сходила улыбка. Он весь так и светился от обаяния… Но Кате был почему-то неприятен этот фальшиво-жизнерадостный тон.

«Когда его брали на работу, – подумала она, – видимо, сказали: самое главное – побольше улыбаться. Вот он и старается… Наверное, даже спит с улыбкой».

– Ну, что, вы решили? Вам сколько коробок – одну, две?

– Спасибо, – тихо, но твердо ответила Катя. – Меня это не интересует.

– А зря! – донеслось ей вслед. – Будете потом жалеть!

Но Катя уже спускалась по лестнице… Толкнув тяжелую дверь, она вышла на улицу. Все вокруг было белым от снега. Мохнатые хлопья бесшумными мотыльками порхали в воздухе. За гранитной набережной чернела водой Нева. На той стороне реки, сквозь пелену снегопада, темнели деревья и дома, тускло светился золотой купол Исаакиевского собора.

Катя перешла через дорогу и, встав рядом с троллейбусной остановкой, взглянула на часы. Через пять минут за ней должна была заехать ее школьная подруга Люда Федоскина. Сейчас она, правда, носила другую фамилию, но для бывших одноклассников оставалась по-прежнему Федоскиной… Люба была одной из немногих подруг, с которыми у Кати сохранились доверительные, теплые отношения. Сегодня они болтали по телефону, и Федоскина, сказав, что едет в их район, предложила подвезти.

Мимо с легким шуршанием проносились машины. Из-под колес далеко в стороны летела грязная снеговая жижа. Опасаясь за свое пальто, Катя отошла от дороги подальше.

Наконец, в автомобильном потоке она увидела знакомую иномарку. Дружелюбно мигнув габаритным сигналом, темно-синий «фольксваген» подрулил к обочине. Сквозь залепленное снегом стекло Катя разглядела улыбающуюся подругу.

– Снежище! – воскликнула Людмила, открывая ей дверцу. – «Дворники» не справляются.

Подобрав пальто, Катя села на переднее сидение.

– Накинь, – Федоскина протянула ей ремень безопасности. – Представляешь, сейчас на Большом, возле рынка, чуть «жигули» в зад не поцеловала.

– В такую погоду нетрудно.

– Да ну его! Чайник какой-то… Тормозит, будто первый день за рулем.

Энергично оглянувшись, она вырулила на свою полосу, и автомобиль мягко покатил по набережной в сторону Дворцового моста. Катя отметила, насколько уверенно подруга вела машину. Ни одного лишнего движения, никакой суеты – все естественно, легко… Себя Катя на ее месте даже представить не могла. В одних дорожных знаках запутаешься. А тут еще такая каша на дороге, машины… Того и гляди – либо сам в кого-нибудь въедешь, либо в тебя… Нет, уж не дано, так не дано.

С Федоскиной они не виделись с начала лета. Хотя перезванивались довольно часто. Но ведь по телефону всего не скажешь. А Кате так хотелось с кем-нибудь поделиться – тем, что накопилось на душе.

– С дачей наконец-то закончили, – сказала Людмила. – Все бумаги переоформили. Теперь уже наша… В эти выходные в первый раз ночевали.

– Тепло в доме?

– Еще бы!.. Там ведь русская печка.

– Пироги будешь печь?

– Насчет пирогов не знаю, но жару от нее много. Один раз протопили – и всю ночь без одеяла спали.

– Муж, наверное, рад?

– Да ему все равно. Он всю жизнь в городе прожил. Деревню только по телевизору видел. Кстати, – она рассмеялась, – отмочил тут… Вечером спать ложимся, а он – жарко, мол, выключи печку…

– Как это?

– А выключи, говорит, и все! Забыл, чем отличается русская печь от газовой плиты.

Освещая фарами дорогу, машина стремительно неслась сквозь снегопад. Катя смотрела на мокрые разводы ветрового стекла, слушала мерное постукивание «дворников» и в серых сумерках наступающего вечера представляла лицо дорогого ей человека. При мысли о нем сладко замирало сердце, а душу обдавало таким теплом, что слезы умиления и счастья готовы были брызнуть у нее из глаз… Ей хотелось поговорить с подругой о Дмитрии, попросить совета, но она не знала, как начать разговор.

– Чего задумалась? – спросила Людмила, не отрывая взгляда от дороги.

– Так… – Катя неопределенно пожала плечами. – Ничего особенного. Хотя… – она сделала паузу. – Есть одна проблема… Не знаю, правда, как ты к этому отнесешься.

– А что такое?

– У меня появился мужчина.

– Неужели?!

Федоскина повернулась к ней и удивленно захлопала глазами.

– За дорогой смотри, – посоветовала Катя.

– Ага, – машинально кивнула Людмила, сбавляя скорость. – Ну, Катюха, ты меня удивила!.. Муж-то хоть не знает?

– Нет.

– И давно это у вас?

– Третий месяц встречаемся.

– Он тебе нравится?

– Очень… Такой умный, нежный, ласковый… Когда мы вместе – это просто сказка. Беспрерывно готов целоваться и обниматься. Просто неутомимый…

– Это хорошо. Значит, он к тебе тоже неравнодушен… И вообще, запомни – женщина может удержать возле себя мужчину только сексом. Других способов не существует… Будь ты хоть семи пядей во лбу, хоть ангелом, хоть ведьмой – если перестала его в этом плане интересовать, все кончено… Он тоже женат?

– Разведен… И здесь – основная проблема.

– Отчего же?

– Понимаешь, если бы он был женат, все было бы значительно проще. Мы могли бы тайно встречаться, получать от жизни удовольствие и не думать о будущем. А тут?.. Я боюсь привязаться… И не знаю, что делать…

– Брось его.

– Не могу! Это выше моих сил.

– Тогда разведись с мужем.

– Легко тебе говорить… А как же Олежка? Думаешь, просто – взять и разом лишить ребенка семьи?

– Со временем все образуется.

– А если нет? Да и муж… Он ведь пропадет без меня.

– Ты так думаешь?

– Знаю… Не чужой он мне все-таки…

Людмила слегка приоткрыла окно и, достав сигарету, щелкнула зажигалкой. Сизый дымок тоненькой струйкой потек в проем. Затянувшись, она сказала:

– Не обижайся, но, по-моему, все твои переживания – буря в стакане воды. Определись сначала, чего ты хочешь. Я вон уже третий раз замужем – и ничего. Не смертельно… И, заметь, никогда не изменяла своим мужьям.

Катя вздохнула… Она пожалела, что вообще завела этот разговор. Люди все такие разные, и у каждого свой взгляд на жизнь. Можно подсказать, как лучше испечь пирог или скроить платье. Но советовать в амурных делах – бессмысленно… И еще глупее – следовать этим советам.

Глава 13

Перед новогодними праздниками из Москвы на несколько дней приехал Артур Сибирцев. В честь гостя Дмитрий решил организовать культпоход в театр… Так совпало, что у Катиного мужа в это время была ночная смена, а сын, Олежка, находился в другом городе на соревнованиях по лыжным гонкам; поэтому она могла беспрепятственно провести вне дома весь вечер и даже ночь… С одной стороны, это было рискованно – вдруг муж позвонит с работы? Но с другой – Катя просто не могла отказаться от подарка судьбы. Когда еще такой случай представится?

«В крайнем случае, если позвонит, скажу, что отключала телефон», – решительно подумала она.

Встретиться договорились на станции метро. Дмитрий предупредил, что Артур будет не один – со спутницей по имени Света.

Катя сразу увидела друзей, как только вошла в вестибюль. Опершись о металлические перила, они о чем-то говорили между собой. Женщины с ними не оказалось.

– Привет, – Катя улыбнулась Дмитрию, подставив щеку для поцелуя. Потом протянула руку Артуру:

– С приездом.

Сибирцев крепко пожал ее ладонь. Было заметно, что он рад встрече.

– Куда идем? – поинтересовалась Катя.

– Я взял билеты в Большой драматический… – ответил Дмитрий, обнимая ее за талию. – Надо только Свету дождаться.

– Ушла по магазинам, – с беспокойством произнес Артур и оглянулся по сторонам. – Не заблудилась бы… Она плохо знает город.

– Подождем… Время еще есть.

Народу вокруг было – не протолкнуться. Кроме спешащих по своим делам пассажиров – масса ожидающих. Переминаясь с ноги на ногу, они стояли вдоль стен, бестолково слонялись по вестибюлю, сидели на парапете перед выходом с эскалатора.

«Прямо зал ожидания какой-то», – заметила про себя Катя. Ею овладело игривое, беспечное настроение; захотелось смеяться, шутить…

– А Света ваша красивая? – с улыбкой спросила она Артура.

– В общем, да… – смущенно ответил Сибирцев. – А что?

– Ничего… Хотите, угадаю ее, когда она появится?

Забавляясь, Катя начала отыскивать в толпе красивых женщин.

– Это она?

– Нет.

– А эта?

– Нет…

– А вот это точно она! – Катя, смеясь, указала на толстую, нелепо одетую женщину бальзаковского возраста. – Угадала?

Артур замешкался с ответом… И тут вдруг Катя увидела, как эта немолодая, далекая от совершенства женщина жеманно взмахнула ручкой и, по-утиному переваливаясь на полных ногах, направилась в их сторону. Подавив смешок, Катя с ужасом осознала, что допустила вопиющую бестактность.

«Какой кошмар! – краснея, подумала она. – Что же делать?»

Но дама, едва задев Артура плечом, прошла рядом. Чуть дальше ее ожидал пожилой кавалер. Катя вздохнула с облегчением…

Наконец появилась Света. Она оказалась гораздо моложе, чем Катя могла себе представить. На вид – около двадцати… У нее были длинные, красиво уложенные светлые волосы, с таким же серебристо-пепельным оттенком, как у Артура; правильные, тонкие черты лица, серые глаза с искрой интеллекта и замечательная открытая улыбка. Что-то неуловимо похожее объединяло их с Сибирцевым, но что именно – невозможно было объяснить. Рядом с сорокалетним Артуром она выглядела совсем юной. И в то же время в каждом ее движении, взгляде чувствовалось обаяние зрелой женщины.

Поначалу Катя восприняла девушку как невольную соперницу. Молодость и привлекательность Светы уязвили ее. На какой-то миг ей показалось, что сейчас все мужское внимание будет сосредоточено только на ней… Но вскоре Катя поняла, что ее опасения напрасны. Света держалась достаточно скромно и не пыталась задаваться. Более того, некоторое время спустя она Кате даже понравилась.

– У вас здесь, на Невском, хороший книжный магазин, – сказала Света, когда они вышли на улицу.

– «Дом Книги» называется, – пояснила Катя.

– Я там кое-что присмотрела для себя. Надо перед отъездом купить обязательно… А знаешь, – она обратилась к Артуру, – я там и твою книгу видела… Стоит на полке с надписью «Новинки литературы».

– Чего же не купила? – шутливо осведомился Дмитрий.

– У меня такая уже есть, – в тон ему ответила Света.

– А я не люблю по книжным магазинам ходить, – произнес Артур.

– Почему?

– Чувствую себя там, как грешник в храме. Все твои амбиции, все неутоленное тщеславие и прочие пороки, с претензией на исключительность, кажутся такими ничтожными, что просто смешно… Когда ты видишь на полке свои творения, а рядом – Пушкина, Достоевского, Чехова, то невольно приходит понимание: сколько же еще надо работать, чтобы хоть немного приблизиться к ним, если вообще это возможно.

Они прошли мимо Александрийского театра и свернули на улицу Зодчего Росси. По краям тротуара искрился нетронутый снег. Слегка подмораживало.

– Тебе не холодно? – спросил Артур у своей спутницы. – Без головного убора…

– Нет.

– Боится прическу испортить, – пояснил он друзьям.

Дома расступились, и они вышли на набережную Фонтанки. Свет уличных фонарей здесь был не таким ярким. От этого сразу стало ближе вечернее небо, усыпанное мелким бисером звезд. На востоке оно было уже темно-синим, а на западе еще горело огненными закатными красками.

– Смотрите, как красиво, – заметила Катя.

Все подняли глаза к небу.

– Нарисовать бы такое, а? – обратился к другу Артур. – Засыпающий город… Черные дома с желтыми пятнами огней, а над ними – это звездное небо…

– А что? Действительно, в этом что-то есть, – оживился Дмитрий. – В самом деле…

– Вот так и рождаются бессмертные сюжеты, – весело заключил Артур.

Не торопясь, они двинулись дальше, продолжая разговор о живописи.

– Между прочим, – сказала Катя, – в нашем зоопарке есть обезьяна, которая рисует картины.

– Неужели? – удивилась Света.

– Да, – подтвердил Артур, – я про это читал.

– Так вот, – продолжила Катя, – оказывается, ее работы пользуются большим спросом. Больше того, нашелся художник, который организовал выставку этих картин. Потому что увидел много общего со своей творческой манерой.

– Это его как художника прекрасно характеризует… – усмехнулся Дмитрий.

Возле театра толпился народ. Кто-то спросил у них лишний билетик. Отворив дверь, они вошли внутрь.

В юности Катя любила мечтать. Ей хотелось, чтобы ее окружали симпатичные, добрые люди; чтобы лица их были красивы, поступки благородны, а мысли чисты; чтобы умели они любить и чувствовать так, как пишут в книжках и показывают в кино… Однако в жизни было совсем по-другому. Ангельская внешность часто сочеталась с душевной черствостью, красота – с пороком, мужественность – с жестокостью, доброта – с глупостью. Никак не удавалось примирить мечту и действительность… Но сегодня, когда они вчетвером поднимались по широкой театральной лестнице, Катя неожиданно для себя уловила какой-то слабый отголосок тех давних девичьих грез. Артур, Дмитрий и Света показались ей воплощением идеала: красивые, высокие, безупречно одетые… Они невольно притягивали взгляды окружающих.

После второго звонка, когда публика потянулась в зрительный зал, они тоже заняли свои места. Катя и Света сели в центре, мужчины – по краям.

Ярко вспыхнули и медленно начали угасать огромные люстры. Таинственный полумрак заполнил собой все пространство, за исключением сцены. И чем сильнее сгущалась темнота в притихшем зале, тем отчетливее вырисовывались мельчайшие детали декораций; казалось, сама сцена становилась все ближе и ближе, пока, наконец, и вовсе не стерлась эта зыбкая грань, отделяющая ее от зрителей. В этот момент откуда-то сверху донеслась легкая тихая мелодия; послышались шелест листвы, далекие раскаты грома, шум ветра, ворвавшегося в распахнутое окно; показалось даже, что обдало ласковым теплом июльского горячего воздуха, наполненного тонким ароматом луговых трав… Вдохнув полной грудью этот волшебный воздух, Катя замерла в предчувствии чего-то необыкновенного.

Магия театра… Есть в этих расхожих словах особенный, потаенный смысл. Действительно, разве не чудо – оказаться вдруг в эпицентре совершенно незнакомой тебе, чужой жизни; ощутить себя свидетелем невероятных событий… Нечто похожее люди испытывают, когда смотрят кино. Но там все как бы понарошку. Экранные герои слишком эфемерны. Человек на белом полотне воспринимается иначе, чем живой, кипящий страстями, который смеется и плачет, грустит и радуется в нескольких шагах от тебя. Создается иллюзия молчаливого соучастия… Может быть, поэтому и жив до сих пор театр, несмотря на то, что ему много раз предрекали…

В антракте они вышли в буфет. Отстояв очередь, взяли по чашечке кофе с пирожным и расположились за столиком на четверых.

– Как вам спектакль? – спросил Дмитрий.

– Ты знаешь, очень даже неплохо, – отозвался Артур. – Что больше всего понравилось – так это эстетика режиссера. Я читал текст пьесы пару лет назад, и меня радует, что наши представления о прекрасном совпали.

– Все, действительно, очень красиво… – согласно кивнула Света. – А ведь не каждому это дано – понимать и чувствовать красоту.

– Конечно, – поддержала ее Катя. – Есть масса людей, для которых это слово ничего не значит. Как правило, они и выглядят не очень приятно, им даже расчесаться лень. Я уж не говорю об одежде… Материальный достаток и внешние данные тут совершенно ни при чем. Просто душа у таких людей устроена как-то иначе.

– Отсюда и мировоззрение… – улыбнулся Артур. – Есть «люди-пчелы» и «люди-мухи»… Первые всегда и во всем стараются разглядеть красивое; они, как пчелы, летят от цветка к цветку и, наслаждаясь прекрасным, пьют волшебный нектар… Вторые всю жизнь ищут – сами знаете что…

– Очень тонко подмечено, – весело произнес Дмитрий.

– Допустим, журналистика… – продолжал Артур. – Одни с удовольствием пишут о прекрасном. Даже в самые тяжелые времена… Другие – только о трагическом, ужасном, жестоком… Причем с не меньшим наслаждением. Пусти их в детский сад – они и там такого наскребут…

Весь вечер Катю не покидало радостное ощущение праздника. А мысль о предстоящей ночи и вовсе приводила ее в восторг. Хотелось остановить время, продлить эти мгновения счастья.

«Хороший мой, – думала она, прижимаясь к Дмитрию плечом и чувствуя, как его пальцы ласково поглаживают ее ладонь. – Если бы ты только знал, как нужен мне… Если бы только знал…»

Досмотрев спектакль, они все вместе вышли на улицу.

– Держи, – Дмитрий протянул Артуру ключ от мастерской. – Как открывать, помнишь?

– Разберусь.

– Чего в холодильнике найдете – ешьте, не стесняйтесь… Ну, пока?

Мужчины пожали друг другу руки. Катя шагнула к Свете и легонько чмокнула ее в щеку.

Сибирцев со Светой остановили машину и уехали, а Катя с Дмитрием пошли пешком до метро.

Они шагали рука об руку. Редкие прохожие попадались навстречу. На углу Невского проспекта к ним приблизился незнакомец. Он был одет в серую мешковатую куртку и джинсы; на голове – черная вязаная шапочка-петушок, натянутая по самые брови… У Кати екнуло сердце.