Текст книги "Обжигающий ветер любви (сборник)"

– Извините, – сказал мужчина, – спичек не будет?

– Нет…

– Извините, – еще раз произнес незнакомец и пошел дальше.

«Господи, – подумала Катя, оглядываясь ему вслед, – как он похож на моего мужа!»

Неприятный осадок остался у нее на душе. Желая избавиться от этого, она передернула плечами и зябко поежилась.

– Холодно? – заботливо спросил Дмитрий. – Ничего, сейчас приедем, я тебя согрею.

И была ночь… Безумная, сумасшедшая ночь, наполненная страстью и любовью. Потеряв счет времени, снова и снова с отчаянием обреченных бросались они в горячий бездонный омут; кричали, стонали и корчились в сладостных муках, стремясь слиться воедино, как капли дождя на стекле; но ничтожная человеческая плоть не позволяла им это сделать, и они, растратив последние силы, устало смирились с невозможностью соединиться навсегда…

Дмитрий заснул первым, а Катя еще долго лежала рядом с ним, думала о чем-то своем. Тревожные мысли одолевали ее. И не убежать было от них, не спрятаться.

«Как замечательно все. Как хорошо… Но надо быть готовой к потере. Рано или поздно он уйдет. Это неизбежно… Ведь не будет же он всю жизнь делить ее с другим. Талантливый, умный, симпатичный… Сколько женщин готовы ответить ему взаимностью. Лишь позови… Сегодня он здесь, со мной. И нам хорошо… Но завтра он скажет «Прощай!» и уйдет… И будет прав… Другая женщина станет ласкать его, дарить ему любовь и нежность».

Катя содрогнулась от боли, представив себе это.

«А я?.. Что же будет со мной?»

Слезы покатились у нее из-под ресниц. Крепко обняв Дмитрия, она прижалась к нему. Он проснулся…

– Что, уже утро?

– Нет.

– А я думал – утро… – Дмитрий улыбнулся и поцеловал ее в щеку. – Что такое? Ты плачешь?

– Это я от счастья.

– Глупенькая, разве от счастья плачут?

До рассвета было еще далеко. Но они больше не сомкнули глаз.

Глава 14

Почему происходит так, что человек, с которым ты был счастлив, ближе которого не было на свете, вдруг перестает быть необходимым тебе? Больше не кружится голова, когда он целует, не бросает в дрожь от его прикосновений, и даже усилием воли не заставить себя произнести те слова, что недавно еще сами слетали с губ…

Однажды Катя прочла интервью с известной актрисой. Разговор шел о любви… Эта женщина соединила понятия «любовь» и «жалость». – «Жалеет, значит любит», – сказала она. И добавила: «У нас на Руси всегда жалость считалась основой любви». Тогда Катя не придала этому значения. А сейчас отчего-то вспомнилось.

«Наверное, никого в своей жизни эта актриса по-настоящему не любила, – подумала она. – Иначе смогла бы понять разницу».

Глядя на мужа, сидящего перед телевизором на диване, в растянутой мятой футболке, Катя испытывала именно жалость. Острую, пронзительную жалость… Она не была безразличной к нему. Нет… Катя по-прежнему беспокоилась о нем, переживала за него, он не был ей чужим… Но разве мог он подарить ей ту неземную радость, то наслаждение, от которого умирают и воскресают вновь; разве от его красивого сильного тела она сходила с ума; разве у него были самые нежные руки и самые ласковые губы; разве с ним она могла говорить о чем угодно, зная, что ее понимают?.. Ничего этого он ей дать не мог. Даже если бы очень захотел. И совсем не потому, что был чем-то хуже Дмитрия. Нет… Просто он был – другой.

– Мне бригадиром предлагают… – сказал Николай, смущаясь. – Не знаю: идти, не идти? Как думаешь?

– Иди, – Катя пожала плечами.

– В заработке потеряю.

– Много?

– Не очень… Но ответственность, опять же…

– Откажись.

– А с другой стороны – доверяют люди.

– Решай сам, – вздохнула Катя. – Главное, чтобы тебя это устраивало.

Она сняла со стула Олежкину рубашку и принялась пришивать оторванную пуговицу.

День за окнами был пасмурным, серым. И от этого в комнате тоже царил безрадостный полумрак. Катя зажгла свет.

– Вот бабы! – с горечью произнес вдруг Николай. – Чего им надо? Ведь муж есть… Так она все равно на сторону!

Катя испуганно замерла, не решаясь повернуться и взглянуть ему в глаза.

– Ты о чем?

– Да вот, – усмехнулся муж, – кино… Он, понимаешь, за порог, а она – к другому… Ну, сука!

Только сейчас Катя поняла, о чем речь. Николай комментировал фильм, который показывали по телевизору. Она медленно опустилась на край дивана.

– А может, у них любовь?

– Какая, на хрен, любовь! Ей, курве, только хвостом крутить… Ух, я бы на его месте!

– Что ты бы?..

– Убил!

Он произнес это с такой решимостью, что у Кати похолодело в груди.

Вообще Николай часто бывал вспыльчив и резок. Из-за какого-нибудь пустяка мог устроить грандиозный скандал. Потом, правда, быстро отходил… За двенадцать лет супружества Катя притерпелась к этим постоянным перепадам настроения. Но привыкнуть так и не смогла… Находясь рядом с ним, она все время ощущала какое-то напряжение, внутреннее беспокойство. Алкоголь еще более усугублял взрывоопасную атмосферу. Выпив лишнего, Николай становился просто невыносимым. Он по пустякам приставал к ней, изводил долгими, нудными разговорами. Учил жить… Сыну тоже доставалось – он начинал его воспитывать. В последнее время Катя заметила, что не может с ним долго общаться. Они даже спать стали в разных комнатах. Не сказать, что совсем перестали контактировать как муж и жена, но при случае Катя всякий раз старалась избежать близости. Под разными благовидными предлогами ей это удавалось. На руку было то, что они и раньше не часто предавались любовным утехам. Потребности Николая были весьма умеренными… Когда-то это ее задевало. А теперь, наоборот, устраивало. Потому что после свиданий с Дмитрием делить постель с мужем было непереносимо… Она с усмешкой воспринимала журнальные и газетные советы сексологов: мол, сделайте так-то и так-то – и все у вас будет хорошо… Ерунда! Человек не машина… Даже если предположить, что муж будет знать в этом вопросе все, если фантазии его станут неистощимыми, а сам он – неутомимым, это ничего не изменит. Потому что он все равно останется Николаем. И никогда не будет Дмитрием… Это разные миры, разные галактики.

«И теперь, когда ни душа, ни тело уже не принадлежат ему, что удерживает меня? – с болью подумала Катя. – Отчего не могу я просто взять и уйти?»

Она ощутила себя на грани отчаяния. Жизнь подвела ее к рубежу, за которым надо было выбирать: либо оставить все как есть и при этом неизбежно потерять Дмитрия, либо развестись с мужем. Компромисс здесь был невозможен, и она это отлично понимала. Но что значит развестись с мужем? Лишить ребенка пусть не идеальной, но все же семьи? Своими руками разрушить дом, где так уютно, где все привычно и знакомо? И, наконец, навсегда вычеркнуть из своей жизни Николая – близкого, родного человека?.. Да, как мужчина он ее уже не привлекал. Но по-прежнему не был ей чужим. И совсем недавно она имела возможность в этом убедиться… В тот день он ушел из дома рано утром, сказав, что вернется к обеду. Однако ни в полдень, ни к вечеру не объявился. Когда совсем стемнело, ее охватило беспокойство. Она металась по комнате, то и дело выглядывала в окно, звонила друзьям. Но его все не было… Когда перевалило за полночь. Катя, едва сдерживая слезы, стала обзванивать больницы, спрашивать, не поступал ли к ним сегодня тридцатилетний мужчина. Всякий раз, когда она начинала описывать его внешность, одежду, рыдания мешали ей говорить. Ее жалели, успокаивали, советовали не расстраиваться, подождать еще немного: может, придет, а если нет – обратиться в милицию. Когда большинство больниц уже было обзвонено, и подошел черед городских моргов, ей стало плохо… Сын, Олежка, видя ее беспокойство, тоже чуть не плакал, сидел притихший на диване, молчал… В третьем часу ночи муж, наконец, позвонил в дверь. Он был пьян и едва держался на ногах, но Катя безумно обрадовалась тому, что он живой… Если бы она ненавидела его, презирала – было бы легче. А так?.. Развестись с ним – все равно, что отказаться от близкого родственника: брата, например, или отца… С ее чувством долга это было невозможно. Семья всегда являлась для нее чем-то священным.

– Принеси чаёчку, – попросил Николай, не вставая с дивана. – Только не очень горячего.

Катя пошла на кухню, набрала в электрический чайник воды, щелкнула переключателем. Ожидая, пока вода закипит, присела возле кухонного стола. Грустные мысли вновь одолели ее. Только теперь она думала о Дмитрии…

«Бесконечно так продолжаться не может. Рано или поздно он все равно уйдет… Но по силам ли мне перенести это? И не буду ли я потом, всю оставшуюся жизнь, казнить себя за то, что упустила свое счастье?»

Катя тяжело вздохнула и, навалившись на стол, положила голову на скрещенные руки. Хотелось заплакать, но она сдержала себя. Что скажут муж и сын, если увидят ее слезы?

– Ну, где ты там?! – нетерпеливо крикнул из комнаты Николай. – Уснула, что ли?

Она поднялась, налила в чашку чай и, захватив вазу с конфетами, пошла к мужу. Поставив все это перед ним на журнальный столик, села рядом.

«Ах, душа ты, душа моя! Как осенний лист на ветру… Бедная, бедная…»

Ощущение безысходности не покидало ее. Она не знала, как избавиться от этих мучительных приступов щемящей тоски.

– В этом году возьму отпуск летом, – сказал Николай, отставляя пустую чашку на стол. – А то все зимой да зимой. Надоело… Может, к морю махнем? Ни разу ведь вместе не ездили.

– До лета еще надо дожить, – уклончиво ответила Катя.

«К морю… – с горечью подумала она. – И что мы там будем делать?.. Целыми днями смотреть друг на друга? Говорить о работе, о ценах на сахар? Ругаться из-за того, что кто-то надел не свои тапочки или забыл выключить свет? Предаваться «горячей» любви – три с половиной минуты в неделю? Ну, уж нет… Не уверена, что смогла бы все это вынести».

Другое дело, если бы с Дмитрием! Катя мечтательно закрыла глаза. Теплая волна пробежала по телу… О, это было бы превосходно! Каждая минута, каждый вздох… Но пока они с Николаем – это невозможно.

В комнату вошел Олег.

– Мам, я пойду, погуляю?

– Иди.

– А уроки? – строго спросил Николай.

– Сделал.

– Смотри, я проверю.

– Проверяй…

– Мусор не забудь вынести.

– Приду и вынесу.

– Нет! – в голосе Николая послышался металл. – Сначала вынесешь, а потом пойдешь гулять!

– Когда приду…

– Нет! – Николай вырвал у него из рук свитер и бросил на пол. – Сию минуту!.. Иначе дома будешь сидеть! Мерзавец!

Олег поднял свитер и хотел надеть, но отец снова ухватил его за рукав.

– Пусти, – глаза парня наполнились слезами. – Порвешь, потом сам зашивать будешь.

– Быстро! – Николай схватил сына за шею и подтолкнул в сторону кухни. – Ведро в зубы – и вперед!

– Чего вы орете на весь дом! – вмешалась Катя. – Что соседи подумают?

– Пошли они на хер, соседи! – крикнул Николай. – Буду я еще на соседей смотреть!

Олег, утирая слезы, взял ведро и вышел за дверь. Катя подошла к мужу.

– Ты не мог по нормальному сказать?

– По нормальному… Не слушается ни хрена! Твое воспитание! Ты ему все внушаешь… Всегда унижаешь меня перед ним!

– Я? – Катя растерялась. – Унижаю?.. Что за глупость?

– Ага! Глупый!.. Я глупый!.. Так иди, поищи себе умного!

Она не нашла что ответить. Вернее, сдержалась…

Глава 15

Когда стремишься остановить время, оно отчего-то бежит еще быстрее. Казалось бы, только-только обменялись они с Дмитрием первыми радостными поцелуями, а глядишь – уже и уходить пора. Пять часов пролетели, как один…

Катя сидела у него на коленях. Обнявшись, они щекой прижимались к щеке… Внезапно зазвонил телефон. Дмитрий поднялся, взял переносную трубку со стола.

– Слушаю… Я… Привет!

Он произносил ничего не значащие фразы, междометия, но Катя отчего-то внутренне напряглась. Что-то было в его интонации такое, что заставило ее насторожиться.

И вдруг – словно острая игла пронзила ей сердце. Она услышала в трубке женский голос!

С трудом сохраняя невозмутимость, Катя отошла к окну.

На улице бушевала метель. В приоткрытую форточку влетали пушистые снежинки. Вдыхая свежий морозный воздух, она старалась успокоить себя: «Ну, подумаешь, женщина… Что здесь такого? Разве не может женщина позвонить просто так?» И тут же сама себе возражала: «А ты много кому звонишь просто так?.. Или тебе звонят?»

Как бы там ни было, Катя твердо решила ни о чем Дмитрия не спрашивать. Захочет – скажет сам, а нет – его дело… В конце концов, она ему не жена, он ей не муж и отчитываться перед ней не обязан.

Катя присела на стул, дожидаясь, пока Дмитрий закончит разговор.

– Ладно, пока… Звони, – сказал он, наконец, в трубку и, подойдя к ней, обнял за плечи. – Это моя знакомая, вместе учились.

Она понимающе кивнула и улыбнулась. Дмитрий нежно поцеловал ее в губы. Катя взглянула на часы:

– Мне пора.

– Я тебя провожу.

– Не надо… Такая погода…

Она накинула пальто, взяла в руки сумочку. Дмитрий стиснул ее в объятиях.

– Звони. Не пропадай.

– Хорошо.

Встречный ветер обжег лицо. Катя подняла воротник и, уткнувшись в него, быстро пошла по заснеженной улице.

Было холодно. Но сильнее, чем от ледяного ветра, стыла душа от мысли: «Я не одна… Я у него не одна…». И от этого становилось обидно и горько.

Она вышла на оживленный многолюдный проспект. Сквозь снежную занавесь просвечивали желтые пятна фонарей, очертания домов, разноцветные мерцающие огни… Невдалеке угадывалась станция метро.

Двигаясь по узкому проходу между киосками и торговыми рядами, Катя обратила внимание на маленькую девочку, стоящую возле перевернутого ящика из-под пива. Сверху на нем лежало что-то, прикрытое от снега прозрачной полиэтиленовой пленкой.

– Тетенька, купите спички, – послышался тонкий детский голосок.

Катя невольно замедлила шаг… Пальтишко девочке было явно не по росту. Покрасневшие озябшие ручонки далеко торчали из коротких рукавов.

– Купите спички, – чуть громче повторила девочка и застенчиво улыбнулась.

От этой робкой улыбки у Кати заныло сердце. «Что она делает здесь?.. Хочет почувствовать себя большой и, в подражание взрослым, играет в «бизнес»? Или дома нет денег?.. А может, и дома тоже нет?..»

– Почем твои спички? – приценилась она.

Девочка бойко ответила и протянула коробок.

– Нет, – сказала Катя, – мне надо много… Давай все, что есть.

Сложив несколько упаковок в пакет, она отдала деньги и повернулась, чтобы уйти, но девочка остановила ее:

– А сдачу?

– Оставь себе.

– Так нельзя! Возьмите…

Она сунула Кате в ладонь несколько монеток. Глаза ее светились от радости.

– Приходите еще!

– Непременно.

Катя пошла дальше с полным пакетом совершенно не нужных ей спичек. Зачем она купила их? Невозможно было объяснить… Чувство жалости к, этой продрогшей на ветру девчонке, к себе, такой же несчастной и одинокой, переполняло ее… Внезапно она ощутила на щеках теплую влагу и поняла, что плачет…

Они не виделись несколько дней. Катя периодически звонила Дмитрию, но никто не брал трубку. Сам он связаться с ней не мог – ведь она так и не дала ему номер своего домашнего телефона.

Катя все время думала о нем, переживала, не находила себе места. Ей хотелось только одного – быть с ним рядом.

Наконец она дозвонилась и, услышав в трубке знакомый голос, затрепетала от счастья. Минут десять они болтали о всяких пустяках, хотя Катю мучил только один вопрос – когда они увидятся? Но не могла же она сказать об этом прямо!

– Чем занимаешься? – спросил Дмитрий.

– Ничем… Сижу, книжку читаю, телевизор смотрю… А ты?

– По магазинам хочу пройтись. Краски и кисти посмотреть.

– В каких магазинах?

– Где-нибудь в центре… В «Гостинку», может, загляну.

– Я, кстати, тоже туда собираюсь.

Дмитрий как будто не понял.

– Сегодня у меня день такой сумасшедший… Надо еще к другу успеть забежать и в Союз художников.

– А завтра? – не выдержала Катя.

– Завтра тоже… На рынок поеду… Продуктов кое-каких закупить.

«Как будто вместе этого сделать нельзя», – с горечью подумала Катя.

Она почувствовала себя отвергнутой.

«Если люди хотят видеться, они это делают. Если нет – ищут предлог».

Разговор как-то сам собой увял. Катя сказала дежурное «счастливо!» и опустила трубку.

На душе было тяжело. Черные мысли не давали покоя. Она думала о Дмитрии, о том, что он, должно быть, спешит сейчас на свидание с другой.

«Хотя, почему спешит? Может, как раз наоборот – никуда не спешит. Сидят сейчас у него дома… А может, уже и лежат на той же самой постели».

Катя представила, как он нежно обнимает другую женщину, целует… Говорит ей те же самые слова.

«Невыносимо! Ужасно! – она стиснула ладонями виски. – Нет!.. Нет!»

Пока Катя не задумывалась об их отношениях, все было хорошо. Но стоило попытаться хоть на чуть-чуть заглянуть в будущее, сразу становилось ясно – никаких перспектив у них нет… Все было бы проще, если бы он был женат. Тогда его, может быть, и устроили бы эти дневные свидания – урывками, с постоянной оглядкой на часы. А так?.. Разве он не достоин большего? С какой стати он должен подстраиваться под нее, лишать себя нормального человеческого счастья?

«С самого начала ты знала, на что шла… Ты прекрасно все понимала… Так чего же теперь?»

Дома сидеть было невыносимо. Она оделась и вышла на улицу.

В метро ей стало легче. Людская суета подействовала на нее успокаивающе. Она ехала в переполненном вагоне – и не знала куда.

На одной из станций Катя вышла и двинулась вместе со всеми на переход. Внезапно впереди мелькнул знакомый силуэт. Катя пригляделась: его пальто, его широкая, уверенная походка… Сомнений не оставалось – это он! И не один… Под руку с ним шла женщина.

Чтобы не потерять их в толпе, Катя ускорила шаг.

«А я-то дура! Вообразила себе бог знает что… А ничего и не было».

Держась на некотором отдалении, Катя шла за ними и думала, как подойти, что сказать ему. Сердце билось тревожно, мысли путались… Может, просто, ничего не говоря, посмотреть ему в глаза – и все? Или сказать что-нибудь нейтральное, спросить, как дела?

Они вошли в последний вагон. Катя вбежала следом… Протиснувшись поближе, заглянула ему в лицо. И – отпрянула… Это был не Дмитрий!

Она ошиблась… Вздох облегчения вырвался у нее из груди.

«Что со мной? – подумала Катя. – Неужели я ревную?»

Да, она ревновала. И для этого имелись основания. Потому что они были не в равных условиях… Для Кати Дмитрий был единственным. Муж – не в счет… Только Дмитрий мог дать ей то, что делает женщину счастливой.

И ее это устраивало. Она никого больше не искала… А Дмитрий? Он встречался с Катей, но вместе с тем продолжал поиск. Ему нужна была не только женщина, но и жена. Он мечтал о тепле домашнего очага, о детях, которые бы называли его папой. Разве можно было его в чем-то упрекнуть?

Катя это хорошо понимала, но тем тяжелее было сознавать хрупкость и недолговечность их отношений. Все могло закончиться одним днем…

«А может быть, уйти самой? – спросила она себя. – Очень удобный момент»

Глава 16

Две недели Катя не звонила Дмитрию и старалась не думать о нем. Полмесяца она прожила почти спокойно и даже удивилась, насколько легко ей это удалось.

Но однажды утром, очнувшись после долгого беспокойного сна, Катя ощутила такую дикую тоску, что едва не закричала от боли.

«Что я делаю? Своими руками разрушаю то, что мне дорого!»

Она бросилась к телефону и торопливо набрала его номер. Дмитрий ответил сразу, словно ждал звонка. Казалось, он нисколько не удивлен ее долгим отсутствием.

Немного поговорив, Дмитрий предложил встретиться, и Катя, не раздумывая, согласилась.

Вскоре они уже гуляли под руку в одном из городских парков.

Была оттепель… Подтаявший мягкий снег тихо соскальзывал с ветвей деревьев, с легким шуршанием оседал по сторонам расчищенной дорожки, толстым слоем налипал на подошвы. В серой туманной дымке глянцево блестели стволы берез. Шумное воронье семейство с карканьем копошилось в развесистых кронах. Дети играли в снежки…

– Обрати внимание, как мы сегодня одеты, – улыбнулся Дмитрий. – Красное и черное… Просто классическое сочетание.

– Это цвет смерти.

– Почему?

– Так выглядят траурные ленты.

– Какие-то мрачные у тебя сегодня ассоциации…

– А ты придумай что-нибудь повеселее.

Они замолчали… Катя стряхнула с рукава упавший снег. Дмитрий взял ее руку в свою, ласково сжал в горячей ладони.

– Мне «шабашку» предложили… Буду Дворец культуры оформлять после капремонта.

– Где? – поинтересовалась Катя.

Дмитрий назвал улицу.

– Так это же совсем рядом с моим домом!

– Правда?.. А я и не знал.

Новость обрадовала Катю. Значит, теперь они смогут видеться чаще.

– Чего так долго не звонила? – спросил Дмитрий.

– Мне показалось, что я тебе надоела.

– С чего ты взяла?

– Ну, как… То тебе в магазин надо, то на рынок…

– Катенька, милая, – он рассмеялся. – Но ведь мне, в самом деле, надо было.

– А я уже бог знает что подумала… Тако-о-ого нафантазировала!

Дмитрий обнял ее и крепко поцеловал. Катя доверчиво прижалась к нему.

– У тебя правда никого нет? – тихо произнесла она, не поднимая глаз.

– Правда.

«Хороший мой, милый, родной… – с нежностью подумала Катя. – Как же я соскучилась по тебе!»

Липкая паутина зимнего вечера… Морозные узоры на стеклах… Яркий свет настольной лампы… Склонившись над книгой, Катя пытается вникнуть в смысл ускользающих слов.

«Позитивизм имеет древнюю традицию. К концу девятнадцатого века обрел множество разновидностей. Объект изображения – внешняя действительность или объективная реальность… Оценивается на основе представлений. Пагубно то, что эстетические критерии уступают… Несовпадение требований и задачи, которую ставит перед собой автор».

Она подняла голову, потерла кончиками пальцев уставшие глаза. Из прихожей доносился голос мужа. Он разговаривал по телефону. Стараясь не отвлекаться, Катя перелистнула страницу и стала читать дальше.

«Глобальные описания… Попытка найти в средствах литературы моменты, позволяющие исследовать действительность. Крайнее проявление – натурализм».

– Что?.. Это он тебе так сказал? – послышалось из прихожей. – Вот скотина! Козел драный!.. Завтра я у него спрошу. Я вообще этой бронзы в глаза не видел. Позавчера десять втулочек точил… В кладовой брал… Пусть проверит по накладным… Мерин толстожопый!.. Ну, я ему завтра устрою!

Катя закрыла уши ладонями. Сосредоточенно нахмурив брови, она пыталась уловить смысл прочитанного.

«Антипозитивистская тенденция… Движение модернистов… Среда обитания человека определяется художником… Линии и формы, которые использовали модернисты, имели творца… Только человек… Подобных линий нет в природе… Эклектика – творение готовыми формами».

– Зашибись ты в доску!.. А эти, крысы конторские? Они, думаешь, лучше?.. Одна эта гнида Якимчук чего стоит!

– Можно потише?! – не выдержав, возмутилась Катя.

Николай закрыл дверь в прихожую.

«Экзистенциализм… Основные направления… Постановка проблемы сущности и бытия. Сущность не может предшествовать бытию… Отрицание судьбы… Сущность не может ничем и никем детерминирована. Сущность есть результат свободного выбора… Отказ от выбора – тоже выбор…»

– Правильно! До каких пор этот старый пердун будет права качать? – донеслось из-за дверей.

Катя раздраженно захлопнула книгу и пересела в кресло. Голос мужа действовал ей на нервы. Особенно его ненормативная лексика.

«Как я устала, – с тоской подумала она. – От этих бессмысленных пустых вечеров, от тягостного чувства вины, от постоянного вранья… А как не врать? У меня нет другого выхода… Да, я хотела бы жить честно и правильно. Хотела бы любить одного только мужа. Но что делать, если любовь ушла? Ее больше нет… И никакими силами вернуть ее нельзя… Прав Ларошфуко: мы не можем вторично полюбить тех, кого однажды действительно разлюбили. А жить без любви? Это значит потерять себя как женщину. Уж лучше тогда и не жить вовсе…»

Печально вздохнув, Катя закрыла глаза. Мысли сами собой перенеслись в прошлое. В то время, когда они с Николаем только начинали встречаться… Потом в памяти возникли счастливые картинки их семейной жизни.

«Ведь было же! Было счастье!.. Куда все ушло? И кого в этом винить?.. Но та часть жизни – это часть меня. Нельзя, невозможно забыть это… И кто может поручиться, что, расставшись с мужем, я не сойду с ума от воспоминаний по тем светлым дням? Что, если прошлое окажется сильнее настоящего?»

Наговорившись по телефону, Николай вернулся в комнату, прилег на диван.

– Поясница, зараза, болит, – пожаловался он. – Продуло где-то… Сделай массаж.

Катя присела рядом, заголила мужу спину и принялась ладонями разминать поясницу. Николай кряхтел, постанывал и давал советы:

– Вот здесь, здесь… Посильнее… Растирай, растирай.

Она делала ему массаж, а сама продолжала думать о своем.

«Как можно сказать ему: «Все, Коля, прощай! С завтрашнего дня будем жить отдельно». И затем начать делить мебель, посуду – это тебе, это мне… А потом заняться разменом квартиры… И в эти стены, которые еще помнят их беспечный смех и первые Олежкины слова, въедут чужие, незнакомые люди. А они уже никогда не смогут сюда вернуться. Никогда больше не соберутся за обеденным столом, не посидят вместе перед телевизором… Какое это страшное слово – «никогда». Оно похоже на смерть… Такое же холодное и безжалостное».

– Лампочка на нашей площадке опять сгорела, – сказал Николай, переворачиваясь на спину.

– Так иди, вверни… У нас где-то были.

– Ну, еще чего! Мы в прошлый раз меняли. Пусть теперь соседи вворачивают.

– Да ведь пустяк… Чего мелочиться? С одной лампочки не обеднеем.

– Давай так и будем! И лампочки покупать, и лестницу мыть… Может, еще ремонт на площадке за свой счет сделать? Кстати, с телефонного узла звонили, требовали за телефон заплатить. Иначе отключат…

– Так чего же ты раньше молчал? Куда я сейчас на ночь глядя пойду?

Николай не ответил. Щелкнув телевизионным пультом, презрительно скривил губы.

– У-у, рожи… Как я их ненавижу! Смотри, ряху отъел. А этот?.. О народе они заботятся. Как же, держи карман шире… Депутаты! Только бы хапнуть побольше! Сволочи…

Он переключился на другой канал.

– Встретил сегодня Олежкиного классного руководителя. Совсем, говорит, перестал учиться… По алгебре опять двойку получил… Это все твое воспитание. Поблажечки ему слишком большие даешь.

Катя почувствовала, как в душе у нее закипает беззвучный протест.

– Погоди немного, – продолжал Николай, – скоро вырастет, совсем на шею сядет. Сейчас уже ничего делать не заставишь, все из-под палки… Обормот!

– Я тебя умоляю! – почти выкрикнула она. – Скажи хоть что-нибудь хорошее! Про погоду, про рыбалку, про кино… Про что угодно, но только – хорошее!

Николай обиженно хмыкнул и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

«Нет, в самом деле, – подумала Катя, – за целый вечер ни одного доброго слова. Ведь это же ненормально… После такого общения чувствуешь себя мусорной корзиной, куда сваливают всякий хлам».

Тоска и безысходность снова обрушились на нее, и она с трудом нашла в себе силы, чтобы не заплакать.

«Какие мы все-таки разные… Говорим на разных языках, по-разному чувствуем… Но ведь что-то же нас объединяло?»

Катя вспомнила, как любили они петь под гитару, как устраивали шумные праздники или сами ходили по гостям. Сейчас стало не до гостей… А если и выходили куда, то всякий раз она не могла избавиться от чувства неловкости. Она начала стыдиться мужа. Да и само слово «муж» приобрело для нее какой-то второстепенный, почти пренебрежительный оттенок. Оно никак не ассоциировалось у нее с понятием «мужчина».

«Но сколько женщин живет так? Наверное, не я одна?.. И ничего, терпят… Может быть, даже хранят верность. Впрочем, какое мне дело до других? Раз живут, значит, могут… А я не могу!»

Она поднялась, скрестив руки на груди, прошлась по комнате. Затем снова села в кресло.

«Тогда развод?.. Можно паковать чемоданы?»

Катя представила, как в последний раз присядет возле многочисленных коробок и сумок. Помолчит… Может быть, даже всплакнет напоследок… Словно перед дальней дорогой.

Томительное чувство разлуки ей было знакомо. Не раз приходилось уезжать из дома. К родственникам, в отпуск… И всегда, она с радостью возвращалась. А сейчас?.. Впервые ей предстояло уехать навсегда.

От этих мыслей Кате стало страшно. Она ощутила ледяной холод одиночества. Словно в целом мире больше не было никого.

Поднявшись, она пошла на кухню, но Николая там не оказалось. В комнате у Олега тоже было пусто… Распахнув дверь в спальню, Катя увидела мужа, лежащего на кровати поверх одеяла. Она села рядом. Николай не пошевелился.

– Ну, ты чего? – неуверенно произнесла Катя. – Обиделся?

Он не ответил.

Обняв мужа, Катя прижалась щекой к его спине. И едва не завыла от предчувствия чего-то жуткого, неотвратимого… Того, что непременно должно произойти.