Текст книги "Обжигающий ветер любви (сборник)"

Глава 20

С треском вылетела входная дверь…

От испуга Катя подпрыгнула на табурете. «Что случилось?» – тревожно подумала она и, опрокидывая стулья, метнулась в прихожую.

Распахнутая дверь, покосившись, висела на нижней петле, на полу валялись мелкие белые щепки, какие-то железки от сломанного замка.

Прислонившись плечом к косяку, на пороге стоял муж. В первую секунду Катя даже не узнала его – так изменилось лицо… Он был пьян.

– Ну, что, сука! Молись… Я все знаю… – хриплым, чужим голосом произнес супруг, поднимая обрез винтовки и направляя ствол ей в живот.

«Как нелепо, – мелькнула мысль. – Хорошо, что Олежки нет дома…»

Она отступила назад… Он двинулся следом, не сводя с нее стекленеющих неподвижных глаз.

– Коля, что у тебя в руках?.. Зачем?.. Ложись спать, завтра обо всем поговорим.

– Спать? – он криво усмехнулся. – Сейчас ты у меня уснешь навеки…

«Вот она, расплата, – подумала Катя, холодея от страха. – Сколько веревочке ни виться…»

– Что, – брызгая слюной, кричал муж, – у него длиннее? Или с винтом?.. А?.. Сучья порода!

Катя молчала, надеясь, что все обойдется. Интуиция подсказывала ей, что мужу лучше сейчас не возражать. Выпустит пар – и успокоится… Конечно, раз уж он узнал что-то, серьезного разговора не избежать. Но пусть это будет завтра, когда он хоть немного протрезвеет.

– На колени! Ну!.. Я кому сказал! – он схватил ее за волосы и пригнул к полу.

– Пусти… Больно!

– А мне не больно?! Мне каково! Ты подумала?

Распаляясь все больше и больше, он подпрыгивал на месте, словно исполнял какой-то загадочный ритуальный танец.

«Господи, у него истерика! – мелькнула у Кати мысль. – Плохо дело…»

Она с трудом освободила свои волосы и сильно толкнула его руками в грудь. Николай отшатнулся к стене, но устоял.

– Ты кого толкаешь, мразь!

Он размахнулся свободной рукой и ударил ее по лицу. Никогда и никто не бил Катю. Даже в детстве она не знала, что такое материнский подзатыльник или отцовский ремень. Этот удар ошеломил ее не столько физически, сколько душевно. Она потеряла контроль над собой. И разом вскипела адская смесь!.. С одной стороны – униженный, оскорбленный, безумный от водки и нервного стресса муж, а с другой – она… Месяц за месяцем носившая в себе отчаяние, тоску, безысходную боль, уставшая от постоянного вранья, душевного дискомфорта. И все это внезапно смешалось… И взорвалось!

– Убей меня! Убей! – рванув на груди ворот платья, дико закричала она. – Все равно ничего не изменить! Я люблю его!.. Слышишь?.. Люблю!

Николай оторопел… Что угодно готов он был услышать от нее – мольбу о помощи, площадную брань, стоны и проклятия – но только не это… Слова, произнесенные женой, были ужасны. Она больше не принадлежала ему. И он ничего с этим поделать не мог.

Теряя рассудок, Николай вскинул обрез.

– На!.. Жри свою любовь!

Палец его легко скользнул по спусковому крючку, и короткий курносый ствол, чуть дернувшись вверх, послушно выплюнул кусок горячего свинца.

Катя открыла глаза… В первые мгновения она с трудом приходила в себя, пытаясь понять, что с ней, почему она лежит на полу. Потом сознание прояснилось, и Катя вспомнила все…

Сколько длилось забытье: час, минуту?.. Опершись на локоть, она посмотрела вокруг. Мужа нигде не было.

«Надо вставать», – мысленно приказала себе Катя. Так, словно пробуждалась после долгого ночного сна.

Она приподнялась и тут же, охнув от боли, легла на бок. Схватившись руками за живот, почувствовала под ладонями теплую сырость.

«Кровь… Что же делать?.. Надо добраться до телефона».

Телефон стоял недалеко, метрах в двух. Но как снять его с полки?

Превозмогая боль, Катя доползла до него. Взявшись за провод, осторожно потянула на себя… Перед глазами замелькали желто-зеленые точки.

«Только бы сознание не потерять», – подумала она.

Телефон с грохотом сорвался с полки, едва не ударив ее по голове. Корпус треснул, трубка на витом шнуре отлетела далеко в сторону. Дотянувшись до нее, Катя услышала протяжный ровный гудок.

«Работает!»

Она набрала номер, боясь, что никто не ответит. Но на том конце сняли трубку.

– Алло. Дворец культуры.

– Огренича позовите… Художника…

– Девушка, он сейчас занят.

– Умоляю…

Женщина недовольно хмыкнула, но все же пошла… Время тянулось мучительно. Она чувствовала, что теряет последние силы… Правильнее было звонить сначала в «Скорую помощь», но ей так хотелось услышать его голос.

– Слушаю, Огренич, – раздалось наконец в трубке.

– Дима! – крикнула она.

– Кто это? Катя?.. Почему ты шепчешь? Тебя совсем не слышно.

– Приезжай ко мне… Скорее…

– Катя, милая, – он весело рассмеялся. – Но у меня ведь работа.

– Я умираю.

– Я тоже… Так хочу тебя увидеть… Что прямо не могу!

– Мне плохо… Очень.

– Что? – в голосе его послышалась тревога. Видимо, он наконец что-то почувствовал. – А как же муж?

– Скорее.

– Но я не знаю, где ты живешь.

– Запиши.

Катя продиктовала ему адрес и потеряла сознание.

«Скорую помощь» и милицию вызвали соседи.

Первыми прибыли медики. Дмитрий примчался сразу же за ними. Увидев у подъезда белый микроавтобус с красным крестом, он с ужасом понял, что произошло что-то страшное, может быть, непоправимое, и, забыв про лифт, бегом побежал по ступенькам.

Выбитая дверь лишила его последней надежды… Ворвавшись в квартиру, он увидел измазанный кровью пол, санитаров в белых халатах и Катю, лежащую на спине возле разбитого телефона. Глаза ее были закрыты, лицо казалось неестественно бледным.

Дмитрий бросился к ней, склонился над распростертым телом.

– Катя! Катенька!

Она не пошевелилась… Как будто была далеко и не слышала его. А он очень хотел, но не мог преодолеть это расстояние. И эта невозможность дотянуться, докричаться до нее, когда она вроде бы совсем рядом, потрясла его.

– Катя! – снова закричал он. – Ты меня слышишь?.. Я здесь! Я с тобой!

Ни единого звука в ответ не вырвалось из ее сомкнутых уст.

– Кто такой? – послышалось у Дмитрия за спиной.

– Не знаю… Наверное, муж.

Пожилая сухонькая женщина-фельдшер в белом крахмальном колпаке тронула его за плечо.

– Возьмите себя в руки… Вы нам мешаете…

Он сел на диван. По обрывкам долетавших до него фраз пытался понять, есть ли надежда? Его трясло как в лихорадке.

Приехала милиция. Люди в форме и в штатском заполнили квартиру.

– Лейтенант Сомов, – представился один из них, подсаживаясь к Дмитрию. – Вынужден задать несколько вопросов.

– Слушаю вас.

– Вы муж потерпевшей?

– Нет.

– Кем приходитесь?

– Разве это имеет значение?

– Если бы не имело, я бы не спрашивал.

– Хорошо… Пишите – знакомый.

– Как здесь оказались?

– Она позвонила… Сказала, чтобы приезжал.

– Когда это было? Время можете сказать?

– Точно не помню… Может, минут тридцать назад… Судя по голосу, она уже была ранена.

– Вы приехали первым?

– Нет… Скорая уже была здесь.

– Простите за неловкий вопрос, но… Вы были близки с ней?

– Я любил… – он осекся. – Я люблю эту женщину!

Дмитрий заметил, что санитары кладут Катю на носилки, и поднялся с дивана.

– Я поеду с вами.

– Простите, – сказал милиционер, – но я задал вам еще не все вопросы.

– Оставим до завтра, лейтенант? Завтра с утра я приду к вам и отвечу на любой интересующий вас вопрос.

– Поймите меня правильно… Я не могу вас просто так отпустить.

Катю подняли и понесли. Рука соскользнула вниз, безжизненно повиснув. Женщина-фельдшер подхватила ее…

– Позвольте мне хотя бы позвонить! – с отчаянием воскликнул Дмитрий.

– Звоните.

Придерживая развалившуюся коробку телефона, он торопливо набрал номер.

– Алексей Викторович, это Дима… Тут такое дело…

Сбиваясь, он вкратце объяснил суть. Потом передал трубку милиционеру.

– С вами хотят поговорить.

Оперативник недоверчиво взял трубку и, словно боясь обжечься, осторожно приложил к уху.

– Лейтенант Сомов… Да… Так точно… Понял, товарищ полковник.

Он повернулся к Дмитрию.

– Вы свободны. Завтра жду вас к десяти… Вот, возьмите визитку.

Дмитрий выскочил на лестничную площадку и быстро побежал по лестнице вниз. Он боялся, что «скорая» уедет без него.

Солнечный свет ослепил… На секунду зажмурившись, он бросился к машине. Носилки с Катей как раз заносили внутрь. Вокруг толпились любопытные…

– Подождите, я с вами! – крикнул он, решительно влезая в салон.

Санитар вопросительно взглянул на женщину, сидевшую рядом с Катей и державшую над ней переносную капельницу.

– Пусть едет, – после недолгой паузы разрешила она.

Машина тронулась. Санитар подвинулся, пропуская его вперед.

Дмитрий сел к изголовью, бережно взял Катину руку в свою. Она была чуть теплой.

«А ведь я ни разу так и не сказал, что люблю ее… – виновато подумал он. – Отчего-то избегал этого слова… Боялся привязаться? Потерять независимость? Все искал чего-то… А может быть, просто не понимал, как далеко зашли наши отношения?»

Дмитрий вдруг ощутил, насколько прочно сросся с ней. Жизнь без Кати теряла смысл.

«Я люблю ее! И обязательно скажу ей об этом. Ведь еще не поздно… Не может она просто так взять и умереть… Нет!.. Нет!»

Он закрыл ладонью лицо.

– Вам плохо? – сочувственно поинтересовалась женщина-фельдшер. – Давайте я вам успокоительного вколю.

Дмитрий молча покачал головой.

– Спирта ему надо, – посоветовал угрюмый санитар.

– Да, – согласился с ним второй мужчина, сидевший на переднем сиденье, и, обратившись к водителю, сказал:

– Слышь, Серега, плесни-ка человеку из твоей грелочки.

– Откуда у меня? – удивленно пожал плечами водитель.

– Ладно, не жмись… Потом рассчитаемся… Видишь, на нем лица нет.

Помедлив, водитель посмотрел на Дмитрия, потом на санитара и нехотя произнес:

– Возьми за сиденьем.

Санитар сунул руку в просторный карман чехла, обтягивающего кресло, и достал обычную резиновую грелку.

– А стакан?

– В бардачке.

– Только езжай аккуратней, не тряси… Не то пролью…

– Я тебе пролью! – вяло пригрозил шофер.

Санитар протянул Дмитрию пластмассовый стаканчик со спиртом и маленькое зеленое яблоко.

– Без запивона осилишь?

Дмитрий молча принял стакан. Выдохнув, быстро, одним большим глотком осушил его.

– Лихо! – одобрил санитар. – Ты кто по профессии? Не моряк?..

– Художник, – враз осипшим голосом прошептал Дмитрий и вцепился зубами в яблоко.

– Ну, эти ребята тоже пить умеют, – отозвался водитель. – У меня шурин…

– Рули давай, – прервал его санитар. – После расскажешь.

От выпитого спирта Дмитрия бросило в жар. Он почувствовал, что быстро пьянеет. На смену боли и отчаянию пришло успокоение. Появилась пусть и призрачная, но надежда, что все кончится хорошо. Люди, сидевшие рядом, показались ему почти родными.

– Ничего, – услышал он голос женщины. – Могло быть и хуже… Главное – позвоночник не задет. И ранение сквозное… Это тоже плюс… Так что надо надеяться…

Дмитрий ощущал, как по щекам катятся слезы, но не стыдился их. Любовь к Кате переполняла его. Он держал ее за руку и, как молитву, твердил про себя: «Я люблю тебя! Люблю!.. Только не умирай… Не умирай, слышишь?»

И случилось чудо… Ее ресницы дрогнули, она открыла глаза. Увидев рядом с собой Дмитрия, Катя слабо улыбнулась.

– Смотрите, смотрите! Она улыбается! – радостно воскликнула женщина. – Значит, будет жить… Уж поверьте мне на слово.

Стихи о любви

Диалог сквозь пространство и время мужчины и женщины, которого не было. Но который вполне мог произойти

 
ОН: Мне уже все равно,
Мне не больно, не страшно.
Я отвык повторять ночью имя твое.
ОНА: Только память опять,
Словно дождик вчерашний,
Все стучит и стучит прямо в сердце мое.
 
 
Я тебя позабыл,
Я устал от печали.
Сколько можно любить, сколько можно страдать?
Помнишь, как журавли
Нам прощально кричали,
Улетая на юг, до весны зимовать.
 
 
Я уже позабыл
Ту дождливую осень,
И аллеи, где мы так любили гулять.
Старый тополь в траву
Листья ветхие сбросил,
Им не надо теперь никого укрывать.
 
 
Листья слышали нас,
Мы шептали три слова,
Но под ветром шальным мудрено уцелеть.
Только веришь ли ты, —
Я вернул бы все снова,
Чтоб, забывшись в объятьях твоих, умереть!
 

* * *

 
Снова глажу тебя по щеке
И волос золотистых касаюсь,
Но вернуть прежний трепет руке,
Не могу уже, как ни пытаюсь.
 
 
Мы сидим в полумраке ночном
И опять вспоминаем о лете.
Только снегу полно за окном
И на улице воет ветер.
 
 
А когда-то назло ветрам,
Среди жизненного ненастья,
Мы с тобой возводили храм
Под названьем коротким – счастье.
 
 
И, как мог, я хранил в душе
Мир, что был ослепительно светел…
Ничего не осталось уже,
Только пепел один, только пепел.
 
 
Твои губы ласкают меня,
И в глазах, как небесные брызги,
Вижу отблески летнего дня,
За который отдал бы полжизни.
 
 
И, надеясь себя обмануть,
Улететь мы пытаемся к звездам…
Ничего нам уже не вернуть.
Слишком поздно все, слишком поздно.
 

* * *

 
Был прав мудрец – все суета сует.
Тебя я встретил через много лет.
Лицо твое поблекло и глаза.
Тебя я сразу даже не узнал.
 
 
Ты первая окликнула меня
В неверном свете гаснущего дня,
Сказала долгожданное «прости»,
И сумку разрешила поднести.
 
 
А мне некстати вспомнилась зима,
Заснеженные мрачные дома,
И слезы, что катились по щекам,
И вермутом наполненный стакан.
 
 
Мне вспомнились: прозрачный блеск луны,
Тревожные прерывистые сны,
И фонари, горящие во мгле,
И телефон, молчащий на столе.
 
 
Ты говорила, что давно ждала,
Что отыскала, если бы смогла.
А я смотрел сквозь призму прошлых лет…
Был прав мудрец – все суета сует.
 

* * *

 
Опять ищу в толпе твои глаза,
Как будто нет других на свете женщин,
Которых мог бы я любить не меньше,
Но сердцу невозможно приказать.
 
 
Тускнеет под дождями листьев жесть,
И не тревожат птицы утром ранним.
Быть может это все довольно странно,
Но дорог мне еще твой каждый жест.
 
 
Я все еще покинуть не могу
Тот мир, где счастье было так безбрежно,
Где целовались мы с тобою нежно
В черемуховом радостном снегу.
 
 
Пусть все прошло, и пусть в душе печаль,
Я ни о чем, ни капли не жалею.
Наступит день, и сонную аллею,
Накроет белоснежная вуаль.
 
 
И в этот зябкий, не весенний снег
Уйду один, чтоб память подарила
Все то, что с нами так недавно было,
И что уже нам не вернуть вовек.
 

* * *

 
К какому берегу несет –
и сам не знаю.
Который день, который год
иду по краю.
Темнее ночи на душе,
и нет надежды,
Что рассветет и будет все
опять, как прежде.
 
 
Расстаться с прошлым нелегко –
почти до крика.
Нас разнесло так далеко,
что не окликнуть.
Еще друг друга мы зовем
и тянем руки,
Но на челе уже твоем –
печать разлуки.
 
 
Так больно это сознавать,
что сердце стынет.
Ведь мы клялись не забывать…
Чего же ныне?
Но знать у жизни и судьбы
свои расчеты.
А мы в симфонии любви –
всего лишь ноты.
 

* * *

 
Не по-хорошему расстались мы с тобой,
не по-хорошему.
Метет февраль седой пургой,
слепит порошею.
И нам дороги нет назад –
пути заказаны.
Как жаль, что нежные слова
уже все сказаны.
 
 
Заплакать впору от тоски,
да слезы вымерзли.
Ах, кони резвые мои,
куда ж вы вывезли?
Кругом лишь белый снег лежит.
И небо серое…
Ну, как на этом свете жить,
в любовь не веруя!
 
 
А впрочем, стоит ли жалеть,
что все кончается.
Что вечным пламенем гореть –
не получается.
Ведь где-то там, на небесах,
уже отмечено,
Когда и где, в каких краях,
другую встречу я.
 

* * *

 
Тысячи лиц,
тысячи глаз,
тысячи рук…
Завтра с утра
вновь попаду
я в этот круг.
Буду искать
взглядом тебя
в шумной толпе.
Только опять
взглядом на взгляд
ответят не те.
 
 
Тысячи раз
тысячи фраз
я повторю.
Вспыхну огнем
новой любви —
и отгорю.
Пьяный угар
зимней тоски
смоет весна.
Только не смыть
белую прядь
возле виска.
 
 
Тысячи лет
призрачный свет
счастьем манит.
Но ничего
он кроме бед
нам не сулит.
После тепла
радостных встреч —
холод и боль…
Так отчего
мы до сих пор
верим в любовь?
 

* * *

 
Город вечерний тонет во мгле,
Вспышки от молний – синие.
Струи дождя на оконном стекле
Чертят неровные линии.
 
 
Лето уходит… Но мне не жаль,
Дней, промелькнувших бесследно.
Пусть отгрохочет моя печаль
Салютом последним.
 
 
Ты еще близко, но слабнет связь
Нити незримой.
Губы впервые шепчут сейчас
Новое имя.
 

* * *

 
Так много в тебе совпало,
Того, что тайно желал.
Как будто звезда упала,
А я успел – загадал.
 
 
Из мрака унылых будней
Лечу к тебе, как на свет.
Давай сегодня забудем
О бремени прошлых бед.
 
 
Взметнемся над миром безбрежным
И улетим далеко…
Ах, как ты целуешь нежно!
Как мне с тобой легко!
 
 
Пусть дождик осенний плачет,
И падают лисья шурша.
Слова ничего не значат,
Когда говорит душа.
 

* * *

 
Я все еще скучаю по тебе,
Хотя давно с тобою разлучился.
Я от любви еще не излечился,
Наперекор разлучнице-судьбе.
Я все еще скучаю по тебе.
 
 
Ты все еще являешься во снах,
Хоть я и знаю, что не быть нам вместе.
Ты даже не услышишь этой песни,
И не увидишь слез в моих глазах,
Хоть все еще являешься во снах.
 
 
Огнем любви мне сердце не согреть:
Я вновь один, вокруг чужие лица…
Моя душа, как раненая птица,
Она к тебе не может улететь.
Огнем любви мне сердце не согреть.
 
 
Но все пройдет, я знаю, все пройдет.
В подлунном мире все не вечно.
Боль, как и радость не бывает бесконечной,
И после ночи утро настает.
Я знаю – все когда-нибудь пройдет.
 
 
И я проснусь однажды в тишине,
Чтоб навсегда с тобою попрощаться,
Чтоб никогда уже не возвращаться
К той, что еще, быть может, помнит обо мне.
 

* * *

 
Как трудно говорить «прощай».
Совсем не так, как слово «здравствуй».
В нем безысходность и печаль,
И горький дым надежд напрасных.
 
 
Я ухожу… Еще любя…
Но нету к прошлому возврата.
Я не хочу винить тебя,
Хоть ты и вправду виновата.
 
 
Тускнеет неба бирюза,
С берез слетает позолота.
А мы глядим глаза в глаза,
Как будто ждем еще чего-то…
 

* * *

 
Полыхнула осень – и осыпалась,
Золотым березовым дождем.
Пусть опять коротким лето выдалось,
Мы с тобой другого подождем.
 
 
Это ничего, что вьюги серые
Скоро зацарапают в стекло.
Просто мы с тобой живем на севере,
Где не часто балует тепло.
 
 
Но зато здесь чувствуешь весомее,
Ход времен и боль былых утрат,
Вспоминая полночью бессонною,
«Все в чем был и не был виноват».
 

* * *

 
Занедужилось мне… Занедужилось.
Снежных хлопьев хрустальное кружево
Навевает тоску и печаль.
И как будто чего-то жаль.
Я устал… Никого не жду.
Просто улицей белой бреду.
Пар морозный из легких выдохнул.
Худо мне… Будто душу вывихнул.
Жизнь идет непонятно как,
Из дворца – в тюрьму,
Из тюрьмы – в кабак.
Каждый день, как удар хлыстом:
«Счастье будет потом»,
«Счастье будет потом».
Стойте! Хватит! Довольно!
Больно… Больно…
Кто-то снег дико кровью выкрасил –
Гвоздики выбросил.
Видно чья-то любовь
Умерла здесь безропотно.
Оживить нельзя, хоронить – хлопотно…
Ветер бьет в лицо,
Над Невой кружит.
Надоело все,
Не могу так жить!
Разорву плечом
Крепкой цепи плен.
… Только что потом?
Только что взамен?
 

* * *

 
Привет… Привет! Какая встреча!
Ты счастлива? Ну, что ж, я очень рад…
А помнишь тот далекий летний вечер,
В полнеба полыхающий закат?
 
 
Вино в бокалах – искрами рубина,
И прядь волос, приставшая к щеке.
Любила ты меня иль не любила,
В том сладостном далеком далеке?
 
 
Когда забыв про сонную усталость,
Твои глаза лучили нежный свет…
Куда, скажи, все это подевалось?
Как будто вовсе не было и нет.
 
 
Давно воспоминанья обветшали,
Да и слова, по сути, не нужны.
Друг другу ничего не обещали,
И потому остались – не должны.
 

* * *

 
Вот и настала осень
нашей любви.
Под ноги листья бросит
ветром шальным.
В сердце дохнет морозом
черная мгла.
Тихо прольются слезы —
как ты могла?
 
 
Все отгорает бесследно,
все, что жило.
Всадник примчится бледный,
тронет чело.
И полетит над бездной
к свету душа.
Будет уже бесполезно
что-то решать.
 
 
Падая, звезды небо прочертят
– короток век.
Смертна любовь, как смертен
сам человек.
Но, не смотря на это,
мы продолжаем жить.
Значит не надо искать ответа
– надо любить!