Текст книги "Степан Бандера в поисках Богдана Великого"

Построить жесткую вертикаль власти в Польше кризисного 1930 года было трудно даже «железному Юзефу». В августе Пилсудский на всю страну публично назвал конституцию Польши «конституткой», громко уточнив, что это слово по своему виду наиболее близко к слову «проститутка» и назначил выборы в сейм на ноябрь 1930 года.

Пилсудчики совместно с правительством начали быстрые репрессии против всех партий и общественных организаций, которые активно не выражали «первому маршалу» самой «искренней поддержки в его работе по оздоровлению нравственного климата в стране, набитой политическими шлюхами и ворами». Бывших депутатов и противников диктатуры Пилсудского тысячами незаконно бросали в тюрьмы только «на основании приказа Министерства внутренних дел», а там с угрозами убить избивали. Тогда же в белорусской Брестской крепости начала работать самая страшная тюрьма в демократической Польской Республике.

С помощью властных издевательств над десятками тысяч людей и действующим законодательством «Беспартийный Блок сотрудничества с правительством» Юзефа Пилсудского продавил на выборах 1930 года в Национальное Собрание свое большинство, получив в сейме двести сорок девять мандатов из четыреста сорока четырех, и в Сенате семьдесят пять мест из ста одиннадцати.

Пилсудский хорошо знал цену правящему польскому шляхетному слою, в ярости страшно и резко говоря на всю страну:

«Есть вещи, которые поляки понять не могут. Я ввел в оборот множество определений, которые заносят польский народ в разряд идиотов. Сколь много мне удалось бы сделать, правь я другим народом!

Я не раз думал о том, что, умирая, я прокляну Польшу. Сегодня я понял, что так не поступлю. Когда я предстану перед богом, я попрошу, чтобы он не посылал Польше великих людей. Как он, народ, к ним относится! Еще не известно, была бы без меня создана Польша, и сохранилась бы она вообще!»

12 апреля 1935 года в Польше все-таки была принята новая конституция, по которой сейм, сенат, правительство, суды, армия подчинялись президенту, избираемому коллегией выборщиков и «ответственного лишь перед богом и историей».

Добившийся своей многолетней мечты «железный Юзеф» не смог воспользоваться результатом своих трудов. Через месяц после утверждения нового главного закона Польши Юзеф Пилсудский после долгой болезни умер в Варшаве 12 мая 1935 года.

Личности его масштаба и талантов в стране больше не было. Президентом Польши находившейся, кажется, в здравом уме и твердой памяти, правящий слой демократической республики оставил того самого И. Мостицкого, и вся страна до последнего поляка знала, что кроме польского первое лицо государства имеет еще и швейцарский паспорт, и это было совершенно немыслемо! Военный министр Э. Рыдз-Смиглы получил значительно расширенные права, но от этого совсем не моторизованная польская армия почему-то сильнее не стала.

Юзеф Пилсудский изо всех сил рвался создать «Вторую Речь Посполитую от моря до моря» как единое польское государство, совершенно не считаясь с тем, что в «республике польского народа» поляки составляли совсем не сто, а только шестьдесят четыре процента всего населения. Оставшаяся треть из украинцев, белорусов, евреев и немцев не имела никаких автономий и самоуправлений и без всяких перспектив в будущем была интегрирована в псевдореспублику формально. Польша на всех парах неслась в сентябрь 1939 года, и с запада уродзонной Варшаве хищно улыбался фашистский Берлин.

На своих «восточных кресах», в Западной Украине и Западной Беларуси, которые пытались называть Малопольшей, польские власти вели себя так, как-будто украинцы и белорусы не были самостоятельными народами, проводя политику колонизации-ополячивания. О договоренности с Антантой об автономии, государственном украинском языке и даже об университете для Галичины в Варшаве не вспоминали.

Национальные меньшинства считались второсортными гражданами, и это в Великопольше совершенно не скрывалось, хотя почти шесть миллионов западных украинцев составляли пятнадцать процентов всего населения.

Три миллиона украинцев греко-католического, униатского вероисповедания жили в Восточной Галичине, во Львовском, Тернопольском, Станиславском воеводствах. Еще почти три миллиона украинцев православного вероисповедания жили в отнятой у России по Рижскому договору Западной Волыни, Полесье, Холмщине. Количество украинских школ постоянно уменьшалось, в полонизированном Львовском университете количество украинских студентов не превышало трети, а украинские кафедры были просто закрыты.

Культурное общество «Просвіта» и украинская пресса преследовались. В 1924 году в Польше был принят закон, запрещавший украинский язык в государственных учреждениях, включая судебную систему, а все украинские школы по приказу «министра просвещения» Станислава Грабского были переведены на польский язык обучения. Никто во властных структурах не скрывал, что Западная Украина должна была стать потребителем монополизированных польских товаров, фальсифицированных, с просроченным сроком годности, с сумасшедше завышенными ценами, а также поставщиком дешевого сырья и рабочей силы, само собой, с отсутствующей промышленностью.

С 1920 года Варшава начала направлять на плотно заселенные Галичину и Волынь большое количество польских колонистов, отставных военных, передав им миллион гектаров лучших земель и обеспечив щедрыми многолетними субсидиями. На чиновничьих должностных вакансиях в банках, учреждениях, на почте, на транспорте, преобладали поляки. На украинские земли покатился осознанный вал польских землевладельцев, мелких и крупных чиновников, полицейских, подготавливая будущую Волынскую резню 1943 года. Для успокоения в очередной раз оскорбленного украинского населения польские колонисты стали создавать вооруженные банды во главе с известным «Крокусом», которые ночами терроризировали местных селян.

За неполные двадцать лет польского владычества на Западной Украине в ее города были переселены сто тысяч, а в села – двести тысяч поляков. На Волыни, где более восьмидесяти процентов населения составляли украинцы, количество поляков искусственно выросло с семи до пятнадцати процентов, а из двух тысяч начальных украинских школ родной язык был оставлен только в восьми. В Восточной Галичине из двух тысяч четырехсот украинских школ в 1912 году через двадцать пять лет осталось триста пятьдесят. Количество украинских гимназий, после окончания которых можно было получать высшее образование, можно было пересчитать по пальцам рук. Одна польская гимназия полагалась на шестнадцать тысяч поляков, одна украинская – на двести тридцать тысяч украинцев. Из четырех тысяч православных храмов на Волыни к 1939 году уцелели только пятьдесят. Вооруженные банды польских колонистов под прикрытием польской полиции просто сжигали православные церкви и принуждали местное население переходить в католичество, а улыбающиеся власти запретили проводить церковные службы на украинском языке, а только на польском. С 1921 по 1939 год почти полмиллиона западных украинцев из шести, в основном селяне, эмигрировали в США и Канаду.

Созданные в 1925 году официальные партии – Либеральный Украинский Национально-Демократический союз, социалистический Селянско-Рабочий союз, Украинский Женский союз – боролись, как могли, за никакие права своего народа. Большое влияние в Крае, как часто стали называть польскую Западную Украину, получило Украинское национально-демократическое объединение, УНДО, собиравшее на выборах в сейм до шестисот тысяч голосов.

Активное сопротивление ополячиванию украинцев с 1920 года возглавила Украинская Военная Организация тридцатилетнего полковника, командира Корпуса сечевых стрельцов Евгения Коновальца. Среди многих украинских патриотов получили распространение идеи сорокалетнего Дмитрия Донцова, утверждавшего, что на Украине многопартийная система не работает и стране нужна одна партия и один вождь.

Под брутальным польским давлением нарождавшийся украинский национализм с ходу стал резким и жестким. Украинская Военная Организация и созданный в 1926 году Союз украинской националистической молодежи в своей борьбе с оккупантами стали использовать саботаж, поджоги поместий колонистов, налеты на банки и почты, политические убийства и террор, благо за примерами далеко ходить было не надо.

В 1926 году Дмитрий Донцов сформулировал идеи агрессивного национализма, противопоставив пацифизм экспансии, и его статьи запоем читала галичанская и волынская молодежь: «Вместо скептицизма и отсутствия веры – фанатическая вера в собственную правду, исключительность и твердость. Интересы нации выше всего».

Польские шовинистические власти активно возбуждали ненависть спокойных от природы украинцев, помогая появлению у них национального самосознания. Довольная полиция и нервные войска усмиряли возбужденные несправедливостью и жесткостью села Галичины и Волыни, спокойно расстреливали городские демонстрации, в ужасных тюрьмах и концентрационных лагерях нелюди-тюремщики с удовольствием издевались над арестованными за что и ни за что, в стране быстро нарастала социально-политическая напряженность, активно переходившая во враждебность и ненависть, а польские гоноровые власти, как и триста лет назад, не хотели понимать, что «презрение правящих рождает ненависть угнетаемых».

Польше не удалась колонизация Западной Украины. Она и не собиралась умно привлекать на свою сторону «восточные крессы» и действовала только тупой силой. Национализм «второсортных граждан» демократической Польской Республики стал искать союзников на западе. Польская шовинистически брутальная колонизаторская политика порождала националистические извращения и взаимную ненависть живущих в ней народов, и для гор грядущих трупов не имело никакого значения, что власть Второй Речи Посполитой заплатила за это своим традиционным позором. Дело для шляхетной Варшавы привычное, потому что ей было все равно даже тогда, когда вдруг громыхало возбужденное несправедливостью общественное мнение: «Если у самодовольной власти плохие мозги, что совсем не новость в истории человечества, то их нельзя хорошо вставить, а можно только выбить». По готовым взорваться от заслуженного негодования «восточным красам» 1929 года ахнули «Десять заветов украинского националиста»: «Ты достигнешь создания Украинской Державы или умрешь за нее в борьбе. К врагам своей нации относись безжалостно и с ненавистью». Уже была создана Организация Украинских Националистов и вступивший в нее двадцатилетний угриновец Степан Бандера совсем скоро вогнал ее прямо в лоб гоноровой Варшаве, чуть не обвалив государственный бюджет Польши и опозорив ее в глазах мирового общественного мнения.

УВО Евгения Коновальца и Степан Бандера до 1929 года

С 1918 года Андрей Михайлович Бандера создавал органы власти ЗУНР в Калишском повете, был членом сейма в Станиславе, формировал отряды бойцов для Украинской Галицийской Армии и сам ушел служить в нее капелланом. Жена «революционера в рясе» Мирослава Владимировна с малыми детьми после атаки Галичины польской армией Галлера, снабженной Антантой для борьбы с большевиками, на несколько месяцев переехала от войны в не очень далекие от Угринова, но сравнительно безопасные Ягольницы у Черткова, к дяде по матери. В сентябре 1919 года семья Бандер вернулась в родной дом.

Осенью 1919 года десятилетний Степан Бандера был отправлен к деду Михаилу в Стрый за восемьдесят километров от Угринова, где опять заработала одна из оставшихся украинских классических гимназий в Галичине. Он сдал сложные вступительные экзамены и стал гимназистом. Степан жил у деда, а в праздничные дни и каникулы всегда уезжал домой, куда летом 1920 года вернулся его отец. Польские власти искали и преследовали украинских патриотов, грабили их имущество и не стеснялись при желании исполнителей расстреливать их на месте без суда, но униатского священника, которого знали и в приходе и в повете, не тронули, а только установили за ним полицейский надзор.

Австро-венгерские, а за ними и польские власти не стеснялись говорить, что забытые ими украинцы не способны организовать собственное государство, а потому из-за неполноценности должны жить в государствах, созданных другими, само собой, полноценными нациями. Украинская интеллигенция боролась с оккупационными инсинуациями логикой, а возбужденная ими галичанская и волынская молодежь ответила на унизительное национальное оскорбление делом, решив после поражения Симона Петлюры продолжить «справу отцов».

Польские власти с помощью колонистов стали раскалывать украинское население по религиозному признаку, сея рознь между местными украинцами и жившими рядом поляками. Отец Андрей Бандера своей борьбой с польским засильем передал детям любовь к национальной свободе, еще не зная, что заплатит за это своей и сыновними жизнями и ГУЛАГом для дочерей.

Весной 1922 года от туберкулеза горла умерла мать Степана Мирослава Владимировна. Отец Андрей, оставшийся с шестью маленькими детьми, просил духовную консисторию перевести его в приход поближе к Стрыю и родителям, но только в 1933 году станиславский униатский епископ направил его служить в Волю Задеревецкую.

Тринадцатилетний Степан с третьего класса давал уроки, при первой возможности ехал помогать отцу в Угринов в саду, на огороде, на пасеке. Все его братья и сестры один за другим поступали в Стрыйскую гимназию.

В 1922 году Степан вступил в украинскую молодежную организацию скаутов «Пласт», в Пятый курень древнего Галицкого князя Ярослава Осмомысла, а затем во Второй курень «Красная калина». В 1930 году польские власти «Пласт» запретили, но через него уже прошли десятки тысяч молодых украинцев, обретя там знания и силу, необходимые для формирования своих характеров.

В 1923 году четырнадцатилетний гимназист из Угринова стал членом подпольной организации. Его многолетний будущий друг и приемник Степан Ленкавский один их авторов «Декалога”. украинского националиста», дал читать ему книги одного из его идеологов Николая Михновского. Подпольные кружки и организации были обычным делом среди украинской молодежи, получавшей нелегальные материалы от Украинской Военной Организации. Борьба Степана Бандеры за украинскую независимость началась в 1924 году, когда в Галичине и Волыни взорвалось дело члена УВО Ольги Бессараб.

Боевые офицеры и солдаты, воевавшие в Корпусе сечевых стрельцов за Западно-Украинскую Народную Республику, даже после поражения Второй Украинской революции сдаваться не собирались, решая проблемы освободительного движения на своей Стрелецкой раде. Разделение западно-украинских земель между Польшей, Румынией и Чехословакией вызвало резкую радикализацию среди национальных патриотов, воевавших за ЗУНР и УНР в 1918–1921 годах, начавших создавать антиоккупационные подпольные кружки и группы. Мощную нелегальную революционную организацию, которая должна была готовить кадры для национально-освободительного движения, всеобщее восстание против Польши и возрождение украинского государства создал Евгений Коновалец (1891–1938) и его товарищи по оружию.

В 1909 году восемнадцатилетний Евгений Коновалец поступил на юридический факультет Львовского университета, воевал в Первую мировую войну, в 1919 году стал полковником и командиром Корпуса сечевых стрельцов, тесно сотрудничал с Симоном Петлюрой, сражался против большевиков и деникинцев. После разгрома УНР и ЗУНР он жил на Украине, в Чехословакии, в Праге, и впереди его ждали работа с 1926 года в Берлине, создание ОУН в 1929 году в Вене, после объявления ОУН террористической организацией, сделанного Лигой Наций под давлением Польши и СССР, переезд, в Женеву, получение литовского гражданства, активное сотрудничество со специальными службами Германии, Литвы и Японии, жизнь с 1936 года в муссолиновском Риме и взрыв НКВД СССР в Роттердаме 25 мая 1938 года.

В июле 1920 года на собрании Стрелецкой рады в Праге Коновалец с товарищами вместо нее организовали нелегальную организацию «Свобода», имевшую главный штаб и шесть поветовых отделов-коллегий. «Свобода» занялась созданием учетных списков бывших украинских военнослужащих, сбором оружия и военного снаряжения. Уже через два месяца успешной работы было решено начать создание «межпартийной подпольной украинской армии». В сентябре 1920 года на съезде делегатов украинских военно-патриотических организаций в Праге была создана «военная организация», с 1924 года называвшаяся УВО, Украинской Военной Организацией.

После больших тайных сборов офицеров сечевых стрельцов под Львовом во главе УВО встал Евгений Коновалец, организовавший ее Главное Командование – Начальную команду и управления-референтуры: организационно-кадровую, боевую, разведывательную и пропагандистскую.

25 ноября 1921 года бывший солдат Украинской Галицкой Армии Степан Федак во время демонстративного визита Пилсудского в занятый Польшей Львов неудачно стрелял в диктатора. Вскоре обложенная польской полицией Начальная Команда УВО покинула Украину и с октября 1922 года действовала из-за границы.

До 1925 года Украинскую Военную Организацию в Галичине возглавляла Краевая Команда во главе с товарищем Коновальца, бывшим начальником штаба Корпуса сечевых стрельцов полковником Андреем Мельником. УВО разделило Галичину на тринадцать военных округов, которые делились на поветовые-районные центры. УВО распространяла нелегальные агитационные материалы, готовила командиров будущей украинской армии, разработала мобилизационный план всеобщего восстания, в начале которого планировала развернуть на Западной Украине шесть полноценных дивизий.

Журнал УВО «Сурма-Труба» читали тысячи молодых украинцев. Степан Бандера в Стрые активно распространял нелегальную литературу, был связным, собирал деньги для тайного Львовского украинского университета, набирал новых членов гимназической подпольной организации, вместе с товарищами бойкотировал фальсифицируемые польскими властями выборы.

Разведывательная референтура УВО занималась сбором сведений о вооруженных силах Польши, ее военно-промышленном комплексе, средствах транспорта и связи, дислокации войсковых частей, их вооружении, системе подготовки кадров, командном составе, снабжении, морально-политическом состоянии войск.

Много информации разведка УВО получала прямо от польских военнослужащих, действовавших из корыстных побуждений, и смогла добыть даже копии мобилизационных армейских планов и сметы арсеналов. Разведывательная сеть Украинской Военной Организации работала не только на Галичине и Волыни, но и по всей Польше, в Варшаве, Кракове, Люблине, Торуни, в белорусских Гродно и Бресте. Генеральный штаб польской армии во главе с Пилсудским сквозь зубы говорил, что разведка Евгения Коновальца была лучшей в Европе, а его офицеры и старшины чуть ли не в очередь продавали УВО свою родину, совсем не споря над пословицей «деньги не пахнут».

В УВО появилось два течения. Одно настаивало на передаче военных сведений о Польше «генштабам чужих армий для использования в регулярной войне», что позволит финансировать деятельность организации по подготовке восстания. Другое говорило, что эти сведения следует собирать только для своих партизанско-повстанческих дел, а упор в работе делать на политических убийствах и эксах, силовых экспроприациях, нападения на государственные банки и почты для сбора денег. Проблему террора УВО в 1924 году, впрочем, решили сами оккупационные польские власти.

Известный общественный деятель Ольга Бессараб была и связной Украинской Военной Организации. Она окончила Торговую Академию в Вене, в 1918 году служила дипломатом ЗУНР, организовала женскую секцию Корпуса сечевых стрельцов и была хорошо известна в Галичине.

Польская полиция захватила Бессараб после передачи ей разведчиком УВО плана дислокации военных частей и гарнизонов польской армии. В Львовской следственной тюрьме польские полицейские несколько дней пытали и издевались над тридцатилетней женщиной, затем убили, а потом повесили в камере, поленившись достоверно инсценировать самоубийство, что, впрочем, было непросто, с учетом замордованности подследственной, которая никак не могла себя так изуродовать.

Убийственное полицейское дело вдруг и быстро стало известно всем и во вторых похоронах Ольги Бессараб участвовали пятнадцать тысяч человек, а вскоре потрясенная Украина читала выкарябанные ею в седьмой камере львовской тюрьмы на улице Яховича страшные слова:

«Умираю, замучена, отомстите. За кровь, за слезы, за руину – верни нам, Боже, Украину!»

Молодая Украина как будто взорвалась. В УВО пришло новое поколение национальных патриотов, не участвовавших в войнах и революциях 1914–1921 годов и не верящих в старых богов. Проблема террора в организации Коновальца больше не обсуждалась. Как власть с нами, так и мы с властью, там, где нет закона, – нет и преступления, а когда забираешь чужую жизнь, будь готов отдать свою.

В марте 1925 года по «делу Бессараб» десять членов Галичанской команды УВО во главе с Мельником получили по четыре года тюрьмы, а до 1928 года за действительный и мнимый шпионаж были осуждены более ста украинских националистов.

Пропаганда государственного возрождения в УВО стала дополняться покушениями на самых одиозных представителей польского оккупационного режима, подрывными акциями и диверсиями, ослаблявшими боеспособность поработителя чужой родины и дестабилизировавшими его режим. Зачем дергать волка за уши, это совсем не болонка.

В 1924 году, после неудачного покушения боевиков УВО на польского президента С.Войцеховского, их стали вешать и давать пожизненные сроки за покушения на политических, школьных кураторов ополячивания, чиновников – полонизаторов населения. В ответ члены боевых референтур УВОи ОУН с 1921 по 1939 год совершили шестьдесят три успешных политических убийства одиозных польских колонизаторов и активно сотрудничавших с ними украинцев. Ежегодно МВД Польши регистрировало десятки нападений на банки, почты, акции саботажа, поджоги имений захватчиков чужой земли, диверсии и взрывы артиллерийских складов, нефтепромыслов, массовые обрывы военных телефонных и телеграфных линий, и все это происходило в Восточной Галичине и на Западной Волыни.

После введения Юзефом Пилсудским в марте 1926 года так называемого «санационно-оздоровительного режима» в Польше, который утвердил «отказ от компромиссов с национальными меньшинствами и государственную ассимиляцию не польских этносов», количество акций протеста, забастовок, диверсий на Западной Украине стало измеряться тысячами.

Шовинизм и брутальность польских властей, силой стиравших другие народы на их собственных землях, вызывали ярость украинских оппозиционеров, патриотов-националистов. Украинская Военная Организация заявила, что «должна искать союзников среди государств – геополитических противников Польши», потому что собственными силами свалить впятеро сильнейшего противника не получится, а договариваться оккупанты с побежденными ни о чем не будут. Евгений Коновалец в письме митрополиту Андрею Шептицкому писал о сотрудничестве с совсем не фашистской, а веймаровской Германией, веками дравшейся с Польшей за балтийское побережье:

«Пусть сегодня мы находимся на обслуживании немецких государственных чиновников, но завтра мы надеемся с их помощью и под их руководством получить собственную государственность».

О контактах Евгения Коновальца с военной разведкой Германии с 1921 года было хорошо известно среди украинских националистов, считавших эти контакты совершенно естественными в условиях борьбы с оккупационной Польшей.

Связи УВО и созданного в 1919 году еще молодого абвера, включая и финансовые, осуществлял корректный и дипломатичный Рихард – Рико Ярый, официальный сотрудник немецкой военной разведки. По слухам, Рико Ярый получил в абвере кодовое имя «Консул», не позволявшее путать его с «Консулом I»– Андреем Мельником. С 1926 по 1929 год Ярый, бывший офицер австро-венгерской и галицийской армий, возглавлял и разведку Украинской Военной Организации. С УВО сотрудничали и другие специальные службы веймаровской Германии.

Ходили слухи, что за предоставление информации и проведение акций по официальному договору начальная команда УВО ежемесячно получала от абвера финансовые средства, снаряжение, оборудование и обучение кадров «за ведение разведки в Польше в пользу рейхсвера». В 1928 году на съезде по подготовке создания ОУН Коновалец, кажетс, докладывал товарищам, что с 1923 года УВО получила от Абвера около двух миллионов немецких марок, сотни единиц оружия и тонны взрывных веществ. Члены УВО учились на курсах абвера в баварском Мюнхене и в Голландии. Центры Украинской Военной Организации активно работали в Берлине, Праге, Вене, Париже, литовских Каунасе-Ковно и Вильнюсе-Вильно. В близкой к Польше и Украине Литве печатался официальный орган УВО «Сурма», у Евгения Коновальцы был литовский паспорт.

После 1926 года тайная полиция активно засылала в УВО своих агентов и провокаторов. Говорили, что ее крупной удачей стала вербовка референта краевой команды УВО, а затем ОУН в Галичине Романа Барановского, за двести злотых в месяц выдававшего своих товарищей. Барановского курировал начальник следственного отдела по украинским делам политической полиции во Львове талантливый Ю. Чеховский. Оуновцы после раскрытия Барановского даже не могли сосчитать, какое количество их планов и боевиков он выдал, включая и краевого проводника Юрия Головинского, убитого поляками.

УВО не имела ни собственной контрразведки, ни службы безопасности. Тем не менее, в 1922–1928 годах дисциплинарный суд УВО осудил на смертную казнь пять предателей, еще четверо покончили с собой после раскрытия их измены. Говорили, что одного провокатора украинские боевики застрелили прямо в Москве. В марте 1932 года боевая группа ОУН Романа Шухевича убила бригадного комиссара полиции Чеховского, а до 1939 года были убиты еще одиннадцать польских агентов в националистическом подполье.

УВО не вела борьбу против Советского Союза, ограничиваясь сбором информации по случаю. Коновалец прекрасно понимал, что советские большевики – реальная и страшная сила, в рамках которой Восточной Украине, по Конституции, входившей в СССР на федеральной основе, получить независимость возможно только теоретически. В УВО цитировали слова уже известного английского политика Уинстона Черчилля, заявившего, что распространение коммунизма может уничтожить завоевание человеческой цивилизации – свободу, демократию и правовое государство.

«Действительность такова, что в железной руке горстки врагов рода человеческого, избравших путем своего правления массовые убийства, Россия вот-вот превратиться в варварскую страну со скотоподобным населением.

Ленин – чудовище, карабкающееся по пирамиде сложенной из черепов. На огромной территории исчезает цивилизация, и на развалинах городов, посреди гор трупов, большевики, сумасшедшие извращенцы и гнусная шайка фанатиков-космополитов, скачут и беснуются, подобно отвратительным бабуинам, держат за волосы и тиранят русский народ.

В конечном счете, коммунистический нигилизм ведет к тому, что большевики разрушают все, что попадается на их пути, как вампиры, высасывающие кровь из своих жертв.

Они ведут бесконечную войну против цивилизации. Их цель – уничтожить все институты власти, все правительства, все государства, существующие в мире. Они стремятся создать международный союз нищих, преступников, бездарностей, бунтовщиков, больных дебилов и дураков, который охватит весь мир. В этой войне, как справедливо заметил Ленин, не может быть не перемирий, ни компромиссов.

Теории Ленина и Троцкого положили конец человеческим отношениям, разрушили связи, объединявшие рабочих и крестьян, город и деревню. Они стравили классы и народы в братоубийственной войне. Они отбросили человека, этот венец цивилизации ХХ столетия, в каменный век, сделали его варваром. Вот она утопия!»

Опасность со стороны Советского Союза была далекая и не быстрая, а опасность со стороны панской Польши близкая и реальная, и УВО активно действовала в своей Западной Украине. Это было совершенно правильно, потому, что на большее все равно бы не хватило ни сил, ни ресурсов.

В Галичине и на Волыни царил очевидный политический хаос. Из почти ста зарегистрированных в Польше 1928 года политических партий в сейме были представлены сразу тридцать. Больше всего депутатских мандатов в Национальном Собрании из двенадцати официальных западноукраинских политических партий имело Украинское Народно-Демократическое Объединение.

Против компромиссного УНДО выступала Радикальная партия, объявившая Польскую Республику и Советский Союз главными врагами украинской независимости. На выборах 1928 года за большое УНДО проголосовали шестьдесят тысяч избирателей, а за двадцатитысячную Радикальную партию – почти триста тысяч. Активную работу на всех украинских землях вела и партия социалистов-революционеров, сумевшая объединиться с Украинской радикальной социалистической партией. Финансируемая Москвой маленькая коммунистическая партия Западной Украины возможно из двойных финансовых соображений в середине 1920-х годов вошла в состав неконтролируемой большевиками польской компартии, Москва несколько раз без толку сменила ее руководителей и в 1938 году четырехтысячную КПЗУ распустила.

УВО пыталась активно сотрудничать с быстро централизовавшимся кооперативным движением. Кредитные общества объединились в ассоциацию «Центробанк», сельские кооперативы создали «Центросоюз», молочные – «Маслосоюз», а все вместе они слились в «Ревизионный союз украинских кооперативов», в котором к 1939 году только в Галичине членствовали четыре тысячи организаций.

Польские власти активно мешали развитию украинского кооперативного движения, без перерыва штрафуя за якобы неправильную отчетность, мнимые или не очень нарушения правил гигиены, санитарии, пожарной опасности и еще на основании сотни высосанных из пальца причин. Создать УВО большую финансовую и экономическую структуру в таких условиях было невозможно.

Несколько украинских классических гимназий на шесть миллионов человек продолжали выпускать высокоподготовленных кандидатов на получение высшего образования, которое в десятке польских вузов для украинцев было очень дозированным. С 1920 года на пяти кафедрах трех факультетов тайного Львовского университета, для которого деньги собирали всем миром, ежегодно учились тысяча пятьсот украинских студентов, но в 1925 году польские власти, само собой, прекратили это национальное безобразие. Молодые украинцы массово поехали учиться в близкую и не дорогую Чехословакию. Польские власти не менее массово закрывали все легальные украинские молодежные организации, включая просуществовавший двадцать лет «Пласт», очевидно, всеми силами стараясь, чтобы молодые галичане и волыняне дружно вступали в нелегальную УВО, а затем и в ОУН.