Текст книги "Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана"

После безобразно организованной войны 1877–1878 годов властью была недовольная и армия. Офицеры искали причины массовых злоупотреблений в войсках и средства их искоренения. В «Подготовительной работе партии» народовольцы писали: «Значение армии при перевороте огромно. Имея за собой армию, можно свергнуть правительство даже без помощи народа, а имея армию против себя, ничего не достигнешь и с помощью народа». А. Желябов создал в Кронштадте военную организацию «Народной воли» из младших офицеров, занимавшуюся поначалу пропагандой, агитацией, распространением нелегальной литературы. Среди солдат и матросов распространялись прокламации: «Распечатывая это письмо, помни, что тут все – правда! Русские солдаты! Пора вам понять, что вы служите орудиями в руках правительства, которое набирает вас, чтобы вашими костями и кровью награбливать, с вас царь – сукин сын – по семи шкур дерет. Пора вам стать на сторону народа и его защитников! Вспомните, как не хотелось вам идти в солдаты, как некоторые из вас просто убегали от набора, а теперь у вас поднимается рука бить бунтовщиков, ваших отцов, братьев! Подумайте и одумайтесь, если у вас есть хоть капля человеческого чувства».

С крестьянством работали и «Народная воля» и «Черный передел». В ноябре 1879 года начала действовать типография «Черного передела» на Васильевском острове Петербурга, но в январе 1880 года полиция ее захватила, и чернопередельцы стали печатать и возить свою газету в Россию из-за границы.

К февралю 1880 года десять основателей «Черного передела» были арестованы, а Плеханов, Засулич, Дейч и Стефанович успели эмигрировать в Швейцарию. Г. Плеханов писал, что необходима экономическая земельная революция, а народ должен активно требовать земли и воли. Чернопередельцы пытались организовать волнения в деревне, предлагали крестьянам объединяться, посылать друг к другу ходоков, говорили, что народная партия должна стать частью народа. В конце 1880 года «Черный передел» сумел создать свою типографию в Минске. Центрального органа у них не было, действовала союзная сеть кружков в Петербурге, Москве, Казани, Киеве, Харькове, Одессе, Минске. Осенью 1881 года минская типография была взята полицией, а большинство чернопередельцев вошли в «Народную волю». В 1883 году Г. Плеханов с соратниками создал за границей группу «Освобождение труда» и занялся пропагандой марксизма в России.

Народовольцы писали о положении крестьян в империи: «Экономические интересы крестьянина признаются лишь постольку, поскольку это нужно для государства. Крестьянин должен есть, пить, одеваться, иметь хижину для того, чтобы не издохнуть с голода, чтобы иметь возможность работать, вносить деньги в казну, поставлять годных для войны рекрут. Все его помыслы должна направляться на то, чтобы добыть рубль для взноса податей, исполнить все повинности и отдохнуть для новой работы. И так изо дня в день, вчера, завтра, целую жизнь. Некогда жить для себя, для человека, некогда думать, не о чем думать». В 1880 году во время голода во многих губерниях А. Желябов предложил отложить покушение на царя и поднять восстание среди крестьян, но после долгого разговора члены Исполнительного Комитета пришли к выводу, что из этого ничего не выйдет. Политические идеалы «Народной воли» надо было пропагандировать в деревне многие годы. Народовольцы рассчитывали поднять крестьян не до, а после завершения политического переворота. В селах культурно-просветительской деятельностью занимались народники 1870-х годов, не разделявшие идеалы «Земли и воли». «Письма из деревни» профессора Земледельческого института А. Энгельгардта, сосланного в Смоленскую губернию, с 1872 года в «Отечественных записках» М. Салтыкова-Щедрина читало все российское общество:

«Первое, что бросается в глаза, это то, что во многих деревнях крестьяне получили в надел менее того количества земли, какое у них было в пользовании при крепостном праве. Вся лишняя за указанным наделом земля была отрезана во владение помещика. Лучшую часть времени крестьянам приходится употреблять для работ на чужом поле.

Ясно, что помещику нужно, чтоб хлеб был дорог, и не потому только, что он производит хлеб на продажу, а и потому, что хлеб дорог – мужик дешев, можно мужика ввести в оглобли. Мужику нужно, чтобы хлеб был дешев, потому что мужик хлеба не продает, а большей частью прикупает. Он хочет, чтобы хлеба хватило и еще на год, если Бог обидит неурожаем. Если, продав пеньку, лен, семя, коноплю, мужик может уплатить подати, то хлеб продавать не будет, хотя бы у него был двухгодичный запас. Он будет кормить свиней, скот. Поэтому мужик искренне молится Богу об урожае, о том, чтобы хлеб был дешев.

Американец продает избыток, а мы продаем необходимый насущный хлеб. Американец-земледелец сам ест отличный пшеничный хлеб, жирную ветчину и баранину, пьет чай, заедает обед сладким яблочным пирогом или папушниками с патокой. Наш мужик-земледелец ест самый плохой ржаной хлеб с травой, хлебает пустые серые щи, считает роскошью гречневую кашу с конопляным маслом, об яблочных пирогах и понятия не имеет. У нашего мужика-землевладельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку. Пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку – на, соси…

Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не станут есть всякую дрянь. Лучшую, чистую рожь мы пережигаем на вино, а самую что ни на есть плохую рожь, со всяким сором – вот это ест уже мужик. Но мало того, что мужик ест самый худший хлеб, он еще недоедает. Налегает больше на картофель, конопляный жом в хлеб добавляет. Желудок набит, но от плохой пищи народ худеет, болеет, ребята хуже растут.

Известной долей кулачества обладает каждый крестьянин, за исключением недоумков да особенно добродушных людей. Каждый мужик в известной степени кулак, щука, которая на то и в море, чтобы карась не дремал.

У крестьян крайне развит индивидуализм, эгоизм, стремление к эксплуатации. Зависть, недоверие друг к другу, подкапывание одного под другого, унижение слабого перед сильным, высокомерие сильного, поклонение богатству – все это сильно развито в крестьянской среде. Кулаческие идеалы царят в ней, каждый гордится быть щукой и стремится пожрать карася, выжать из него сок. Это, однако, не мешает крестьянину быть чрезвычайно добрым, терпимым, по-своему необыкновенно гуманным. Вследствие этого интеллигенту и бывает так трудно сойтись с мужиком».

Народовольцы анализировали состояние и возможности появившегося в России сословия заводчиков, фабрикантов, промышленников, оптовых купцов, которых в Европе называли буржуазией. Автор теории героя и толпы Н. Михайловский писал в очередном номере «Народной воли» под псевдонимом: «Оглянитесь: ненавистное иго буржуазии уже лежит над Россией. У русского гербового орла две головы, два жадных клюва. Один рвет тело русского народа с династически-военно-полицейскими целями, для расширения и содержания в повиновении окраин и для сохранения декораций деспотической власти. Он связан с другим орлом единством ненавистного желудка. Россия только покрыта горностаевой царской порфирой, под которой происходит кипучая работа набивания бездонных частных карманов жадными частными руками. Сорвите эту, когда-то пышную, а теперь изъеденную молью порфиру, и вы найдете вполне готовую, деятельную буржуазию. Ей так удобнее исполнять свою историческую миссию расхищения народного достояния и присвоения народного труда. Разве не довольно широко ваше сердце, чтобы обнять одной ненавистью государственное и частное хищничество даже тогда, когда они срослись в двуглавого орла с одним желудком? Бейте же по обеим головам кровожадной птицы!»

Народовольцы понимали, что в России 1880 года осуществленный с помощью заговора политический переворот не будет сопровождаться общей социальной революцией. Они не могли и не хотели ждать то время, когда в империи полностью созреет революционная ситуация с недовольством и ненавистью всех сословий империи. Речь А. Михайлова на суде 1882 года обсуждала вся Россия:

«Как ни уклонялись русские социалисты в продолжение восьми лет от столкновения с централизованным политическим строем, как ни пугала их возможность быстрого роста буржуазии, а с ней и всех зол капиталистического строя, в конце концов они были вынуждены на первый план выдвинуть политическую свободу и народоправление. Выступив со светлой теорией против нищеты и порабощения народа, социалисты были борьбой и обстоятельствами приведены к существенной потребности своей родины: политические права народу и с помощью их он себя устроит. Это лозунг – всякого честного русского гражданина. Борьба должна вестись партией «Народная воля» при желательном содействии народа и общества. С абсолютным монархическим принципом и олицетворявшим его центральным правительством средства борьбы намечались многообразные, не один террор, но террор считался как одно из главных средств. Революционные действия мы должны были прекратить, когда бы появилась возможность приблизиться к цели с помощью свободной проповеди, свободных собраний, свободной печати».

Все члены Исполнительного Комитета говорили, что подчиняются своему девизу и знамени – если даже народ через Учредительное собрание потребует сохранения монархии, все будет делаться в соответствии с народной волей. Софья Перовская заявила: «Наш девиз – «Народная воля» – не является пустым звуком, а действительно выражает сущность нашей программы и наши стремлений. За собой мы оставляем лишь одно безусловное право – право свободной пропаганды своих идей, а во всем остальном готовы подчиниться свободно выраженной воле народа. Возведя террор в систематический прием борьбы, партия пользуется им как могучим средством агитации, как наиболее действительным и выполнимым средством дезорганизовать правительство и держать его под дамокловым мечом, принудить к действительным уступкам».

Народовольцы быстро поняли, что всенародное восстание в империи может произойти совсем нескоро. Местные группы партии занимались распространением нелегальной литературы, агитацией и пропагандой, собирали пожертвования на «Народную волю», заводили необходимые связи и знакомства в своих губерниях. Они много сделали для распространения идеалов Исполнительного Комитета, создали вокруг него атмосферу сочувствия, без которой его деятельность была бы просто невозможна. В семидесяти городах империи действовало почти сто групп и двести кружков «Народной воли» – с 1879 по 1883 год. Пятьсот народовольцев России активно поддерживали пять тысяч человек. Гибель Исполнительного Комитета означала конец «Народной воли».

Во главе Исполнительного Комитета встала администрация, Распорядительная комиссия в составе Александра Михайлова, Льва Тихомирова и Александра Квятковского. По мере развития событий руководство «Народной волей» осуществлял совет из тех членов Исполнительного Комитета, которые в определенный момент находили в Петербурге. В случае ареста все договорились называть себя агентами Исполнительного Комитета, чтобы он всегда оставался для полиции, жандармов, властей, общества неуловимым и грозным. Несколько народовольцев обладали большими политическими дарованиями, теоретическими знаниями, организаторскими способностями, являлись великолепными конспираторами, талантливыми ораторами и пропагандистами, техниками и оружейниками, мужественными людьми неукротимой воли, неуклонно добивавшимися общей цели. Эти невозможные люди объявили войну самодержавной власти и атаковали Александра II, стоявшего во главе государственной чиновничье-бюрократической машины – Молоха, которому приносились в массовую жертву экономическое благосостояние ста миллионов подданых и все права человека и гражданина. Вскоре Фридрих Энгельс писал на всю Европу: «В России – два правительства: царя и тайного Исполнительного Комитета заговорщиков-террористов».

К осени 1879 года Александр Михайлов с соратниками полностью создал инфраструктуру партии. Была налажена и отработана система жесткой конспирации с шифрами, предупреждающими сигналами, паролями, создана сеть конспиративных квартир с базовыми, центральными, с запасами продуктов, одежды для переодевания, оружия, средствами для гримирования, неприкосновенным запасом денег. Одна из центральных квартир находилась в Лештуковском переулке, между Гостиным двором и Витебским вокзалом. Недалеко от нее, в Троицком переулке, у Пяти углов, располагалась динамитная мастерская Николая Кибальчича, постоянно, на глазах у дворников, полиции, сыщиков, которых народовольцы называли «подошвами» и «пауками», снабжавшаяся всем необходимым для производства бомб, мин и ручных взрывных устройств. Третье отделение годами пыталось ее обнаружить, но так и не могло, что привело к его ликвидации. Центральная квартира, в которой часто встречались члены Исполнительного Комитета, была в доме 25 по Вознесенскому проспекту, между Мариинским театром и Сенной площадью. Именно здесь в ночь на 1 марта народовольцы во главе с Софьей Перовской и Николаем Кибальчичем сумели собрать четыре ручных бомбы, запалы к которым им передали офицеры из Кронштадта. Бомбы ранним утром сами Перовская и Кибальчич пронесли по Садовой улице мимо Сенной улицы, Гостиного двора, по Невскому проспекту мимо Аничкова дворца, где жил цесаревич Александр, мимо Московского вокзала до Тележной улицы, где четыре бомбы были переданы метальщикам И. Гриневицкому, Н. Рысакову, Т. Михайлову и А. Емельянову. В Саперном переулке, между Михайловским и Таврическими дворцами, находилась тайная Вольная типография, после захвата в январе 1880 года восстановленная на Подольской улице. В особой конспиративной квартире располагался народовольческий паспортный стол.

Александр Михайлов снял квартиру на Фонтанке, напротив Третьего отделения, и почти полгода смотрел за входом в политическую полицию. Он знал в лицо не только всех руководителей Третьего отделения, но и всех жандармских и полицейских офицеров, даже всех филеров не только Петербурга, но и многих других российских городов. Михайлов знал все петербургские проходные дворы. Он всему, что знал, обучал народовольцев и контролировал соблюдение условий конспирации. Михайлов часто прикрывал товарищей во время различных акций, спасая им жизнь. Один народоволец позднее рассказывал товарищам: «Я должен был сбежать с квартиры и скоро заметил упорное преследование. Я сел в конку, потом на извозчика. Ничего не помогло. Наконец мне удалось, бегом пробежавши рынок, вскочить в вагон с другой стороны. Я потерял из виду своего преследователя, но не успел вздохнуть свободно, как вдруг входит в вагон шпион, мне прекрасно известный: он постоянно присутствовал при всех проездах царя и выследил меня на мою квартиру, откуда я сбежал. Я был в полном отчаянии, но в то же мгновение совершенно неожиданно вижу – по улице идет Александр Михайлов. Я выскочил из вагона с другого конца и побежал вдогонку. Догнал, быстро прохожу мимо и говорю, не поворачивая головы: «Меня ловят». Александр, тоже не взглянувши на меня, ответил: «Иди вперед». Я пошел, а он в это время осмотрелся, что такое за мной делается. Через минуту он догоняет меня, проходит мимо и говорит: «Номер 37, во двор, через двор на Фонтанку, номер 50, опять во двор. Догоню». Я пошел, увидел скоро номер 37, иду во двор, который оказался очень тесным с какими-то закоулками, и вдруг неожиданно очутился на Фонтанке. Тут я в первый раз поверил в свое спасение. Скоро на Фонтанке оказался другой заворот, а за ним номер 50: прекрасное место, чтобы исчезнуть неожиданно. Вхожу во двор, смотрю, а там уже стоит Михайлов. Оказалось, что этот двор тоже проходной. Он отвез меня на квартиру!»

Александр Михайлов писал товарищам на память: «Все мои помыслы были сосредоточены на расширении и развитии организации. В характерах, привычках и нравах самых видных деятелей нашего общества было много явно губительного и вредного для роста тайного общества. Однако недостаток ежеминутной осмотрительности, рассеянность, а иногда и просто недостаток воли и сознательности мешали переделке, перевоспитанию характеров членов соответственно организации мысли. И вот я и Оболешев начали самую упорную борьбу против широкой русской натуры. И надо отдать нам справедливость – едва ли можно было сделать с нашими слабыми силами более того, что сделали мы. В конце концов сама практика заставила признать громадную важность для дела наших указаний, казавшихся иногда мелкими».

Александр Михайлов, символ осторожности и неуловимости, создал науку конспирации. Он часто экзаменовал товарищей, устраивал за ними слежку и очень радовался, если его обнаруживали. Михайлов всегда сам снимал конспиративные квартиры, обязательно с толстыми стенами и двумя выходами, что часто спасало народовольцев во время захватов. Окна квартир «Народной воли» должны были обязательно выходить на улицу, чтобы на них всегда находились знаки безопасности. Александр Михайлов научил товарищей одним взглядом замечать знакомых среди уличной толпы, заставлял их выучить наизусть перечень трехсот петербургских проходных дворов. Он разработал и передал товарищам систему оглядываться не оглядываясь, исчезать на ровном месте, среди бела дня, на глазах у прохожих. Он часто объезжал местные народовольческие группы, разрабатывал и контролировал реализацию многих акций и проектов «Народной воли». За обеспечение безопасности партии, за точность, аккуратность, пунктуальность, товарищи называли его «Дворником».

В начале 1879 года к Александру Михайлову обратился Николай Клеточников, приехавший в Петербург из Симферополя. Не закончивший университет по болезни, Клеточников через знакомых искал революционеров-подпольщиков. Михайлов поселил его в доме А. Кутузовой, один из родственников которой служил в Третьем отделении. Клеточников стал ежедневно проигрывать Кутузовой небольшие суммы в карточной игре, которую она очень любила. За два месяца Клеточников проиграл своей домохозяйке довольно приличную сумму в несколько сот рублей и заявил, что, так как не смог найти в Петербурге работу, то должен вернуться домой, в Крым. Кутузова рекомендовала Клеточникова на работу в Третье отделение, куда он вскоре был принят, как человек с университетским образованием, без вредных привычек и связей в Петербурге, солидный тридцатилетний человек с прекрасным почерком. Сначала его назначили переписчиком в третью секретную экспедицию, затем присвоили низший по Табели о рангах чин коллежского регистратора и назначили помощником делопроизводителя, занимавшегося донесениями секретных агентов. По своей работе Клеточников знал почти столько, сколько начальник секретной экспедиции. Вскоре ему поручили также хранить самые секретные агентурные документы и ключи от архива. Клеточников стал постоянно задерживаться на службе после работы. Он назвал А. Михайлову несколько провокаторов в рабочих, студенческих и народнических кружках, спас множество революционеров, а том числе Степана Халтурина. При разделении «Земли и воли» на две фракции, ему предложили выбрать, с кем он будет работать, и Клеточников выбрал народовольцев. Одновременно он договорился с А. Михайловым, что при возможном аресте помощник делопроизводителя секретной экспедиции заявит, что работал с «Народной волей» из-за получаемых больших денег. Пришедший на жалованье в тридцать рублей в месяц, через два года Клеточников получал восемьдесят рублей ежемесячно и передавал часть сэкономленных денег на нужды своей партии. Два года Николай Клеточников предупреждал «Народную волю» о действиях Третьего отделения в отношении революционеров, о его агентуре.

После ареста его друга А. Михайлова в ноябре 1880 года с Клеточниковым на конспиративных квартирах встречались позже поочередно арестованные А. Баранников, А. Желябов, А. Корба.

Ставший провокатором И. Окладский выдал жандармам все, что знал и не знал, включая одну из конспиративных квартир. После долгой слежки за перемещениями революционеров от этой квартиры был выслежен и арестован А. Баранников. В одну из десятков засад на квартирах революционеров, организованных жандармами, в январе 1881 года попал Клеточников. Жандармы восстанавливали на окнах сигналы безопасности, убранные революционерами. Агент второй степени Исполнительного Комитета «Народной воли» Николай Клеточников был помещен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, в феврале 1882 года судим по Процессу 20-ти вместе с А. Михайловым и приговорен к смертной казни, замененной пожизненной каторгой. Клеточников на суде заявил:

«До тридцати лет я жил в глухой провинции, среди чиновников, занимавшихся дрязгами, попойками, вообще ведущих самую пустую, бессодержательную жизнь. Среди такой жизни я чувствовал какую-то неудовлетворенность, мне хотелось чего-то лучшего. Наконец я попал в Петербург, но и здесь нравственный уровень общества не был выше. Я стал искать причины такого нравственного упадка и нашел, что есть одно отвратительное учреждение, которое развращает общество, которое заглушает все лучшие стороны человеческой натуры и вызывает к жизни все ее пошлые темные черты. Таким учреждением было Третье отделение. Тогда я решился проникнуть в это отвратительное учреждение, чтобы парализовать его деятельность. Наконец мне удалось поступить туда на службу.

Я очутился в Третьем отделении среди чинов. Вы не можете себе представить, что это за люди! Они готовы за деньги отца родного продать, выдумать на человека какую угодно небылицу, лишь бы написать донос и получить награду. Меня просто поразило громадное число ложных доносов, из ста доносов верный был один. А между тем почти все эти доносы влекли за собой арест, а потом и ссылку. Я возненавидел это отвратительное учреждение и стал подрывать его деятельность: предупреждал, как только мог, об обыске, а потом, когда познакомился с революционерами, то передавал им самые подробные сведения».

Николая Клеточникова уморили в Алексеевском равелине Петропавловской крепости в июле 1883 года. Все народовольцы, которые знали о его существовании до суда и после, называли его героем. Бешеное сопротивление Тайной типографии на Саперном переулке, атакованной десяткам жандармов, обуславливалось, в частности, именно тем, что там сжигали донесения Клеточникова, отстреливаясь от атакующих так долго., солько было нужно, чтобы уничтожить все документы. Весь сгоревший пепел утопили в тазу с водой.

Клеточников передал «Народной воле» сотни материалов, разоблачил множество провокаторов. Прокламации народовольцев постоянно сообщали: “ Исполнительный Комитет извещает, что Петр Иванович Рачковский состоит на жалованье в Третьем отделении. Его приметы: рост высокий, телосложение довольно плотное, волосы и глаза черные, кожа на лице белая с румянцем, черты крупные, нос довольно толстый и длинный. На вид лет 28–29. Усы густые черные. Бороду и баки в настоящее время бреет. Исполнительный Комитет просит остерегаться шпиона».

Впервые об убийстве Александра II народовольцы говорили на Липецком и Воронежском съезде, договорившись решить эту проблему в зависимости от репрессий властей. 11 августа 1879 года были повешены четверо революционеров, включая Д. Лизогуба, которого народники называли святым. 26 августа только что созданный Исполнительный Комитет собрался в Лесном. Почти двадцатипятилетнее царствование Александра II народовольцы назвали недоведенным ни до чего, наполненным пустыми обещаниями и посулами. Он дал вольную крестьянам, но не дал земли, он защищал балканских славян от турецкого ига и восстановил против себя и Балканы, и Европу. Александра II назвали Вешателем, не только Освободителем, гонителем народников, студентов, разночинцев, всех инакомыслящих. Реформы не были доведены до конца и не стали началом возрождения России. Беспощадно было подавлено польское восстание. Громкие слова о свободе и конституции сопровождались бессудными ссылками тысяч человек в Сибирь, смертями, самоубийствами, сумасшествиями сотен людей, почти всегда умеренных либералов, которых годами просто так держали в невыносимых тюремных казематах, часто вообще забывая о существовании узников. Один из землевольцев на суде заявил, что бессмысленно ссылать людей в Сибирь, когда вся страна Сибирь. Народовольцы решили, что все полезное, что совершил Александр II в начале царствования, он же и загубил и должен ответить за казни, за надругательства над людьми, за умерших и сошедших с ума народников, за притеснения подданных. Необходимо было решить, где, кто и как убьет Александра II.

Особая стража из нескольких десятков городовых для охраны царской резиденции, Зимнего дворца, была создана в конце 1861 года. Они же охраняли Александра II в Летнем и Александровском саду, во время пребывания в Царском Селе, Петергофе.

Охраной царя занимались также Третье отделение и полиция Министерства внутренних дел. Личной охраны Александр II за ненадобностью не имел.

После покушения Д. Каракозова в мае 1866 года Третье отделение и МВД создали особую команду для охраны императора из трех руководителей, десяти тайных агентов и ста стражников. В охранительную команду набирались жандармы и полицейские из Варшавы и Риги. В июне 1879 года группа «Свобода и смерть» «Земли и воли» в своей газете уже дала для подданных подробное описание работы царских телохранителей, особенно говоря об их явно узнаваемости. Охранники всегда предварительно осматривали местность, в которую ожидался приезд царя, встречали, провожали и сопровождали Александра II при его поездках по России и Европе. Посты штатской охраны были установлены и у резиденции цесаревича Александра Аничкова дворца. После покушения А. Соловьева в апреле 1879 года во главе охранной команды был поставлен двадцатичетырехлетний жандармский капитан Карл Кох, сбивший с ног Соловьева во время его четвертого и пятого выстрела в царя. Император и наследник престола прекратили свободные прогулки по столице империи и выезжали из своих дворцов под официальным гвардейским конвоем и неофициальной охраной. Конвойные функции выполняли терские и кубанские казаки лейб-гусарского Казачьего полка.

Народовольцы понимали, что время нападения на Александра II одиночки с револьвером давно прошло. Царя решили взорвать в его резиденции, в Зимнем дворце, и на железной дороге, во время возвращения его в Петербург из Крыма. Одновременно готовили четыре взрыва – особо секретный в Зимнем, подготовлением которого занимался Степан Халтурин и взрывы под Одессой, в Запорожье и под Москвой. Под Одессу поехали Михаил Фроленко, Вера Фигнер, Татьяна Лебедева и Николай Кибальчич. Одним из их помощников был рабочий В. Меркулов, позднее, во время ареста в феврале 1881 года, рассказавший жандармам все, что узнал за два года в «Народной воле», а знал он много. В Запорожье, под Александровск, поехали Андрей Желябов, Анна Якимова, рабочий Иван Окладский, после ареста летом 1880 года рассказавший полиции и жандармам очень много подробностей о деятельности «Народной воли». Именно Окладский в закрытой карете сутками ездил по улицам Петербурга, выискивая народовольцев, а знал он почти всех. Именно Окладский опознал случайно задержанных А. Михайлова и А. Желябова, имевших настоящие паспорта на другие фамилии, он опознал половину задержанных и неизвестных полиции народовольцев, имевших абсолютно надежные настоящие документы. Под Москвой рыли колоссальный подкоп Александр Михайлов, Андрей Баранников, Лев Гартман, Сергей Ширяев, Григорий Исаев, Софья Перовская и Григорий Гольденберг, арестованный в ноябре 1879 года и весной 1880 года рассказавший полиции все, что знал о «Народной воле» и ста пятидесяти ее членах. Обычно царь возвращался из Крыма в Санкт-Петербург в середине ноября и у революционеров для подготовки трех взрывов оставалось менее трех месяцев.

В сентябре 1879 года Вера Фигнер под видом знатной дамы с большим грузом динамита приехала в Одессу. Вместе с ожидавшим ее Кибальчичем она сняла квартиру в доме 66 на Екатерининской улице, где они поселились как супруги Иваницкие. Чуть позже в Одессу приехали Фроленко, Колодкевич и Лебедева. На Екатерининской улице хранился динамит, пироксилин, запалы, Кибальчич готовил все для взрыва. Первоначально одесская группа планировала заложить динамит на рельсы у города ночью между поездами и с помощью длинной проволоки замкнуть контакты. Дорога часто осматривалась, а при приближении царского поезда контроль над железнодорожными путями был бы еще более усилен. Народовольцы решили взорвать царя прямо из будки путевого обходчика. Нужно было устраиваться на работу на железную дорогу.

Под видом одесской домовладелицы Фигнер пришла на прием к члену правления Юго-Западной железной дороги барону Унгерн-Штербергу и попросила его дать место железнодорожного сторожа ее слуге, жена которого заболела туберкулезом и нуждалась в постоянно нахождении на свежем воздухе. Барон написал записку начальнику дистанции и Фроленко с Лебедевой перешли в будку сторожа на четырнадцатой версте Юго-Западной дороги под Одессой. В будку сторожа из Одессы был перевезен динамит и народовольцы начали рыть подкоп. В конце октября Исполнительный Комитет выяснил, что Александр II возвращаться из Крыма будет не через Одессу, а через Харьков. В Одессу приехал Гольденберг, чтобы забрать динамит для московского взрыва. Все одесские народовольцы, кроме Фигнер, разными дорогами покинули город. Тяжелый чемодан с тридцатью пятью килограммами динамита Гольденберг почему-то сдал в багаж и поездной служащий, удивленный тяжестью маленького чемодана, сообщил об этом железнодорожной полиции. Чемодан на ближайшей станции аккуратно вскрыли, увидели динамит и быстро арестовали Гольденберга на следующей остановке. Через несколько месяцев после февральского взрыва Зимнего дворца Степаном Халтуриным, Гольденберг дал подробные показания на множество членов «Народной воли», которых знал. В июле 1880 года его нашли в камере Петропавловской крепости, в петле из собственного разорванного полотенца, которое не было привязано ни к какому крюку, ввиду их полного отсутствия в одиночке.

В Запорожье, в Екатеринославской губернии, взрыв царского поезда готовила группа Желябова. Андрей Желябов родился в 1851 году в Крыму в семье дворового крестьянина. Почти десять лет он проучился в Керченской гимназии, которую в 1869 году закончил с серебряной медалью. На учрежденную одним из крымских купцов-меценатов стипендию он поступил на юридический факультет Новороссийского университета, и с третьего курса был отчислен во время студенческих волнений. Как зачинщика Желябова не приняли в университет и на следующий год. Он жил в Одессе случайными уроками, женился на дочери промышленника, у него родился сын. Желябов посещал кружки народников, «Киевскую коммуну» и «Громаду», сам вел пропаганду среди одесских рабочих, осенью 1874 года был арестован и весной выпущен под залог. Желябов «ходил в народ», агитировал в Одессе и Крыму, летом 1877 года был арестован и весной выпущен под залог по «Процессу 193-х». Он вернулся на Украину, продолжил пропаганду в южных народнических кружках, осенью 1878 года перешел на нелегальное положение. Летом 1879 года М. Фроленко пригласил его участвовать в съезде «Свободы и смерти» в Липецке, тогда же в Воронеже его приняли в члены «Земли и воли». Осенью 1879 года он вступил в «Народную волю», объехал Украину, где собирал террористов в новую партию.