Текст книги "Секретная должность агента Рейли"

В тот же день Георгий Михайлович рассказал о заманчивом предложении брату Николаю и Дмитрию Константиновичу.

– Это совершенно невозможно, – замотал головой князь Дмитрий. Бежать из России в мундире чужой страны? Я не давал присягу сербскому королю, чтобы носить мундир этого государства. Я не поеду. Кроме того, а куда я дену Татьяну Константиновну с детьми? Оставлю их на растерзание большевиков?

– Дело даже не в ней, к Багратион-Мухранским большевики претензий не имеют, дело в том, что своим побегом мы ухудшим положение остальных, тех князей, кто отправлен в Алапаевск и особенно положение Государя с семьей.

Это сказал Николай Михайлович, либерал и демократ, главный фрондёр при дворе, человек, которого император терпеть не мог и подозревал во всех возможных грехах.

В минуту, когда была возможность спастись лично, он думал о тех Романовых, у кого такой возможности не было.

– Я согласен с братом, – добавил Георгий Михайлович, – мы ничего не сделали против новой власти, но если совершим побег, нарушив слово, которое давали в Петрограде, то станем в их глазах преступниками. Если поймают, что не исключено, то сразу же расстреляют. А так, остается шанс на то, что за нас похлопочут и будет легальная возможность уехать заграницу.

– Я в это не верю, – отреагировал старший Михайлович, но бежать считаю ниже своего достоинства.

На том и порешили.

На следующее утро Смыслов с волнением ждал Великого князя. Тот появился в условленное время и после приветствий вежливо сказал, что они посоветовались, благодарят за заботу, но по ряду причин принять предложение не могут.

– Почему? – воскликнул Смыслов, – Вам же угрожает опасность?

– Все в руце Божией, – ответил Георгий Михайлович, – будем молиться, и Господь нас услышит.

Он повернулся, высокий и стройный, несмотря на свои годы, и пошел прочь, оставив Смыслова в недоумении на скамейке Пятницкого бульвара.

В полдень в ресторане гостиницы подпоручик снова встретил Чаплина.

– Я уже знаю, что они отказались, – сказал тот, – но Вашей вины нет, Вы сделали то, что были должны.

– Я не понимаю, почему? – спросил Смыслов.

– Это внуки русского царя, у них свое понимание чести, и мы не в праве их судить, хотя, положа руку на сердце, я тоже недоумеваю, – ответил Чаплин.

– Очень жаль, – сказал Смыслов, – колесо рулетки могло в очередной раз повернуться в пользу Романовых, но они сами отказалась крутануть этот барабан.

– Да вы философ, Смыслов, – усмехнулся Чаплин.

– Так точно, с четырьмя курсами университета.

– Сейчас не до учебы, решается судьба Родины, – пафосно сказал кавторанг. – Я должен уехать из Вологды, надеюсь ненадолго. Вы, Смыслов, останетесь тут. Я Вас познакомлю с английскими джентльменами, будете помогать им в делах, я знаю, что Вам не впервой иметь дело с англичанами.

Доктор Ковалевский обещал прислать сюда много настоящих патриотов, готовых к борьбе с большевизмом, и Вы будете с ними работать. Британские дипломаты обеспечат надежное прикрытие этому мероприятию и, как знать, может быть Вам выпадет шанс снова встретить Великих князей и сказать им: Вы свободны, Ваши императорские высочества!

Вечером служанка Калисфена слышала, как мистер Томсон с господином Гиллеспи что-то горячо обсуждали. Разговор почему-то шел на русском.

– Я говорю Вам, этот отказ – чистое безумие с их стороны, – горячился Гиллеспи, – коридор работает, как часы. В Мурманске их были бы рады видеть. Генерал Пуль лично передавал Георгию Михайловичу привет и пожелание скорейшей встречи.

– Они говорят, что дали слово никуда не уезжать отсюда и будут его держать, Вы понимаете, это слово Великих князей! – возбужденно отвечал Томсон.

– Георгий Ермолаевич, – назвал англичанина русским именем Гиллеспи, как Вы не понимаете, благородство осталось в прошлом октябре, теперь каждый за себя и должен спасать свою жизнь.

– Они говорят, что побег ухудшит положение Государя и его семьи, осложнит пребывание на Урале их ближайших родственников. Они себя ни в чем виноватыми не считают и говорят, что бояться им нечего.

– Какое поразительное простодушие! – Гиллеспи встал и начал кругами ходить по комнате. – Впрочем, как знают, я не могу отвечать за взрослых людей, если они ведут себя, как маленькие дети.

– Что мы можем поделать? – удрученно сказал Томпсон, – Мы только ищем возможности для спасения их Высочеств, но не можем за них самих решать, воспользоваться этими возможностями или нет.

Калисфена сообразила, что речь идет о бывших Великих князьях Романовых, о которых ей рассказывали на кухне, и одного из которых она видела в консульстве.

– Какие у Вас планы на дальнейшее? – спросил Томсона Гиллеспи.

– Я еду в Архангельск и Мурманск, надо помочь нашим, скоро им предстоят великие дела.

– Господин Гиллеспи, – в комнату вошел вице-консул.

– Да, сэр, – деланно спросил его Рейли, ему иногда даже нравилось изображать 45-летнего секретаря при 22-летнем вице-консуле.

– Я получил телеграмму, завтра в Вологду прибывает представитель Великобритании в России господин Брюс Локкарт.

– Мы будем готовиться к приему высокого гостя, – пошутил Гиллеспи, – надо сказать Калисфене, чтобы подала к ужину что-нибудь особенное.

Убедившись в невозможности уговорить Великих князей бежать по подложным паспортам в Мурманск под защиту британского флота, Чаплин-Томсон уехал из Вологды в Архангельск. Там английский паспорт ему будет нужен еще какое-то время, как прикрытие для осуществления задуманных планов. Но для своих в городе будет действовать уже другой человек – герой войны, боевой офицер подводник Георгий Ермолаевич Чаплин.

Он, убежденный монархист, направлялся в Архангельск еще и потому, там было много сторонников императорской партии, а Чаплин мечтал о возвращении монархии. Подходящая кандидатура, – брат царя Николая II Михаил Александрович находился в Перми. Как раз тогда поползли слухи, что он исчез из поля зрения властей, перешел на нелегальное положение и направляется в Архангельск. Великий князь Михаил представлялся Чаплину лучшей кандидатурой на престол, и он поспешил навстречу будущему русскому государю.

Перед самым отъездом Чаплин привел Смыслова в Британское вице-консульство и представил господину Бо. Маленький англичанин, до Вологды служивший в Московском консульстве рядовым клерком, дружелюбно протянул офицеру руку.

– Будем знакомы Генри Чарльзович, так меня здесь зовут.

– Подпоручик Смыслов, – отрапортовал гость, подумал и добавил, – здесь меня зовут Иван Петрович.

Англичанин оценил шутку и засмеялся.

– Прекрасно, когда вернется из поездки в Петроград наш сотрудник Гиллеспи, я представлю вас ему. По правде говоря, он тоже любит разного рода розыгрыши.

Смыслов уже второй раз за последние полгода оказался в компании англичан. Но сейчас его миссия была предельно ясна. Надо было встречать на вокзале добровольцев, прибывающих из Петрограда от доктора Ковалевского, сопровождать их до английского офиса и затем отправить поездом на Мурманск. Смыслов толком не знал, куда направятся дальше добровольцы, но предполагал, что на Западный фронт помогать союзникам в борьбе с немцами.

Глава 10

Неофициальный представитель Великобритании в России Роберт Брюс Локкарт любил бывать в ресторанах. Еще при царе в бытность свою на консульской службе в Москве он слыл завсегдатаем лучших злачных заведений Первопрестольной. В некоторых ресторанах для него держали в резерве кабинет или столик. Теперь, после возвращения в столицу уже в новом статусе, он возобновил посещения своих излюбленных мест.

Старый татарин-лакей из «Стрельны» узнал Локкарта, заулыбался скуластой физиономией.

– Добро пожаловать. Господин Лохарь, изволите кабинет?

– Нет, мы будем ужинать в общем зале.

Локкарт пришел в «Стрельну» вместе с Мурой, сотрудником своей миссии и его любовницей. Праздновали день рождения дамы. Удивительно, но хозяева заведения как-то исхитрялись доставать продукты в полуголодной Москве. Конечно, цены были сверх всякой меры, но посетителей это не останавливало. Зачем экономить, если деньги с каждым месяцем все больше теряют свою ценность, а большевики говорят, что скоро их вообще отменят, и дело действительно идет к тому. Уже сейчас цены на всё выросли в десять и более раз по сравнению не то что с довоенным, а периодом полугодовой давности.

Основные продукты распределяются по карточкам, все остальное продается по коммерческим ценам. Деньги что – бумага, напечатают еще.

Настоящие ценности у большинства обеспеченного населения хранились в золоте и драгоценностях, были надежно припрятаны в ожидании лучших времен. Наступят ли эти времена – среди завсегдатаев ресторанов этого не знал никто. Посему, большинство из них не желало ждать завтра, предпочитая прожигать жизнь в заведениях и наслаждаться сиюминутным блаженством.

В тот день в «Стрельне» пела знаменитая цыганка Мария Николаевна. Локкарт заказывал романсы и щедро платил за каждую песню. Хор, подпевая солистке, разносил по всем уголкам ресторана бесшабашные цыганские припевы со здравицей барину «Лохарю». Лакеи в белых перчатках кланялись и услужливо взмахивали салфетками на руке. Он гулял с размахом, как будто в последний раз.

Завтра Локкарт должен был ехать в Вологду на совещание глав миссий. Тема саммита – перспектива союзной интервенции, все будут ждать от него публичных покаяний и признания ошибок последних месяцев, вины за сотрудничество с большевиками. Посещать Вологду Локкарту очень не хотелось.

– Может быть, мы поедем вместе? – спросила его Мура, – Я никогда не была в этом городе, говорят, там красиво, настоящая русская глубинка, много старинных зданий.

– Мой приятель, – ответил Локкарт, – английский журналист писал про эту Вологду с большим сарказмом. Он даже сочинил каламбур, что город основан более 700 лет назад и такое впечатление, что с тех пор там ничего совершенно не изменилось.

– Что он имел в виду?

– Как что? Русскую грязь, любование прошлым и совершенное пренебрежение современными реалиями. Мы живем в XX веке в эпоху прогресса, с электричеством и паровыми двигателями. Русская провинция существует своим прошлым. Когда-то Вологду посетил царь Иван Грозный и даже построил там какой-то собор, так жители вот уже более трехсот лет считают это главным событием местной истории.

– Ну теперь наверное уже не считают, там теперь дипломатический центр России, на улице запросто можно встретить американского и французского послов и раскланяться с ними. Жаль, что нельзя встретить там посла Великобритании.

– Почему жаль, я считаю, что нахождение дипкорпуса в этой деревне большой политической ошибкой, со мной согласны многие: итальянский генерал Ромеи, консулы стран Антанты в Москве, полковник Роббинс наконец.

– Роббинс уехал, а все остальные – это лица второго плана, они должны понимать: благодаря тому, что главные фигуры в Вологде, с их мнением здесь в Москве считаются. Кстати, а где наш друг Жак Садуль, мы разве его не приглашали на сегодняшний ужин?

– Он не пришел, сослался на неотложные обстоятельства, на самом деле, конечно, не захотел. Он странный человек, как только я стал говорить о возможности союзной интервенции, он замкнулся и почти не общается со мной.

– Наверное, он предан большевистской идее, и Вы в его глазах выглядите предателем.

– Я не предатель. Я всегда был предан только интересам Великобритании и теперь, когда стало ясно, что большевики войну не возобновят, когда я увидел в Москве этого чванливого боша немецкого посла графа Мирбаха, понял, что интересы моей страны изменились.

– Да, да, я знаю эту доктрину, у Англии нет постоянных друзей, есть только постоянные интересы. Сейчас, дорогой Брюс, я думаю, что настало время помириться с дипломатическим корпусом, а, значит, надо ехать в Вологду с высоко поднятой головой и программой действий.

– Хорошо, я закажу купе, мы поедем туда и докажем всем, что я еще не сказал своего решающего слова в этой игре.

27 мая Локкарт с Мурой прибыли в Вологду. На этот день была назначена конференция союзных представителей, и присутствие неофициального главы Английской миссии выглядело крайне желательным, ну не мальчишку же вице-консула приглашать для решения серьезных дел.

По протоколу заседание было назначено на утро. Локкарт отправился в американское посольство, Мура – на прогулку по городу. В пять вечера к традиционному чаепитию она должны была вернуться в здание на улице Дворянской 31.

На совещании Френсис информировал собравшихся о содержании своего письма в Вашингтон с предложением организовать на Севере России союзную интервенцию, для чего использовать коалиционные силы, находящиеся в Мурманске.

– Вы полагаете, – спросил его Локкарт, – что лояльные Антанте русские, которые настроены против большевиков поддержат союзную интервенцию?

– Я в этом не сомневаюсь.

– А я сомневаюсь, – настаивал англичанин, – русские устали от войны, они крайне плохо отнесутся к любым иностранным войскам на своей территории.

– В этом есть здравый смысл, – поддержал Локкарта Нуланс, – чехословацкий корпус, который, как мы считали, покончит с большевизмом на всей территории от Урала до Владивостока, со своей задачей не справляется.

Японская интервенция только обострила борьбу в регионе. Русские не забыли Порт-Артур и горы трупов на сопках Маньчжурии. Они видят в японцах врагов, и это укрепляет большевизм на Дальнем Востоке.

– Мы были против японской интервенции, – поддержал разговор Френсис, – мы писали ноты.

– Позвольте, – не согласился с американцем поверенный в делах Японии Наотоси Марумо, – не Вы ли, господин посол, когда я Вас спрашивал о наших намерениях, махнули рукой и сказали: делайте, что хотите.

– Я? – поразился Френсис, – если Вы имели ввиду свою фразу, сказанную во время игры в покер, когда у меня не шла карта, то я действительно рекомендовал Вам не приставать с глупыми вопросами, когда я занят серьезным делом.

– Вы именно так и сказали, делайте, что хотите. Я расценил это как согласие на интервенцию, а ваши ноты, увы, опоздали, теперь интервенция в Приморье – свершившийся факт и, кстати, большевиков там нет.

– Вы, Марумо, слышите только то: что хотят услышать в Токио, ничего более. Русские никогда не простят Японии поражения в войне, утраты Курильских островов и половины Сахалина. Согласитесь, у них есть на это право.

– Они проиграли войну и вынуждены были заплатить за это территориями, вот если бы мы проиграли, платили бы мы, это закон войны, и нечего обсуждать.

– А каких русских, господин Френсис, Вы собираетесь поддерживать против большевиков? – спросил американца Локкарт.

– Любых, кто поднимет это знамя.

– Но между русскими оппозиционерами существуют непреодолимые противоречия. Монархисты, эсеры, кадеты, наконец. Как примирить их между собой?

– Вы знаете, Локкарт, – ответил Френсис, – меня не удивил Ваш вопрос, недавно я получил письмо из Петрограда от одной очень известной в обществе дамы.

Все напряглись, потому что подумали, что речь может пойти о сердечной подруге посла Матильде де Крамм. Это грозило скандалом.

– Господин посол имеет в виду баронессу Икскуль? – осторожно переспросил Армор.

– Да, Норман. Именно для неё я Вам диктовал письмо.

– Я помню.

Обстановка в зале снова приняла рабочий характер.

– Так вот, Варвара Ивановна Икскуль, будучи русской патриоткой, чья репутация не вызывает сомнений, написала мне письмо с вопросом: что нам, бедным русским, делать? Я ей ответил, что Вы, русские интеллигенты, впятером представляете четыре политические партии и ненавидите друг друга. До тех пор, пока вы не объединитесь и не забудете ваши внутренние разногласия – большевики будут делать с вами все, что захотят!

– Мудрые слова, – согласился итальянский посланник маркиз де ла Торетта, ему больше других дипломатов досталось от большевиков, и он пылал к ним пламенной ненавистью.

– Значит, на интеллигентную публику мы не делаем ставку, тогда на кого же? Военные в массе своей монархисты, крестьяне сочувствуют эсэрам. – сказал Локкарт, – нам нужно определиться.

– В создавшейся ситуации это не имеет значения. – ответил Френсис.

– Вы хотите сказать, что не видите разницы между политической программой социал-революционеров и кадетов?

– Позвольте, мистер Локкарт, но левые социалисты-революционеры – союзники большевиков участвуют в правительстве, имеют сильные позиции в советах, – сказал итальянец Торетта.

– Левые социалисты-революционеры? – удивился Френсис, – разве у них есть программа, разве они не пляшут под большевистскую дудку?

«Господин Френсис не отличает левого социалиста-революционера от картошки», – подумал англичанин. Эта фраза ему так понравилась, что он записал её в блокнот для памяти.

– Так вот, – продолжал Френсис, – не надо решать за русский народ, кого он поддержит против большевиков, народ уже сделал свой выбор на голосовании в Учредительное собрание.

– О нём давно забыли, – не унимался Локкарт.

– Депутаты Учредительного Собрания – законно избранная власть в России, и мы будем поддерживать её против большевиков. Обратите внимание, новый председатель Вологодской губернии товарищ Ветошкин, – Френсис сделал ударение на первом слоге, – тоже депутат Учредительного собрания от фракции большевиков. Они прекрасно понимают, что такое легитимная власть и пользуются этим, когда им выгодно.

– Внутри Собрания не было согласия, не будет его и в любом коалиционном правительстве, – резюмировал Локкарт.

– Откуда Вы всё знаете в свои тридцать лет? – поставил на место англичанина Френсис. – Я в Ваши годы учился слушать старших. Итак, господа, я полагаю, что согласие по принципиальным вопросам достигнуто.

– Франция еще не сказала своего слова, – неожиданно подал голос Нуланс, – мы делаем ставку на военное решение вопроса и для этого готовы временно поступиться демократическими идеалами, если этого потребует обстановка.

– Вы допускаете диктатуру? Вы хотите генерала Корнилова?

– Мы хотим навести в России порядок и для достижения этой цели должны быть использованы все доступные средства.

Совещание закончилось меморандумом о принципах союзной интервенции в России.

– Как только демократия в этой стране победит, мы немедленно уйдем отсюда, оставив о себе благодарную память, – закончил совещание Френсис.

На пять вечера был назначен традиционный fve-o-clock tea. В парадных залах первого этажа на стол поставили большое блюдо, украшенное листьями салата и наполненное крошечными бутербродами – канапе. Рядом расположились в маленьких блюдах другие закуски для фуршета. Посольская кухня под руководством Филипа Джордана очень старалась угодить привередливым гостям.

Нуланс пришел на фуршет с супругой, граф де Робиен привел под ручку племянницу французского посла. Общество, впрочем, было больше мужское, и когда Локкарт проследовал в зал вместе с Марией Игнатьевной Бенкендорф, многие застыли в удивлении при виде настоящей петербургской дамы.

– Позвольте представить, – Локкарт был явно польщен внимание публики, – секретарь английской коммерческой миссии госпожа Бенкендорф.

– Очень рад, – первым подскочил к Муре бразильский поверенный, – Вианна Кельш, к вашим услугам. Разрешите спросить, Вы когда-нибудь видели немцев?

– Да. Мой покойный муж служил секретарем в посольстве России в Берлине до войны, – неожиданно для бразильца ответила Мура.

– Отлично, – подхватил Вианна, – тогда Вы меня поддержите. Я еще в 1912-м предупреждал правительство, что дело пахнет войной. Я составил и послал им доклад о техническом образовании в Германии. Они преуспели в подготовке инженерных кадров, сейчас это здорово пригодилось немцам на войне. Так вот, на основании этого доклада меня понизили в окладе жалования.

– Что еще они могли сделать? – вмешался в разговор Нуланс, – понизить Вас в чине было уже нельзя, послать дальше Балкан – сложно. Вы разрешите мне спросить даму господина Локкарта кое о каких приватных вещах?

– Пожалуйста, – обиделся Вианна и отошел прочь.

– Скажите, мадам, – начал издалека Нуланс, – давно ли Вы служите у господина Локкарта?

– С февраля, по рекомендации капитана Кроми и поверенного Линдлея, – соврала она.

– О, это достойные джентльмены, – протянул Нуланс, – особенно господин Линдлей, именно благодаря его любезности мы сейчас наслаждаемся здесь Вашим обществом.

Филип принес пунш. Гости оживились и стали обсуждать достоинства напитка. Нуланс все никак не мог успокоится, бродил меж гостей и вдруг неожиданно спросил итальянского посланника.

– Вы не находите, что может быть отвратительней, чем еда приготовленная негром.

Сказано было негромко, но все кому надо, слышали. Многим стало жутко неприятно, тем более, что балагур и симпатяга Филип был всем хорошо известен.

Френсис не растерялся. Он подошел к французскому послу и громким шепотом, но так чтобы все слышали, спросил на своем дурном галльском наречии: Говорят, месье, что Вы уже не бьете свою жену?

Нуланс от удивления выпучил глаза, сказать «нет» значит подтвердить догадку американца, сказать «да» значит признаться, что бил её раньше. Мадам Нуланс в соседнем зале, хорошо, что она не слышит.

Нуланс повернулся к Френсису, похлопал его по плечу и миролюбиво сказал, что оценил юмор. Вскоре он раскланялся и покинул мероприятие. Вся свита последовала за ним.

Завели граммофон, недавно с большими трудностями доставленный из Петрограда, начались танцы. Мура не пропускала ни одного тура, еще бы кругом столько галантных кавалеров.

Посол Френсис, японский атташе Марумо, итальянский посланник Торетта и Локкарт сели играть в покер. Англичанину не везло, и скоро он проиграл американцу крупную сумму в рублях.

Видя, что оппонент больше не хочет испытывать удачу, Френсис жестом пригласил Локкарта подняться наверх к себе в кабинет.

В кабинете он хотел выкурить сигару, но вспомнил, что доктор был категорически против курения. Френсис и после выздоровления продолжал худеть, доктор находил, что это плохой признак. Посол предложил сигару Локкарту. Тот вежливо отказался.

– Скажите, уважаемый, – Френсис старался быть учтивым, – Вы давно знакомы с этой дамой?

– С февраля, а что?

– Вы её хорошо знаете?

– Да, вполне, я доволен её работой.

– А чем она занималась до Вас, знаете?

– Она пострадала от революции, потеряла мужа-дипломата.

– Понимаете, уважаемый, – Френсис сделал вид что задумался, – по-моему эта дама не совсем та, за кого себя выдает.

– В смысле?

– Прошлой зимой она приходила ко мне, предлагала услуги переводчика и намекала на нечто больше.

– Что в этом такого? Она переводит с шести европейских языков.

– Знаю, но она намекала на готовность к другого рода услугам.

– Вы что-то путаете, она приличная женщина.

– Я ничего не путаю, – Френсис открыл лежавшую на столе коробку, достал оттуда какую-то бумажку и положил перед Локкартом на стол, – вот, пожалуйста, дама готовая к услугам, телефон, адрес. Вам не достаточно? К тому же она слишком рьяно ругает большевиков, это подозрительно. Вам не приходит в голову, что её используют, сначала против меня, теперь против Вас?

– Как Вы смеете?! – Локкарт конечно узнал на бумаге Мурин почерк, – немедленно отдайте это.

Он схватил визитную карточку, Френсис, не отдавая, прижал её пальцем к столу. Локкарт с силой рванул. У американца в руках остался только клочок бумаги в форме подушечки указательного перста.

Локкарт скомкал бумажку, сунул в карман.

– В чем дело? – услышав шум, в кабинет вбежали Армор и Джонсон.

– Он взял со стола важный документ и спрятал в карман, – с обидой в голосе сказал Френсис.

Оба секретаря были в хорошей спортивной форме, без труда скрутили Локкарта и изъяли из кармана пиджака мятую бумажку.

– Давайте сюда, – Френсис взял листок, разгладил его ладонью, положил в коробку, – и проводите господина Локкарта.

Английский представитель с секретарями спустились на первый этаж к гостям как ни в чем не бывало. Там, уставшая от танцев публика слушала концерт мадемуазель Мизенер, исполнявшей своим великолепным сопрано русские романсы. Она тоже была приглашена на fve-o-clock tea, но по какой-то причине задержалась и опоздала к танцам.

Локкарт подошел к Муре и мрачно сказал:

– Пойдем, все дела сделаны.

Она, ни слова не говоря, встала и пошла к выходу.

– Вы нас покидаете, – заволновался Вианна Кельш.

– Дела, знаете ли, – ответил ему Локкарт.

Они вышли из посольства.

– У тебя был неприятный разговор?

– Не надо было вообще ехать. Этот старый дурак, не способный разобраться в русской политике, имеет наглость меня поучать. Это невозможно выносить. Завтра же мы уезжаем назад в Москву.

– Я все понимаю.

– Ты ранее была с ним знакома, говори честно, ничего не тая?

– Да, зимой. Когда я искала работу, я приходила в посольство.

– О чем вы говорили?

– Ни о чем таком, о работе… ты что, в чем-то меня подозреваешь?

– Нет, но этот Френсис… он говорит черт знает что!

– Ты веришь ему?

– С какой стати?

– Вот и отлично, не будем больше об этом. Куда мы пойдем ночевать?

– Можно в наше консульство, но я не хочу.

– Может быть, в гостиницу? Я видела недалеко отсюда великолепный четырехэтажный отель с красивым названием «Золотой Якорь». Только, наверное, там нет мест.

– Это не беда, – сказал Локкарт, – места найдутся.

Они пошли в гостиницу, он показал мандат за подписью Троцкого, в котором всем советским организациям предписывалось оказывать всяческое содействие членам Английской миссии. Первым номером в списке шел Локкарт.

В гостинице сразу же нашелся свободный номер. Они поднялись на этаж, заперлись и долго признавались друг другу в любви. Уснули только под утро.

Дежурный разбудил важного постояльца вовремя. Они успели к московскому поезду. Мандат Троцкого обеспечил комфортабельное купе, и Локкарт с Мурой с чувством облегчения покинули Вологду.

Вице-консула Генри Бо неофициальный представитель Великобритании так и не увидел. Рейли был в Петрограде, и в его отсутствие тратить время на общение с малозначительными персонами Локарту не хотелось. В Вологду ни он, ни Мура больше никогда не вернутся.

Спустя время в своих мемуарах Локкарт, пылая праведным гневом против американского посла, постарался представить того в самом неказистом виде. В ход пошли придуманные истории о невежестве американца. Особое мнение автор мемуаров уделил пассажу про картошку, извлеченному из записной книжки 1918 г.

Потом этот малопочтительный каламбур будет активно использоваться поколениями историков, в качестве характеристики Френсиса, как весьма недалекого и малограмотного господина.

Американский посол на выпады британского нахала к тому времени ответить уже не мог. Тем не менее, в анналах, связанных с личностью посла Френсиса остался предмет большой исторической важности как напоминание о провальном для Локкарта визите в Вологду. Это та самая визитная карточка Муры с оторванным в ходе ссоры клочком бумаги, по контуру повторявшим ногтевую фалангу указательного пальца.

Френсис увез её в Америку и поместил в личном фонде. Архивисты из Сент-Луиса не поняли, для чего нужен этот странный артефакт, но сохранили его для будущих исследователей.

1 июня Локкарт написал министру иностранных дел Великобритании лорду Бальфуру: «Я чувствую, что моя работа здесь заканчивается. Многое еще должно быть сделано, чтобы усыпить подозрения большевиков. С Вашего согласия я предполагаю, – то ли спрашивал, то ли ставил в известность начальника Локкарт, – досмотреть спектакль до конца. Уверен, что союзники начнут действовать с минимальной отсрочкой по времени».

Друзья в Лондоне конфиденциально написали ему, что принято решение о новом уже официальном представителе Великобритании в России. Этот пост был снова предложен Линдлею. Он уже дал согласие и выехал по назначению.

«Даже не сообщили», – удрученно подумал Локкарт. Ему стало ясно, что в Лондоне произошла очередная «смена вех» и теперь отставка уже грозит ему самому.