Текст книги "Я – Джек-Потрошитель?"

Моя ладонь продвинулась выше.

– Ну, прекрати же, – сдерживая смех, попросила Лена и, как в карман, вместе с рубашкой засунула свободную руку между ног, поставив заслон.

Мы возились до тех пор, пока не разбудили вторую обитательницу палаты. Она повернула к нам помятое жабье лицо с одним прикрытым глазом. Я подарил ей улыбку. Лена смирилась, убрала заслонку и накинула на мою руку простыню. Почесываясь, женщина села и открыла второй глаз.

– Здрасьте!

– Доброе утро! – сказал я с серьезным лицом и пошевелил пальцами. Лена крепче сжала бедра, содрогаясь от душившего ее смеха.

Женщина все поняла и ответила хмурым пучеглазым взглядом.

– Пойду узнаю, скоро ли обед, – пробормотала она, потом встала, накинула вельветовый халат, для виду покрутилась у зеркала, уничтожая следы сна, и вышла.

Я сделал ей ручкой. Мы захохотали.

– Выжили! – Лена мягко, но решительно извлекла из-под рубашки мою руку. – Так ей и надо! Выспится днем, потом всю ночь бродит.

– А ты ее дихлофосом… – Я не договорил, стены снова содрогнулись от хохота.

– Погоди! – Лена заметила, что капельница не функционирует, поправила в вене иглу – в прозрачном резервуаре системы капли вновь запрыгали вниз. – Развеселил ты меня, – все еще хихикая, сказала Казанцева. – Я здесь второй день помираю с тоски. Почитать не догадался прихватить?

Я виновато ответил:

– К сожалению, не додумался. Но в следующий раз обязательно что-нибудь принесу. – Между грудью и согнутыми коленями Лены образовалась удобная выемка. Я с комфортом расположился в ней и, имея в виду интимную близость, сказал: – Я по тебе соскучился. Когда выпишут?

– Тебя это волнует?

– Еще как!

– Лгунишка…

– Ты это о чем?

– Прекрасно знаешь, о чем. В тот миг, когда ты увидел Николаеву Танечку, я перестала для тебя существовать. – Лена притворно вздохнула. – Бедная я, бедная.

Я присвистнул:

– Вспомнила! Я и думать про нее забыл.

– Та-та-та, – передразнила Лена. – Надо же, какая короткая память! Однако твоя самодовольная физиономия говорит об обратном.

Я ослепительно улыбнулся.

– А! Ты о моей прическе…

Казанцева наградила меня ледяным взглядом миндалевидных глаз.

– Не юродствуй, изменник. Ради пары красивых ножек ты бросил меня, больную, на произвол судьбы.

– Ну извини, дорогая, – ответил я с вызовом. – Ты первая перестала бы меня уважать, если бы я поступил, как хам, и отказался проводить твою подругу.

Лена посмотрела долгим взглядом.

– Возможно. Но я рассчитывала, что ты проводишь Таню и вернешься.

– Ты не обмолвилась ни словом, и я решил: тебе лучше остаться одной.

– Угу, чтобы никто не помешал умереть. Ты уже большой мальчик и должен был догадаться, что я хотела побыть с тобой.

– В таком случае зачем ты притащила Таню к себе домой?

– О! Это была моя ошибка. Я слишком поздно осознала ее. Откуда мне было знать, что эта девчонка уведет тебя из-под самого моего носа?

Я промямлил нечто вроде: «Никто никуда меня не уводил», – на что Казанцева презрительно фыркнула:

– Уф! Не говори глупостей. Она заарканила тебя с первого взгляда. Ты был неуклюж в роли пажа. – Казанцева просто издевалась надо мной. – Твои нелепые ужимки, нечаянные прикосновения, незаметные пожатия казались жалкими и могли рассмешить кого угодно.

Пришла пора обидеться.

– Правда? А мне казалось, я был великолепен и неотразим. – Я демонстративно заскучал, посмотрел на часы и сделал движение, будто собирался встать.

– Подожди! – Лена просунула палец за пояс моих брюк и потянула книзу. – Посиди еще. Я вовсе не хотела тебя обидеть. – Казанцева неловко улыбнулась, изобразив смущение. От обычной ее покровительственности не осталось и следа. – Понимаешь, милый, я знала Таню еще сопливой девчонкой и никогда не подозревала, что она может стать моей соперницей. – Лена говорила, водя пальцем по моей лопатке с усердием маленькой девочки, которая рисует на запотевшем стекле узоры. – Уязвлена моя женская гордость. Я ревную, и мне это неприятно.

У меня отлегло от сердца. Судя по поведению и разговору, до Лены еще не дошли слухи о смерти Тани. Посвящать в свои планы Казанцеву я не хотел. У Лены непредсказуемый характер, и неизвестно, что она выкинет, расскажи я ей про убийство. Может, она промолчит и станет моим союзником, а может, кинется в милицию и сообщит о том, что я тот человек, который последним видел Таню в живых. Рисковать не стоит. Скоро Казанцева обо всем узнает сама. Но пусть это случится как можно позже. Может быть, за это время я сумею как-нибудь выкрутиться.

– Откуда ты знаешь Таню? – спросил я как бы невзначай.

Лена «затерла» на моей лопатке несуществующий рисунок, беспечно сказала:

– Ее отец работал в нашем институте. Одно время я часто бывала в их доме. Чернышев помогал мне писать диссертацию.

На секунду мне стало страшно. Все, с кем я сталкивался в своем расследовании, так или иначе связаны с институтом. Вдруг померещилось, что это огромный спрут, который раскинул свои щупальца по всему городу. Не удивлюсь, если Семен Анатольевич, таинственный знакомый Тани, из того же клана.

Великолепно очерченная линия рта Казанцевой причудливо изогнулась.

– Ты пришел меня проведать или навести о Тане справки? – сказала она капризно.

Казанцева – истинная леди, раньше она никогда не проявляла своих чувств, а уж тем более не кривлялась. Ее новое амплуа жеманной куртизанки производило неприятное впечатление. Краснея за Лену, я ответил:

– Не я первым затеял разговор о Тане. Она мне безразлична. Не устраивай сцен ревности по пустякам.

Лена опустила глаза и тихо сказала:

– Прости, но мне обидно. Я мечтала побыть в твоем обществе, отложила все дела, готовилась, а в итоге осталась одна, да еще в больнице. Давай сменим тему. Расскажи о своей работе. Тебе, кажется, в редакции дали задание?

Поскольку меня коробил разговор о Тане как о живой, я с радостью откликнулся:

– Да. Вот уже два дня толкаюсь в милиции. Направили к майору Юсупову. Он раскрыл серию квартирных краж. Интересное дело.

– Будешь писать статью?

– Уже начал.

– Расскажи поподробней.

Я улыбнулся:

– Не хочу раньше времени раскрывать содержание. Прочитаешь, когда появится в печати.

– Как знаешь… Буду рада, если у тебя получится все, как ты задумал.

Кажется, у Казанцевой опять застрял комок в горле, словно бильярдный шар. Я потянулся к тумбочке, налил из графина воду в стакан и поднес его к сухим губам Лены. Казанцева сделала большой глоток. Шар благополучно проскочил внутрь.

– Спасибо. – Лена стряхнула с рубашки пролившиеся капельки воды, потом сказала: – Дэм! У меня слишком большой прыщ выскочил?

Я вгляделся.

– Не вижу.

Казанцева расхохоталась:

– Но ты смотришь на меня так, будто выискиваешь на моем лице дефекты.

Я поменял выражение лица. В награду Лена погладила меня по голове.

– Тебе идет короткая стрижка, – сказала она. – Выглядишь как пай-мальчик. Мне нравится. – Рука Лены скользнула по моему подбородку. – Хочу показаться с тобой на людях. Когда выпишусь из больницы, обязательно сходим в какой-нибудь кабак.

– С великим удовольствием, – сказал я, а про себя добавил: «Если Хвостов к тому времени не упрячет меня за решетку».

В резервуаре капельницы иссяк раствор. В спортзале хлопнула дверь, раздались шаги, и в палату вошла медсестра. Она запомнилась мне как нечто белое и суровое. На голове та же телебашня.

– Посещение окончено! – сказала она так, как говорят: «Поди прочь», и поставила на тумбочку стерилизатор.

Я засуетился:

– Ну, мне пора, – и послал Лене воздушный поцелуй. – Пока, фрейлейн… Что тебе принести?

– Только книгу. Желательно захватывающую.

– Будет сделано.

Под звяканье шприцев о стерилизатор я вышел из палаты.

Глава 5

1

Ближе к вечеру я околачивался в окрестностях АТС-69.

Громада грубого серого здания с узкими окнами-бойницами и солнцезащитными козырьками поверху и сбоку от них походила на неприступную крепость. Незасыпанный ров теплотрассы со стороны фасада усиливал это сходство.

В студенческие годы я был с экскурсией на одной из городских телефонных станций, и в общих чертах я представлял принцип работы АТС. Сегодня эти знания пригодятся мне как нельзя кстати.

Вечерело. Уже давно служащие телефонной станции покинули свои рабочие места и сменился сторож. Опустел детский садик, вдоль забора которого я прохаживался, наверное, в сотый раз. На дверях продовольственного магазина и напротив, в пункте приема стеклотары, повисли большие замки, а я все медлил со «штурмом» АТС, дожидаясь темноты. Мне было нужно, чтобы интересующая меня личность, которой я собирался позвонить, оказалась дома.

Но вот одно за другим начали вспыхивать окна близлежащих домов. Четвертый этаж АТС вдруг заполыхал неоновым светом. Вскоре на улице зажглись редкие фонари. Прохожих стало меньше. Наконец на город спустилась ночь.

По жердочке, перекинутой через ров, я перешел на другую сторону, протиснулся через брешь буйно разросшейся живой изгороди перед входом в здание и, обойдя груду покореженных телефонных будок, приблизился к некрашеной железной двери, рядом с которой на стене висел внутренний телефон АТС.

Этой ночью в автозале должна дежурить практикантка Лариса – дочка подруги моей матери. Родительница как-то проговорилась о том, что девчонка тайно в меня влюблена. Но это и так было заметно по тому, как она млела в моем присутствии и ужасно смущалась, когда я к ней обращался. Простое детское обожание, им-то я и решил воспользоваться.

Позвонил.

– Автозал, пятая! – раздался в трубке девичий голосок.

Повезло. Дежурила действительно Лариска.

– Привет! – сказал я голосом старого сатира.

Голос в трубке задрожал от волнения.

– Здравствуй, Дима!

Узнала. Непорядочно, конечно, обольщать неопытную девчонку, но что поделаешь.

– Вот что, Ларочка, – промурлыкал я. – Мне с тобой повидаться нужно. Я тебя на улице жду. – Мой тон был многообещающим.

– Ты около АТС? – изумилась Лариса и поспешно сказала: – Погоди минутку. Я сейчас спущусь!

Прошло несколько томительных минут. Наконец из дверей выскочила невысокая худенькая девчонка-подросток. Женские формы едва намечались под рабочим цветным халатиком. На конопатом лице отроковицы в рамке рыжих волос были написаны удивление, любопытство и восторг.

– Здравствуй! – сделала она нечто похожее на книксен.

Я отклеился от стены.

– Еще раз привет!

Девчонка светилась от счастья.

– Зачем я тебе понадобилась?

– Вот что, Ларчик. – Я по-братски обнял ее за плечи и потащил к двери. – В скверную историю вляпался. Ты должна мне помочь. Нужно сделать пару звонков из автозала.

Я собрался переступить порог, но Лариса вывернулась из объятий и нерешительно сказала:

– Меня заругают, если я пропущу тебя наверх. – Наверное, девчонка ждала от меня объяснений в любви, а может, даже предложения выйти замуж. Во всяком случае, выглядела она ужасно разочарованной.

– Кто?

– Станционный инженер.

– Да брось ты, Ларчик! Ничего не случится, если мы с тобой прослушаем один телефонный разговор и по номеру узнаем адрес абонента. – Я все же поставил ногу на высокий порог АТС.

На лице Ларисы отразилось смятение.

– Меня с работы выгонят, – пропищала она жалобно.

Я пошутил:

– И нам с тобой нечем будет кормить наших бедных маленьких детей? Идем!

Лариса просто не знала, что делать.

– Я не могу, Дима! – взмолилась она.

– Ты хочешь, чтобы меня убили? – стал я дурить девчонке голову. – Учти, если меня пристрелят, виновата будешь ты. Тебя же потом всю жизнь совесть будет мучить.

Мои слова потрясли Ларису.

– Все это так серьезно? – пролепетала она.

– Ну конечно, ночной мотылек. – Я вновь обнял девчонку за плечи. – Пойдем!

Наконец девушка сдалась.

– Ладно, – сказала она с тяжким вздохом. – Я пойду сторожиху отвлеку, а ты постарайся проскочить через холл незамеченным.

Девушка упорхнула, оставив открытой дверь в ярко освещенный холл, середину которого занимал теннисный стол с рваной сеткой. Несколько мгновений спустя из ближней комнаты с зарешеченным окошком раздались голоса. Я быстро пересек освещенное пространство и затаился на лестничной площадке. Лариса появилась через пару минут. Выглядела она взволнованной и смущенной.

По крутой лестнице мы поднялись на четвертый этаж. Лариса пробежала пальцами по кнопкам кодового замка, раздался щелчок, дверь приоткрылась. На лестницу вырвались звуки перестуков реле, напоминавшие работу армии машинисток.

– Проходи.

Коллектив здесь был сугубо женский: чистота, цветочки, горшочки, занавесочки; вдоль стены вернисаж детских рисунков, который оканчивался большим плакатом с девкой в каске и телогрейке с приветом от Кардена.

Большущий зал с высоченным потолком был заполнен лабиринтом трехметровых железных стенок, в которых что-то дзинькало, тренькало и стучало.

Лариса подвела меня к столу, заваленному отвертками, кусачками, обрывками проводов и прочим инструментом и хламом. Встала по стойке «смирно».

Своего я добился, на АТС попал. Теперь девчонка сделает все так, как я пожелаю.

– Ну, Ларсон, – сказал я, обойдя девчонку и взмахнув рукой, будто держал в ней хлыст. – Для начала выясни-ка фамилию и адрес абонента с номером телефона 69-96-69.

Номер-перевертыш, который Таня записала на листке перекидного календаря, я помнил отлично. Пришла пора содрать с Семена Анатольевича покрывало таинственности.

Пожирая меня глазами, Лариса отчеканила:

– Список с номерами абонентов на третьем этаже в «Кроссе».

– Беги в «Кросс». – Я развалился на стуле и еще ноги хотел положить на стол, да передумал.

Лариса вытянулась:

– Туда посторонним вход воспрещен. Мне не положено.

– Но мы же договорились, Ларсон! Ты мне помогаешь, – укорил я. Потом хлопнул Ларису по костлявому заду и скомандовал: – Бе-е-гом!

Пока я курил, сидя за столом, Лариса метеором слетала на третий этаж и опять встала передо мной, моргая рыжими ресницами.

«Заставить ее подпрыгнуть, что ли?» – подумал я, но решил отложить этот опыт до следующего раза. Я отобрал у Ларисы клочок бумажки, развернул и прочел: «Рудаков Семен Анатольевич. Улица Грибоедова, дом 15, квартира 28». Сунул бумажку в карман и крутнулся на стуле.

– Теперь, дитя ночного города, подключись к аппарату этого самого Рудакова. Сможешь?

– Смогу. Но получится параллельный телефон, – робко возразила Лариса.

– Знаю. Действуй!

С телефоном в руках Лариса направилась вдоль ряда железных стенок, шагая, как оловянный солдатик, и исчезла в одном из проходов.

– Готово! – высунула она голову.

– Оставь его там.

Лариса пропала и вновь возникла рядом со мной.

Я взял со стола трубку телефона и покрутил диск. Добрую минуту в ухе раздавались равномерные вызовы, потом щелкнуло, и женщина сказала:

– Алло?! – В трубке слышался отдаленный шум застолья и звуки музыки.

Я потребовал:

– Рудакова, пожалуйста.

– О-ой! – прогнусавили на том конце провода. – Это так срочно? У нас сегодня гости. Мой муж как раз тост говорит.

Моему тону мог бы позавидовать прокурор.

– Когда я сообщу вашему мужу новость, ему будет не до тостов в течение примерно пятнадцати ближайших лет.

Рудакова почти задохнулась.

– Что случилось? – сказала она приглушенно.

– Рудакова, пожалуйста!

– Сеня! – заголосила трубка.

Женский голос сменился на мужской.

– Слушаю. – Рудаков был весел, он еще не знал, какой сюрприз я ему приготовил.

– Что ж вы, Семен Анатольевич, – назначаете девушке свидание, а сами не приходите. Вас там ждали.

У Семена Анатольевича изменился голос:

– Вы кто?

«Знает, что Таня мертва», – подумал я и сказал:

– Ваша совесть. Объясните-ка ей, как случилось, что после вашего телефонного звонка к Николаевой ей ночью перерезали горло? Вы убили Таню из-за документов, которые принадлежали ее отцу?

Попал, кажется, в точку – в трубке будто захлопнулась челюсть, раздался щелчок и короткие гудки.

При моих заключительных словах глаза Ларисы стали похожи на две буквы О. Я подмигнул ей и улыбнулся:

– А теперь, Рыжик, бежим ко второму аппарату.

Мы кинулись в лабиринт перегородок, туда, где на квадратиках серого линолеума стоял подключенный к номеру Рудакова телефон, и сели возле него прямо на пол. Целых двадцать минут мы смотрели на пластмассовую коробку как на предмет, с которым должно произойти чудо, но аппарат молчал с упорством пустого ящика и, когда я уже усомнился в его работоспособности, вдруг тихонько затренькал. Рудаков набирал чей-то номер.

В состоянии нервного возбуждения я схватился за трубку, но Лариса положила свою руку сверху.

– Ты чего? – я удивленно вскинул брови.

– Там могут услышать посторонний шум, – прошептала девчонка, потом быстро отвинтила у трубки крышку. На пол упал микрофон. – Теперь они не догадаются о том, что их подслушивают.

Ларису опять осенила какая-то мысль.

– Спички у тебя есть? – голос у нее оказался на удивление громким.

– Ты меня так заикой сделаешь. – Я с раздражением похлопал по карманам и протянул ей зажигалку. – На, сходи покури.

Лариса зажигалку не взяла.

– Мне нужны спички. Я их где-то в столе видела, – пробормотала она и опрометью бросилась из прохода.

Я вклинился в разговор в тот момент, когда Рудаков взволнованно спросил:

– …Что делать?

Фамильярным тоном голос мужчины средних лет ответил:

– Успокойся… Ты можешь спокойно объяснить, что у тебя стряслось?

– Меня только что обвинили по телефону в убийстве Николаевой. – Чувствовалось, что Рудакову было уже не до застольных речей. В его словах сквозил ужас. – Этот тип знает о документах Чернышева. Втянули вы меня в это дело, Константин Васильевич, – причитал Семен Анатольевич. – Что теперь будет?

Его прервали:

– Ты осел, Рудаков! Тебя могли спровоцировать телефонным звонком из милиции. Возможно, сейчас наш телефонный разговор записывают на пленку… Обсудим все завтра при личной встрече.

Щелчок – связь на линии прервалась.

Лариса ужасно мешала мне на протяжении беседы Рудакова с неизвестным. Она терлась о меня и все пыталась приладить ухо к трубке. Я отгонял ее, как назойливую муху.

– Ты меня забодала! – заорал я и швырнул трубку на рычаг, но Лариса поймала ее с ловкостью игрока, принимающего баскетбольный мяч, и аккуратно уложила рядом с аппаратом.

– Ничего не трогай! – Лариса взяла командование на себя. – Я зафиксировала спичками исходящие контакты, теперь цепь не распадется, и выясню, по какому номеру звонил Рудаков.

Я похлопал Ларису по щеке:

– Я не очень представляю, что значат «входящие и исходящие», но если ты выяснишь еще фамилию и адрес этого человека, то завтра я куплю тебе большую куклу.

– Я согласна, – улыбнулась Лариса и спросила: – А они преступники, да?

– Уже пятерых зарезали. Если ты будешь болтать об этом где попало, они и тебя… – я провел пальцем по шее.

На лице Ларисы словно подпрыгнули веснушки. Ни слова не говоря, она нырнула в лабиринт станции.

Шнур телефона уходил из АТС-69 на АТС-74. Лариса позвонила туда сменному механику и убедила его помочь нам. Выяснилось, что Рудаков звонил по телефону 74-29-75 Чаныгину Константину Васильевичу, проживающему в массиве Ясном, квартал 5, дом 11, квартира 25… Появилось новое действующее лицо.

Информация была очень интересной.

2

Я крутанул колесико зажигалки и подсветил циферблат часов. Стрелки показывали полвторого ночи. Загадал: когда погаснет крайнее на четвертом этаже окно, тронусь в путь. Несмотря на поздний час, в окне мелькала чья-то тень, она то удлинялась, то укорачивалась. Ждать пришлось минут пятнадцать, потом в комнате выключили свет, и весь четырехэтажный дом погрузился в темноту.

Я слез с железобетонной плиты и огляделся. На пустыре ни души, виден только контур экскаватора.

Предстоял ряд акробатических упражнений. Я потянулся до хруста в суставах, еще раз огляделся и двинулся к дому. Первый невысокий забор одолел без труда, прошел по грядкам, второй – перепрыгнул. Бетон был холодный, шершавый. Я поднял голову – четыре лоджии резко уходили ввысь. Их углы скрепляли опоры с выступающими краями. Из легкой курточки переложил в задний карман брюк фонарик, предусмотрительно захваченный из дому, подпрыгнул; покрепче ухватился за угол и, как по столбу, медленно полез вверх. Когда голова оказалась выше уровня второго этажа, положил на нижний выступ перил лоджии локоть и закинул туда же правую ногу, но левая, не чувствуя опоры, вдруг повисла в воздухе. Пришлось помочь подбородком и щекой. Крошки бетона больно царапали кожу, но я не обращал внимания. Слегка подтянулся, вцепился в верхний выступ и встал. Высота перил пришлась до пояса. Держась руками за выступ, стал бесшумно передвигаться вдоль лоджии. Я точно знал, что в квартире никого нет. Часом раньше специально заходил в подъезд, чтобы проверить это. На втором этаже дверь была закрыта и опечатана. Но сейчас меня не оставляло чувство, что по ту сторону черного стекла вдруг появится мертвенно-бледное лицо, я испугаюсь, упаду и непременно разобьюсь. С заячьим сердцем я останавливался через каждый метр и толкал лбом оконные рамы. Три оказались закрытыми, четвертая, как и предполагал, распахнулась. Я перевалился на лоджию.

Все, что делал до сих пор, были детские шалости, которые можно объяснить любо-знательностью журналиста, но, перешагнув перила лоджии, я переступил черту закона. Запах чужой квартиры напомнил мне это.

Достал фонарик. Тишина гробовая, даже не слышно стука настенных часов, лишь ветер, вламываясь в открытое окно, жутко шевелил занавесками. Я снял обувь и прошел по коридору.

Кружок света выхватил из темноты знакомую дверь с изображением чернильного прибора и пера на стекле. Чтобы с улицы не был виден блуждающий огонек, прикрыл фонарик ладонью, толкнул дверь. Скользнув узкой полоской света по комнате, остановил ее на книжных стеллажах. Я не мог с уверенностью сказать, какая из полок с секретом, поэтому, определив приблизительно место, стал дергать наудачу. Одна из облицовочных планок подалась. Сунул руку в углубление – пусто…

Иного результата я и не ждал. Из протокола осмотра места происшествия, который я подглядел в кабинете Хвостова, было известно, что ни папку, ни тайник в кабинете не обнаружили. Папку похитили, и я догадывался – кто.

Три человека – три версии – три возможных убийцы. Но кто убил Таню: Николаев, Рудаков или Чаныгин?

Я задвинул полку и стал выбираться к лоджии. В коридоре мое внимание привлекли три расположенные в ряд двери. На двух болтались овальные барельефы с указателями, что за ними находятся туалет и ванная, третья была гладкая. Из любопытства я толкнул дверь. За ней оказалась небольшая кладовка со стеллажами, доверху набитыми хламом и банками. Однако в середине оставалось еще достаточно места, чтобы уместить целую раскладушку.

А что, если?..

Внезапно поразившая догадка подкосила ноги. Я сполз на пол. Ну, конечно же, Таня ночью дверь никому не открывала. Она не вставала с постели. Я ошибался. Ее зарезали спящей. Карпова утром нашла девушку нагишом в той же позе, в какой она уснула. Ни одна женщина не пойдет открывать двери, даже хорошо знакомому мужчине, в голом виде.

Я похолодел. Дико, невероятно, но это было так. Когда мы с Таней пришли в квартиру, преступник был уже здесь. Он прятался в этой чертовой кладовке. После того как я покинул квартиру, преступник вышел из своего убежища, убил Таню, потом открыл дверь ключом, торчавшим изнутри, и ушел, оставив дверь открытой.

Меня бросило в жар. Убийца знает меня, знает о том, что я был здесь. Он нарочно не закрыл дверь, чтобы утром обнаружили труп и, по горячим следам, вышли на меня. Он меня подставил! Теперь меня должна разыскивать милиция.

Но, черт возьми!.. Сегодня ночь открытий!.. Если преступник был все время здесь, рядом со мной, то ни Рудаков, ни Николаев Таню убить не могли. Они оба находились за пределами квартиры. С одним Таня разговаривала по телефону, другой ломился в двери… Остается Чаныгин. Но как он попал в квартиру? Очевидно, точно так же, как и я, – через окно. Пятнадцать минут назад я с успехом доказал версию эксперта Смыслова, что это возможно. Окно оказалось открытым благодаря тому, что, когда я приезжал сюда вместе с Хвостовым, во время допроса Карповой вышел на балкон покурить. Но в ночь убийства Тани оно так же было открыто. Я прекрасно помню: полез целоваться к девушке, но тут ветер распахнул окно, и Таня его закрыла. Преступник был уже здесь. Он влез, когда дождь еще не начинался, поэтому нигде не осталось ни мокрых следов, ни грязи. Чаныгину нужны были документы, которые принадлежали Чернышеву. Он искал их в квартире, но тут неожиданно вернулась Таня, и ему ничего не оставалось делать, как спрятаться в кладовке. Потом пришел я. Таня рассказала мне о папке в кабинете отца, а Чаныгин сквозь приоткрытую дверь все слышал. Он уже знал, где находится папка. После убийства он ее унес.

Я стукнулся головой о стену и завыл.

Ну что мне стоило в тот вечер заглянуть в кладовку, как сейчас, из любопытства?! Тогда Таня осталась бы жива, а я не попал бы в положение загнанного зверя. Взволнованный, я просидел несколько минут, уставившись в темноту кладовки. Пора было уходить, встал…

Завтра приезжает мать Тани. Наверняка сюда нагрянут из милиции, и вполне возможно, Смыслов опять проведет осмотр. Лишние отпечатки мне не нужны. Я протер носовым платком ручку двери, вернулся в кабинет, вытер книжную полку и остальные места, к которым прикасались мои руки. Потом вышел в лоджию, обулся и перелез через перила.

Разбухшая за зиму створка окна никак не хотела закрываться. Я замучился. Вдруг сверху раздался окрик:

– Эй! Ты чего там?!

Цепенея, я запрокинул голову. На четвертом этаже светился огонек сигареты и вырисовывался силуэт головы и плеч. Рука соскользнула с выступа перил, и я, прыгнув вниз, не рассчитал и больно опрокинулся на спину. Но тут же вскочил, бросился через штакетник. Куртка треснула, зацепившись за гвоздь. Я пробежал по грядкам, сминая какие-то кусты.

– Стой, гад! – мужской голос сорвался на бабий фальцет.

Я увеличил скорость бега до свиста в ушах.

«Сейчас приедет милиция, и уж точно устроят повторный осмотр. Только бы не пустили по следу собак», – думал я, мчась по тротуару. Попетляв по массиву, через полчаса я был дома. К счастью, родители спали. Я прокрался в свою комнату, быстро разделся, залез под одеяло и, мучимый сомнениями и страхом, все же уснул.