Текст книги "Я – Джек-Потрошитель?"

Эту речь я не раз репетировал в камере, поэтому начал рассказ не хуже отличника на экзамене.

– Отец Тани, Чернышев Петр Алексеевич, – проговорил я, силясь унять бившую меня от волнения дрожь, – сделал научное открытие. Им кое-кто заинтересовался и через зятя Чернышева Бориса Николаева попытался выкрасть. Таня застала мужа за съемкой документов и обо всем рассказала отцу. Чернышев расстроился и спрятал папку с расчетами в тайнике, который специально устроил у себя в кабинете в одной из книжных полок. После этого случая он слег и вскоре скончался. После смерти Чернышева папку не нашли, и этот кое-кто остался ни с чем. Несколько дней назад Таня случайно обнаружила работу отца. Девушку убили, а папку украли из тайника. Папка и есть мотив убийства.

Я замолчал и уставился на майора. Похоже, никто из присутствующих мне не поверил. Сердце птицей трепыхнулось в груди и замерло. Я ощутил внутри такую пустоту, что подумал – все пропало. Лена укоризненно покачала головой и сказала мне, как несмышленышу:

– Дима, как тебе не стыдно? – Потом повернулась к Хвостову: – Я знаю, куда он клонит. Дима хочет сказать, что Таню убил директор нашего института Чаныгин Константин Васильевич.

– Зачем же? Чаныгин здесь ни при чем, – сказал я спокойно и выдержал многозначительную паузу. Затем раздельно произнес: – Таню убила ты.

Если я хотел добиться эффекта землетрясения, то у меня это здорово получилось. Лицо «восточной красавицы» вмиг превратилось в уродливую маску привидения, будто ей на голову накинули простыню с прорезями для глаз и рта. Физиономия Хвостова вытянулась до размеров лошадиной, а Женя смотрел на меня так, словно услышал обвинительную речь из уст ожившей богини Фемиды. В его открытый рот можно было просунуть большое яблоко.

Наконец Казанцева обрела дар речи.

– Как это мерзко, низко и в высшей степени непорядочно с твоей стороны, – сказала она с гадливой гримасой. – Поверь мне – нет отвратительнее зрелища, когда мужчина, спасая свою шкуру, обвиняет женщину в преступлении, которое совершил сам. Веди себя с достоинством и не цепляйся за мою юбку.

– Благодарю за напоминание о благородстве. – Я сидел как лорд. – Но не настолько, чтобы идти на расстрел за чужие грехи, даже если их совершает такая очаровательная женщина, как ты.

Неожиданно Хвостов рассвирепел.

– Что все это значит?! – заревел он, как медведь, потревоженный в берлоге. – На каком основании ты обвиняешь Елену Сергеевну в убийстве Николаевой?

Я тоже повысил голос и смело ответил:

– У нее были на то причины.

– Какие? – зловеще спросил Хвостов.

– Казанцева рассчитывала выгодно продать открытие Чернышева вместе со своим сообщником Чаныгиным. Кстати, директора переводят на новую должность в столицу, и Елена Сергеевна должна занять его место. Представляете, как было бы здорово получить к новой должности кругленькую сумму?..

– Не представляю, – оборвал Хвостов, но Лена одним взглядом смирила в нем зверя и, разыграв удивление, сказала мне:

– Впервые слышу о перемещениях в нашем институте. Откуда такие сведения?

– От самого Чаныгина. Он сказал мне, что вместо себя оставит зама.

– Но у Чаныгина два зама, – возразила Лена.

– Вот именно. Вначале я тоже думал, что преемником Чаныгина будет зам по хозяйственной части – Рудаков, его же я ошибочно считал мозговым центром преступного дуэта. Но когда догадался, кто убийца, вспомнил о тебе – заместителе директора по научной части. Вчера я звонил Рубану, с которым встречался накануне. Он ближайший друг отца Тани и в курсе последних событий. У него я спросил, кого он имел в виду, когда говорил, что зам у Чаныгина умный и грамотный человек. Оказалось, Казанцеву, а не Рудакова, как я предполагал. Кроме того, Рубан подтвердил, что на посту директора института Чаныгина сменит Елена Сергеевна. Но не это главное… В общем, – подвел я итог, – желая обогатиться любой ценой, ты убила Таню и взяла из тайника папку.

Лена пока еще была способна на ехидство.

– И как же, по-твоему, я это осуществила?

– Весьма хитроумно. В субботу ты случайно встретила Таню, и та рассказала тебе о найденной работе отца. Ты была первой, кто услышал об этом, обрадовалась находке и пригласила Таню к себе домой, надеясь заполучить папку. В подъезде подвернулся я, и ты, по какому-то наитию, также пригласила и меня в гости, поболтать. Не знаю, о чем вы говорили до моего появления, но в моем присутствии о папке не было сказано ни слова. Едва мы вошли в прихожую, ты отправила меня в комнату к Тане, а сама взяла телефон и вышла на кухню, чтобы позвонить Чаныгину и сообщить ему радостную весть. Он, в свою очередь, позвонил Рудакову, своему ближайшему помощнику, который всегда выполняет за директора грязную работу, и попросил его добыть папку, как он уже добыл однажды для своего патрона несколько страниц из работы Чернышева.

– Ну что ты все время чешешься?! – вдруг разозлилась Лена. – Перестань! Ты меня нервируешь.

– Простите, леди, клопы. Надеюсь, в скором времени вы познакомитесь с ними поближе.

Лена обалдело посмотрела на меня, а укрощенный Хвостов сказал:

– Надо проверить изолятор. Многие жалуются.

Я не преминул заметить:

– Вот-вот, проверьте. Но с тех пор, как вы последний раз спускались в подвал, там не только клопы развелись, там уже сталактиты отовсюду свисают.

Ответ Хвостова прозвучал невразумительно, а я продолжал рассказ:

– Ты вернулась в комнату, но тут тебе представился случай, не прибегая к услугам Чаныгина, самой попытаться заполучить папку. Со звонком к директору, конечно же, ты поспешила, о чем, наверное, позже не раз жалела.

Из разговора с Таней ты поняла, что ее мать в санатории и девушка живет одна. Когда по просьбе Тани доставала в коридоре сигареты из ее сумочки, то обратила внимание на два совершенно одинаковых ключа, лежавших на дне. Очевидно, уезжая в отпуск, Танина мать отдала дочери свой ключ, и та, бросив его в сумочку, так и носила с собой. Ты нашла простое решение: в отсутствие Тани воспользоваться ключом и выкрасть документы из квартиры… И, не колеблясь, вместе с сигаретами взяла из сумочки второй ключ. Тебе не терпелось осуществить задуманное, поэтому ты разыграла перед нами комедию с сердечным приступом и постаралась поскорее выпроводить из дому гостей.

Едва за нами закрылась дверь, надела плащ и вышла следом.

Ты заметила, как мы флиртовали с Таней, и использовала это, правильно рассудив, что на улице мы не поспешим расставаться, а у тебя будет достаточно времени, чтобы успеть добраться до ее дома и взять папку. Я чуть было не разрушил эти планы, когда попытался остановить такси, в котором сидела ты, но Таня захотела пройтись пешком, я махнул рукой, и такси проехало мимо… В квартире ты начала искать папку.

Я прикурил вторую сигарету. Хвостов пододвинул мне листок с моим окурком. Я поблагодарил его кивком и бросил спичку на бумажку.

– Мы бы, может, и погуляли подольше, но начался дождь, мы замерзли, и Таня пригласила меня домой погреться. Но у нее была еще и цель: попросить меня помочь разобраться с документами отца. Возвращение хозяйки оказалось для тебя неожиданностью. Первой вошла Таня – я в это время курил на улице, – она застала тебя врасплох, и тебе ничего не оставалось делать, как спрятаться в кладовке, откуда рассчитывала выбраться при первом же удобном случае. Но тут пришел я, и ты надолго застряла в своем убежище. Мы разговаривали, пили коньяк, потом в кабинете отца Таня показала мне тайник и начала рассказывать о папке, но тут нас прервал телефонный звонок Рудакова, который звонил по просьбе Чаныгина. Он предложил девушке деньги за папку. Таня ответила отказом, однако Рудаков уговорил девушку пока ничего никому не говорить о найденных документах и встретиться с ним на следующий день у входа в Центральный парк. Таня согласилась, а я в тот день так ничего и не узнал об открытии Чернышева.

Я обратился к Хвостову:

– Кабинет находится рядом с кладовкой. Сквозь приоткрытую дверь Лена все слышала и поняла, где находится папка. Ей в голову пришла чудовищная мысль: убить Таню, взять папку, а всю вину свалить на меня. Для этого представился исключительный случай. Ты думала, что будешь вне подозрений, ведь повсюду в квартире мои отпечатки пальцев и явные следы пребывания. Как видите, ей удалось, – я усмехнулся. – Перед вами – Джек Потрошитель.

Я стряхнул пепел и повернулся к Жене:

– После моего ухода Лена покинула тесную каморку и подошла к окну. Убедившись в том, что я действительно сел в такси и больше не вернусь, она перерезала спящей девушке горло, взяла из тайника папку и вышла из квартиры, открыв замок ключом, торчащим изнутри. Этим объясняется тот факт, что Карпова видела, как я, уходя, захлопнул дверь, но утром она оказалась незапертой. Лена подставляла меня.

Казанцева меня не перебивала. В продолжение моего рассказа она хмуро глядела перед собой, то сплетая, то расплетая пальцы рук, иногда постукивая на сей раз отшлифованными и отлакированными ногтями по крышке стола. Неожиданно она подняла к Хвостову голову и улыбнулась. Улыбка была обворожительной. Такой я еще никогда не видел.

– Чушь собачья, – сказала она, силясь сохранить непринужденный вид, и кинула в мою сторону полный ненависти взгляд, однако переборола себя, улыбнулась (но не так, как Хвостову) и насмешливо проговорила: – Твою теорию я разобью в два счета. Ну-ка, мой мальчик, признавайся – в котором часу ты ушел от Тани?

– Ну, в половине третьего, – я тоже улыбнулся так, словно знал о Лене что-то нехорошее.

Своими чудесными глазами Лена выразила, как ей приятно это слышать.

– По твоей версии, я убила Таню сразу после того, как ты покинул ее квартиру. Не так ли?

– Я в этом нисколько не сомневаюсь.

– Сколько было времени, когда я тебе звонила ночью?

– Ну, без пятнадцати три.

Этот ответ особенно понравился Казанцевой.

– Когда я звонила тебе, – промолвила она, – у нашего подъезда стояла машина «Скорой помощи» – ты мне сам говорил, а врач в тот момент находился рядом со мной в квартире. Без пяти три я вместе с ним заходила к Кудряшкиной Насте – она подтвердит. Ну а потом «Скорая» отвезла меня в больницу… Я не Пегас, – Лена поднесла к плечам кисти рук, пошевелила пальчиками и издевательски заметила: – У меня нет крылышек для того, чтобы раньше тебя прилететь домой, вызвать «Скорую», позвонить к тебе и без пяти зайти к Кудряшкиной.

Хвостов перекинул на меня тупой взгляд.

Я потушил сигарету и изрек:

– Когда ты мне звонила, врач не мог быть с тобой рядом.

– Это почему же?! – вскинулась Лена.

– Потому что ты звонила не из своей квартиры, а из квартиры Тани.

– Ну, знаешь… это переходит все границы. – Лена с подчеркнутым возмущением встала, раздвинула полы плаща и огладила на бедрах коротенький халат, чем привлекла пристальное внимание со стороны Хвостова и Жени. – Борис Егорович! – сказала она официально. – Прошу вас оградить меня от обвинений убийцы. Если у вас больше нет вопросов, отвезите меня в больницу – я опаздываю на процедуры.

– Минуточку, Елена Сергеевна, мы скоро закончим, – остановил Хвостов движение Казанцевой в сторону двери. – Признаться, я ничего пока не понимаю, но все это становится очень интересным.

Казанцева наградила меня испепеляющим взглядом, вернулась и, словно осенний лист, падающий на землю, плавно опустилась на табурет.

Женя, как всегда, ухватил из разговора самую суть.

– Одно мне не ясно, – сказал он, обращаясь в мой адрес. – Почему речь идет о половине третьего, если вскрытие установило точное время смерти Николаевой – половина второго? Таксист также утверждает, что примерно в это время он посадил вас в машину у подъезда девушки.

– Ну вот видите, – подхватила Лена. – Это как раз и говорит о том, что Евдокимов убил Николаеву в половине второго, приехал домой и завалился спать, а через час я ему позвонила.

Я засмеялся:

– Не-ет… это говорит о том, что у тебя в запасе оставался час.

– Ни черта не понимаю! – покрутил головой Хвостов.

Я пояснил:

– Это мои часы показывали без пятнадцати три, но на самом деле было без пятнадцати два.

– То есть?

– В ночь на последнее воскресенье марта часы нужно было перевести на час назад. В тот день я настолько увлекся Таней, что переход на летнее время совсем вылетел у меня из головы. Под утро мои часы остановились, и я подвел стрелки в соответствии с новым временем, даже не заметив изменений. Вчера на похоронах Тани городские куранты пробили три часа, я машинально взглянул на свои часы – они были повреждены и остановились на двух. Только тогда я понял свою ошибку, которой воспользовалась Лена и заморочила мне голову. Она знала: рано или поздно я все равно попаду в милицию, и на допросе всплывет, где и с кем я провел субботний вечер. Ей требовалось алиби, и она подстроила все так, что ее алиби должен был подтвердить я сам.

Сразу после убийства Лена позвонила ко мне неспроста. Она хотела проверить, не стучался ли я в ее пустую квартиру, а когда узнала, что нет, постаралась отвести от себя подозрения, напомнив мне о сердечном приступе, который якобы приковал ее к постели. Конечно, болезнь Лены – слабое доказательство ее невиновности, но вот тут-то я все напутал, чем ввел себя в заблуждение относительно личности убийцы, а Лена заполучила в моем лице надежного свидетеля, который может подтвердить ее алиби. В разговоре с Леной я невзначай упомянул о том, что время без пятнадцати три, и спросил, не к ней ли приехала машина «Скорой помощи», которая стоит под окнами. Часы Лены показывали правильное время. Она сразу сообразила, как все удачно складывается. Подумав, Лена ответила, что «Скорая» приехала к ней и сейчас увезет ее в больницу. Я лег в постель и, засыпая, действительно услышал шум отъезжавшей машины.

– Ну и что? – не понял Хвостов.

– Как – что? – изумился я. – Машина «Скорой помощи» приезжала не за Леной!

– А за кем же? – сегодня майор совсем не хотел шевелить мозгами.

– Не за кем, а к кому, – поправил я и с видом триумфатора сообщил: – «Скорая» приезжала к соседке Лены Кудряшкиной Насте! У нее была высокая температура. Если вы справитесь в отделении «Скорой помощи», я уверен, вам скажут, что в ту ночь было два вызова: один в полвторого, может, чуть раньше, в квартиру 36 к Кудряшкиной; другой в полтретьего в квартиру 35 к Казанцевой. – Я перевел дух. – …Итак, до истинного времени у Лены оставался час. Позвонив из квартиры Тани, она не спеша воротилась домой, вызвала «Скорую» и повторила перед доктором трюк с приступом сердца. Изобразить недуг ей не составило труда, так как Лена состоит на учете в поликлинике, к тому же после зверского убийства ее вполне мог хватить настоящий удар – ей поверили. Лена тянет время до без пятнадцати три и в присутствии врача повторяет сцену телефонного разговора со мной. Затем в сопровождении медицинского работника она заходит к Кудряшкиной и оповещает Настю о том, что ее кладут в больницу. Но у Лены иная цель: заполучить еще одного очевидца, который бы видел ее после без пятнадцати три. Ну а потом Лена едет в больницу, где у нее куча свидетелей. Одурачив меня таким образом, Лена спокойно выжидает ареста соседа, готовая в любой момент преподнести меня следствию в качестве Джека Потрошителя. Она все рассчитала верно, но не учла одного: я раскопал историю с документами Чернышева и вышел на Чаныгина.

Не сомневаюсь, Чаныгин знал, кто настоящий убийца. Догадывался и Рудаков. Подозревая Чаныгина в преступлении, я пришел к нему домой и заявил о том, что мне известно о пропавшей папке и его причастности к убийству Тани. Разгневанный директор выставил меня вон, но испугался и, очевидно, тут же известил Лену о дотошном журналисте. Лена поторопила события и позвонила вам… Вот и все, – заключил я. – Признайтесь, Борис Егорович, так вы вышли на меня?

Майор колебался, верить мне или нет, но все-таки сознался:

– Вчера позвонила женщина, – Хвостов удачно избежал взгляда Казанцевой, – и посоветовала взять у тебя отпечатки пальцев. Она же сообщила о таксисте. – Майор потер подбородок. – Но все как-то сложно, запутанно и слишком умно.

– А кто вам сказал, будто вы имеете дело с дурой? – удивился я. – Лена – умная женщина, иначе Чаныгин, который ни черта не смыслит в науке, не взял бы ее в сообщники и не сделал бы своим замом. Но думаю, он зря надеялся на свою долю в афере с папкой. Заполучив в свои руки документы, Казанцева их ни за что бы не выпустила. Не в ее характере. Да и зачем ей делиться с бывшим директором, который к тому же переезжает в другой город?

В ответ на мои слова Лена покривила в усмешке губы и сделала красноречивый жест у виска.

– С большой фантазией недоделанного журналиста можно придумать головоломку похлеще. Однако без доказательств твой рассказ – лишь занимательная история. Надеюсь, в тюрьме у тебя будет достаточно времени для того, чтобы написать хороший детектив.

Я улыбнулся:

– А я надеюсь написать его в домашних условиях… Знаешь, где меня арестовали вчера ночью?

– Меня не интересует, где арестовывают убийц.

– Напрасно, но в порядке информации могу сообщить… Арестовали меня в подъезде нашего дома в тот момент, когда я выходил из дверей твоей квартиры.

Лена переменилась в лице:

– Как ты туда попал?

– О-о..! Это оказалось опасным предприятием. Я чуть было шею себе не свернул, но рисковал не напрасно. Как ты думаешь, что я обнаружил в ванной комнате за белым шкафчиком?

Глаза Лены налились кровью.

Я кивнул:

– Правильно, папку.

– Ты мне ее подбросил! – выкрикнула Казанцева и подалась ко мне.

Я на всякий случай отстранился и резонно заметил:

– С твоими отпечатками пальцев?

– Ты мог взять любую папку в моей квартире и переложить в нее документы.

– Пусть так, – согласился я, вконец утомленный спором. – Уже отрадно, что ты не отрицаешь существования документов. Но, милая, не мог же я подбросить под ванну твое красное платье, перепачканное кровью Тани. К счастью, перед отъездом в больницу ты не успела уничтожить улики… И если Лена, – сказал я Хвостову, – не заезжала сегодня утром домой, то папка и одежда должны оставаться на месте. Ну, а где орудие убийства, вы уж узнайте у нее сами.

Лена прицелилась и залепила мне пощечину.

Я потер горевшее лицо: «Пора вести учет полученным оплеухам!»

Эпилог

Прошло десять дней с тех пор, как меня освободили. До моего освобождения Хвостов и Женя вместе с Леной поехали к ней на квартиру и, в присутствии понятых, провели обыск. Они нашли улики. Под их давлением Лена во всем созналась. Все произошло именно так, как я предполагал. Год назад Казанцева установила за границей, куда она иногда ездила по делам института, контакт с нужными людьми и даже успела передать те самые несколько сфотографированных страниц из папки Чернышева. Военное ведомство на Западе заинтересовалось открытием Чернышева и предлагало баснословную сумму за недостающую часть работы.

Лена также указала место на пустыре, куда она выбросила орудие убийства. Им оказалась старая опасная бритва Чернышева, которую Лена взяла в ванной комнате в квартире Тани. Сейчас Казанцева сидит в следственном изоляторе, а я из подозреваемого превратился в свидетеля.

Сапоги, телогрейку и шапку-ушанку я подарил какому-то бомжу, сидевшему в камере подвала ГУВД. Мой злополучный свитер с разноцветными полосками вернули, но я его не ношу, потому что он вызывает у меня неприятные воспоминания.

Мучивший меня вопрос – каким образом Хвостов вычислил Лену – разрешила моя мать. Это она на допросе у майора проговорилась о том, что я ушел в субботу вечером к Лене и вернулся домой лишь в половине второго ночи. (Подумать только, мои родители жили по новому времени с 22 часов!)

Кроме истории с работой Чернышева, в научно-исследовательском институте выявили ряд финансовых нарушений. Чаныгина из отпуска отозвали. Сейчас им и Рудаковым занимается прокуратура. После следствия Чаныгин вряд ли останется в столице, да и в институте, очевидно, лишится работы, как, впрочем, и Рудаков.

Рубан, который занимался работой Чернышева, открытие подтвердил, оно так и названо – «Открытие Чернышева». Справедливость восторжествовала.

С Борисом Егоровичем Хвостовым у нас восстановились добрые отношения, он часто вызывает меня на допросы в свой кабинет и все «грызет сухарики». Очерк о работе милиции я написать не успел, но редактор продлил мне командировку еще на неделю. За отпущенные дни я написал этот отчет. Завтра отнесу его редактору, а вот примет он его или нет, решать ему.

Да, совсем забыл! Апрель оказался развратником похлеще марта, напропалую гуляет со всеми временами года, – но я таким не буду!