Текст книги "Другая история"

11.2013

…телефон завибрировал в кармане. Музыка вокруг играла громко, и звонка Алексей не услышал – непонятно было, включен он вообще, или нет – но дрожь он почувствовал отчетливо, и тоже вздрогнул. Зеленый логотип Whatsарp – и сообщение.

«Поехали?»

Он набрал: «Да.»

Чат мигнул и проглотил ответ. В этот момент хозяйка бала, директор по маркетингу, болтавшая у стойки ресепшена с банкирами и уже глотнувшая, было, вина, притянула его к себе. Она была босиком – симпатичные туфли валялись рядом: вот так вот, на каблуках-то – поди, побегай-ка целый вечер. Потянулась к его уху:

– Слушай, Лёш, проводи меня к туалетной комнате? Мне от них надо уйти.

Он развернулся на каблуках и подхватил директора по маркетингу под руку.

– Конечно! Прошу вас, да, вот сюда – пойдемте! – вместе они сделали несколько шагов по коридору, в сторону от болтающих между собой довольных банкиров. – Пожалуйста, это вот там, вон за те портьеры, видите?

– Спасибо… – это она ему уже почти шепнула на ухо, ускользая за тяжелую штору.

– Мое почтение! Хорошего вам вечера!

Вернувшись к стойке, он подхватил неуклюжий мешок с какими-то электронными железками, собственную сумку с ноутбуком и коробку с канцеляркой. Попросили помочь, отвезти в офис – ну, что ж: поможем. Да, машина неблизко: нет теперь в центре свободных парковочных мест – с километр придется прогуляться до места, где были. Ну, ничего. Не забыть бы остановить оплату парковки – по-моему, надо прислать смску на номер парковочной компании с каким-то кодом… А ведь забудется наверняка.

Лестница, почти театральная, вела с этажа, где находилась стойка регистрации, вниз, к гардеробу. Он спустился вниз, держа под мышкой дурацкую коробку. Ольга уже одевалась – элегантное пальто с меховым воротничком на очаровательное платье. Да, между прочим, тут каблуки не ниже, чем те, на которых сегодня была директор по маркетингу.

Гардеробщик охотно схватил номерок и немедля набросил ему на плечи пальто. Шарф к пальто не подходит – ну и ладно: другого все равно нет. И не очень холодно, вроде бы, на улице.

Они вышли наружу. Маленькие задворки Театрального проезда: двор-колодец, арка, такие близкие Кремль, Манежная, Лубянка.

– Мне следовало привезти сюда машину – жаль, не пришло сразу в голову. До автомобиля нам придется пройтись минут десять – не было свободных мест тут рядом. Ты дойдешь?

Ольга засмеялась в ответ.

– Да, туфли у меня не для прогулок, ты прав… Но вот так вот вечером по Москве я уже тоже очень давно не гуляла. Пойдем.

Было видно, что в пальто ей зябко – и вправду, не так уж и тепло на улице, подумал Алексей вдруг. Чертова коробка: заняты обе руки, и даже под руку с барышней не пройтись. Да и нечасто барышни с ним под руку ходят – все как-то не складывается. Он попробовал взять коробку и две сумки одной правой рукой, освободив левую. Получилось неловко – долго так не пройдешь, надо в обеих руках нести. Картонная коробка с канцеляркой затрещала.

Ольга, глядя на его нелепые движения, засмеялась.

– А, вот ведь я неуклюжий. Чувствую себя, как будто ограбил винный магазин, – он развел руками, насколько это было возможно с сумками и картонкой. – Теперь только донести эту штуку до машины. Тебе, наверное, холодно?

Она немного поежилась, продолжая улыбаться.

– Не очень. Но в целом – прохладно, конечно.

– Хочешь, я отдам тебе пальто?

– Пожалуй, нет – наверху все хорошо. Я бы забрала твои брюки – ноги вот мерзнут. Но, боюсь, тогда заберут тебя.

Алексей засмеялся в ответ.

– Да, хорош я буду в пальто и без штанов. Тогда, наверное, наши возможности для совместного общения будут недолгими: заберут меня к себе греться стражи порядка – отдам тебе ключи от машины и отправлю искать ее в одиночестве.

Переулки, окружающие ЦУМ, горели теми замечательными ночными огнями, какие бывают только в Москве ранней зимой. Стемнело – теперь тут градусов пять, наверно. Они шли не очень быстро – ровно настолько быстро, чтобы не замерзнуть, и настолько медленно, чтобы не торопиться.

– Так что ты скажешь про этого товарища?

Алексей поморщился. На мероприятие он ездил не отдыхать, а взглянуть на нужного человека – ради такой работы он и вернулся, превратился из директора по персоналу в абстрактного «советника». Понятно, что без полноценного интервью, к каким он привык, будучи руководителем службы, выдать внятное описание личности было непросто. Но ведь и небольших проявлений, которые демонстрируют люди, расслабившись за столом в компании знакомых, часто бывает достаточно, чтобы сделать кое-какие предположения. Важные предположения, кстати. Для непосвященного человека со стороны – этакая игра в угадайки по косвенным признакам: кто угадал – молодец, а кто не смог – сам виноват.

– Тебя интересует тот, у которого фамилия Г-р?

– Да, именно.

Он взглянул ей в глаза.

– Низковольный, в наших терминах…

– Да, и очень непростой.

– Непростой гражданин. Любит таскать каштаны из огня чужими руками.

– И еще какие каштаны.

– Там полный пакет – инфантильный, эгоцентричный, требующий от окружающих принятия его таким, какой он есть.

– Пожалуй. Вместе с его маленькой лысиной.

– Безответственный он. Я когда напишу отчет, поставлю тебя в копию. Если бы у тебя была возможность выбирать – я бы рекомендовал с ним не работать. Про некоторых говорят: мол, не пошел бы с таким в разведку. Так вот: этот ни с кем сам не пойдет в разведку. Ни за какие коврижки. Вообще ничего сам не будет делать – а от окружающих будет отжимать.

Она ответила грустно, глядя перед собой в никуда.

– Я не могу себе позволить с ним не работать. Надо.

Вот и автомобиль. Кургузый силуэт, нескладный на фоне соседей по парковке – ничего себе, времени уже полно, а ни одного свободного места нет: всё вокруг занято богатыми Audi, BMW… Он тут как древний поршневой биплан среди трансконтинентальных лайнеров – родом из другого времени. Никаких изысков, никакого дизайна – зато вездеходные качества как у трактора, простота конструкции, запас прочности танковый. Но кому это здесь нужно, в центре большого города.

Сигнализация старомодно пикнула. Современные центральные замки открываются бесшумно, а тут восьмидесятые годы…

– Подожди, я помогу тебе подняться, – Алексей бросил сумки на тротуар: и здесь плитка, все тротуары города в плитке теперь. Открыл заднюю дверь, поставил внутрь коробку, бросил сумки в багажник, снова закрыл.

Ольга терпеливо ждала.

Он открыл пассажирскую дверь, подал ей руку. Да, тут сантиметров семьдесят от земли – самое то для обаятельных барышень в богатых вечерних платьях и на каблуках. Ну, ничего – поддержим.

Она аккуратно поднялась и устроилась на грубом кожаном кресле.

Он хлопнул дверью со своей стороны, повернул ключ. Мотор рыкнул и завелся – здесь, на самом деле, не очень шумно. Клацнул машинально переключателями – обогрев кресел, печь, зеркала и подогрев стекол, музыка – ага, точно, магнитолу надо включить. Заработал оставленный внутри диск – чей-то голос под негромкий музыкальный сет начал читать книгу.

– Да ведь это «Модель для сборки», да? – Ольга посмотрела на него с любопытством.

– Точно, – удивился Алексей. – Вот ведь неожиданно ты сейчас открываешься для меня. Откуда ты знаешь, что это?!

– Ну, ведь это классные книжки, я очень любила их слушать!

Он подумал в этот момент: как же она здорово улыбается, когда смотрит тебе в глаза – как будто ты тонешь в двух озерах одновременно… Замерзнут эти озера, пока ты в глубине – как тут вынырнешь, будь ты хоть кем угодно? Протянул руку, потянулся к ручке бардачка. Ольга отдернула колени.

– Нет, нет, это не харассмент, – пошутил Алексей неуклюже. – Мне просто нужно в бардачок. Вот, смотри, – он достал из глубины перчаточного ящика небольшой чехол на молнии. Захлопнул ящик, расстегнул чехол – внутри, в кармашках, оказались диски с вложенными рядом бумажками. Бумажки пестрили названиями книжек. – Это всё «Модель для сборки».

– Ничего себе! – Ольга взглянула на названия книг. – Это старые выпуски! Сейчас…

– Сейчас даже этих радиостанций уже нет.

– Сколько здесь? – она встряхнула чехлом, как будто прикидывая вес.

– Всё, что есть. Под восемьдесят гигабайт. Хочешь – возьми, чтобы переписать. С развра… извините, с возвратом.

– Хочу, – она согласилась тут же, и он вытащил из магнитолы недостающий диск, который занял место в своем полиэтиленовом кармашке.

Ольга убрала чехол с дисками в сумку. Магнитола привычно связалась с телефоном – да, «синий зуб», новые машины-то не все так умеют. В колонках замурлыкала Нора Джонс. Shoot the moon and miss completely… Неторопливо защелкал в такт поворотник.

– Слушай, мы сможем заехать в офис? Я бы надела сапоги, – она сказала это так, что он почему-то подумал, что она и вправду здорово замерзла.

– Едем, конечно. Я и маркетинговое добрище занесу. Сейчас станет теплее, – Алексей согласился так, как будто бы извинялся за свой автомобиль. – Просто он у меня такой, угловатый, и не очень понимает, как правильно обходиться с барышнями – они ж тут не ездят.

Она улыбнулась и прикрыла глаза. Скоро и впрямь потеплеет. Домой бы сейчас, отдыхать, ведь завтра в восемь утра – быть в офисе, снова эти люди, день сурка… На пару минут в офис – и домой.

…автомобиль мягко ткнулся носом в бордюр директорской парковки – со стороны улицы, не заезжая во внутренний двор. Ночь на дворе – все места свободны, ставь – не хочу. Алексей вышел, подал Ольге руку – она аккуратно спустилась на асфальт. Пока он доставал груз из багажника, она подошла к одной из двух дверей застекленного входа на ресепшен компании и нажала кнопку звонка. В офисе на первом этаже еще горел свет – может, охранники еще не успели запереть дверь. Алексей подошел ко второй двери и, перехватив пожитки, освободившейся левой рукой дернул ручку – и верно, открыто. Ольга потянула свою дверь на себя – тоже не заперто. Оба вошли в компанию и прошли к стойке охраны – выходит, звонили напрасно. Достали пропуска, миновали турникет, поздоровались с сонным сотрудником службы безопасности – и оказались на маленькой площадке у лифта.

– Я пойду к себе, наверх, – она нажала на кнопку вызова.

– Заглянуть к тебе?

Ольга посмотрела на него почему-то с удивлением.

– Пожалуй, да. Загляни.

Алексей поднялся пешком на второй этаж – зашел в просторный кабинет маркетинга, бросил в чье-то кресло коробку с канцеляркой, пристроил туда же мешок с электроникой. Подумал – скинул пальто, шарф, набросил всё это на руку и вышел к лифту. Мельком увидал себя в зеркале – да, этот костюм еще восстание сипаев помнит. Лучше лишний раз даже с вешалки не снимать. Сидит несуразно и кургузо – и сам не красавец, да еще и одежда напоминает о том, что были времена существенно лучше. Спустился на первый этаж – со второго лифт здесь не вызывается – и через несколько секунд зашел в кабину. Служба продаж сидит на шестом этаже, дальний кабинет справа по коридору.

Ольга уже переобулась – теплее в сапожках, и удобнее, после каблуков-то. На плечи, поверх платья, она набросила маленький жакет.

– Выпьем кофе? Сходим на пятый? – она как будто передохнула немного в машине, и сейчас уже не выглядела такой нарочито собранной и официальной, как на мероприятии, в окружении банкиров. Неприятно, что всем этим людям ей приходится улыбаться – ох, и разные там есть граждане. Но клиентов по бизнесу не выбирают.

– Конечно, пойдем.

Они забрали вещи, погасили свет и спустились на этаж ниже – в холл правления. В маленький гардероб у кухонной двери повесили пальто – обычно здесь раздевались посетители директоров, а ночью шкафы были наполнены гулкой, хорошо пахнущей пустотой. Щелкнул выключатель – в крохотной кухне, заваленной грязной посудой, загорелся свет. Наверное, посуду с утра разгребут – заполнят немолодую посудомоечную машинку, бросят внутрь таблетку моющего средства. Алексей вытащил из тумбы у холодильника пару чистых чашек – надо же, не все извели еще. Вот тебе и на – у одной ручки нет, откололась. Ладно, отдадим Ольге целую, а себе заберем эту. Обе чашки немедля отправились под сопла кофе-машины. Рявкнула кофемолка, заурчало почти по-кошачьи нутро механизма, чашки стали наполняться. В воздухе повис такой утренний запах кофе.

– Тебе с молоком?

– Да, – Ольга кивнула.

Алексей разлил молоко по чашкам, заполнив их, таким образом, до краев.

– Ух-ты, тут еще и конфеты остались, – почти цирковым жестом из залежей посуды на столе он извлек прозрачную мисочку с остатками чьего-то сладкого пира. «Белочки», «Вдохновение», что-то еще.

Они развернули по конфете, захрустели фантиками. От горячей жидкости потеплело внутри – плевать, что чашка без ручки: кофе-то от этого не хуже. Он расслабился и немедленно почувствовал приближение человека. Это кто-то из службы охраны. Его пока не слышно.

– Кто-то идет. – Алексей сказал ей эту фразу, и сразу же стали слышны шаги на лестнице. – Вот ведь: сейчас, пока он поднимается, у меня есть время подумать над тем, какие стихи в его присутствии я должен читать тебе, чтобы засвидетельствовать свое непристойное поведение ночью на кухне с одинокой молодой девушкой. «Не бродить уж нам ночами, хоть душа любви полна, и по-прежнему лучами серебрит простор луна…»

Ольга засмеялась, сделала еще глоток.

Охранник прошел, заглянул в кухню мельком – и, видимо, удовлетворился увиденным, решив не задавать вопросов. Ну, приехали люди с мероприятия, кофе пьют – так мало ли, что. Тут и не такое видали. Через минуту шаги смолкли в бесконечных катакомбах ночного офиса.

Он посмотрел ей в глаза. Казалось, что он глубоко нырнул – и все равно не достал до дна: она смотрела на него в ответ, улыбаясь своей загадочной улыбкой, которая, на самом деле, рассказывает обо всём на своем языке, да только кто, скажите, сможет перевести такое… «Хотел бы я знать, что ты на самом деле думаешь. Хотел бы я знать, что ты на самом деле чувствуешь.» – эта фраза, прочитанная в какой-то детской книжке, так кстати пришла ему в голову. Вслух он ее не сказал – незачем. Психолог, ага. Сапожник без сапог – это тебе не выражения лиц и жесты банкиров на русский переводить…

Пить кофе вдвоем у них вошло в традицию. Не в привычку, нет. Привыкнуть к этому было нельзя – они как будто задавали друг другу одни вопросы, а слышали друг от друга совсем другие. Безобидный и легкий разговор никак не сочетался с тем, как они смотрят – нет, не смотрят: заглядывают в глаза друг другу. Так поступают люди, которые знают, о чем рано или поздно придется говорить – и все время откладывают разговор. Не как что-то неприятное, и не как что-то долгожданное и предвкушаемое, нет – просто давая времени течь, не опережая его.

Кофе кончился. Чашки, одна за другой, отправились в груду посуды, лежащую в раковине. Он набросил ей пальто на плечи. Мельком глянул на часы на экране мобильного – вот тебе и на, скоро час ночи.

Лифт отправился вниз.

Они вышли на площадке первого этажа. Ольга вдруг остановилась, посмотрела на него.

– Я… поехала. У меня машина тут, помнишь?

У Алексея перехватило дыхание. Вот это да – а он, как пятнадцатилетний мальчишка, уже нарисовал себе в голове картинку: как осторожно он подвозит ее к крыльцу подъезда, как они прощаются до следующей недели. «Дуралей» – заклеймил его тот, другой, сидящий внутри, наблюдающий за его действиями и так редко, только в самых непонятных ситуациях вмешивающийся и берущий на себя рычаги. «Дуралей», лучше не скажешь.

– Да… Да, конечно. Увидимся во вторник. Хорошей дороги тебе.

– Спасибо, друг мой. Увидимся.

Щелкнуло реле, сработавшее от прикосновения пропуска. Вот и всё – она ушла. Вышла на задний двор, в другой выход – туда, где парковка для сотрудников.

Алексей постоял еще с минуту, сказал себе под нос почему-то: «доброй ночи» – и вышел. Дуралей.

Мотор чихнул и завелся. Он бросил машину рывком с парковки на пустую дорогу. Автомобиль без пассажиров он водил резко, хорошо чувствуя, где заканчиваются возможности немолодой конструкции. «Ну, что ж – хоть с машиной у нас полное взаимопонимание», – подумалось ему.

Через несколько минут оказавшись на Третьем кольце, он почти перепрыгнул Савеловский мост. Мигнул угловатыми габаритами, рыкнул на случайные легковушки: те, как маленькие рыбки, распуганные сомом, кинулись врассыпную, и полетели по своим делам.

Он подумал о чем-то, щелкнул передачей. Улыбнулся и взял трубку, набрал номер.

– Привет, друг мой!

– Привет! А я, тем временем, почти доехала.

– Я тут понял: ты забыла у меня кое-что.

– Что же?!

– Немножко тепла, немножко уюта, капельку хорошей компании.

– Ничего себе! Друг мой, спасибо тебе за эту часть вечера! Это было что-то… настоящее. – Он почти видел, как она засмеялась в ответ, как будто и в самом деле порадовалась.

– Спасибо за вечер, – сказал он. – И доброй ночи.

Ночь наступила в нём и сомкнула над городом свое темное кольцо.

12.2013

Она видела странный сон.

Она стояла на краю крыши и видела летний город. Под опускающейся зарей тот был красив и почти нежен – с юга дул теплый ветер, медленно стыли под вечерней прохладой тяжелые бетонные плиты «Авангарда», пахло мягким летом.

Она смотрела куда-то в горизонт, где крыша дома, стоящего через улицу, несла на себе странную фигурку невысокого человека. Он то подходил к краю, то отходил. Солнце застыло, и свет смешался с тенью в розовом вальсе.

– Стоит там, да? Он это? – женщина, подошедшая сзади, была очень старой и перемещалась, опираясь на такую же старую трость. На самом деле, трость ей не была нужна уже потому, что женщина умерла давно, и сейчас мысль о ее смерти показалась какой-то спокойной и закономерной.

– Да.

Женщина посмотрела на нее, она обернулась в ответ – в пол-оборота, так, чтобы не потерять из виду фигурку на крыше дома напротив, и кивнула.

– Здравствуй, маленькая.

Свою прабабушку она видела вот так вот едва ли не в первый раз. Надо же – даже и не выглядит на свои, вроде… И смотрит на нее хорошо. И улыбается.

Фигурка на крыше дома напротив снова подошла к краю.

– Что он делает? – она спросила прабабушку, как будто та могла знать что-то про человека на той далекой крыше. – Что ему надо от меня?

– А почему ты думаешь, что надо? – прабабушка улыбнулась неживой, но не страшной улыбкой. – Зачем ему от тебя что-то? Он вообще не здесь.

– А я ему зачем?

Прабабушка тихо засмеялась.

– А что ты думаешь сама?

Она удивилась вопросу – и так было все понятно.

– Ну, он же мужчина. Что мужчине от женщины может быть надо? – она встряхнула гордо красивыми светлыми волосами. – Если мужчины приходили так ко мне, у нас… – Она задумалась. – Тогда мужчина становится любовником, может, потом мужем становится. Они без этого не могут, все одного и хотят.

– Кривой гвоздь забиваешь, – усмехнулась старая женщина. – А если ничего не хочет? Если душа у него не так устроена?

– Душа? – она вспомнила: что-то он такое присылал ей почитать. – Да, душа у него… «…лучше никому не знать, что у каждого внутри…» – процитировала она по памяти. – Ну, все равно – как это, не хочет?

– Так бывает, маленькая, – прабабушка усмехнулась. – Он на тебя смотрит – как в воду падает…

Он внезапно посмотрел на нее через крышу – она не видела его глаз, но почувствовала, как что-то тянется к ней, как будто издалека. Это происходило одновременно и снаружи, и у нее внутри – и внутри даже больше, чем на крыше, где она стояла.

– Он не сам себе душу устраивал. Он служит. – Старая женщина смотрела на правнучку с любовью, как смотрят на маленького непонятливого ребенка.

– Кому? Чему? – усмехнулась она прабабушке, как будто та могла знать ответ.

– Да хоть бы и чему, – старой женщине, похоже, понравился вопрос. – Тебе-то что? Ты зачем меня спрашиваешь? Иди, вон, с ним говори.

– Я его не понимаю, – она растерялась. – И подпускать ближе его нельзя – ну вот он придет, и что я делать буду? Зачем он мне нужен? У него какая-то своя жизнь, все всё про него знают.

– А что ты чувствуешь? – прабабушка устала стоять и присела на краюшек покрытого гудроном бортика, продолжая смотреть на правнучку.

– Я? – она удивилась. – Я… ничего не чувствую. Спокойно… и все. Я всегда спокойна.

– Тогда что ты у меня спрашиваешь? Я знаю не больше, чем ты, – прабабушка сделала вид, что удивилась. – Какие-такие вопросы задаешь? Я старая уже, ничего не понимаю в вас, молодых.

Под шутливым взглядом прабабушки она задумалась.

– Скажи, что мне с ним делать?

Старая женщина почти смеялась.

– Не делай ничего, если не знаешь. Зачем? Что ты с ним можешь сделать, если сама не знаешь? Ничего не делай пока.

– А потом что с ним будет?

– А смотри, – прабабушка показала на фигурку на крыше напротив. Фигурка подошла к краю и вдруг… поднялась на самый бортик, и закачалась над городом, с видимым усилием балансируя.

Она вскрикнула.

– Если ты спокойная, если тебе все равно – зачем кричишь? – старая женщина была рассудительна, говорила с большим достоинством и как будто не видела фигурку напротив. – Я не вчера родилась, не зря что-то и при жизни могла. Не смотри, что умерла. Хочешь – спущу его вниз, и дело с концом.

Ее сердце замерло – старательно, чтобы не подать виду, она как будто с деланным пренебрежением сказала:

– Пусть будет, чего ж делать с ним.

Прабабушка улыбалась краешками губ, и непонятно было, сколько ей лет. Так всегда с людьми, которые умерли давно – смотришь, а сколько лет и не поймешь.

– Чудная у тебя голова. Ты не видишь? Не только он на тебя смотрит – ты тоже смотришь. Он подходит – ты отходишь, это видно. Но если он отходит – ты подходишь ближе. Как на веревочке вы двое. Понимаешь?

Она не очень понимала, но кивнула головой.

– Спокойная она, вижу. Спокойная, – почти усмехнулась прабабушка. – Ты когда смотришь на него – что с тобой?

– Ничего… – она почувствовала, что краснеет, и обошла ответ на вопрос, но сделала это неуверенно. – Ну, я его знаю уже давно. Мы работали вместе, знакомы, вроде бы, хорошо…

Прабабушка слушала внимательно, потом серьезно сказала.

– Когда я на тебя смотрю – я другое вижу. Всё, будет.

Она поняла, что пора прощаться, но не успела. Прабабушка встала и медленно пошла куда-то ей за спину, откуда появилась, и пропала немедля – через секунду она была на своей крыше одна. Солнце по-прежнему медленно садилось, и ветер становился прохладнее. Фигурка на крыше дома напротив немного отошла от края, и вдруг… помахала ей, как будто радостно. Она помахала в ответ машинально, заплакала вдруг от странного, непонятного чувства внутри и проснулась.