Текст книги "Колодец"

– Бабку мою, кстати, Любкой-то и звали! Вот была женщина! Постоянно говорила мне, чтобы я жил, как крапива! Обжигаясь, но с пользой. Понимаешь, да? Какая женщина…

– Получается? Жить?

– Нихера Олег не выходит. Погряз я, понимаешь, утонул. Я только сейчас может, в свои сорок пять лет понимать начал, что вокруг происходит. А до этого словно туман. Понимаешь? Какая тут блин на хрен крапива? – и он с досады хлопнул себя по лбу и грустно опустил локоть на стойку. Но сразу же подскочил.

– Я тебе вот что скажу! Беги! Беги Олег, пока не поздно, от всего что, тебя не радует! Понимаешь? От всего, что трепет твоего сердца и зуд внутренностей твоих не вызывает! Нет в мучениях ничего святого! Понимаешь ты или нет? Посмотри вот на меня! Внимательно посмотри! Мне сорок пять. Всю жизнь я терпел, ничего себе не позволял, мелочился и разменивался на пустое. Думал правильно живу. По-людски! Девок было – не счесть. Водки выпито – море! Все раздал, пропил и просрал. Людишки-то вокруг падшие все! Черт их подери этих людей, пусть сдохнут все! Все люди дерьмо, оказывается! И вот что? Что в итоге? Ничего у меня нет. Рваные носки и грыжа, и все ношу с собой! И мокрое место после себя оставил бы. Эх Любонька… – он горько налил водку в стопки и слегка всхлипывая, словно пустил скупую мужскую слезу молча выпил. Отвернулся. Минут пять мы сидели молча, а он постоянно вытирал глаза рукавом и что-то шептал себе под нос, ведя бурный диалог с собой! Потом громко, не поворачиваясь уже ко мне, будто был полный бар народу начал слегка бредить

– Ни и что, они будут меня сдерживать? Какое эти ублюдки имеют право? Я хочу давать волю чувствам и выпускать своего зверя! Не вчера, так сегодня! Хочу проявлять себя во всей, так сказать, красе! Ты согласен со мной? – он резко повернулся ко мне с горящим вопросительным взглядом, – а то сидят все эти мажорики, в бабочках да в галстучках, как роботы по заученным алгоритмам живут! Морды жирные! А я может больше роботом быть не хочу, я жить нормально хочу. Птицей вольной! Понимаешь? Крылья хочу! И напиваться в стельку тоже хочу! И буду! Всегда так жил! Радоваться хочу и да, мать его, орать возле роддома, когда и что захочу! Брат, не молчи, брат, давай-ка еще по одной! – он пододвинул мою рюмку и до краев наполнил ее. Молча наполнил свою и не чокаясь закинул ее в рот и после взял немного сока. Я вслед за ним. Сейчас водка словно ключевая вода, наполняла мое тело, а тепло струями разливалось по нему. Я вместе с собеседником чувствовал легкость, расслабление, прилив бешеной энергии и энтузиазма одновременно!

– Что же наши жизни-то такие сраные? Что же мы все несчастные-то ходим? Пашу на заводе, воняю маслом и гарью этой, весь грязный, нищий и никакого будущего. Выбирать особо не приходилось, знаешь ли! Жру дерьмо ложкой и края не видно! И батя мой жрал! А теперь вот отцом я буду. И смотрю вот на тебя, сидишь такой, в потненькой рубашке, румяный. Ну и скажи мне, Олег, не кривя душей, ты жизнь-то свою любишь? Свою жизнь! Понимаешь? Ответь мне, Олег.

– Я не знаю… Не думал об этом. Наверное, люблю…

– Дерьмо ты собачье, а не человек, Олежа. Мямлишь. Наверное!? Не думал! А о чем ты думал? Я всю голову сломал, что не я один на этой земле страдаю. Не думал он! За что нам такие мучения? Когда это все кончится? Олег, я отцом буду, отцом! Понимаешь? Да нихера ты не понимаешь, нюня! – он обижено пододвинул полупустую бутылку к себе, налил до краев и залпом проглотил. Снова налил. Взял в руки рюмку и держал так ее на весу, пока голова была опущена. Поднял голову, и я увидел его мутный глаза.

– Бабка моя знаешь, что говорила? Больному, говорит, и мед не вкусен, а здоровый и камень проглотит! Во как! Вот я и жру одни камни! Здоров как бык! И еще хоть пуд камней выжру! И меда не надо! Что, сложно братец от такой-то философии? Да ты живи, живи себе, ни о чем не думай. Живи, да и все. И плюй на все эти размышления пьяные!

– Ну что ты заладил свою шарманку! Живи, живи! На себя посмотри, учитель хренов! Ты дочери своей что дашь? Камнями ее кормить будешь? Или бабкиными россказнями?

– Вот значит, как ты теперь заговорил, да? Ну хорош, ну хорош! А знаешь, ты прав, пора за голову браться. Хватит с меня этого всего! Надоело, знаешь! Мудилы вроде тебя все пальцем тыкают. На зло вам буду примерным отцом. Любка моя, ни в чем не будет нуждаться. Пахать буду, как конь! Ты-то меня не поймешь, своих небось нет, только и знаешь, как прелестную задницу кормить. Все, человек новый появился, теперь его надо жизни учить, как здесь и что! Понимаешь? Решено, Олег! – и он снова выпил рюмку. Бутылка была почти пуста.

– Ты меня не понял. Я не уверен, что нужно прям пахать. Времени на дочь не останется. Ей отец нужен, а не пахарь.

– Много ты знаешь, всем им твои деньги нужны, а не мужья и отцы! Они сначала высосут из тебя все, что смогу или успеют, а потом пойдут трахаться с другими доходягами. С тебя взять ведь нечего, а там жизнь предлагает другие, новые горизонты, что-то лучшее, светлое, большее. А мы работаем все усерднее, добываем не подозревая, что всего-навсего расходный материал. Выкинут, как только надоешь. Понимаешь? Больно много ты знаешь про жизнь, малец. А детишки твои, как поймут, что ты для них не авторитет, смело начнут надругаться над твоим высохшим, обессиленным телом, и до самой смерти останешься одиноким и пустым. Ты, говнюк, не знаешь ничего! Заведи себе своего зверька, а потом опыты на нем ставь, горе родитель! Молокосос этот, будет мне указывать, как жить? Я повидал виды и своего уже, как говориться хапанул! Так что не тебе, холеный, мне указывать какому богу молиться! Понял? – и Петр к концу первой бутылки водки совершенно вышел из себя! Глаза его затуманились, стали серыми и стеклянными, а сам он уже не мог ровно усидеть на стуле. Выражение лица стало пустым, злобным, разочарованным и он часто подбирал слюни рукавом рубашки или вдыхал их обратно в рот.

– Эй, бармен! Неси сюда абсент, поджигать буду. Ща! Погоди! Я вот выпью, и тя, щегол, научу жить! – и, уперевшись локтями в стойку, поник головой и стал с претензией что-то бурчать и бормотать в мой адрес. Бармен молча принес две коньячные рюмки, налил в них абсент. Новоиспеченный родитель очнулся и ринулся в бой, отпихнув бармена в сторону, залез ногами на стул, сел задницей на стойку, достал из кармана рубашки зажигалку и стал скрупулёзно что-то налаживать и поджигать абсент, попутно грубо заткнув бедного, заикающегося парнишку бармена. Тот, умыв руки, молча отошел, будто данное действо постоянно происходит в здешних местах, спокойно достал телефон и начал снимать. И началось шоу!

Мужик стал мотать горящую коньячную рюмку из стороны в сторону, но напиток у него никак не размешивался и не потухал, а лишь сильнее разгорался. Тогда он плюнул на это дело и брызжа слюнями заорал:

– Учись, щенок! За Любоньку! – и горящим стал выливать содержимое стакана себе в рот. Синяя лава стала растекаться по его лицу вниз, сжигая все на своем пути. Воистину священный огонь! И вся картина на моих глазах была будто в замедленном действии. Я просто не мог поверить в происходящее. Зеленый огонь озарил все пространство и стал растекаться по стойке вниз, на деревянные стулья, на пол. Бармен с невозмутимым лицом, слегка улыбавшись, стоял и снимал происходящее на камеру. Пылающее лицо мужика. Его одежда. Его агония! Дьявольски крича, он пытался всеми силами потушить свои сгорающие душу и тело, взывая пустое пространство о помощи, но все тщетно. Еще секунда и он навзничь рухнул с барной стойки на пол, повалив стаканы, стулья, бутылку. Еще секунда и он валяется среди осколков и пламени, дергаясь и корчась от боли, пока совсем не теряет сознание. Еще секунда и пламя погасло, вместе с его «счастливой» жизнью. Еще секунда, и я медленно встаю и просто ухожу, будто меня здесь никогда и не было.

Сомнения

Меня там и не было.

Случаются моменты, которые кардинально переворачивают привычный ход жизни, но понимание этого приходит не сразу, а спустя время. Иногда на это нужна ночь, чтобы мозг мог разложить по полочкам все события прошедшего дня и сделать ключевые выводы, чтобы утром снова взаимодействовать с непредсказуемым миром. Иногда требуется больше времени. Настолько больше, что к моменту, когда оглядываешься себе через плечо и наталкиваешься или находишь ключевые события, в памяти остаются лишь протухшие, лживые, кривые картинки ненастоящего, придуманного и абсолютно неживого прошлого. А иногда времени требуется настолько больше, что в сознании уже не хранится ни фрагмента событий, ни упоминания о произошедшем, и сами эти моменты давно стали историей, давно издохли и исчерпали себя. Казалось бы, они безвозвратно исчезли, но внезапно, ни с того ни с сего, до светлой головушки доходит. Словно током прошибает тебя от такого озарения. Пазл складывается, и все становится на свои места, картинка теперь полная, и на горизонте прошлого и будущего ясно видно все мельчайшие нюансы, все подробности и краски, даже те, которые раньше не замечались или пропускались мимо.

Однако случается, что ощущение этого самого переломного момента приходит в процессе, когда событие еще длится и ты растворяешься в нем. Будто отключаешься от реальности и просто наблюдаешь жизнь со стороны, анализируешь происходящее, думаешь, как именно оно повлияет на твою дальнейшую судьбу, созерцаешь факт изменения, которое происходит буквально на твоих глазах, а выйдя из этого оцепенения совершенно не можешь поверить, что действительно был в нем и собственноручно, сознательно создал разлом во времени и пространстве, который навсегда нарушит ход вещей. Впечатления от этого момента навеки отпечатаются в памяти, словно рисунок на кальке. От будет смутный, неуверенный, тусклый, лишь приближенно похожий на оригинал. Но именно этот неуклюжий и робкий отрывок останется неизменным и самым приближенным к реальности. Теперь он часть тебя!

Вывалившись из бара на свежий воздух, я внезапно почувствовал, как сильно бал пьян. Ноги заплетались вместе с языком, руки не слушались и онемели, дыхание стало неровным и частым, я ничего не мог вспомнить. Вместе с алкогольными парами выветривалось и смутное представление того, что было там, за дверью. Было это все на самом деле, или это галлюцинации отравленного мозга. Если все правда, то был ли я там, или мне просто рассказали историю. Я точно пьян, но не могу припомнить одну ли бутылку водки мы выпили или это была бесконечно обновляющаяся рюмка, прозрачная горючая жидкость в которой не кончалась, ведь чья-то мохнатая, дурно пахнущая рука подливала и подливала огня. Свежий воздух еще сильнее затуманил мысли, они стали вялыми, жидкими, тягучими и абсолютно неконтролируемыми, а происходящее длительное настоящее кажется мне теперь пьяным сном, не имеющим ничего общего с реальность. Собственно, как и весь сегодняшний день.

Я мог лишь регистрировать происходящее вокруг, но на анализ данных ресурсов уже не хватало. Пахло свежей листвой и теплым асфальтом. Было уже достаточно темно, зажглись редкие фонари и на аллее, с которой, собственно, я и попал в бар стало по-летнему уютно. Шатаясь, побрел я в ее сторону, полез через зеленый газон, и споткнувшись о корягу буквально вывалился к какой-то не шумной компании, и, чуть не упав у их ног, стал бормоча извиняться. Они спокойно сидели на лавке, мило болтали, курили и, по-видимому, пили вино, так-как от них пахло алкоголем. Или это пахло от меня. Они не обратили, кажется, никакого внимания, и я медленно поволочился в ту часть аллеи, где становилось все меньше фонарей.

Шелестела листва, изредка чирикали и свистели еще не уснувшие птицы, а свет тусклых лампочек придавал моей пьяной прогулке романтичности. Я шел очень медленно, перебирать ногами становилось все трудней, они заплетались, земля под ними кружилась и шаталась, будто я нахожусь на плывущем корабле. Было невыносимое желание уснуть на мягкой траве у какого-нибудь дерева, я очень устал. Дыхание мое было сбивчивым, резким, и постоянно текли слюни. Я сильно напился. Вдохом старался вобрать их в себя, но у меня ничего не получалось, и они снова вытекали из уголков рта. Свернув куда-то пару раз, не встретив по пути скамеек, и в какой-то момент обернувшись во все стороны, я совершенно не увидел людей, будто за всеми видимыми деревьями сплошь пустота, однако ощущение присутствия чего-то все равно меня не покидало. Который был час я не имел ни малейшего понятия, как собственно и куда держу свой пьяный путь, следовало вызвать такси сразу из бара, но ситуация заставила стремительно покинуть то место и просто исчезнуть. Вот я и шел. В никуда. В темноту. Один.

Я сделал еще несколько шагов вперед и остановился. Впереди была кромешная чернь. Кажется, это последний фонарь, что горит, и я дошел до предела освещенного края, вплотную приблизившись к непроглядной мгле. Я встал на границе, и в луче бледного света стал вертеть пьяной головой. Паника поднималась откуда-то из глубины, потому что я быстро потерял ориентацию в пространстве и чувствовал, что пока кручусь, не мои глаза разглядывают пространство, а само место вокруг меня вращается, переворачивается и меняется, и это уже не похоже на аллею, по которой я шел долгое время. Теперь это и впрямь лес!

Какие-то невидимые, темные знаки давали мне понять, что все не так, как я себе представляю. Видимо, так сильно погрузившись в свои собственные размышления и фантазии, я совершенно не заметил, как глухо заблудился. Глаза не помогли, и я попытался воспользоваться пьяными ушами. Щебетали сонные птицы, трава издавала скрежет и лязг, листья шипели, а тусклый фонарь, что горел над моей головой, жужжал и вибрировал. Он был единственным источником света вокруг на многие видимые метры. Так вышло, что он вообще был единственным островком в темном пустом пространстве. Стою я, в этом желтом пятне, а вокруг только тьма! Как вышло, что я потерял дорогу и все маяки, указывающие обратный путь остались позади или исчезли?

Я слегка протрезвел. Мысли щекотали и по очереди бередили, возбуждали мою больную фантазию! В голове ритмично застучало, а слюни все текли и остановить их я был не в силах. Они водопадом капали на одежду, а я то и дело пытался смахнуть их рукавом. Фонарь, почему-то сначала тусклый, вдруг резко разгорелся словно ослепительное солнце, и тут же начал ритмично моргать. Я начал моргать в такт ему! Или это я моргал, а фонарь начал повторять за мной? Что это? Ужасно странный и одновременно знакомый звук. Будто что-то звенит где-то недалеко! Фонарь резко вспыхнул и ослепил меня. И тут же навсегда погас. Ослепленный им, я различал лишь силуэты деревьев во мраке ночи, но и они расплывались с каждой секундой. Жуткое жужжание приближалось ко мне. Все вокруг темно, лишь серые, едва различимые тени мелькают в моем сознании.

Я слышу, как нечто подкрадывается ко мне со всех сторон одновременно и хочет поглотить меня. Деревья словно живые статуи стали разбегаться в разные стороны, еще немного и я упущу их всех из виду. Внутри что-то забурлило, мои органы заработали как-то иначе. Я чувствую, как вибрирует мой затылок. Звон уже так близко и его не остановить, он буквально в ушах! Он внутри меня и вот-вот взорвется. Хлопок! И тишина! Все смолкло. Я протянул руки вперед, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Руки стали длинными и резиновыми, казалось они словно щупальца простирались на многие метры вперед. Вокруг черно. Никак не могу нащупать во тьме опору. Пустота, да и только. И внутри, и снаружи. Я изо всех сил пытаюсь крикнуть, но губы разомкнулись так сильно, что звук пропадает, поглощается вакуумом! Мое тело больше не принадлежит мне. Пространство поглощает его, присваивает его себе. И вот меня нет. Все части моего тела стали отсоединяться друг от друга и стремительно разлетаться в разные стороны. С этим странным хлопком, я разлетелся на миллиард заблудших атомов и разбежался в космическом путешествии в разные концы галактик. Я блуждаю один в бесконечности. Без ориентира, абсолютно заблудившись. Теперь я разделен на кусочки. Я потерялся в собственной пустоте!

Я ничего не видел глазами, но мой внутренний взор не угас. Я все чувствовал. Мое сердце бьется где-то вдалеке, легкие продолжают наполняться подобием жидкого тумана, разделившись на отдельные части, желудок и остальные внутренности живота растянулись на многие метры в разные стороны, покрывшись испариной мои конечности болтыхались и бились друг о друга. Темнота сгустилась, надвинулась ближе, я стал всюду ощущать ее давление. Я чувствовал свое тело везде, можно даже сказать, что видел его, но это было не зрение в его понимании, а скорее нечто похожее на слабое излучение вокруг меня самого, будто еле заметная неоновая дымка обволакивает пространство вокруг меня и дает мне обзор. Что-то блеснуло вдалеке.

Внезапно, передо мной появилась еле заметная светящаяся точка. Она была столь малюсенькой, что рассмотреть ее было нельзя, однако она тоненькой струйкой светилась в кромешной тьме. Она точно была! Казалось, она вовсе недостижима, словно далекая звезда, горящая в необъятном космосе. Мне нужно идти к ней, жаль только она на расстоянии нескольких световых лет. Да и сам я раскололся и в таком состоянии до нее никогда не доберусь. Ни в этой жизни. В отчаянии, я начал из стороны в сторону крутить остатками головы, пытаясь либо окончательно раскидать остатки мозгов, либо уловить смысл происходящего. Слюни неконтролируемо разлетались куда попало. Вот только странно, что точка перемещалась вслед за мной, куда бы я не направил свой размытый взор. Я чувствую всеми порами, что смысл есть и он где-то рядом.

Мое тело немного сосредоточилось в одном месте пространства, и я почувствовал себя словно в невесомости, будто в этом состоянии вакуума могу управлять своим перемещением во все стороны, которые смогу найти! Я слегка покрутился. Нужно отчего-то оттолкнуться, чтобы направить себя к свету! Но вокруг пустота. Я обернулся и мысленно представил непробиваемую стену, что ограждает путь назад, чтобы было во что упереться перед прыжком к свету. Еще секунда и из чернеющего ничего начал прорисовываться густой дым, он сначала жидкий и еле заметный, теперь концентрировался позади меня, словно сплошная завеса, и темноты сзади стало невидно, а сам туман теперь отражал мое собственное свечение.

Силой мысли, если так можно выразиться, я уперся в сгусток дыма и оттолкнулся от него, туманная завеса стала медленно и плавно удаляться. Дальше я начал экспериментировать в открытом пространстве, позволяющем по-всякому играть с собственным телом и мыслями. Я ускорялся и замедлялся, мог поворачиваться в разные стороны, крутиться и останавливаться и все это с закрытыми глазами, различая лишь тусклое собственное очертание и дым. Так я преодолевал сумасшедшие расстояния и стремительно приближался к струящемуся вдалеке источнику света.

И вот я здесь. Наконец мог открыть глаза и в надежде увидеть его был вне себя от восторга и трепета. Но оказавшись уже у цели, подлетев на расстояние вытянутой руки, оказалось, что никакого света нет. Никакого яркого источника или мега светила, что сквозь космос излучало пробивающий материю луч. Просто яркое пятно! Оно как бы зависло в невесомости, парило в пустоте. Будто из неведомого мне пространства включился гигантский невидимый прожектор и высветил кусок вселенной, только лишь для того, чтобы я тут оказался. Но я был не один.

Среди всего мрачного, чернеющего пространства, на этом ярком, матовом куске материи, стояла скамья. А на ней сидел старый престарый дед. Он был в лохмотьях, косматый и сальный, а одежда его вся иссохла, как и он сам и казалось, если до него дотронуться он рассыплется. Я подлетел ближе. Встал ногами на белоснежный клочок поверхности. Под ногами сразу почувствовалось что-то мягкое, невесомое, будто стою на облаке или погрузился пятками в нежнейший крем. Старик сидел неподвижно, и его сухое дряхлое лицо, скорее похожее на скелет, обтянутый кожей, бессмысленно смотрело в сторону, из которой я прилетел.

– Что вы тут делаете? – спросил я.

– А ты сам как думаешь? – не открывая рта ответил он.

– Не знаю! Я, кажется, могу здесь летать!

– А кто этого не может?

– Почему же тогда не летаете?

– Я жду! Не хочу пропустить.

– Чего? – все это время дед не поворачивал головы, не шевелился и даже не открывал рта. Я будто слышал его мысли, а он мои. Он все время смотрел куда-то вдаль, даже не бросив на меня скользкий взгляд.

– Как и все. Свой автобус. Он вот-вот должен прийти!

– Откуда тут взяться автобусу? По мне, тут пустота!

– Пропустить свой автобус может только тот, кто его не ждет!

Внезапно послышался шорох колес и шум двигателя, но никакого автобуса я не видел! Дед, скрипя суставами встал со скамейки, повернул голову прямо и начал шагать по направлению к темноте. Шум становился громче, будто что-то громоздкое и дребезжащее должно появиться у края светлого пятна. Но там стоял только дед. Кряхтя и еле передвигая рассыпающиеся суставы, он подкрался к самому кончику света и только теперь оглянулся. Еще секунда, и он шагнул во тьму и разлетелся на миллиард пылинок, растворившись в хаосе космоса, а я лишь услышал оглушительный гудок прямо у уха и ослепительный свет фар.

Я зажмурился и тут же открыл глаза. Светло!

Неужели все это мне приснилось. Дрожь пробежала по всему телу и окончательно вывела меня из состояния оцепенения и сна. Я лежал в кровати. Слегка поелозив, убедился, что в своей. Утреннее солнце светит в окно и лучи озаряют мою серую квартирку. Голова не болит, чувствую себя выспавшимся, однако почему-то мне очень тревожно. Протерев глаза большими пальцами, я уловил во рту горький осадок. И еще ощущение, будто бы я спал очень долго, а теперь резко проснулся и совершенно не понимаю, что происходит. И сон не сон, я слишком четко все помню, впервые за всю жизнь все так детально, и каждая мелочь была теперь в моей голове. Я перевалился на бок и привычно протянул руку за телефоном, но его на своем месте не оказалось.

Я вскочил к окну и совершенно не удивился, когда на глаза попали зеленые верхушки деревьев, свежие сухие улицы и летнее солнце, окатившее меня парным теплом. Я вплотную прилип к стеклу и стал разглядывать людей, машины, совсем распустившиеся лужайки и весь наш двор. Получается я не ошибся и это не сон! Получается, все что я помню было взаправду. Вот откуда тревога и чувство, что я не могу собраться и сосредоточиться! Получается и родители погибли. Или пропали. Бабушка. Эти люди еще. Одиночество и неизвестность.

В полной отрешенности и задумчивости я стоял и пялился в окно. Спина внезапно покрылась мурашками, и стоя задом к комнате я почувствовал, что кто-то посторонний наблюдает за мной. Я заволновался. Слегка покрылся испариной. До этого момента я не ощущал ничьего присутствия, но теперь его что-то выдало. Я явно был не один в своей собственной квартире и, решив не томить и не мучить себя, просто резко обернулся.

– Ты проснулся, дорогой. Как я рад! У тебя свежий, выспавшийся вид! – в дверном проеме стоял Писклявый и во весь рот приветливо улыбался мне. Вопрос как он сюда попал в моей голове остался открытым. Он сделал несколько шагов навстречу мне и продолжил. – Пить ты, конечно, не умеешь! Еле отыскали тебя, еще тащить пришлось. Ну это не важно, думаю все детали ночи обсудим по дороге, а пока…

Он повернулся в сторону кухни и слегка повысил голос.

– Матвей Леонидович, заварите-ка нам чаю, а мы будем собирать вещи, у нас не так много времени.

– Попку Олегу Дмитриевичу не подтереть? Разумеется, после того как он покакать сходит. – они были в разных комнатах, но Писклявый подняв руку вверх, жестом остановил его и, слегка повысив голос, продолжил вместо него.

– Матвей Леонидович, мы же это обсудили. Все вроде бы выяснили, а вы опять по новой! Сделайте гребаный чай, я прошу, и мы выберемся отсюда, как и запланировали, все вместе.

– Да ладно, ладно. Сделаю вам этот чай. Быстрее только собирайтесь.

– Наш мальчик не дурак, он все понимает и очень, очень быстро соберётся. Я прав? – и Писклявый вопросительно уставился на меня.

– Куда хоть едем скажете? Или опять будем кататься до тошноты, а потом будете мертвецов показывать, бить и заставлять сходить с ума?

– Тебя никто не бил, ты все сам! По-твоему, ты заслужил? И вообще, ты что еще не понял? Мы тебе помогаем! Знаешь, никто насильно тебя вытаскивать не будет. Если хочешь, расслабься, и она скоро придет за тобой. Она тебя видела! Она знает где ты. Ей труда не составит все сделать красиво! Так что не глупи и позволь вытащить тебя из твоего же дерьма. Умыть, причесать, глядишь может из тебя и человек получится! Что скажешь Матвей Леонидович? Получится из него человек? – из кухни ответил охрипший голос.

– Я тебе давно сказал, что он дерьмо собачье и браться за него не стоит. Но ты же у нас весь мир спасать будешь, долбаный супергерой. Мучайся теперь с ним, и его мучай, а он свинота даже не врубается в чем дело. Думает, это мы его бьем! – и его снова прервали.

– На этом, пожалуй, завершим нашу увлекательную дискуссию и начнем уже наконец делать то, зачем сюда пришли! Идемте! – и он потянул меня за собой своей сухой, тощей, но крепкой как сталь рукой.

Никто не понимал, что мне необходимо собрать, и поэтому, когда мы подошли к шкафу, я встал как вкопанный, а Писклявый отошел в сторону, уселся на край кровати, выпрямив спину, и скрестил руки на груди. Он, не шевелясь стал смотреть на то, что я буду делать. Я в ответ кинул на него презрительный взгляд, но он лишь молча кивнул, мол давай, дружище, действуй! Я стал хаотично скидывать разные вещи на пол. Немного теплых, даже зимних, пока не вспомнил про чудесную смену времени года, сразу отодвинув их ногой продолжил и сбросил в буквальном смысле носки, трусы, полотенце, немного маек, шорты. Вынул с верхнего ящика большую синюю сумку на лямке и запихнул туда все что валялось на полу. Медленно подошел к Писклявому, вопросительно и с призрением взглянул на него.

– В целом, больше тебе ничего не понадобится. Думаю, можно выпить чаю и в путь! – сказал он. В комнату вошел Матвей Леонидович, держащий в руке две чашки. Писклявый взял одну себе, а вторую протянул мне.

– Матвей Леонидович, а где же ваш чай?

– Я эту дрянь пить не буду!

Писклявый с хлюпаньем отхлебнул глоток горячего напитка.

– Какая же вы у нас все-таки нежная натура! Не то что мы, верно Олег Дмитриевич! – он все время обращался ко мне будто с подтверждением своей позиции, будто бы теперь в споре между ними двумя у него появился лишний аргумент или мнение. В знак согласия с ним, хотя, наверное, чай и правда был плохим, я молча отхлебнул из своей кружки. Мой живот заурчал, поблагодарив меня за хоть какую-то еду, и мы молча с минуту пили чай. Сделав финальные пару глотков, Писклявый поднялся, поставив чай на тумбочку возле кровати, и торжественно произнес:

– Ну что, пора! Засиделись!

– Я давно готов. – сказал, стоящий в дверном проеме, Матвей Леонидович.

– Тогда в путь! – и они, торопясь, друг за другом стали выходить. Сначала из комнаты. Я по привычке хотел захватить зимнюю куртку. Потом из двери квартиры. Я даже дверь не успел закрыть на ключ. Потом из двери общего тамбура. Потом вниз по лестнице. Из подъездной двери. Они не оборачивались, не смотрели иду ли я сзади или остался дома. Просто шли вперед. К серому Рено. А я словно обязан им чем-то, торопился вслед. Когда мы подошли и встали сзади машины, багажник открылся.

– Клади сумку сюда, – сказал Матвей Леонидович. В багажнике лежал труп моей бабушки, завернутый во все тот же черный целлофановый мешок. – Ну швыряй давай, чего встал!

Я положил свою сумку к ногам трупа, и забегая вперед скажу, что ни бабушку, ни сумку я больше никогда не видел. Крышка багажника захлопнулась для них навсегда. Мы также торопливо сели в машину, а Матвей Леонидович все время оглядывался по сторонам. Он был за рулем, а Писклявый его пассажиром. Я снова уселся сзади его сиденья, и приготовился к монотонной поездке кругами. Ведь так обычно происходит? Со мной у них всегда и все по кругу, однако я был вынужден разочароваться, ведь именно сегодня были другие планы, и мы стремительно направилась к выезду из города, проезжая попутно все те же знакомые мне места.

Ехали торопливо, обгоняя застоявшиеся и тормозившие машины, желтые сигналы светофора и пробки. Мы куда-то очень спешили или от кого-то убегали. Писклявый то и дело оборачивался и кого-то высматривал, и я невольно поворачивался и смотрел вместе с ним назад. Там мелькал удаляющийся от нас город с его будничной суетой, машинами и вечно бегущими людьми. Ничего подозрительного или даже того, что особо привлекло бы мое внимание я не увидел, но ощущение, которое было внутри нашего движущегося корабля было весьма четкое. Тревога. У всех. Мы все были как на иголках, а я в особенности ерзал, ведь до сих пор не понимал куда мы едем. Но все в момент встало на свои места. До меня будто снизошло понимание, когда мы выехали из города в сторону места, в котором я не был с самого детства. Мы ехали по дороге, по которой ехали мои родители. По их видимо последней дороге.

Промчались мимо знака городской черты с перечеркнутым названием, и я прилип к боковому окну провожая его взглядом. Что-то защемило в груди, некая тоска, будто я навсегда покидаю родные края, а моя жизнь никогда больше не будет прежней. Но как только я повернул голову монотонная грусть рассеялась, а мурашки, пробежавшие от самых пяток, подкатили к горлу и застряли там огромной мешковатой субстанцией! Писклявый, секунду назад сидевший на переднем сидении, теперь был рядом со мной, а его потная костлявая рука уже теребила мое колено.

– Готов к приключениям?