Текст книги "Колодец"

Горит часовня. Старинное деревянное здание полыхает и трещит словно щепка. Толпа старушек и дедов собралась в плотную кучу и смиренно наблюдала на начинавшее разгораться пожарище. Я взглянул вверх. У самого купола, гордо подняв голову вверх стоял Болтун, в ярком свете огня он выглядел величественно. На секунду мне померещилось, что у него из-за спины выглядывает еще один человек, хотя вероятно это был лишь блик огня. Он заметил меня, кивнул и поднял две соединенные ладошки вверх. Он сгорит вместе с ней! Его миссия и впрямь была завершена, он спас меня, подтолкнул и теперь может спокойно уйти, оставив свою совесть чистой. Он до конца верил. Не сломался и не сдался, как остальные. И я не сдамся. Просто обязан довести все до конца.

Огонь резко пошел вверх и было странно видеть, как горят большущие деревянные врата. Это что-то потустороннее, неизведанное, страшное и манящее. Я стоял и смотрел, как колышущееся от ветра пламя бросало тени на все вокруг. Будто мертвые пляшут и резвятся в ночи, отбрасывая мертвецки бледные пятна на лица едва живых. Я снова поднял голову, но Болтуна уже не было. Огонь поднимался все выше и выше, и я слышал, как трескаются от жара все внутренние конструкции. Он был уже внутри и его было не удержать. На пути к полному разрушению у него нет препятствий, его нечего не остановит, он сломает все, спалит дотла, сожжет, оставив после себя лишь пепелище воспоминаний, которое постепенно сотрется и срастется с землей.

Однако и моя собственная уверенность в том, что я должен сделать так, как сказал этот человек разгоралась во мне так же стремительно и становилась настолько крепкой, что я уже не подвергал свои мысли сомнению. А может у меня просто не было других идей и самая бредовая, сказанная и внушенная сумасшедшим человеком стала для меня единственной и родной, не видя других вариантов, я уже мысленно нырнул, не оставив в этом проклятом мире и крупицу себя! Я, стоя в огне, с ключом в руке уже нырнул с головой и будь что будет, осталось лишь малое. Перенести свое бренное тело к колодцу и сбросить его на дно!

Шум веток, что трещали и ломались под моими шагами, был совершенно незаметен окружающим меня призракам в общем гоготе пламени, и я пробрался незамеченным к колодцу. Но как только я к нему приблизился, все старики, что стояли и пялились на горящую часовню, будто им кто-то приказал, начали стремительно выползать из кустов, попутно поломав все ветки. Один за другим начали, словно помешавшиеся, брести на поляну, окружая меня. Они выглядели совершенно мрачно, их впалые щеки и глаза в темноте зияли чернеющими дырами, а рваная одежда и сутулость делала их вид пугающим и похожим на эти самые сломанные ветви. Безмолвные деревья, с очерствевшей, грубой корой смотрели на меня в ожидании моего следующего шага. Они не шевелились и даже не пытались меня остановить, вызывающе брали на слабо. Мол ты не сможешь, ты трус и твое решение всего лишь слова, брошенные на ветер. А я смогу. Сделаю.

К этому моменту я уже стоял обеими ногами на краю широкого колодца. Задрав голову вверх и смотря на беззвездное, мутное небо, я просто спрыгнул.

Я

В нос ударил запах сырой плесени. Стало жутко холодно, до костей. По ощущениям я пролетел несколько метров почти не касаясь стенок. Свет мерцал и пугающе удалялся от меня, растворяя пространство вокруг в серых тенях, но даже в полумраке было заметно, как отверстие, в которое я стремительно падал, то сужалось, то расширялось, уходило вправо, влево, виляло и мерцающие отблески факелов вскоре совсем перестали проникать внутрь. Теперь я – это только ощущения. Сейчас я был будто в тоннеле, который изгибался во все стороны, и все мое пружинистое, костлявое тело, по-змеиному извивалось вместе с ним. Потом что-то во тьме резко толкнуло меня. Внезапно я почувствовал, как мягкая мохнатая штуковина аккуратно сдвинула меня с траектории, и я ударился спиной о колодец, однако не почувствовал боли, стенки наоборот были на удивление мягки и упруги. Колодец нежно отпружинил меня словно батут, но это лишь усугубило ситуацию. Мое тело тут же начало швырять во все стороны и летя вниз я уже не понимал, где нахожусь и совсем потерял ориентацию в пространстве. Я будто был в невесомости, как космонавт, который маневрируя между кусочками выдуманного корабля, постоянно бился, и отскакивал обратно, и снова бился. В открытом космосе, в ракете, у которой вся обшивка из пудинга и под воздействием небесной гравитации он весь вибрирует, поглощает и отплевывает меня обратно.

Но вдруг в ракете что-то щелкнуло, раздался оглушительный треск и этот пудинг заботливо обхватил меня и начал втягивать. Я ударился о него в последний раз, почувствовал его заботливые объятия и по мгновению он вдруг стал тягуч, липок и вязок. Как смола или зыбучий песок он всасывал и вбирал меня и постепенно покрыл всего с ног до головы. Он ужасно пах и когда эта субстанция подобралась к моему лицу, я четко ощутил запах сырой земли. Этот едких плесневый запах заползал ко мне в ноздри и уже готов был проникнуть через них в мозг. Я был в желеобразной, земляной могиле посреди космоса, наполненного мохнатыми существами, готовыми нарочно сбить меня с курса, лишь бы я не достиг дна. Стало невыносимо страшно, руки и ноги судорожно затряслись, но я не мог ими самостоятельно пошевелить, я лишь чувствовал, как ток импульсами пробивает все сухожилия и связки, а нечто мне неподвластное сковало все мое тело и грозилось проглотить меня целиком. Вонь уже нестерпимая и я чувствую, как через ноздри это проникло в меня и начало заполнять меня изнутри. Как тягучая, теплая слизь затекает через желудок, проникает через его стенки и попадает в кровь, и вот уже по венам разливается вонючая жижа, подчиняя себе все движения и мысли.

Снова оглушительный щелчок.

И в нос резко ударила свежесть. Стойкий, пьянящий аромат скошенной травы и росы. Будто раннее утро. У воды. Недалеко мама, пахнет ей. Но я по-прежнему был скован и связан, я почти не ощущал своего тела, оно парило или его не было вовсе. Еще мгновение и липкая, влажная трясина, напоминавшая жидкий мох, поглотила меня целиком, заполнила легкие и начала вываливаться обратно через рот и нос. Все так стремительно, что я не успел последний разочек вдохнуть этот нежный аромат и теперь кислорода в моих легких хватило бы разве на то, чтобы вспомнить кто я такой!

И я вспомнил. Я и есть воздух. Я всегда им был! Я небо и дождь. Я трава и слепящее солнце по утру. Я восход. Я закат. Я внезапная радуга. Я каждая весна и каждая осень. Я больше чем просто слово. Я уверен в существовании себя, но никогда не был в себе уверен.

Я блуждающий дух, вечно несовпадающий с чужими ожиданиями. Я реакция на тебя, мир. Я как хамелеон, вечно цвета пустоты. Вечно цвета того, на чем стою. Я окрашен в цвета собственных ошибок. Собственных неудач и падений. Я навечно одинок. И каждую минуту скучаю. Я и есть тоска. Я грусть и боль. Я никогда не узнаю, что такое счастье. Я никогда не был слеп, или глух, четыре руки или четыре ноги, своими глазами видел красный и зеленый, осязал, как каша, суп, рагу, а иногда все это вместе варится и тушится в бурлящем океане собственных чувств и мыслей. Я никогда никому ничего не скажу. Я буду нем, как рыба. Тщетно открывать рот в надежде, что хоть кто-то услышит и поймет мой шепот.

Я вечерами плачу. Горько. Может я уже счастлив. Может я уже умер. Может я стою на краю, а внизу люди. Они машут мне руками, зовут меня к себе. А я их боюсь. Я зверь. Мое место в лесу среди таких же как я. Ежи, лисы, птички пуговки и я. Они меня понимают, они меня не обидят и не ранят. А может я вонючий город. Я толпа. Я бурлящие подземные переходы. Я бубнёж улиц и грохот машин. Я слезы сирот, что катятся вниз по социальной лестнице. Я алкоголь, потом нищета и бедность. Я грех. Я толстая продавщица продуктового, что разливает пиво в ночи. Я пожелтевший стакан водки, что все кругом делает проще, сразу все понятно, сразу все красиво, сразу вокруг румяные курочки, цокают и кудахчут в такт собственным планам и целям.

Я тусовка. Я разврат и блуд. Я похоть и влажное женское чрево. Я запах пота и нестиранных вещей. Я пьяный секс в туалете подвального клуба. Я наркотическое похмелье. Я ломота в теле. Я поборю усталость и снова стану молодым. Я не смогу гнить в тесной конуре без горячей воды по весне. Я бег трусцой. Я штанга и гиря. Я турник и брусья. Я скала. Я учебники и тетрадки. Я все знания мира. Я борьба. Я борьба с окружающим злом и несправедливостью.

А вообще я смех. Я все превратил в смех. Я смеюсь в лицо своему отражению. Я себя превратил в шутку. Я уже не смогу быть серьезным. Я все вру. Я дьявольская ложь. Я всем наврал и все высмеял. Нет больше меня. Нет больше мира вокруг. Оглушительный хохот заполонил пространство. Остается надеяться только на чудо.

Я и есть чудо. Открывая глаза, я творю его каждый день. Я волшебник. Я тысячи планов на жизнь. Я время. Меня всегда мало. Я всегда убегаю и меня не вернуть. Я прошлое и будущее. Я момент. Я счастливый. Я высота! Я глубина. Я все что есть в этом мире. Я и есть этот мир!

Вот господь, полюбуйся – тысяча эмоций в одном флаконе. Все это я! Кто я? Я – человек!

Пробуждение

Я открыл глаза. Было светло. Первая мысль, что, как и у бабушки у меня ничего не получилось. Я озяб от холода и как только очнулся сразу же начал дрожать, вибрация, порождаемая мной, запустила ток по всему телу, и только теперь я ощутил, что абсолютно весь мокрый. Не знаю сколько времени я пролежал в воде, но еще не поднимая головы, в горизонтальном положении, уже чувствовал, как она, журча, омывает меня. Нижней половиной туловища я находился в ручье, который своим потоком легко и ласково щекотал прохладной, прозрачной жидкостью. Было тихо. Я прямо смотрел на голубое небо, слышал шепот ручейка, скрежет и постукивания веток, ветер. Я словно слился с самой природой и практически ощущал все это.

Я не смог сразу встать, пришлось сначала поднять голову, дрожащими, обездвиженными руками упереться в дно, выпрямить плечи, а потом и все тело. Сел. Валялся я ровно на том месте, где я не так давно застал Писклявого и Матвея Леонидовича за их откровенной беседой. Ручей стремительно бежал и все бил и бил меня по ногам. Сейчас видимо раннее утро, солнце только выглянуло из-за горизонта и светило еще не во всю силу, а слегка теплые лучи чуть касались моей мокрой кожи. Я искренне надеялся, что все будет иначе.

Я лениво поднялся на ноги и стряхнув дремоту и забвение, устало побрел в сторону часовни и еще не выйдя из кустов почуял резкий запах обуглившегося дерева, гари и пепла. Надежды уже не было. Протиснувшись сквозь зеленые ветви, передо мной открылась невероятная картина, как до основания выгоревшее здание, некогда гордо возвышавшееся над всем поселением, теперь лежало грудой тлеющих обломков, больше напоминавших черное, бесформенное существо из камней и угля. Мертвое, бездыханное, теперь не шевелясь, лишь испускало смрад и готовилось раствориться, придать свое тело земле. Дым все еще поднимался откуда-то из глубины, а пепел летал вокруг и мягко укладывался на свежую траву. Метнув взгляд в эту сторону, я уже больше не возвращался к мысли о часовне, а просто зашагал мимо, не оглядываясь в сторону пепелища и колодца. Почему-то мне стало жутко противно, до такой степени омерзительно, что закружилась голова и автоматически ускорив шаг, я практически убежал прочь от этой нагнетающей картины.

Я трусцой пробегал мимо заброшенных домов, мимо зарослей на оставленных участках, мимо кривых заборов, скуки и одиночества. Мимо бессмысленного и тщетного бытия. Не заметил ни одной живой души, все спали крепко после вчерашнего, в надежде, что, когда они проснуться все будет по-старому, все как прежде. В жалкой надежде что я, источник их волнения, умер и гнию на дне колодца, оставив их наконец в покое и забвении. Они сожгли последнее, что напоминало им о прошлом, о том времени, когда они сделали свой выбор и перестали бороться. Они спали крепко и верили, что ничто теперь не помешает им суетливо копошиться и оставаться в тени навсегда.

Но я жив. Хотя может и мертв. Я и жив, и мертв. Или просто сплю где-то на дне, и мне вся моя жизнь только кажется. А может наоборот проснулся от глубочайшей дремоты, в которой я пребывал всю свою жизнь.

Добравшись до дома моей бабушки и не встретив на своем пути ни одного жителя, я медленно и тихо прошел в террасу. Дверь была открыта. Машины у входа не было, видимо Писклявый со своим дружком во мне разочаровавшись уехали, ни оставив после себя и следа, что вполне удовлетворяло и желанию жителей и несомненно моему. Я блуждающим взглядом прошелся по комнате и шагнул в дом. Вещи так и лежали разбросанными по всему полу, ничего не изменилось, да и не должно было. Продолжая бегло осматривать все вокруг, я наткнулся взглядом на один в общем-то громоздкий предмет, и молниеносно вспомнил про ключ, что дал мне Болтун. Резво нащупал его в кармане и совершенно не удивился тому факту, что сумел не потерять и не выронить его где-нибудь на самом дне.

Прошло время после моего пробуждения и теперь было невероятно странно думать о том, как я вообще оказался у ручья. Ощущение казались странными, покалывающими, необычно теплыми и шли откуда-то из низа живота при одной мысли о моем чудесном возвращении. Эти мысли разливались мурашками по рукам и ногам, приподнимая мелкие волосики и до дрожи будоража все клеточки кожи. Будто приятный сон, который напоминает о том, чему не суждено случиться, но который кажется невероятно правдоподобным и манящим. Наверняка это выдумки и вымысел, этому всему есть какое-то логичное объяснение, хоть я и видел не так много колодцев, но точно не знаю ни одного из которого можно вот так выплыть. Однако же я не умер, не болтыхается мой труп на глубине, да и бабушку тоже вымыло. Получается, что выход есть! Только почему тогда бабушка отчаялась? Почему не ушла, не продолжила биться дальше, искать выход? И откуда она могла узнать, что я буду здесь, буду в отчаянии, что мне нужна будет помощь, что будут вопросы и сомнения, и что рассказать нужно все в подробностях, а главное отдать этот ключ не объяснив, что именно он открывает. Она знала, что я знаю.

Честно говоря, теперь я стал сомневаться, что вообще добрался дна. Что вообще зря решился на этот отчаянный прыжок. Мысли были в тумане, и после самого падения почти все прошлое слилось в одну темную массу из мелькающих картинок, воспоминаний, фантазий и чувств. Ничего разобрать было невозможно, а спустя время все и вовсе кажется мутным видением или галлюцинациями, которые оставили после себя горькие, неприятные, тревожные ощущения. Однако ключ был в моей руке, как четкий, реальный знак того, что все это я правда прожил.

Повертел. Покрутил. Не было сомнений, что он его откроет и ноги сами двинули меня в сторону сундука, который я с таким любопытством рассматривал вчера. По пути я башмаками раскидывал и разбрасывал валяющиеся вещи в стороны, прокладывая себе прямой путь, уже не обращая внимания на хлам, и опустившись на пятую точку скрестил ноги и сел напротив него. Мгновенно нашел отверстие и легким движением, идеально, без малейшего скрежета или ступора провернул ключ, что-то внутри стукнуло, и он открылся. Пришлось привстать и приподнять тяжеленную крышку. Со стуком прислонил ее к стене. Из сундука запахло свежестью и недавно спиленным деревом, смолой, корой, можжевельником и чем-то, напоминающим липу. Внутри лежал разный домашний скарб: пряжа, посуда, книги и прочие вещи, назначение которых я не всегда мог угадать, были и старые и относительно новые штучки. Я осторожно разгребал их руками, выкладывал на пол рядом с собой, стараясь ничего не пропустить. Одну за одной я вынимал погребенные вещи из сундука и все четче понимал, что дивный, манящий запах явно сочится с самого дна, и как только я до него добрался, увиденное буквально вызвало легкое оцепенение и шок.

Это были яблоки! Это они источали этот аромат. По их виду я сразу понял, это те самые яблоки! Выглядели они потрясающе. Идеальные, ровные, спелые, без единого пятнышка или потемнения. Я тут же схватил одно, поднес ко рту и ноздри наполнились райским благоуханием. Все произошло слишком быстро, молниеносно. Не было смысла себя сдерживать, и я нежно впился зубами в сочную кожуру и плоть. Оно было насыщенное и упругое, а струи сока мгновенно потекли по уголкам моего рта. Я стал жадно откусывать и жевать его, активно работая челюстями. Очнулся, когда яблоко было съедено. Съедена была даже сердцевина с косточками.

Сначала я испугался. Испугался и тут же успокоил себя, что оно того стоило.

Помутнение! Зачем я это сделал? Я же знал, что не стоит их есть, что результат непредсказуем, а последствия могут быть весьма разрушительны, но я будто не смог себя контролировать. Руки сами взяли его, не слушались меня и челюсти. Аромат был так прекрасен, так убаюкивающе сладок, он манил меня, звал искусить, испробовать. Я будто не был сам собой и не мог сопротивляться дикому желанию откусить хоть кусочек, а когда откусил останавливаться было уже поздно. Сам процесс поедания уже был записан где-то глубоко во мне и абсолютно автоматически был выполнен. Что теперь со мной будет? Однако отчаяние было настолько велико, что, хуже от этого не станет, да и вообще пока я не почувствовал никаких изменений.

В голову внезапно пришла отличная идея, собрать яблоки в какой-то мешок и унести их с собой. Уйти в неизвестность вместе с ними. Не оставлять же их тут. Я порыскал и нашел какой-то старенький рюкзак, сложил в него все яблоки, застегнул, и с уверенностью, что мне удастся покинуть деревню вышагнул из двери дома.

По-прежнему никого не было. Люди толи исчезли, толи решили подольше не показываться друг другу на глаза, мои собственные не увидели ни малейшего признака жизни. Солнце уже начало припекать, а одежда на мне почти высохла, хотя по-прежнему пахла сыростью. Я с довольным видом закатал рукава чудаковатой рубашки, бросил взгляд вокруг, взглянул на солнце и дом, улыбнулся и двинулся прочь от деревни, на встречу лесу и дороге, по которой я сюда и попал. Идти было довольно долго, ведь даже на машине мы от леса медленно плыли почти пол часа, так что я набрался терпения и заглотив свежий, еще не обжигающий нос воздух ринулся вперед.

Было легко, как-то даже радостно на душе. Я шел почти вприпрыжку. Впереди ждала интересная тайна, которая не давала мне покоя. Смогу ли я без происшествий покинуть это место? Может Болтун всего на всего сошел с ума, как и все эти люди, как и моя бабуля. Я был уверен, что у меня получится спокойно уйти, хоть я и съел яблоко, и прыгнул в колодец. Нужно лишь избавиться от страха и сомнений. Остальное чушь и байки, и ничто не помешает мне добиться своего. Люди просто трусливы и набожны, суеверны и малодушны. Однако где-то в глубине себя я был готов столкнуться с необъяснимым, нехотя признать и себя сумасшедшим тоже, ведь за последние дни слишком много в моей голове появилось необъяснимого.

Поле вокруг меня было необъятное. Переплетение чувств, запахов, ощущений, сразу захотелось разуться и бежать босиком по слегка притоптанной пыльной дороге. Всюду носились птички, бабочки и пчелки, разные мошки и кузнечики стрекотали в высокой траве. Мне вспомнились мама и папа. Так хотелось обнять их, почувствовать тепло их тел и увидеть их печальные улыбки. Хотелось снова стать маленьким, чтобы все проблемы ушли и осталось только безопасность, беспечность, уют. Я нес за спиной чудо, подтверждения которому мне только предстоит получить, смысл которого только предстоит разгадать. Но если мне все же удастся выбраться с этим знанием, я не дам ему пропасть зря. Было такое ощущение, что, идя по этой дороге, уходя прочь от проклятой деревушки, я с каждым шагом все отчетливее ощущал смысл моей будущей жизни. А контраст с тихим умиротворением вокруг и жгучим желанием жить внутри, делал мои мысли острыми и свежими. Так я добрался до леса.

Как только я переступил границу, сразу почувствовал обжигающий холод. Все резко переменилось и стало серым. Ледяная тень окутала местный лес и легкий морозец покрыл землю под ногами. Я и подумать не мог, что будет настолько зябко, солнышко осталось позади и опустив рукава, пришлось не спеша продолжить путь. Пока солнце пробивалось сквозь прореху в лесном массиве дорога была видна. Поначалу. Но чем дальше я продвигался, чем глубже заходил в лес, тем становилось темнее, а дорога размывалась и превращалась в еле узнаваемую тропинку, которая сплошь была усыпана колкой сухой травой и шишками. Я постоянно оборачивался, пытался запомнить местность, найти ориентиры, это казалось нормальным, не потеряться было важно. И каждый раз оборачиваясь, я видел путь обратно, видел эту возможность вернуться и снова отыскать путь, но пару раз отвлекшись, я споткнулся о корягу и упал, а когда поднялся, то свет, указывающий дорогу обратно, выделявший ее на фоне остального пространства, начал литься отовсюду, и смотреть назад стало бессмысленно.

Было жутко тихо, мрачно и холодно, сплошной забор из серых ветвей, под ногами шуршали еловые иголки, вялая трава. Сгорбившись как старик, я тщетно пытался высмотреть свой прежний путь и не сбиться с него. Увы. Я потерялся.

Долгое время все сливалось, на мои глаза попадались одни и те же, похожие друг на друга места, вроде бы я тут уже был и теперь просто бессмысленно бродил, в отчаянии найти хоть какой-то знакомый знак, что укажет мне направление. Пора было остановиться. Топтался я уже довольно долго, и день давно перевалил за середину. Лучи все еще пробивались сквозь мохнатые лапы елей, однако свет струился практически отовсюду и невозможно было понять, где сейчас солнце. Но я понимал, что вскоре оно начнет садиться, и остаться одному в лесу, не зная куда двигаться и не понимая, как быть, совершенно не хотелось.

Сказать по правде, эта дезориентация в пространстве сильно меня выбила, я не был готов к такому повороту событий, думал, что у меня легко получится выйти и не заблудиться, думал, что дорога никуда не денется, и я буду легко по ней идти до конца. Думал, что только глупцы сбиваются с намеченного пути, и уж я-то легко найду выход. Я все это придумал. Эта была лишь мнимая уверенность, детская наивность. Все мои мысли рассыпались теперь в этом лесу и собрать их в кучу не было ни малейшего шанса. Я ничего не взял с собой кроме яблок. Только зачем они теперь нужны, если я не смогу найти дорогу и выбраться. Сейчас бы не помешала помощь. Я встал, как вкопанный и приложив ладони ко рту закричал, что есть силы от отчаяния и разочарования.

– Эй! Я здесь! Кто-нибудь! Слышите?

Эхо гулко разлетелось по всему лесу, а отзвуком на мои терзания были только птицы, что резко поднялись с веток и закружили танцем над местом, где я стоял.

– Сожрать меня хотите? – заорал я, задрав голову и смотря вверх. – Живым не дамся!

Я побежал. Наугад выбрав сторону, я бросился на утек, сам не поняв почему. Сердце велело! Какая-то еле заметная дрожь в жилах, которая просто требовала дать ей выход. Перескакивая ветки и уворачиваясь от деревьев, я мчался в неизвестность. Уже начало смеркаться и в зловеще темном лесу краски сгустились, все начало сливаться в одну черную кашу. Пространство вокруг посерело и очертания деревьев стали напоминать гигантских чудовищ. Они смотрели на меня, выглядывали и прятались, хватали за рубашку и штаны, когда я пробегал мимо. И тут меня настигло осознание. Я уже не просто бегу – я убегаю! Паника охватила меня целиком. Задыхаясь, я стал прорываться сквозь полчища деревьев, только лес становился еще гуще, он стал толкать меня, хватать, заплетать мне ноги и ставить подножки, всячески замедлять и пытаться остановить и вот бежать стало невозможно. Я врезался в ствол, который непроходимой стеной возник за секунду прямо перед моим носом, отскочил от него, уперся руками в колени, и замер. Лишь пересохший рот и одышка мешали сосредоточится. Я выдохся.

Совершенно без сил я снял рюкзак, и вместе с ним плюхнулся на сырую, холодную землю. Путешествие, которое начиналось, как легкая прогулка превратилось в забег по темному зловещему, полному монстров лесу. И я не знаю, как выйти или убежать. Прятаться тоже некуда, я воняю, меня просто отыщут и сожрут. Я раскрыл мешок и начал судорожно грызть яблоки. Сидя в темноте, откусывая каждый маленький кусочек, я думал только об одном: если это и правда работает, если я не смогу постареть и умереть от голода или холода, если я не смогу выбраться из дебрей этого места, то останусь в этом лесу навсегда, один, без шанса на надежду! Даже лишить себя жизни толком не смогу. И от этих мыслей, с ртом, напрочь набитым яблочками, я зарыдал в голос и слезы градом покатились с моих щек. Я был похож на отчаянного, загнанного в угол зверя.

Яблоки еще остались. Прорыдавшись, я краем рубахи вытер слезы и успокоился. Я дал выход эмоциям, накал спал и теперь надо было придумать, как дожить до утра, а завтра вновь попытаться набрести на дорогу. Я выпрямился, подобрал ноги под себя и впервые с самого утра глубоко вдохнул, задержал воздух в легких и прислушался. Было мертвецки тихо. Еловые ароматы проникли в меня и слегка успокоили. Мое сердце стучало, и я чувствовал, как оно гоняет мою бессмертную кровь по телу. Листья не шелестели, птицы молчали и не показывали себя, а лесные духи мирно готовились к ночи! Было абсолютно безмолвно.

Мой поток прервал резкий треск веток, и я открыл глаза. Тишина. Снова резкий треск веток. И шепот. И голос не один. Я зажмурился и весь превратился в слух. Шишки лопались и ломались под чьими-то ногами. Кто-то шел и перешептывался. Обхватив рюкзак руками и поджав колени к груди, я затаился. Снова трещит. Резко. За спиной. Я набрался смелости и открыл глаза.

Свет, излучаемый откуда-то сверху, сильно ослепил меня. Белые пятна кружились во тьме и мои глаза еле могли уловить картинку происходящего. Я уже был здесь. Я узнал блики единственного фонаря, как в том моем сне. Тот же лес. И этот одинокий фонарь. Держа рюкзак в руках, я встал и огляделся. Теперь было не так страшно, потому что фонарь прилично освещал территорию вокруг меня. Но этот треск из темноты не прекратился. Он снова угрожающе надвигался. С другой стороны, за спиной. Сзади. Спереди.

– Елки-палки, я думал ты помер!