Текст книги "Приключения Одиссея"

Александр Егоров
Приключения Одиссея

В древних книгах сказано, что Одиссей был царем Итаки.

Может быть, ты захочешь посмотреть на карту – и тогда увидишь: Итака – это всего лишь небольшой остров у побережья Греции, а никакое не царство. Поэтому Одиссея было бы лучше называть князем, да и правил-то он всего лишь несколькими сотнями своих подданных. Просто он жил в такие времена – легендарные и героические.

Да, наш герой и вправду был сильным и смелым, мужественным и суровым[1]1
  Даже его имя – Одиссей – означает «сердитый» или еще страшнее: «разгневанный».


[Закрыть]. И эта повесть – о долгих и опасных странствиях, о сражениях и приключениях, о верности и предательстве. А еще она о том, как радостно после этих долгих и опасных странствий возвращаться домой.

Итак, давным-давно (три с лишним тысячи лет назад!) Одиссей жил на своем острове и даже не помышлял о подвигах.

Но однажды другие греческие цари и герои затеяли войну с троянцами. Повод был довольно важный: молодой смельчак Парис увел у спартанского царя Менелая жену, прекрасную Елену и увез ее к себе за море, в Трою!

Обширна и могущественна была Троя[2]2
  Троя располагалась к западу от Греции, на берегу Эгейского моря, к югу от пролива Дарданеллы (теперь это территория Турции). Люди долго искали ее следы и даже стали сомневаться в том, что Троя существовала на самом деле. Но, когда сто пятьдесят лет назад молодой немецкий историк Генрих Шлиман откопал развалины города, стены и крепостные башни, – всем стало ясно, что древние поэты не врали.


[Закрыть]. Правил там старый царь Приам, и вот его-то сын сгоряча и влюбился в Елену Прекрасную, из-за чего произошло немало несчастий.

Как водится, помимо красавицы Елены, поводов для вражды было предостаточно.

Одиссею не очень-то хотелось идти на чужую войну. Да еще из-за чьей-то чужой девушки, пусть и самой распрекрасной. Ведь он, Одиссей, сам не так давно женился на юной красавице, и теперь у него подрастал сын.

Жену Одиссея звали Пенелопа, а их маленького сына – Телемах. Эти имена могут показаться нам необычными и даже забавными. Но надо знать, что для греческого уха они звучат очень красиво. Слово «пенелос» по-гречески означает «уточка». А имя Телемах и вовсе звучит гордо – оно означает что-то вроде «далеко бьющий»: славное имя для будущего героя!

Теперь понятно, почему Одиссей не спешил воевать.

Но к нему на остров явились послы из разных краев Греции, во главе с обиженным спартанцем Менелаем: оказывается, никто не хотел начинать войну без царя Итаки. Послы требовали, чтобы Одиссей пошел с ними на Трою. Да не один, а с дружиной.

Делать нечего: Одиссей снарядил десять кораблей и отплыл за море.

Во многих битвах довелось ему участвовать, и во многих битвах его воины побеждали врага – где смелостью, а где и хитростью.

Так было и в последней битве, в самой главной, о которой речь впереди.

* * *

Осада Трои длилась без малого десять лет. Одни олимпийские боги и богини помогали троянцам; другие поддерживали греков-ахейцев[3]3
  Ахейцами (или данайцами) иногда называют всех древних греков. Хотя на самом деле эту страну населяло множество племен. Почти все говорили на одном языке, но далеко не все дружили.


[Закрыть], и не было конца войне. Погибло множество великих воинов – Ахилл и Патрокл, Гектор и Аякс – и многие сотни других, о которых известно меньше.

А злорадные боги наблюдали за этим с Олимпа, и радовались льющейся крови, и требовали все новых жертв.

Одиссей сражался мужественно. Он был мудрым и хладнокровным. Хотя даже в пылу битвы никогда не забывал о жене и о сыне, оставленных дома.

Так уж получилось, что именно Одиссей придумал, как положить конец войне, за что его стали звать «хитроумным».

Однажды поутру троянцы проснулись и заметили, что под стенами города больше нет ни единого воина. Не гремит оружие, не горят факелы, не ржут кони. Может быть, греки сняли осаду и ушли восвояси?

Троянцы с опаской всматривались вдаль. Когда рассвело, они заметили: лагерь греков сожжен, а в близлежащей гавани корабли поднимают паруса, плещут веслами и уходят в море.

Троянцы не сразу поверили своей удаче.

Они отворили ворота и вышли.

И правда, лагерь был пуст. По-видимому, их враги отступили и, уходя, спалили всё, что могло гореть.

Но вот чудо: среди обгорелых развалин возвышался огромный деревянный конь. Совсем как настоящий, только гигантских размеров. Конь был сделан и раскрашен так искусно, что троянцы не могли им налюбоваться.

Они решили увезти деревянного коня в город и принести в дар богине Афине Палладе, чтобы умилостивить ее – и заодно отпраздновать свою победу.

Один лишь мудрый Лаокоон, жрец бога Аполлона, заподозрил неладное. «Этот подарок погубит наш город, – предупреждал он. – Бойтесь данайцев, дары приносящих».

Возможно, он изъяснялся не слишком понятно, а может, его просто не хотели слушать. Только эти его слова вспомнили, когда было уже поздно.

Коня с немалым трудом втащили в город и установили в акрополе[4]4
  Акрополис – по-гречески «верхний город» – обычно строился на холме, откуда было удобнее обороняться. Там располагались храмы и разные общественные здания. Всем известен акрополь в Афинах, но и в Илионе (столице Трои) он был немаленьким.


[Закрыть]. Сами же троянцы, как это водится у победителей, принялись пировать и забыли обо всем на свете.

Но в первую же ночь случилось то, чего так боялся провидец Лаокоон.

И воины, и горожане – все спали мертвым сном. При свете звезд в отблесках костров был виден только силуэт огромного коня.

Но вот во тьме скрипнула и открылась неприметная дверца – и из конского брюха один за другим выбрались два десятка греческих воинов. Одиссей был среди них. Не кто иной, как он, придумал этот хитроумный план. И по его наущению художник Эпей за несколько дней соорудил гигантского коня. И вот теперь, во мраке ночи, воины во главе с Одиссеем молниеносно разоружили беспечных стражников и открыли городские ворота изнутри.

Греки не ушли далеко, и их корабли развернулись и возвратились. Греческое войско хлынуло в Трою сквозь распахнутые ворота.

К утру город был взят. Все сокровища, оружие и множество рабов достались победителям, ну а боги-олимпийцы получили богатые подношения.

Так после десяти лет осады пала Троя.

Греки-победители, вдоволь натешившись, собрались домой. Позже или раньше, но все они вернулись в родные места. И только Одиссея напрасно ждали его жена Пенелопа, подросший сын Телемах и отец Лаэрт – ждали и не могли дождаться.

* * *

Корабли Одиссея отплыли из Трои с попутным ветром. После долгого плавания пристали они к большому острову, покрытому садами и виноградниками; на лугах паслись стада овец, и выглядела эта земля богатой и гостеприимной.

Одиссей взял с собой двенадцать верных воинов и сошел на берег. Он прихватил с собой кожаный мешок с вином: вряд ли, думал он, добрые жители острова откажутся от такого угощения.

Невдалеке увидели греки обширную пещеру окруженную лавровыми деревьями и огороженную забором из грубых серых камней. Здесь живет богатый хозяин, решили они, войдя внутрь. В пещере были собраны съестные припасы: тяжелые круги сыра в корзинах, простокваша в кувшинах и еще множество разной снеди. Тут же были устроены загоны для козлят и ягнят.

Но вот в отдалении послышались шаги – топ, топ! – да такие это были шаги, что земля задрожала, и под сводами пещеры отозвалось эхо.

Только и успели гости что забиться в самый темный угол пещеры, как вошел хозяин.

Это был циклоп – великан, похожий больше на пещерного тролля, чем на человека. Циклопы не знали ни порядка, ни закона и нрав имели самый свирепый. А тот, кому принадлежала пещера, слыл среди своих собратьев едва ли не самым злобным и необузданным. Обладал он чудовищной силой и имел от рождения только один глаз во лбу. Правда, этим своим глазом глядел он зорко и видел превосходно.

Звали его Полифем. Это имя означает «многократно прославленный»: и правда, истории о нем знали в Греции даже дети. Только истории эти были все как одна грубые и жестокие. Да и сам Полифем был грубым и жестоким. Говорили, что он приходится сыном суровому богу Посейдону, который властвует над морями и сотрясает землю.

Дошагав до своей пещеры, Полифем сбросил с плеч тяжеленную вязанку дров, какую не поднять и десятерым обычным людям. После загнал в свое жилище немалое стадо коз и овец, завалил вход огромной скалой, чтобы животные не разбежались, а сам уселся у входа и принялся доить их одну за другой. Наконец зажег огонь в очаге – не иначе собирался готовить себе ужин.

И как только загорелся огонь, Полифем увидал притаившихся греков.

Он спросил громовым голосом:

– Кто вы? Откуда явились? Верно, без дела скитаетесь вы по морям, причиняя народам несчастья?

– Все мы греки, – отвечал Одиссей. – Держим путь на Итаку из Трои. Нас занесло сюда бурей. Мы – твои гости, и мы просим тебя не причинять нам зла. Тебе же известно: Зевс-громовержец беспощадно карает тех, кто поднял руку на добрых странников!

– Вот и видно, что ты – чужеземец, – расхохотался циклоп. – Напрасно ты думаешь, что боюсь я твоих богов! Мне нет дела до Зевса. Слышать о нем не хочу! И с вами я сделаю все, что мне заблагорассудится. Так и знай!

Одиссей похолодел. А циклоп так и впился своим единственным глазом ему в лицо:

– И что же, добрый странник, где оставил ты свой корабль?

«Так я тебе и сказал», – подумал Одиссей. А вслух соврал:

– Буря разбила мой корабль о прибрежные скалы. Нам едва удалось спастись. И вот мы здесь – я и мои двенадцать спутников.

– Двенадцать? – переспросил Полифем, усмехаясь.

Ничего не успел добавить Одиссей. Потому что циклоп протянул свои цепкие руки, схватил двоих его товарищей, поднял и ударил с размаху оземь. Да так, что они остались лежать недвижимы.

Отпрянули остальные, кинулся прочь и Одиссей.

А циклоп поставил котел на огонь, кинул двоих убитых в кипящую воду, сварил и сожрал без остатка.

– Теперь их десять, – пробормотал он.

В неописуемый ужас пришли греки. Стали молить всемогущего Зевса о спасении – но, кажется, тщетно.

Циклоп же, окончив свой ужасный ужин, растянулся тут же на земле и захрапел преспокойно.

В отчаянии Одиссей обнажил меч и хотел было ударить циклопа – хотя и слишком мало у него было надежд убить его; но взглянул на громадную скалу у входа и понял: даже всем оставшимся людям не под силу сдвинуть ее с места. А значит, не смогут они выбраться из пещеры.

Ночь прошла в бесплодных думах. А наутро (о, ужас!) циклоп погубил еще двоих спутников Одиссея и съел их, как и тех двух несчастных. «Восемь», – сосчитал он. А затем отвалил скалу выгнал овец и коз и сам убрался с ними, но вход в пещеру заложил, как и накануне.

Весь день размышлял Одиссей и кое-что придумал (всё же не зря его называли хитроумным).

Отыскал он в пещере здоровенное бревно. Заострил его конец бревна своим мечом, а потом хорошенько спрятал.

Вечером Полифем вернулся со стадом. И снова (нам ужасно неприятно рассказывать об этом) убил двоих пленников. Убил и съел на глазах у других. И уже собирался завалиться спать, как подошел к нему Одиссей. Он изо всех сил старался казаться равнодушным, но у него получалось с трудом. И вот, собрав волю в кулак, Одиссей произнес довольно громко (и как можно более приветливо):

– Не хочешь ли, любезный Полифем, закончить трапезу глотком доброго вина?

(Ты же помнишь: у Одиссея было с собою вино, приготовленное, увы, для более приятных случаев!)

– Ты еще спрашиваешь? – прохрипел циклоп. – Наливай!

(Здесь надо сказать, что грубые и невежественные циклопы похожи на грубых и невежественных людей – только и ждут, как бы им попьянствовать: это им кажется чрезвычайно веселым занятием.)

Одиссей поднес циклопу полную чашу. Тот мигом осушил ее и потребовал вторую. А после третьей единственный глаз его заволокло туманом, и он как будто даже подобрел немножко. Он зевнул и сказал:

– Пожалуй, ты и правда неплохой гость, грек. А ведь я даже не знаю твоего имени. Назови мне его – и не забудь налить еще вина! И в ответ обещаю тебе свою особую милость!

Одиссей только головой покачал.

– Меня зовут Никто, – солгал он. – Это красивое греческое имя[5]5
  Если тебе интересно, «никто» по-гречески звучит как «утис».


[Закрыть].

Полифем важно кивнул.

– Вот и превосходно, Никто, – сказал он. – А теперь слушай мою особую милость. Я съем тебя последним! Надеюсь, ты останешься доволен!

С этими словами он громко икнул. Выглотал еще одну поднесенную посудину, охмелел и повалился на землю. Минуту спустя он уже храпел, да так, что в очаге трепетало пламя.

К этому-то очагу Одиссей с товарищами и подтащили бревно с заостренным концом. Хорошенечко обожгли острие на огне, чтобы оно раскалилось докрасна и обуглилось. А потом прицелились – и с размаху вонзили острие прямо в глаз злобному циклопу!

Страшным голосом заревел Полифем. Вырвал он из глаза дымящийся кол и принялся размахивать им во все стороны, надеясь достать обидчиков.

Теперь он был слеп – но по-прежнему ужасно силен! А его злоба только удесятерилась.

Он орал так громко, что на его голос сбежались все соседи-циклопы. Им было вовсе не жалко раненого (злые великаны, подобно злым людям, только радуются чужой беде), но они хотели знать, кто же сумел так изувечить их могучего соседа.

– Что случилось с тобой, Полифем? – спрашивали они. – Кто тебя обидел?

– Никто! – отвечал слепой циклоп. – Никто-о! Ты помнишь: именно таким именем назвался предусмотрительный Одиссей.

– Ну, если никто, тогда незачем и реветь так громко, – рассудили циклопы, даже несколько разочарованные. – Значит, это сам Зевс тебя наказал. Вот и умолкни, а мы пойдем спать.

И они удалились. Циклоп же, осыпая их ужасной бранью, опять завалил вход обломком скалы.

– Никто у меня отсюда не выйдет, – приговаривал он.

Одиссей с друзьями так и сидели в своем укрытии до утра: ведь выбраться из пещеры они по-прежнему не могли. Теперь им оставалось только ждать счастливого случая и надеяться, что Одиссей снова придумает какую-нибудь хитрость.

Утром Полифем, продолжая стонать и ругаться, отодвинул скалу и стал выпускать свое стадо в поле. Греки решили, что среди овечек и коз проскользнут на волю и они – но не тут-то было! Каждую свою козу и каждую овечку подозрительный великан останавливал, ощупывал и похлопывал по спине громадными своими ладонями.

Тогда Одиссей придумал связать самых мохнатых баранов по трое – и между ними, под бараньими животами, привязал по одному человеку из своей команды (их осталось не так уж много, и нам грустно их считать). Вот так, укрывшись под тонкорунными барашками, и вышли – один за другим – спутники Одиссея из страшной пещеры на вольный воздух, туда, где веял легкий морской ветерок и светило солнышко.

Одиссей с грустью глядел им вслед: ведь его самого привязать было некому! И к тому же от всего стада остался лишь один последний баран. Правда, самый крупный и сильный.

Делать нечего – Одиссей присел, вцепился руками в густую шерсть на брюхе этого барана (а шерсть эта была очень длинной) – и кое-как, на корточках, стал продвигаться к выходу.

И надо же было такому случиться, что этот большой баран, вожак стада, ходил у хозяина в любимчиках! И вот Полифем остановил его, ощупал морду, узнал – и стал жаловаться ему на свою беду, стал рассказывать, как обманул и обидел его дерзкий грек Никто. Знал бы он, что «Никто» в это самое время сидит под бараньим пузом, обмирая от страха и ожидая, что с минуты на минуту циклоп раскроет его хитрость и схватит своими ручищами.

Но Полифем не учуял врага. Он погладил барана в последний раз и подтолкнул его к выходу.

Так Одиссей и его друзья оказались на свободе. Поскорее кинулись к своим кораблям и отошли подальше от берега.

И когда они почувствовали себя в безопасности, Одиссей повернулся в сторону циклопьего острова и громко прокричал:

– Слушай, злой Полифем! Своей дикой жестокостью ты сам навлек на себя несчастье. Теперь ты больше не будешь пожирать беззащитных странников!

Услыхал такое Полифем и только сейчас понял, что пленники спаслись. Пусть теперь он остался без единственного глаза – зато уха-то у него осталось целых два! В ярости он отломал громадный утес, поднял над головой и запустил в ту сторону, откуда доносился голос.

Бросал циклоп высоко и далеко, но гребцы налегли на весла – и камень обрушился в воду за самой кормой. А упрямый Одиссей окликнул циклопа еще раз:

– Знай, Полифем, что ослепил тебя не «никто», а сам Одиссей, царь Итаки!

В открытом море встретили их спутники на других кораблях, и все вместе отправились они прочь от зловещего острова.

* * *

Новая земля, которая встретилась Одиссею, казалась прекрасной и благодатной. Но Одиссей уже не доверял красоте и великолепию.

Высадившись на берег, греки разделились на два отряда и бросили жребий: кому идти в глубь острова, а кому стеречь корабли.

Идти на разведку выпало двенадцати морякам во главе с начальником отряда – его звали Эврилок. Они отправились в путь и довольно скоро увидели перед собой роскошный дворец. Навстречу им из ворот выбежали самые настоящие львы и тигры – но не успели путники испугаться, как звери принялись ластиться к ним и мурлыкать, как будто приглашали войти внутрь.

Перед ними был дворец волшебницы Цирцеи[6]6
  Цирцеей ее называли в древнеримских пересказах и в классических русских переводах Гомера. По-гречески ее имя звучит как «Кирка» – наверное, так правильнее, но «Цирцея» нам больше нравится. Между прочим, колдунья Цирцея была дочерью бога солнца – Гелиоса.


[Закрыть]. Это она своим чародейским снадобьем превратила львов и тигров в послушных котят.

Чрезвычайно ласково встретила Цирцея гостей. Пригласила во дворец и усадила за стол. Только Эврилок не спешил войти вместе со всеми. Он остался за дверьми, прислушиваясь и присматриваясь. Отчего-то ему не нравилось здесь, да и сама хозяйка – милейшая Цирцея – не нравилась.

А тем временем в пиршественном зале колдунья угощала пришельцев. Сама подавала им чаши с вином, и они пили. А после Цирцея дотронулась до каждого драгоценным жезлом, и все они превратились в свиней.

Лишь разум сохранила морякам колдунья – верно для того, чтобы было им еще обиднее.

Горестно хрюкали свиньи, когда прислужники Цирцеи прутьями и палками загоняли их в хлев. А осторожный Эврилок, который (один из всех) остался человеком, в это время уже бежал со всех ног к кораблю.

С удивлением и с ужасом выслушал Одиссей его рассказ. Понял он, что с колдуньей шутки плохи и что его спутников ждет незавидная участь – навеки остаться свиньями. А что, если колдунья велит зарезать их?

Одиссей отправился ко дворцу Цирцеи. Он еще не знал, что предпримет, и полагался разве что на удачу и на помощь богов (которые так часто его подводили!).

Однако на этот раз его просьба была услышана. По дороге ему встретился красивый и стройный юноша – то был бог Гермес, принявший облик человека.

– Я послан, чтобы помочь тебе, Одиссей, – сказал Гермес. – Мы на Олимпе решили, что Цирцея слишком уж расшалилась. Но ты ее не бойся. Возьми этот корень, истолки его в порошок и брось незаметно в чашу, когда будешь пить колдуньино вино! И держи при себе острый меч – на всякий случай!

Поблагодарил Одиссей посланца богов – и последовал его совету.

Приветливо встретила его Цирцея, как и всех его спутников. Налила ему в чашу заколдованного вина; Одиссей же, улучив минуту, высыпал туда свой порошок. Дождавшись, пока гость выпьет вино, волшебница коснулась его своим волшебным жезлом.

– А теперь ступай в хлев и валяйся в грязи! – повелела она.

Но отрава не подействовала. Одиссей не захрюкал и не встал на четыре ноги. Вместо этого, он выхватил свой меч и занес его над головой колдуньи. Испугалась она и упала на колени, умоляя сохранить ей жизнь.

– Кто ты, пришелец? – воскликнула она. – До сей поры никто не мог избегнуть моих чар. Уж не хитроумный ли ты Одиссей? Боги предсказали, что ты придешь ко мне!

– Это именно я, – отвечал Одиссей. – Сию же минуту верни моим товарищам их прежний облик!

– Я все исполню, – пообещала Цирцея, – только вложи меч в ножны!

Тогда Одиссей заставил ее дать нерушимую клятву богов, что она не причинит вреда ни ему ни его людям. Колдунья согласилась – и, надо отдать ей должное, клятвы своей не нарушила. Выгнав свиней из хлева (те радостно захрюкали, увидав Одиссея), она намазала каждую волшебной мазью – и свиньи снова стали людьми. Да что там, они стали еще сильнее и краше, чем были!

Товарищи обступили Одиссея, обнимали и благодарили его, и их неподдельная радость тронула даже Цирцею.

– Как любят они тебя, герой, – тихо сказала она. – Я бы тоже любила тебя, если б ты был моим мужем.

Одиссей поглядел на нее и улыбнулся.

Целый год жил Одиссей с друзьями на острове Цирцеи, проводя дни и ночи в удовольствиях. Но не забыли они о доме. Истек год, и пришел Одиссей к Цирцее, и попросил ее отпустить их на родину.

– Я не смогу удержать тебя, герой, – ответила волшебница с грустью. – Но я знаю, много опасностей ждет тебя на пути домой. Много будет великих соблазнов. Берегись манящих голосов с моря! Не слушай их – и сделай так, чтоб никто их не слышал!

Тогда Одиссей еще не знал, что этот ее совет пригодится очень скоро.

* * *

Как только зажглась утренняя заря на небе, покинули греки остров Цирцеи. Долго плыли они и услышали чудесное пение. Божественно красивые девичьи голоса как будто звали к себе, и их хотелось слушать и слушать, и плыть к ним ближе и ближе.

Это были сирены, коварные морские русалки – если тебе так будет понятнее. Одиссей слышал о них от Цирцеи. Чудным пением эти сирены завлекали мореходов к себе на остров – а там губили без пощады.

Одиссей едва успел приказать своим спутникам залепить себе уши воском. Себя же он велел привязать к мачте, но уши залеплять не стал.

Только он попросил товарищей: что бы ни случилось, они не должны ни в коем случае его отвязывать.

И вот гребцы взялись за весла, и корабль быстро побежал мимо острова сирен. И пение их звучало все громче и громче, и было оно все сладостнее.

– О, плыви же к нам, великий Одиссей! – взывали сирены. – Нет в мире равных тебе! Направь же к нам свой корабль и раздели с нами наше вечное счастье. Нет ничего, что сравнилось бы с этим наслаждением!

Одиссей, привязанный к мачте, был уже готов поддаться на их уговоры.

И только когда скрылся из виду опасный остров, встали из-за весел его спутники, вынули воск из ушей и отвязали своего предводителя.

– Я благодарен вам, друзья, – сказал им Одиссей и обнял каждого.

Но знал он, что очень скоро потеряет многих в следующем смертельном испытании, пройдя между Сциллой и Харибдой.

* * *

Не прошло и нескольких часов, как мореходы увидели вдали высокие скалы, а над ними клубы черного дыма – и услышали ужасный плеск и гул, будто кто-то заглатывал целое море. Это и была Харибда, бестелесное морское чудо, ненасытная глотка, гигантский водоворот. Во тьме среди скал таилась она, крутила и вертела морскую воду и затягивала в пучину любой корабль, подошедший слишком близко.

Но если сторонишься Харибды, неизбежно подплывешь к Сцилле – другому чудовищу, обитавшему в пещере на соседнем утесе. Говорили, что Сцилла имеет женское тело, а на нем – целых шесть громадных собачьих голов с острейшими зубами, и эти головы постоянно лают и визжат. Говорить-то говорили, но мало кому довелось своими глазами увидеть Сциллу и услышать ее лай и визг. А те, кому довелось, больше уже ничего не могли рассказать.

Между двумя скалами, между Сциллой и Харибдой, оставался лишь узкий пролив, шириною в расстояние полета стрелы. И вот в этот-то пролив сильнейшее течение несло корабль Одиссея.

Гребцы в страхе побросали весла. И тогда Одиссей воскликнул:

– Друзья! Много бед мы видели, многих избежали опасностей! Не теряйте же мужества. Возьмите в руки весла. Правьте подальше от водоворота!

Моряки послушались. Налегли они на весла, что было сил, и корабль понесся в пролив – туда, где шумела Харибда. Одиссей видел, как поглощает она морскую воду. Волны бурлили и клокотали возле ее громадной пасти, а в ее чреве, как в котле, кипела вода и морская тина пополам с камнями. Когда же извергала Харибда воду обратно, потоки захлестывали соседние скалы и шум стоял такой, что не было слышно собственного голоса.

Но корабль Одиссея на гнущихся веслах проскользнул мимо. Только краем задела его ненасытная Харибда, лишь чудом не увлекла в пучину.

Уже казалось, что самое страшное позади, когда в пещере на соседней отвесной скале проснулась Сцилла.

С ревом и лаем она бросилась на корабль. Вытянула все свои шесть длинных шей с шестью собачьими головами. В пасти у каждой было по три ряда зубов. И каждая пасть схватила по человеку!

Одиссей поднял копье. Но Сцилла даже не заметила его. Он успел лишь увидеть, как бились в ее зубах шестеро его товарищей – они отчаянно кричали и звали на помощь, но Сцилла только крепче сжимала свои пасти. У входа в свою пещеру она сожрала их всех – и на время успокоилась.

Корабль без шестерых гребцов потерял ход, но больше ему ничто не угрожало.

Одиссей опустил голову. Он с самого начала знал, что так будет. Знал он и то, что шестиголовая Сцилла может схватить лишь шестерых – но в Харибде они погибли бы все до одного.

Этот выбор тяжким грузом лег на его сердце.

Нам грустно рассказывать об этом. Но историю Одиссея люди запомнили навеки. Теперь, когда кому-то приходится выбирать между плохим и очень плохим решением, про него говорят: «он должен проплыть между Сциллой и Харибдой».

Ты знаешь, и в наши дни такое происходит довольно часто.

* * *

Остались позади Харибда со Сциллой. Убитые горем товарищи Одиссея угрюмо молчали, и Одиссею нечего было сказать им.

Когда вдали показался остров, Одиссей смотрел на него без радости. Ведь это был остров Тринакрия[7]7
  В древних книгах так назывался нынешний остров Сицилия.


[Закрыть], остров бога солнца, Гелиоса. В любой другой день Одиссей был бы счастлив встретить эту благословенную землю, но не сегодня.

На солнечном острове паслось священное стадо бога солнца. Златорогие эти быки были самыми красивыми в мире, и Гелиос любовался ими, когда катился по небу в своей колеснице с востока на запад.

Одиссей сказал друзьям:

– Поверьте мне, лучше бы нам обойти этот остров стороной.

Ему возразил Эврилок – тот самый, что избежал когда-то чар Цирцеи:

– Как жесток ты, Одиссей! Может быть, ты целиком отлит из меди, раз не знаешь усталости? Но мы все – простые люди, и мы утомлены до крайности. Сколько ночей провели мы без сна, сколько дней – без сытной еды, а ты запрещаешь нам сойти на берег!

Нет, Одиссей не был выкован из меди. У него не было сил спорить.

И вот греки пристали к острову. Корабль вытащили на песок и спрятали в прибрежной пещере – и только успели это сделать, как поднялся ветер, небо заволокло темными тучами, и началась настоящая буря. Она длилась несколько недель.

Понемногу закончились все припасы, и путешественники страдали от голода – и если о чем и мечтали, так это о куске горячего мяса.

Однажды, пока Одиссей спал, голодный Эврилок уговорил остальных пойти за добычей. Охотники набрели на стадо священных быков Гелиоса, убили пару самых жирных и притащили в пещеру.

– Что же вы наделали, глупцы! – воскликнул он. – Вы убили священных быков. Теперь нас всех ждет страшная кара!

Греки и сами поняли, что совершили непоправимое.

Прошла ночь. Наутро они поспешно погрузились на корабль, желая поскорее покинуть остров Гелиоса.

Но лишь только скрылась из глаз Тринакрия, как небо вновь потемнело – это громовержец Зевс собрал над головами греков грозовые тучи. Налетел ветер, и мачта треснула и сломалась – а в следующий миг молния ударила в корабль и разбила его в щепки.

Девять дней носился он по морю, а на десятый день волны выбросили его на удивительный остров Огигия, где жила красавица-нимфа Калипсо.

И пришлось ему задержаться на этом острове надолго!

* * *

Но что же происходило в это время у Одиссея дома?

Остров Итака остался без правителя. Отец Одиссея, Лаэрт, был уже слишком слаб, чтобы править твердой рукой, а сын – Телемах – слишком молод. Когда Одиссей оказался на острове у Калипсо, было Телемаху всего лет одиннадцать или двенадцать!

Многие в народе уже перестали ждать своего царя, Одиссея. Никто не мог сказать, где он и что с ним. Никто из его товарищей не вернулся. Решили люди, что он вместе со своими спутниками сгинул в морской пучине.

Ждали Одиссея лишь отец, жена, сын и служанка, старая Эвриклея, которая когда-то нянчила его самого, а теперь нянчила его сына.

Ждал хозяина и верный пес Аргус.

Хуже всего было вот что: к прекрасной Пенелопе, супруге Одиссея, мало-помалу начали свататься знатные женихи из окрестных мест. Одиссея они считали погибшим – а царский престол свободным. А ведь тот, кто женится на царице, и сам сделается царем! Конечно, в богатом доме Одиссея мечтал поселиться каждый.

И вот эти женихи-захватчики стали являться к Пенелопе едва ли не каждый день. Приходили они с богатыми дарами, но уходить не спешили и оставались при дворе надолго.

Эти наглецы изо дня в день пировали и бесчинствовали, да еще задирали друг друга: каждый считал, что он-то и станет новым избранником царицы!

Пенелопа глядела на все это с тяжелым сердцем. Она была верной женой и даже помыслить не могла о новом замужестве. Но люди в один голос говорили ей, что пора уже забыть Одиссея, что никогда он не вернется, – а ведь княжеству нужен правитель!

Но Пенелопа была непреклонна. Не придумав ничего лучшего, она решила тянуть время. Пенелопа объявила женихам, что не выйдет замуж, пока не умрет отец Одиссея – старик Лаэрт. Мало того: обещала Пенелопа лично соткать богатый погребальный покров для тестя. Но хоть и ткала она не покладая рук, покрывало никак не увеличивалось в размерах.

Был у Пенелопы секрет: все полотно, сотканное за день, ночью втайне она распускала и с утра начинала работу заново. Да и старый Лаэрт вовсе не спешил умирать, пусть даже и будет готов его похоронный саван. Он ждал сына из-за моря и был уверен, что еще увидит его.

Юный же Телемах только и мечтал, что о возвращении Одиссея. Он ненавидел женихов матери, всех до единого, да и на нее сердился за то, что не может она их прогнать.

Так и пролетали дни, и месяцы, и годы летели, а от Одиссея все не было вестей. Но подрастал Телемах, и сам себе он поклялся непременно дождаться отца – вдвоем они уж наведут порядок в своем царстве.

* * *

Ну, а Одиссей, как ты уже знаешь, в это время томился на острове Огигия, у нимфы[8]8
  Нимфа – по греческим верованиям, прекрасная девушка, воплощение земли, моря или гор. Вот и Калипсо была нимфой своего острова и никуда не могла с него уйти. А ее имя означает «скрывающая» – не зря она долгие годы скрывала у себя Одиссея!


[Закрыть] Калипсо.

Остров этот был прекрасен. Весь он был покрыт зелеными лугами и рощами, возвышались на нем вечнозеленые кедры и кипарисы, среди трав цвели фиалки и лилии.

Был там и каменный грот, весь увитый виноградными лозами, с которых свешивались спелые гроздья. В этом гроте жила вечно юная нимфа Калипсо. Годы шли, а она не старилась.

Только дни Калипсо текли безрадостно. Чаще всего она развлекала себя тем, что пряла золотым челноком чудесную пряжу, ткала прекрасную ткань с прихотливыми узорами и шила из нее платья. Но некому ей было показать свои творения, никто не приплывал на остров.

Конечно, когда волны принесли сюда Одиссея, нимфа Калипсо сразу же влюбилась в него. Но Одиссей не мог ответить ей взаимностью. Нимфа никогда нигде не бывала, кроме своего острова, и поговорить с ней было не о чем. С таким же успехом можно было влюбиться в ручеек или в деревце: Одиссей скучал с ней, но бедная Калипсо не могла понять почему.

Дни напролет сидел Одиссей на морском берегу, печальный и одинокий, и смотрел вдаль – но не появлялось на море ни единого паруса, и все так же далека и недостижима была его родина.

Не раз предлагала ему простодушная Калипсо остаться с нею навсегда. «Посмотри, как я красива, – говорила она. – Скажи только слово, и мы всегда будем вместе – бессмертные, вечно молодые!»

Но Одиссей не соглашался стать бессмертным такой ценой. Навсегда уйти от мира для того, чтобы остаться вечно юным, – это больше похоже на смерть, чем на жизнь. А Одиссей был полон жизни – может быть, за это и полюбила его Калипсо.