Текст книги "Взгляд в «колодец времени»"

Как уже отмечал, Юра и Володя были самыми близкими моими друзьями. Наша дружеская группа была интересной уже и чисто внешне: Юрин рост – 192 см, Володин – 176 см и мой – 165 см. Когда с перерыва мы опаздывали на занятие (бывало это редко), то заходили в аудиторию сначала я, потом Володя и последним – Юра, по возрастающей. Иногда делали это наоборот – по убывающей. Позднее к нашему “триумвирату” присоединился и товарищ по взводу Саша Зуев, породнившийся с Володей, женившись на его сестре Зое.

Выделялся в нашем взводе Витя Копейкин. Рыжеватый, невысокого роста, он имел первый разряд по акробатике и несколько раз демонстрировал – по нашей просьбе – свои навыки. Использовалось для этого пространство расположения, проходившее вдоль наших взводных отсеков. Витя разбегался и следовал каскад прыжков и переворотов в воздухе. Выглядело это очень красиво и эффектно. Акробатические навыки помогали ему и на занятиях по физической подготовке, особенно при выполнении гимнастических упражнений, где мало кто из нас мог с ним соперничать. Характер у Вити был достаточно сложный, я бы сказал “взрывной”. Он мог обидеться на какую-нибудь мелочь, на которую другой бы не обратил внимания. Но, в общем и целом, товарищем Витя был хорошим.

Вызывал интерес Миша Исаков. Быстрый, подвижный, он, казалось, всё схватывал на лету. Учёба давалась ему легко (во всяком случае, впечатление со стороны было именно таким) и при обсуждении пройденного материала, когда его вызывали, отвечал твёрдо и уверенно, но со своим своеобразным акцентом, который многим запомнился. Непринуждённым, лёгким было и его общение с товарищами.

Неунывающим и постоянно весёлым выглядел Коля Кузьмин. Весь его облик, казалось, говорил: “Жизнь прекрасна!” Глядя на него невольно и сам заражался весёлостью и энергией.

Самыми румяными в нашем взводе были Олег Щербаков и Гриша Филиппов. Помнится, посмотришь на них, и кажется, вот оно, наяву, русское определение пышущего здоровьем человека – “кровь с молоком”. Олег, кстати, был у нас и самым молодым. 17 лет ему исполнилось как раз накануне начала занятий – 31 августа. Но выглядел он несколько старше, благодаря своему умению быть “душой” компании, суждениям о жизни и тому, что мы называли стремлением к особому щегольству во внешнем виде. Олегу это давалось как-то естественно и выглядел он как бывалый военный.

Среди курсантов нашего взвода, поступивших в училище из Вооружённых Сил, прежде всего, обращал на себя внимание сержант Юра Стрекалов. Немногословный и серьёзный на вид, внешне он всегда выглядел безупречно и форма сидела на нём очень ладно. В его внешнем облике сразу бросалась в глаза настоящая “военная косточка” и многие из нас старались подражать Юре. Пользовался авторитетом он не только у нас, но и в других подразделениях и даже сейчас, по прошествии 59 лет, его с уважением вспоминают многие наши товарищи. Юра отлично знал, что называется “в теории и на практике”, многие “тайны” армейской жизни и солдатского “усовершенствования” формы одежды, которыми он охотно делился с нами.

Хороший след в памяти оставил и Миша Галов, степенный и несколько флегматичный белорус из Гомельской области. Не всё в учебе давалось ему сначала, но его упорство, настойчивость, стремление проникнуть в существо вопроса помогали Михаилу достаточно успешно овладевать программой. Частенько в разговорах наши ребята пытались в шутку воспроизводить его белорусский акцент в произнесении отдельных слов, что не всем удавалось, но сам процесс подражания нравился и косвенно повышал Мишин авторитет.

Можно было бы более подробно написать и о других моих товарищах по взводу, но не все запомнились чем-то особенным, да и места для повествования об училищных годах на страницах книги, имеющей целью рассказать о своей жизни, не так уж много. Поэтому ограничусь общими хорошими и добрыми словами в адрес Славы Дрёмова, Альфреда Ишбулатова, Миши Мордвинцева, Виктора Поплутина, Юры Череватого, Юры Чернова о которых всегда сохранял самые добрые, хотя и не очень чёткие воспоминания.

Но, заканчивая рассказывать о нашем взводе, не могу не остановиться на личности Ивана Ширинова. Иван Иванович – так его называли не только во взводе, но, пожалуй, во всём училище: и не только курсанты, но и многие офицеры. Он был своего рода талисманом нашего взвода. Чуть выше среднего роста, полноватый, с круглым, живым и весёлым лицом, он сразу обращал на себя внимание. По возрасту он был самым старшим и если мне не изменяет память, поступил в училище на пределе возрастного ценза. До поступления Иван Иванович несколько лет работал шофёром и имел солидный жизненный опыт, что позволяло ему всегда быть в центре внимания нашей повседневной жизни, иметь и высказывать свои суждения по различным бытовым вопросам, к которым ребята прислушивались. Учёба вначале давалась Ивану трудно, но он не стеснялся обращаться за помощью, которую товарищи по взводу охотно оказывали. Вспоминаю, как и мне приходилось несколько раз разъяснять ему, например, принципы работы управляющей сетки в триоде и другие вопросы, прибегая при этом к использованию самостоятельно придуманных рисунков-схем, наглядно демонстрировавших суть происходящих в радиолампе процессов. К сожалению, через год или два после окончания училища Иван Иванович Ширинов трагически погиб.

Первые два месяца учёбы имели и свою особенность: для большинства из нас это был “курс молодого бойца”, который проходят до принятия присяги все поступившие на военную службу по призыву или в добровольном порядке (как мы). Он включал в себя: изучение Уставов Вооружённых Сил (Общевоинский Устав, Устав Внутренней службы, Строевой Устав, Дисциплинарный Устав, Устав гарнизонной и караульной службы), строевую подготовку, материальную часть стрелкового оружия, правила стрельбы и практическую стрельбу из автомата. Проводили эти занятия командир батареи майор А. А. Дозоров и командир взвода старший лейтенант Б. Майстренко.

Одной из важных составляющих курса молодого бойца была строевая подготовка, которой отводилось серьёзное внимание и о которой мне хочется сказать несколько добрых слов, хотя у многих она вызывает воспоминание только как о “шагистике”. А ведь именно строевая подготовка приучала нас к соблюдению образцового внешнего вида, подтянутости, умению правильно и быстро выполнять команды, закрепляла серьёзное отношение к поведению в строю. Кроме плановых занятий строевые навыки формировались на каждом построении, а также во время передвижений на занятия, в столовую и т. д.

Особое место в формировании строевой дисциплины и подтянутости каждого из нас занимали передвижения в строю по городу во время регулярных (раз в неделю) посещений бани, выходов в летний лагерь Нижняя Павловка, строевых прогулок по городу, прохождений торжественным маршем в дни государственных праздников. Эти прохождения с песней или под маршевую музыку оркестра всегда привлекали большое количество зрителей из местного населения. Ну, а нам самим такое внимание не только льстило, но и было подтягивающим и мобилизующим стимулом, заставляло как можно чётче “чеканить шаг” под оркестр или более громко и мелодично исполнять песню. Большое внимание со стороны наших командиров уделялось исполнению строевой песни, поскольку она “сколачивала” строй, сближала и “подтягивала” нас, помогала более полно чувствовать своё единство с товарищами, находящимися рядом с тобой. Она была и одной из существенных забот старшины батареи В. В. Козыренко, часто проводившего отдельные занятия с запевалами, от которых во многом зависело качество – я бы даже сказал красота – исполнения песни. Как и другие, наша батарея регулярно участвовала в смотрах-конкурсах на лучшее исполнение строевых песен и нередко занимала призовые места, а однажды и первое место.

В начальном периоде, когда отрабатывались строевой шаг и выполнение индивидуальных строевых приёмов, перестроения в различные строи, было достаточно тяжело и, скажем так – нудно – овладевать этими навыками. Но постепенно мы вырабатывали и сам шаг, и быстроту, и чёткость действий по исполнению команд. У нас формировались осанка и умение владеть своим телом при выполнении строевых эволюций. В дальнейшем на этих занятиях мы учились и сами подавать команды и управлять строями, без чего была немыслима наша будущая офицерская служба. Помню, когда первый раз на занятии мне поручили подавать команды (это по очереди исполняли все курсанты), чувствовал себя довольно стеснённо и скованно, даже, честно говоря, смущённо. Это вполне понятно. Одно дело – выполнять команды совместно со своими товарищами, находясь вместе с ними в строю, и совсем другое, когда сам выступаешь в роли командира, а они должны выполнять подаваемые тобой команды, становясь на это время твоими “подчинёнными”. Не сразу в голосе появлялись повелительные интонации, соответствующие громкость и чёткость в отдаче команд, уверенность в своём поведении как командира. Учиться этому было трудно, но нужно.

Убеждён – без умения чётко, грамотно управлять своим подразделением или частью в строю, не сложится в глазах подчинённых и весь образ командира. Да, можно быть прекрасным специалистом, знатоком техники, но не быть при этом настоящим командиром. Качества и навыки командира приобретаются во многом именно на строевой подготовке. В этом последующая служба убеждала меня не раз, когда приходилось командовать и строем роты и строем полка. Те строевые навыки, что мы получили в училище, развивались уже в армейских коллективах, где проходила наша дальнейшая служба. Со временем выработалась и особая армейская “лихость” в отдаче команд, когда предварительная часть её произносится с некоторой “растяжкой”, а вслед за ней резко, как удар хлыста, следует исполнительная часть.

Ну и, естественно, во многом именно строевая подготовка формировала у нас привычку к личному повиновению и пониманию того, как будут чувствовать и вести себя в этой ситуации будущие подчинённые. Без умения повиноваться также не может быть хорошего, настоящего командира. Данное положение нам постоянно внедряли в сознание наши начальники. А чтобы мы крепче запомнили эту истину, на плацу был оформлен большой плакат со словами великого русского полководца А. В. Суворова: “Научись повиноваться, прежде чем будешь повелевать другими”.

Кроме этих – официальных – дисциплин были и так называемые бытовые “мелочи” армейской жизни, овладение которыми необходимо, наверное, для каждого молодого военнослужащего. Я уже писал о том, как помогали нам наши опытные товарищи, уже послужившие в войсках и принявшие военную присягу, подбирать себе форму таким образом, чтобы она не висела на теле “мешком“, но и не была такой тесной, что сковывала движения и обувь выбирать такую, чтобы она не “болталась” на ноге, но и не “сидела” слишком туго.

Теперь к формированию этих навыков добавились и другие. Расскажу о быстром подъёме, подворотничках, чистке бляхи ремня и пуговиц на гимнастёрке, кителе и шинели и … о глажении сапог.

Быстро встать ото сна и одеться – навык для военного человека очень нужный. Часто – при объявлении тревоги, внезапном изменении обстановки на учениях, боевом дежурстве и т. д. – военнослужащему необходимо очень быстро перейти из состояния отдыха к действию. От этого иногда зависят не только своевременность, но и качество выполнения полученной вводной или реально возникшей задачи, возможно и боевой. Быстрому подъёму наши командиры начали учить нас практически сразу с началом учебного года. До сих пор вспоминаю команду дежурного: “Батарея! Сорок пять секунд – подъём!” Старшина батареи, заместители командиров взводов и командиры отделений, уже умытые и одетые по форме, наблюдали, как мы выполняем команду и засекали время. За отведённые на подъём сорок пять секунд следовало вскочить с кровати, надеть брюки и затянуть на них пояс (иначе спадут), намотать на ноги портянки и обуть сапоги. Гимнастёрка одевалась на бегу к месту построения, а поясной ремень застёгивался и поправлялся уже в строю. Сначала не всё получалось. На первых порах, как говорится, было на что посмотреть. Часто мы в спешке путали штанины и даже падали при этом, не успевали нормально намотать портянки и обуться и поэтому кое-кто совал в сапоги босые ноги. Встать в отведённое время в строй вначале успевали далеко не все. По истечении этих, как нам казалось очень коротких, секунд нужно было “замереть” там, где застала команда об окончании подъёма, и в таком виде, в каком каждый был на тот момент. Картина, естественно, была комичной, конечно не для исполнителей, особенно тех, кто не успел. Но постепенно мы овладели этим “искусством”.

Много хлопот доставляла нам вначале и ежедневная смена подворотничка, представлявшего собой узкую полоску белой материи, пришивавшейся изнутри к стоячему воротнику гимнастёрки. Подворотнички входили в норму нашего снабжения и выдавались, насколько помню, на месяц, но, как правило, их не хватало и приходилось докупать подворотнички (или кусок белой материи) в военторге. Подворотничку следовало быть всегда чистым и аккуратно пришитым к воротнику гимнастёрки так, чтобы на 1–1,5 мм выходить за его верхнюю часть, окаймляя её. За этим следили командиры отделений на утренних осмотрах. Многие из нас на первых порах были весьма аховыми “швеями” и пришлось овладевать и этим навыком. Позже, уже набравшись нужного опыта, стали прокладывать в изгиб подворотничка отрезок виниливой изоляции электоропроводов (обычно малого диаметра), который позволял ему ровно и аккуратно окаймлять воротник гимнастёрки. Сам процесс пришивания подворотничка стал со временем занимать считанные минуты.

Ну и какой же бравый вид у воина без начищенных на гимнастёрке пуговиц и “сияющей” бляхи поясного ремня? Пуговицы на гимнастёрке были латунными, как и бляха поясного ремня, и нуждались в постоянной чистке, иначе они покрывались патиной и имели весьма непрезентабельный, тусклый вид. Для чистки этих деталей военной одежды (включались сюда и большие пуговицы на кителе парадного мундира и хлястике шинели, а также маленькие пуговицы на фуражке) каждый из нас имел специальный набор. Он включал чистящую пасту “Асидол”, маленькую щёточку и приспособление для чистки пуговиц (мы называли его кратко “трафарет”), представлявший вытянутый пластмассовый прямоугольник с отверстием и щелью, куда вставлялись пуговицы. “Трафарет” предохранял гимнастёрку, шинель и фуражку от попадания чистящей пасты, оставлявшей на них, после засыхания, плохо удалявшиеся белые разводы. Этот процесс не требовал особых навыков и быстро стал привычной, рутинной процедурой.

Однако достижения в области производства военной фурнитуры привели, где-то во второй половине 1963 г., к появлению пуговиц, эмблем, кокард и т. д., изготовленные из так называемого анодированного алюминия. Они имели красивый золотистый цвет и их уже не надо было начищать. Но… первое время анодированный слой на пуговицах при частых застёгиваниях и расстёгиваниях гимнастёрки быстро истирался, обнажая алюминиевую основу, и их надо было заменять, т. к. внешне они становились весьма неприглядными, а начищать их было невозможно. То же касалось и других предметов фурнитуры. Со временем технология анодирования усовершенствовалась и изделия из такого алюминия – пуговицы, эмблемы, кокарды, звёздочки на погоны и др. – стали более долговечными и прочно вошли в армейский быт. Правда, бляха поясного ремня осталась латунной и её по-прежнему надо было начищать.

Ну и, наконец, о том, как гладили сапоги. Курсанту тех лет на всё время учёбы из обуви полагались: яловые сапоги для повседневной формы – 1 пара на год и хромовые сапоги к парадной форме – 1 пара на три года. Сапоги для повседневной носки (яловые) выглядели несколько грубовато, но армейская смекалка нашла способ “облагородить”, придать им щеголеватый, скажем так, вид. Первым, кто показал нам данную операцию в действии, был сержант Юра Стрекалов. Достигалось это следующим способом: на сапоги наносился достаточно толстый слой гуталина, после чего их голенище и нижняя часть проглаживались горячим утюгом. После этой операции на голенище исчезали пупырышки яловой кожи и они становились гладкими и не сминались в “гармошку”, а начищенные блестели как хромовые. Конечно, описание этого процесса очень простое и короткое, но на деле требовалась большая аккуратность глажения, чтобы не “пересушить” часть обрабатываемой поверхности сапога, которая могла не только сильно сжаться, но и растрескаться и даже порваться.

Постепенно, по мере усвоения бытовых армейских хитростей и появления необходимого опыта, мы стали придавать своей форме более импозантный и элегантный, как нам казалось, вид. Немного укорачивали гимнастёрки, чтобы это не сразу бросалось в глаза нашим командирам; вставляли в погоны для сохранения их от помятости, жесткие вставки, сделанные из трафаретов для чистки пуговиц; перешивали козырьки на фуражках, немного уменьшая их размер и увеличивая угол наклона козырька от околыша; гладили сапоги и т. д. Приобретали неуставные погоны для парадного кителя. Они изготовлялись из офицерских погон и в качестве басона (жёлтой ленты, окаймляющей поле курсантского погона) использовалось золотистое шитьё их поля, а в центре была вставка из чёрного бархата. Смотрелись такие погоны красиво, но носили их на кителе, как правило, в отпуске, дома поскольку, как я уже говорил, они были неуставными. Ну вот, вкратце, и всё что касается нашего уставного и неуставного “вхождения” в армейскую жизнь.

Через два месяца – 6 ноября 1962 г. – приёмом военной присяги завершилось прохождение курса молодого бойца. Происходило это событие торжественно. Нас построили на плацу в парадной форме с оружием. Перед строем каждого взвода – покрытые красной материей столы, на которых лежали папки с текстом присяги и списками принимающих её. Офицеры, участвовавшие в этой церемонии, также были в парадной форме. По команде командира взвода мы выходили из строя, подходили к столу, брали текст присяги, зачитывали его (точнее сказать декламировали, поскольку текст самой присяги был заучен наизусть), повернувшись лицом к строю, потом расписывались в списке принявших присягу и становились в строй. После приёма присяги нас поздравили с этим событием представители командования училища, командир дивизиона полковник Наумов и офицеры нашей батареи. Потом был торжественный обед, отдых и увольнение в город, поскольку традиционно в Вооружённых Силах день принятия присяги является в части праздничным и выходным днём.

Таким образом, мы стали, что называется, настоящими, полноценными военнослужащими и наша жизнь отныне стала чётко регламентироваться воинскими уставами и внутренним распорядком, от которых отклоняться теперь было нельзя. Если до принятия присяги нам прощались незначительные отступления от этих норм, то отныне за дисциплинарные проступки следовало “возмездие”, естественно, определяемое соответствующим уставом. Но главное, пройдя курс молодого бойца и приняв присягу, мы могли выполнять уже и боевые задачи, первой из которых стала караульная служба (она, как известно, является выполнением боевой задачи), а впоследствии получили и допуск к военной тайне, связанной с изучаемой нами боевой техникой.

Вспоминая об училищной жизни, хочется сказать добрые слова о тех, кто заботился о нашей повседневной жизни, делал всё, чтобы она была достаточно комфортной, чтобы мы были здоровы, одеты и обуты, накормлены, помыты в бане, чтобы нормально шёл учебный процесс и организовывался наш досуг. Имею в виду службы училища: штаб, учебный отдел, тыл, дивизион боевого обеспечения. Их заботу мы ощущали на себе постоянно.

Руководил этой деятельностью и направлял её начальник училища генерал-майор Ставцев Иван Васильевич. Нам, выпускникам 1965 г., довелось только один год обучаться под его началом. В 1963 г. Иван Васильевич закончил свою военную службу, 12 лет которой были отданы руководству нашим училищем, в том числе и в сложный период перехода к подготовке специалистов по зенитной ракетной технике. После него училище возглавил полковник Летун Михаил Антонович. Но Ивана Васильевича Ставцева большинство наших однокашников всегда вспоминают по-доброму. Несколько раз мне довелось быть участником бесед генерала Ставцева И. В. с курсантами. Ему было что рассказать нам и о своём служебном пути и о роли войск ПВО в обеспечении успешных боевых действий. Слушать его было интересно, потому что всё, о чём он нам рассказывал, он прошёл лично, “пропустил” через себя, вносил свой вклад в повышение эффективности действий войск ПВО на фронтах Великой Отечественной войны и в мирное время. А главное – в этих беседах полно, зримо проявлялась его любовь к курсантам, с которыми он как бы заново проживал своё прошлое. Иногда в этих беседах генерал касался и лично-служебных случаев из своей жизни. Запомнился его рассказ о том, как он был назначен в 1937 г. командиром дивизиона в нашем училище. Времена тогда были сложные. Предыдущий командир дивизиона был снят с должности как “враг народа” и Иван Васильевич вспоминал, что слышал, как в строю кто-то сказал: “А может, и этот командир завтра окажется врагом народа”. Запомнилась и состоявшаяся у нас на Пороховых весной 1963 г. встреча с генералом И. В. Ставцевым и прибывшем в училище маршалом артиллерии В. И. Казаковым – начальником ПВО Сухопутных войск. В ходе этой встречи Иван Васильевич в самых доброжелательных тонах рассказывал маршалу о нас, молодых курсантах. Впервые мы так близко и весьма непринуждённо общались с военачальником такого высокого ранга. И маршал держался с нами вполне доступно и демократично. Встреча эта крепко запомнилась, хотя и была непродолжительной.

Ну, а теперь перейдём к учебному процессу. На первом курсе он был направлен не только на формирование из нас полноценных военнослужащих, но и на теоретическую подготовку к изучению сложной боевой техники по нашей будущей военной специальности. Сразу отмечу, что учиться было достаточно трудно. Даже мы, курсанты, чувствовали и замечали, что три года, отведённые на нашу подготовку по тогдашней учебной программе, были явно недостаточны. Многие предметы, особенно технические, были “сжаты” максимально возможно, позволяя понимать общие принципы, но не раскрывая всех особенностей и подробностей, до которых мы доходили в процессе изучения деталей боевой техники, действовавших на этих принципах. Не случайно через несколько лет после нашего выпуска – в 1968 г. – училище стало высшим и выпускало уже не техников, а инженеров.

Насколько помню, мы изучали математику, механику, электротехнику и радиотехнику, связь и средства связи, основы автоматизированных систем управления, техническое черчение, военную топографию, общую тактику и тактику подразделений ПВО Сухопутных войск, военную педагогику и психологию, историю КПСС и марксистско-ленинскую философию, иностранный язык. В число предметов учебной программы входило изучение общевоинских уставов, а также строевая и физическая подготовка.

Преподавательский состав училища был высокопрофессиональным и прикладывал все силы и педагогическое мастерство для того, чтобы мы успешно овладевали учебной программой. Дальнейшая служба дала не только мне, но и многим моим товарищам возможность не раз с благодарностью вспоминать наших учителей и их труд. Не все преподаватели за давностью лет оставили одинаковый след в памяти, но некоторые вспоминаются до сих пор и своей оригинальностью и своим отношением к учебному процессу.

Прежде всего, хочется назвать майора Реутова, преподававшего радиотехнику. Свой предмет он не только знал отлично, но и любил, вследствие чего умел доходчиво и образно преподносить его. Благодаря ему мы не только легче овладевали этим достаточно сложным предметом, но и с удовольствием слушали и конспектировали его лекции.

Пользовался известностью среди курсантов инженер-майор Щеглов, преподававший математику и механику. Он слыл в нашей среде оригинальной личностью. Запомнилась его манера поведения на занятиях, когда дав нам контрольное задание, он подходил к окну, которое, кстати, выходило на улицу (это было весной, где-то во второй половине апреля) и говорил: ”А на дворе погода отличная! Весна! Девахи красивые гуляют. А тут какой-то майор со своими формулами!” Помню также как образно, правда, с эдаким сексуальным подтекстом, он объяснял на занятиях по механике, разницу между силой и моментом: “Иногда есть сила, но нет момента, а иногда есть момент, но нет силы”. Поясню, что упрощённо под моментом силы понимают “крутящий момент” или “вращательную силу”. Но это запомнившиеся его личные “примочки”, а в целом, как и майор Реутов, он профессионально знал свой предмет и умел глубоко и интересно его преподнести.

Не только мне, но и многим моим товарищам запомнился преподаватель физической подготовки капитан В. П. Раскошанский. Свой предмет он по-настоящему любил и прилагал всё своё умение и старание, чтобы привить нам любовь к физической культуре, чего ему удалось достичь, и за что ему искренне благодарны многие из нас. Но оставил он память не только этим, а и своим образом поведения и привычками настоящего одессита с его акцентом, некоторыми жестами и другими внешне не всегда выпячивавшимися особенностями своей личности. Вспоминается и его отношение к курсантам, в которых он всегда видел будущих коллег-офицеров.

По-доброму, хотя и не очень отчётливо, вспоминаются и другие преподаватели: полковник Н. В. Просин, начальник цикла автоматизированных систем управления, читавший нам основы теории гироскопов; подполковник М. А. Фурман, преподававший связь и средства связи; подполковник И. Г. Орищенко, вводивший нас в сложный мир электротехники и приводов; подполковник И. С. Иншаков, преподававший военную педагогику и психологию; подполковники Исаков, Виноградов.

Училищная жизнь постепенно для каждого из нас стала привычной, вошла в своё повседневное течение. Состояла она не только из учебных занятий и самоподготовки, но и из множества других служебных и бытовых мелочей армейской жизни, политических, культурных и спортивно-массовых мероприятий.

Практическое знакомство с армейскими буднями продолжилось для нас с выполнения обязанностей внутренней службы – суточного наряда по батарее. Личный состав наряда состоял из дежурного по батарее и двух дневальных. В обязанности лиц внутреннего наряда входили: контроль за исполнением распорядка дня личным составом батареи, подачу различных команд, поддержание порядка и чистоты в помещениях офицерского состава, местах общего пользования и на другой территории казармы, закреплённой за батареей. Особое внимание в наряде уделялось соблюдению режима хранения личного оружия курсантов батареи. Отдельных комнат хранения оружия и боеприпасов, оборудованных металлическими дверями и средствами сигнализации, тогда ещё в расположении не было и личное оружие находилось в специальных “пирамидах” (своего рода шкафах), просто закрытых – даже, как помнится, не на замок – и опечатанных. А ещё раньше оружие стояло открыто в специальных нишах прямо в расположении каждого взвода. Мы этого уже не застали, но ниши в расположении сохранились и воочию свидетельствовали о существовавшем ранее порядке.

Работы в наряде хватало. Наибольший объём, конечно, занимало время по наведению порядка на закреплённой территории. Чего только, например, стоила большая умывальная комната с бетонным полом, в центре которой располагался сам умывальник в виде двенадцатигранника, на каждой грани которого были закреплены по два крана с раковиной. Вдобавок в той же комнате находились и две каменные ванны для мытья ног, в которых мы часто стирали также и своё обмундирование. После утреннего и последующих умываний дневальный насухо протирал пол, надраивал до блеска каждый кран и раковины. Подобную чистоту следовало наводить и в туалете, который тоже был не маленьких размеров.

Полы в расположении были деревянными и начищались специальной мастикой до зеркального блеска. Для этой работы использовалось приспособление, представлявшее собой деревянную платформу с длинной ручкой, на которой в нижней части были закреплены сами щётки, а в верхней части крепились, для обеспечения нужного давления, два трака от гусениц тягача. Поработать таким “прибором” было не очень-то легко, но это также помогало и нашему физическому развитию.

Другой, уже по-настоящему серьёзной обязанностью, возлагавшейся на нас в рамках повседневной воинской жизни, было несение караульной службы. Она являлась выполнением боевой задачи. На постах мы находились с боевым оружием и, согласно положениям статей Устава гарнизонной и караульной службы, в определённых, строго оговорённых условиях имели право применять его при защите поста от нападения или проникновения на охраняемую территорию посторонних лиц. Осознание таких возможностей формировало у нас чувство ответственности за свои действия, приучало быстро и точно оценивать обстановку во время исполнения своих обязанностей.

Наш взвод, как и другие, назначался по графику дежурным для выполнения внезапно возникавших больших хозяйственных работ в училище: разгрузка вагонов с углём для котельной, работы на кухне и др. Иногда такие задачи возникали и во время не совсем удобное для нас, но выполнять их всё равно было нужно. Помню, как-то весной днём нам сделали уколы с прививками от болезней (это была стандартная ежегодная процедура), а вечером наш взвод, бывший дежурным, убыл на железнодорожную площадку разгружать прибывшие для нужд училища вагоны с углём. Вначале работать было трудновато, так как давала знать о себе боль под лопаткой от введённых препаратов, но постепенно всё “рассосалось” и с работы мы пришли, чувствуя себя так, как будто никаких прививок и не было.

Даже такой – весьма беглый – обзор наших обязанностей, связанных с военной службой, показывает, что повседневная жизнь в училище была достаточно напряжённой. Однако, кроме учебного процесса и исполнения многочисленных обязанностей военной службы, находилось время и для других занятий. Я имею в виду мероприятия культурно-воспитательной и спортивно-массовой работы.

Наши командиры видели свою задачу не только в том, чтобы воспитать из нас хороших военнослужащих и специалистов своего дела. Это, конечно, было главным. Но они заботились и о культурном уровне курсантов, каждый из которых должен был соответствовать и уровню профессиональных знаний, и будущему общественному положению советского офицера – человека высокой культуры и моральных качеств. С этой целью организовывались и проводились культпоходы на спектакли в городской драматический театр и театр оперетты, на концерты, экскурсии в музеи. В клубе училища по субботам и воскресеньям для курсантов демонстрировались художественные кинофильмы, проводились встречи и совместные мероприятия со студентками медицинского и педагогического институтов города. Следует упомянуть и библиотеку. Несмотря на занятость, находилось время и для чтения художественной, технической и другой литературы.