Текст книги "Взгляд в «колодец времени»"

Середина 1950-х годов ознаменовалась переменами не только на местном уровне – в данном случае нашего посёлка – но и в масштабах всей страны. В 1954 г. началось беспрецедентное по размаху освоение целинных и залежных земель в Поволжье, Казахстане, Урале, Сибири и на Дальнем Востоке. Хотя это было и не совсем удачное с экономической точки зрения решение, оно позволило на первых порах значительно улучшить продовольственное снабжение наших граждан, особенно “хлебом насущным”. Вводились в строй новые крупные промышленные предприятия и объекты энергетики, из которых наиболее близким – территориально – и значимым для нас было продолжавшееся ещё с 1950 г. строительство Волжской (Куйбышевской) ГЭС им. В. И. Ленина. Наглядным примером промышленного развития страны был и наш завод, перешедший с конца 1951 г. на выпуск гидротурбин. В 1955 г. на нём вступил в строй гидротурбинный цех – крупнейший в Поволжье – здание которого весьма впечатляло своими размерами. По всей стране развернулось масштабное жилищное строительство, что мы конкретно ощущали на примере нашего посёлка. Весь этот экономический подъём широко освещался в печати и на радио, а наглядно видеть всё это мы тогда могли только в киножурналах “Новости дня”, “Наука и техника”, “Иностранная кинохроника” и других, которые в обязательном порядке демонсрировались перед каждым киносеансом. Телевидение в Советском Союзе делало ещё только первые шаги.

Перемены в экономической жизни страны, её оживление, были тесно связаны с процессами в общественно-политической сфере, положившими начало так называемой “хрущёвской оттепели”. Выразилась она как в некотором ослаблении тоталитарной власти, поверхностной либерализации и демократизации общественной жизни, так и в демонстрации определённой “открытости” западному миру. Но особенностью этой “оттепели”, обусловившей её кратковременность, стало то, что она носила избирательный, тщательно контролируемый и непоследовательный характер и не затрагивала основ существующей системы.

Знаковым событием этого периода стал прошедший 14–25 февраля 1956 г. XX съезд КПСС, положивший начало официальному осуждению культа личности И. В. Сталина и политических репрессий второй половины 1930-х и конца 1940-х – начала 1950-х годов. Доклад Н. С. Хрущёва “О культе личности и его последствиях “ вызвал широкий отклик в обществе. Конечно, и до этого доклада было известно о многочисленных арестах и осуждениях людей по заведомо ложным, абсурдным обвинениям, но по понятным причинам об этом старались говорить поменьше и уж тем более не рисковали открыто обсуждать или осуждать репрессии.

После смерти Сталина, когда в общество по результатам работы комиссий, пересматривавших дела необоснованно обвинённых и незаконно репрессированных (1954–1955 годы), начали возвращать живых свидетелей репрессий, стала всплывать подлинная жестокая правда о тех временах. В этих условиях, как мне видится, руководство КПСС решило “сыграть на опережение” – открыто заявить о массовых нарушениях законности в ходе политических репрессий и осудить их, а чтобы уйти от гласного и широкого обсуждения этих фактов, которое неизбежно поставило бы вопрос о коллективной ответственности за них тогдашнего руководства партии, провести его организованно и контролируемо в партийных и трудовых коллективах. В этих целях съездом и было принято решение ознакомить с отредактированным текстом доклада Н. С. Хрущёва “всех коммунистов и комсомольцев, а также беспартийный актив рабочих, служащих и колхозников”. В открытой печати этот доклад так и не был опубликован, хотя его содержание – пусть и отредактированное – узнали миллионы наших граждан.

Мне довелось прочитать этот документ тогда же, в 1956 году. Как-то в один из вечеров (дело было, по-моему, в конце марта – начале апреля) увидал, что папа читает какую-то брошюру. Потом, закончив чтение, он не оставил её на столе как обычно, а положил в верхнее отделение шкафа, да не просто положил, а засунул под стопку белья. То, что я был свидетелем этого, папа не заметил. Естественно, мне стало интересно, что же это за книжка такая, что её надо прятать? Улучив момент, быстро достал брошюру. Она была красного цвета, и в верхнем правом углу обложки стоял гриф “Не для печати”. Название, насколько я помню: “О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС товарища Н. С. Хрущёва на XX съезде КПСС”. Конечно, любопытство моё было сильно возбуждено, особенно наличием грифа, и я решил её прочитать. Времени для этого у меня в запасе имелось мало. Надо было успеть не только прочесть, но и положить брошюру на прежнее место, пока меня не “застукали”. Сделать это удалось. Содержание доклада произвело на меня достаточно сильное впечатление, но не потому, что не знал о репрессиях и нарушениях законности, про которые после смерти Сталина говорили уже достаточно свободно, да и раньше, хоть и “глухо”, их тоже обсуждали и осуждали. Впечатлила раскрытая в докладе масштабность этого явления, длительность времени его существования и возможность одной личности так поставить себя. И если тогда ещё не мог более глубоко осмыслить прочитанное, да и прочитал бегло, поскольку времени было мало, то потом не раз обращался к этой теме на основе уже более глубокого и осмысленного изучения партийных документов, публикаций в периодической печати, воспоминаний очевидцев и участников этих событий. Постепенно у меня сложилось своё видение, свой взгляд на это явление.

Счёл необходимым подробнее остановиться на теме репрессий в своих воспоминаниях, поскольку они напрямую коснулись и моих родственников. В 1936 году был репрессирован старший брат отца Александр Васильевич Гольцов: расстрелян в 1938 г., реабилитирован в 1958 г. Подвергся репрессиям и брат моей бабушки по материнской линии Василий Алексеевич Опокин: арестован в 1937 г., но, к счастью, дело до суда не дошло ввиду явной абсурдности обвинения и он был полностью реабилитирован в 1938 г. Так что эта тема является “болевой точкой” и для нашей семьи.

Справедливости ради отмечу, что арест, а затем и расстрел брата как “врага народа” и участника “контрреволюционной повстанческой организации” не сказались на судьбе и жизненных перспективах отца и других его братьев. Отец успешно работал на заводе и даже стал одним из самых молодых начальников цехов в отрасли. Другой брат – Гольцов Михаил Васильевич – длительное время руководил крупным колхозом в Калужской области. Не подвергались преследованиям и прочие члены нашей семьи.

Излагая на страницах воспоминаний своё личное мнение, своё видение причин этих трагических событий над которыми в течение жизни неоднократно задумывался, сразу оговорюсь, что не собираюсь ни бросить ещё один “камень” в череду обвинений Сталина и его ближайшего окружения, ни как-то обелить или оправдать этих людей. Во-первых, уровень не тот, во-вторых, вина и Сталина и его окружения сомнению не подлежит. Как руководители государства и правящей партии они, естественно, несут всю ответственность за функционирование государственных и партийных органов, за строгое соблюдение законности в их деятельности, за формирование здоровой общественно-политической и моральной атмосферы в обществе. Но мера их вины, условия, породившие беззакония, должны, на мой взгляд, рассматриваться более объективно, в тесной связи с конкретной исторической обстановкой и ролью общества, которое тоже не было в стороне от этих процессов.

Первой и, как мне кажется, главной причиной явилась борьба за власть и расширение личных прав, развернувшаяся в руководстве РКП(б) – затем ВКП(б) – с приходом партии к власти и особенно обострившаяся после смерти её бесспорного лидера – В. И. Ленина. В ходе этой борьбы противоборствующие партийные группировки не стеснялись обвинять друг друга в различного рода отходах от “генеральной линии” на построение социализма, а, следовательно, и в различного рода преступлениях, связанных с “подрывом” этой самой “линии”. У каждого “вождя” такой группы находились свои сторонники, которые автоматически становились соучастниками его действий. И по мере того, как Сталин и его единомышленники набирали силу, они, естественно, стремились укрепить своё положение, что можно было сделать, только устранив противников. А для этого, как показывает жизнь, в политической борьбе все средства хороши. Косвенное подтверждение этому тезису получил в своё время из рассказа бабушки о её встрече со своим братом Василием Алексеевичем Опокиным, арестованным в 1937 г. и отсидевшим по ложному обвинению 11 месяцев в Магаданской тюрьме. Ни допросов, ни других следственных действий, связанных с его “делом”, за это время не проводилось. В общем, когда после освобождения из заключения и реабилитации он приехал на родину (город Людиново), сестра – моя бабушка – встретив его, заплакала – так он исхудал и изменился внешне. И он тогда сказал ей: “Не плачь, сестра. Что поделаешь? Это борьба за власть и я попал в её жернова!”

Далее. Сама логика борьбы за власть и её удержание требовала выдвижения или формирования лидера, который, объединяя вокруг себя сторонников определённой линии – своих единомышленников – сделал бы такую группу достаточно сильной и способной противостоять своим оппонентам. Ну и, ясное дело, этот лидер должен был обладать безоговорочным авторитетом. И такого лидера начало создавать бывшее руководство партии во второй половине 1920-х годов (Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, А. И. Рыков, Н. И. Бухарин и другие), начиная безудержное восхваление и превознесение истинных и мнимых заслуг И. В. Сталина. С их подачи такая практика стала внедряться во всех партийных и трудовых коллективах, в периодической печати, где Сталин представал как непогрешимый руководитель. А культ неизбежно ведёт – и привёл – к установлению неограниченной власти такой личности со всеми вытекающими последствиями, в том числе и в виде репрессий. Очень ярко и образно этот процесс обрисовал русский философ Г. П. Федотов: “Вождь выносится коллективом, вынашивается массами, а когда родится, массы видят в нём сверхчеловека”.

Второе. После победы революции и окончания гражданской войны, не все противники советского строя уехали в эмиграцию, не все смирились с победой большевиков. Вынужденные жить в стране, политический строй которой и правящую в ней партию они ненавидели, лишённые возможности открытого противостояния существующему положению дел, эти люди исподтишка, как могли, вредили ей. И здесь развернувшаяся в партийном и государственном руководстве борьба за власть предоставляла им дополнительные возможности это делать: писать доносы, распускать негативные слухи, порочить действия отдельных представителей партийных и советских органов и т. д.

Третье. Способствовала созданию репрессивной атмосферы в стране и международная обстановка того времени. Возникшее после победы Великой Октябрьской социалистической революции первое в истории государство трудящихся, провозгласившее курс на построение социализма, поставившее во главу угла своей внутренней политики интересы простых людей, оказалось во враждебном окружении. Потерпев неудачу вооружённым путём уничтожить молодую Советскую республику в период гражданской войны и иностранной военной интервенции, ведущие капиталистические государства не отказались от этой цели. Первая половина прошлого столетия была чередой враждебных действий по отношению к СССР, начиная от вооружённых конфликтов на его западных и восточных границах, до попыток дипломатической изоляции Советского Союза и прямого подталкивания сначала Японии, а затем и гитлеровской Германии к агрессии против нашей страны. Такая политика капиталистических государств активно поддерживалась представителями белой эмиграции, стремившейся к политическому реваншу. В этих целях западные разведки и боевые эмигрантские организации всячески пытались расшатать внутриполитическую обстановку в СССР, используя недовольных советской властью представителей различных групп населения, которых, скажем прямо, было не так уж и мало. Многочисленные факты диверсий, вредительства, сотрудничества с зарубежными спецслужбами действительно были, а не являлись только плодами вымысла и фальсификаций руководства СССР и правоохранительных органов страны. Это тоже создавало дополнительные возможности Сталину и его окружению в борьбе со своими политическими противниками, как бы подтверждая известный сталинский тезис об “усилении классовой борьбы по мере продвижения к социализму”. А раз есть враги, мешающие строить светлое будущее для народа, значит с ними надо бороться, надо их карать и даже уничтожать.

Четвёртое. Говоря о репрессиях, как-то стало принято обвинять в них только лично Сталина и лиц из его ближайшего окружения, ну ещё и аппарат репрессивных органов. Начало этому опять же положило руководство партии. В развернувшейся после смерти И. В. Сталина борьбе за власть (история повторяется!), “наследники” вождя стремились “отгородиться” от репрессий, свалить всю вину на усопшего, поскольку он ведь уже не мог ни оправдаться, ни “призвать к порядку” своих соратников, и на правоохранительные органы, которым деваться некуда – они же непосредственные исполнители. Чаще всего при осуждении репрессий используют устоявшийся штамп – “кровавая вакханалия сталинского режима”. Но давайте зададимся простым вопросом: а могла ли она состояться без поддержки послушного большинства среди граждан страны? Конечно, нет.

Надо честно признать, что истоки трагедий большого числа безвинных жертв лежали также в равнодушии, трусости, а порой и подлости окружающих. Многие граждане в то время стремились как можно нагляднее и убедительнее продемонстрировать свою поддержку официальной линии, хотя на деле, внутренне, может быть осуждали её, чтобы, не дай бог, их самих это не коснулось, чтобы и их не записали во “враги народа”. А сколько работников государственных и партийных аппаратов, правоохранительных органов на местах, что называется “из кожи вон лезли” в деле рьяного выполнения и перевыполнения установок центра! Немало было и таких, кто использовал сложившуюся обстановку для решения своих личных корыстных целей: продвижения по работе или службе, устранения оппонентов в научной и творческой сфере и др., путём компрометации и ошельмования своих соперников.

Действительно, ведь не Сталин же и его ближайшие соратники писали доносы на арестованных, не они исключали их из партии на собраниях первичных парторганизаций, где, кстати, все хорошо знали друг друга, но практически ничего не предпринимали для защиты своих товарищей от абсурдных обвинений; не они выступали на митингах с требованиями смертной казни для “врагов народа” ещё до решений судов по их делам. Повторяю: я не собираюсь оправдывать высшее руководство ВКП(б) – КПСС и СССР, виновное за создание в стране атмосферы подозрительности, доносительства, страха. Однако совершенно ясно, что сделать это без поддержки в различных слоях общества они бы не смогли.

И давайте прямо скажем: такую обстановку в стране помогала раздувать значительная часть журналистов, трубивших в прессе и на радио о существовании в стране разветвлённой сети различных шпионских, “повстанческих” и “вредительских” организаций; расписывавших в своих статьях “злодеяния” врагов народа, вредителей, агентов иностранных разведок и обосновывавших на этих “фактах” необходимость чисток. Приложили к этому руку и представители творческой интеллигенции (вспомним хотя бы А. М. Горького с его известным лозунгом: ”Кто не с нами, тот против нас”), создававшие произведения, описывающие современные им события и судьбы людей с позиций выгодных отдельным руководителям партии и государства. Не осталось в стороне и юридическое сообщество, покорно воспринявшее и взявшее на вооружение тезис Генерального прокурора СССР А. Я. Вышинского о признании как “царице доказательств”, по сути, отменивший основополагающий принцип юстиции – презумпцию невиновности и избавлявший правоохранительные органы от забот по доказыванию вины подозреваемых – они же сами признались!

Почти 65 лет прошло с тех пор, как XX съезд КПСС официально осудил политические репрессии, но всё ещё продолжаются обсуждения и споры вокруг данной темы. Это понятно: слишком большой размах они приняли, коснулись слишком многих наших граждан и их родственников, имели слишком тяжёлые последствия для страны, её общественно-политического, экономического и культурного развития и слишком непоследовательно и противоречиво велась работа по разоблачению этого явления.

И, конечно, общество должно сделать необходимые выводы, принять меры к тому, чтобы в нашей стране не смогло больше повториться подобного, чтобы не только государственные, но и общественные институты могли эффективно встать на пути любых попыток нарушить принципы строгого соблюдения законности и прав человека. А главное, помнить, что среди прочих причин не в последнюю очередь пассивная позиция граждан, всего общества также дала в своё время “зелёный свет” культу личности и, как его следствию, репрессиям. Помнить, что вина за них лежит не только на Сталине, его ближайшем окружении и аппарате репрессивных органов, но и на многих рядовых гражданах. И это, как мне кажется, должно быть главным уроком, побудительным мотивом к дальнейшему совершенствованию и развитию активного гражданского общества.

Глава IV. Первый шаг во «взрослую» жизнь

В 1957 г. закончилось моё обучение в нашей семилетней школе № 13. Встал вопрос: идти в восьмой класс, или поступать в техникум? Папа предлагал поступать в техникум, мотивируя это тем, что хотя учёба и продлится на один год дольше, чем в школе-десятилетке, но зато по окончании я буду иметь уже не аттестат о среднем образовании, а диплом и специальность. Он не “давил” на меня, а старался доходчиво и логично доказать преимущество раннего получения профессии, что всегда может пригодиться в жизни, в которой, как известно, всякое бывает. В общем, я согласился с его доводами.

Так что первоначальный путь дальнейшего образования определился. После окончания школы подал заявление в приёмную комиссию Сызранского машиностроительного техникума. Вступительные экзамены сдал успешно и был принят на специальность “Подъёмно-транспортные машины” (сокращённо, как было принято в техникуме – ПТМ). Из нашего класса в это же учебное заведение пошёл ещё и мой товарищ Боря Елашин. Но поступил он в техникум только на следующий год – со второго раза.

До начала учебного года – 1 сентября – оставалось ещё около трёх недель и это время мы с друзьями по двору использовали

“по полной”, тем более, что было чем занять наш досуг и кроме кино или посещения парка культуры с его аттракционами и вечерних посиделок во дворе с пением песен под гитару.

Дело в том, что время моего поступления в техникум совпало со знаменательным общественно-политическим событием, совершившим настоящий переворот в умах и настроениях советских людей, оказавшим огромное влияние на повседневную жизнь и мироощущение населения нашей страны, особенно молодёжи. Этим событием стал VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, прошедший в Москве 28 июля – 11 августа 1957 г. Гостями фестиваля стали 34 000 делегатов, представителей молодёжных и студенческих организаций из 131 страны мира.

Ход фестиваля широко освещался в прессе, на радио и телевидении (пока ещё доступном далеко не для всех городов и, тем более, отдельных граждан нашей страны), в киножурналах. По всей стране на эти две недели воцарилась атмосфера праздника, ощущение чего-то нового, небывалого ранее. Действительно, как будто распахнулось наглухо зашторенное окно в новый, неведомый прежде мир, представший во всём своём многообразии, обусловленном атмосферой свободы и открытости. Запомнились кинохроника, фотографии в газетах и журналах тех дней: огромные массы счастливо смеющихся людей, разукрашенные в яркие цвета и разрисованные фестивальными эмблемами и лозунгами открытые грузовики с иностранными гостями, медленно проезжающие через плотную толпу москвичей, тянущихся пожать делегатам руку, что-то сказать, просто продемонстрировать своё благожелательное отношение к ним. Поражала бросающаяся в глаза открытость, свободное общение с иностранцами и вообще искренний всеобщий энтузиазм. Глядя на всё это, мы сильно завидовали москвичам, которые – в отличие от нас – были непосредственными участниками этого грандиозного праздника.

В нашей компании мы живо обсуждали события фестиваля. Но надо честно сказать, что наши разговоры и обмены мнениями мало касались политической составляющей этого события, хотя многие из нас были уже комсомольцами и вроде бы достаточно идеологически “подкованы”. Однако молодость есть молодость. Прежде всего, наш интерес вызывало то, как одеты иностранцы, какие у них причёски, как выглядели зарубежные вокально-инструментальные ансамбли и какие мелодии они исполняли. Большое впечатление на нас оказывало разнообразие фасонов и цветов одежды: рубашки навыпуск, майки с изображениями и надписями, узкие брюки и джинсы, кеды и сандалеты. Из причёсок наиболее привлекательной для нас показалась т. н. “канадская” полька с пробритой “под скобку” шеей, косыми или прямыми висками, а сверху выровнянная горизонтально под “аэродром”. Нравилась и джазовая музыка, особенно в стиле рокн-ролла. В общем, тем для обмена мнениями и обсуждения увиденного было достаточно. Хватало и желания так же свободно и более красиво одеваться. Правда, возможностей – не столько финансовых, сколько вещественных – не хватало. Но вскоре после фестиваля обстановка в этой области начала в нашей стране меняться к лучшему, а полюбившиеся причёски уже где-то через два – три месяца украшали наши головы.

С официальной точки зрения фестиваль, проходивший под девизом “За мир и дружбу”, должен был продемонстрировать всему миру взятый руководством Коммунистической партии и страны курс на демократизацию и открытость СССР после разоблачения культа личности Сталина. На Западе те события назвали “приоткрытием железного занавеса”. Но на деле, как это часто бывает, процесс пошёл гораздо дальше и глубже. Фестиваль буквально перевернул взгляды советских людей на образ жизни, манеру поведения, моду и ускорил ход перемен. Диссидентское движение, появление новых школ и течений в литературе, живописи и музыке, серьёзные изменения в моде и одежде – всё это началось вскоре после фестиваля.

А нам в те фестивальные дни казалось, что вот всё – началось – границы распахнуты, весь мир видит открытость и радушие нашей страны, её устремление к миру и дружбе между народами и мы теперь будем иметь возможность видеть этот мир и так же, как на фестивале, свободно общаться с ним. Но жизнь показала, что до столь кардинальных перемен было ещё очень далеко. Тем не менее, фестиваль остался в памяти людей моего поколения как олицетворение большого и искреннего праздника.

Наступило 1 сентября и начало учёбы в новом учебном заведении. Нам, первокурсникам, представили руководство и преподавательский состав, рассказали об истории техникума и тех специальностях, которым здесь обучают. Мы узнали, что техникум был создан приказом Народного комиссара тяжёлого машиностроения № 32 от 1 августа 1943 г. на базе Людиновского машиностроительного техникума, эвакуированного, как и завод, в город Сызрань в 1941 году. Первый выпуск специалистов он осуществил в победном 1945 году и в последующем стал подлинной кузницей технических кадров для нашего завода и других предприятий страны.

К середине 1950-х годов значительно улучшилась учебно-материальная база техникума. В 1954 г. он переехал в новое здание, имевшее 16 учебных кабинетов, 12 лабораторий, производственные мастерские, библиотеку с читальным залом, актовый зал со сценой, спортивный зал, буфет и столовую с кухней и уже самим своим видом для нас, вчерашних семиклассников, производил впечатление солидного учебного заведения.

Помню, с каким интересом просматривали мы, первокурсники, сводное расписание занятий, уделяя особенное внимание разделам старших групп (всегда ведь хочется заглянуть вперёд!), где значились новые, неизвестные нам ранее предметы. Теоретическая механика, детали машин, сопротивление материалов, машиноведение, технология металлов, электротехника, допуски и посадки, основы учения о резании металлов и режущий инструмент – все эти и ещё некоторые другие дисциплины, которые нам предстояло начать изучать только со второго курса, уже одним своим перечнем демонстрировали многообразие мира технических знаний, ожидавшего нас.

А пока, на первом курсе, должна была продолжиться наша общеобразовательная подготовка. Впрочем, полноценный учебный процесс начался в конце сентября в связи с тем, что сначала нам предстояло в составе группы выехать на уборку урожая картофеля в село Старый Тукшум соседней Ульяновской области. Добирались туда по железной дороге. В вагоне вместе с нами ехала группа учащихся из трикотажного техникума, в которой большинство составляли девушки, тогда как в нашей, наоборот, большинство составляли ребята. Ехать было весело. В пути – хоть он был недолгим – все перезнакомились, обсуждали предстоящую работу и жизнь в деревне, рассказывали весёлые истории из оставшейся позади школьной жизни, поры вступительных экзаменов, пели песни.

Само пребывание в колхозе ничем особенным не запомнилось: работа как работа, утомительная, конечно, но установленную норму мы исправно выполняли. Вечерами собирались возле колхозного клуба и устраивали своего рода “посиделки”, участниками которых была и местная молодёжь, с танцами, если в клубе не демонстрировалось кино и опять же с пением песен. После расходились по домам, в которых квартировали группами по 5–6 человек, обязательно провожая девчат до “места назначения”.

В конце сентября начались регулярные занятия. В отличие от школы они проводились по два учебных часа на каждый предмет, значившийся в расписании и в своих специальных кабинетах: математики, химии, литературы, истории и др. Теперь мы уже вплотную знакомились с преподавательским составом техникума. Расскажу вкратце о некоторых из них.

Математику вёл Павел Митрофанович Николаев. Преподавал свой предмет он интересно и умел привить к нему уважение. Был требовательным и строгим в оценке знаний, но мог и проявлять определённую снисходительность к тем, кто не сразу хорошо усваивал материал, но стремился к этому. В таких случаях он даже при ответе у доски ещё раз объяснял суть материала, подсказывал, как лучше вникнуть в его содержание. В техникуме Павел Митрофанович был широко известен тем, что носил старинные наручные часы большого размера, которые на его тонком запястье – а был он невысокого роста и щуплого телосложения – смотрелись прямо-таки карикатурно огромными. Очевидно, они были дороги ему как память или носил он их в силу привычки, раз не менял на современную модель. Не знаю. Мы его об этом не спрашивали. Но его часы были предметом острот среди учащихся, которые передавались, что называется “от поколения к поколению”. Помню, как на лабораторных работах по химии, закрывая мензурки тонкими вогнутыми стеклянными крышками, мы говорили, что это “стёкла от часов Павла Митрофановича”.

Химию преподавал Иван Ефимович Карпеев, от которого осталось впечатление человека всегда куда-то спешащего, стремившегося в отведённое время “втиснуть“ в нас как можно больше сведений о его предмете. Но слушать его было интересно, потому что он часто иллюстрировал излагаемый материал демонстрацией химических опытов, относящихся к теме, а также любопытными примерами из жизни и истории химической науки. Химия стала первым предметом в техникуме, связанным с выполнением лабораторных работ, к которым мы относились ответственно и, можно сказать, увлечённо.

Запомнилась и преподаватель литературы Лариса Викторовна Неволайнен. По-настоящему увлечённая своим предметом, она и “подавала” его очень интересно, старалась привить нам умение самим оценивать литературных героев и сюжет произведения соотнося их с реальной жизнью того времени, в котором они были созданы. Помню, зашёл у нас на её занятии разговор о чистоте русского языка, об использовании в нём слов иностранного происхождения. Лариса Викторовна говорила нам, что язык не есть что-то застывшее, неменяющееся. Жизнь движется, развивается, и её изменения отражаются в языке как за счёт “своих” новых понятий, так и за счёт восприятия слов из других языков. Стремление же избавить русский язык от всех иностранных заимствований может привести к неоднозначному восприятию этой идеи со стороны современников, как часто и бывает при доведении любой идеи до абсурда. В качестве примера она привела известную фразу-пародию на идею Александра Семёновича Шишкова, бывшего на рубеже XVIII–XIX веков президентом Российской Академии наук, исключить из русского языка все слова иноязычного происхождения. Тогда бы фраза – “Франт в галошах и с зонтом идёт по бульвару из цирка в театр”, звучала-бы так – “Хорошилище в мокроступах с растопыркою грядёт по гульбищу из ристалища в позорище”. Смешно? Наверное, смешно. Поэтому Лариса Викторовна этим примером наглядно показала, что появление иностранных слов в русском языке это процесс неизбежный, но, главное, чтобы он не принимал характера искусственного, настойчивого, когда иностранные слова, имеющие вполне нормальные, понятные русские аналоги, насильно “втискивают” в наш “великий и могучий”.

Это приходит на ум и сегодня, когда на фоне технической революции, прежде всего в области информатики, в наш язык входит множество связанных с ней выражений и понятий из других языков. Некоторые из них мы воспринимаем вполне естественно, а некоторые пытаются навязать нам телевидение, социальные сети и, к сожалению, отдельные руководящие деятели нашей страны. Взять, например слова “имплементация”, “модальность”, “транспарентность” и “инклюзивный”, которые, зазвучав из уст искренне (говорю это честно) уважаемого мною министра иностранных дел России С. В. Лаврова, подхватываются его коллегами и комментаторами на радио и телевидении. Зачем? Ведь имплементация – означает осуществление, выполнение, практическую реализацию. Ну, так и надо говорить. А модальность – это вообще не слово, а отношению к действию, выражаемое в русском языке глаголами могу, хочу, должен, обязан, можно и т. д. Транспарентность – отсутствие секретности, ясность, информационная прозрачность, т. е. доступность для граждан, или международной общественности, информации о целях, реализации и результатах какого-либо процесса. Инклюзивный – означает включение кого-либо (чего-либо) в общую картину, т. е. “включающий в себя”. Поэтому уважаемому Сергею Викторовичу неплохо бы помнить на своих прессконференциях, что его слушают не только дипломаты, но и миллионы простых людей. Можно было бы и ещё приводить аналогичные примеры, но главное, помнить, что проблема чистоты русского языка есть и по-прежнему требует осторожного и вдумчивого подхода.