Электронная библиотека » Александр Громов » » онлайн чтение - страница 16

Текст книги "Антарктида online"


  • Текст добавлен: 27 августа 2014, 16:21


Автор книги: Александр Громов


Жанр: Юмористическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Конечно, втянувшись в марочный бизнес, мы уподоблялись Лихтенштейну или какому-нибудь Бурунди – а что нам оставалось делать? Деньги не пахнут, только если не принюхиваться к ним. И в этом смысле исходящий от свежеотпечатанных марок запах бумаги, клея и краски далеко не из самых худших.

Не очень большой, далеко не покрывающий наших потребностей, но все же стабильный доход. Даже после того как ООН с подачи США послушно наложила на нас торговое эмбарго, нам удавалось изворачиваться и иметь с марок прибыль – правда, уже меньшую. Вообще у меня укрепилось убеждение: сделать можно все, если правильно выбрать того, с кем делиться.

Россия при голосовании об эмбарго воздержалась, на что Шимашевич лишь пожал плечами, а я почувствовал себя уязвленным. Глупо, конечно. Чего ждал от России я, антаркт? Что она наложит вето? Ей это надо?

Притом резолюция, закрепившая за флотом США право досматривать суда, оказавшиеся поблизости от антарктических берегов, это одно, а реальная коммерция – совсем другое. Мы наладили каналы поставок через Соломоновы острова, Индонезию и Филиппины – страны, никогда не имевшие в Антарктиде так называемых исторически сложившихся национальных интересов.

Стоило это дороже, но канал существовал. Близ Мирного и Новорусской то и дело швартовались катера самого подозрительного вида.

Кроме того, мы отваживались принимать самолеты – американцы пока не пытались их сбивать. Между прочим, далеко не все летательные аппараты, садящиеся на наши ледовые аэродромы, выполняли рейсы для нас и таили в себе «контрабанду»…

Были и гости. Даже больше, чем нам хотелось бы.

Как оказалось, мы не зря решили брать деньги со всякого рода научных групп, то и дело прибывающих к нам на Белый (пока еще Белый) континент. Исключение сделали только для группы из Кембриджа да еще Географического факультета МГУ. Остальные платили. Крику насчет нашего «стремления нажиться на чистой науке» хватало. Мы молчали, пожимали плечами и ждали, когда нам отстегнут. И нам, пошумев, отстегивали.

Шимашевич первым выступил против поблажек и скидок, пожелав иметь такую лупу, в которую можно рассмотреть «чистую науку», никак не связанную с коммерцией или политикой. «Брать и брать! – бушевал он, впервые на моей памяти выйдя из себя. – Пусть грантодатели раскошеливаются!..»

Мы и брали.

Лично мне большим утешением служило то, что немало «научных экспедиций» создавалось просто-напросто в качестве прикрытия для шпионской деятельности на нашей территории. Они явно сколачивались наспех и не очень-то умело маскировались. С таких мы драли деньги с особенным удовольствием – у них спонсоры богатые.

Нам кричали в лицо, что мы нарушаем Вашингтонский договор, – мы улыбались и заявляли, что никакого нарушения нет. Разве мы запрещаем исследовать континент? Нет, нисколько. Разве мы хоть кого-нибудь выставили вон, кроме метеоритчиков, нарушивших наши законы? Нет. Ни одного человека. Мы не ограничиваем свободу перемещения по Антарктиде – платите деньги и перемещайтесь себе на здоровье!

Однажды в Мак-Мёрдо приземлился транспортный «Геркулес» с хорошо экипированной научной группой на трех вездеходах. В оплате было высокомерно отказано. Пришельцы внаглую принялись разъезжать по территории станции, вмешиваться в работу наших американских соотечественников и, судя по всему, планировали поход куда-то в сторону Эребуса.

Справились с ними просто: блокировали их вездеходы нашими, так что они не могли двинуться ни вперед, ни назад, и все планы научной экспедиции полетели к черту. Пришельцы продемонстрировали оружие – американские антаркты тоже, причем последние имели численный, моральный и технический перевес.

Конечно, нас тут же обвинили на весь мир во всех смертных грехах. В ответ мы заявили, что регулировка дорожного движения не является обязанностью правительства страны, что каждому водителю доводилось стоять в «пробках» и что лучшее лекарство от раздражения – терпение. Наглецы на вездеходах терпели двое суток, после чего погрузились в самолет и отбыли восвояси.

Не исключено, что они сели неподалеку на куполе и все-таки добились своего. К сожалению, у нас не было технических возможностей отслеживать полеты над нашей территорией. Радары для полевых аэродромов, привезенные Моисеем Соломоновичем, работали надежно, но имели смешную «дальнобойность». О радарной службе, перекрывающей хотя бы побережье, оставалось только мечтать.

Непрухин божился, что это лишь вопрос времени. Я отвечал этому оптимисту, что достройка Великой Китайской стены тоже была когда-то вопросом времени – нескольких столетий, если я не ошибаюсь. Шимашевич погнал два катера на Филиппины за комплектующими от списанного радара международного аэропорта; впоследствии обещал закупить новьё и нанять толковых инженеров. Тем временем Непрухин собирал «на коленке» самопальный локатор, надеясь с его помощью обнаруживать самолеты хотя бы за сто-двести километров от Новорусской.

А кроме того, мы установили пошлину на вывоз изделий высоких технологий. Хотите ввезти к нам аппаратуру любого назначения – пожалуйста! Она нам нужна. Особенно приветствуются излучатели большой мощности. Желаете вывезти ее обратно – извольте платить. Одному умнику из Гринпис, который назло нам разбил кувалдой несколько научных приборов и разбросал их исковерканные детали по леднику, мы выставили такой счетец за загрязнение уникальной антарктической природы, что больше такие случаи не повторялись. Умнику пришлось задержаться у нас до тех пор, пока за него не поручилось его руководство. И действительно, со временем рассчиталось с нами до копеечки.

Нас обзывали крохоборами, махровыми эгоистами и узурпаторами. Что ж, это было правдой. Хуже того: через нашу таможню нельзя было прорваться, не дав клерку на лапу. То же самое с въездными визами: желающих въехать к нам мурыжили до тех пор, пока они не соображали, что надо отстегнуть энную сумму поверх легальных сборов. И только после этого они получали визы – распечатанные на обыкновенном принтере разрешения на въезд, украшенные фирменной печатью той или иной антарктической станции.

Поначалу дело со взятками шло туго – мало кто из полярников мечтал о карьере нечистого на руку клерка. Пришлось выбирать взяточников жребием и заставлять их непрерывно повышать квалификацию.

А взятки шли в общий котел. В доходной части нашего бюджета фигурировала статья «добровольные пожертвования» – необходимый эвфемизм, сами понимаете. Доход стабильный, хотя и небольшой, но ведь курочка по зернышку клюет.

Впрочем, время от времени приходили действительно добровольные пожертвования.

Радар-то мы поставили и привели в действие, однако нам надо было иметь сотню таких! Плюс дизельные электростанции, чтобы кормить технику электричеством не за счет вымерзания жилых помещений. Плюс топливо для электростанций. Плюс листовое железо и сварочное оборудование для постройки новых топливохранилищ. Плюс запчасти к самолетам и вездеходам. Плюс еще много чего. Нам требовалось столько разнообразной техники и всевозможных материалов, что самые невозмутимые из нас приходили в ужас, а список насущно необходимого не уменьшался, а непрерывно рос!

С закупками же дело обстояло неважно. Кое-что до зарезу необходимое удавалось купить только через посредников, дерущих с нас втридорога. В их число входили как фирмы, самораспадающиеся немедленно по заключении сделки, так и «физические лица» – чаще всего коричневые и обмотанные бурнусами, ибо то были лица арабских шейхов. Даже не знаю, сколько беговых верблюдов и жокеев-китайчат сумели приобрести эти вожди бедуинов на свои грабительские проценты! Но много.

Стадо верблюдов. И роту китайчат, не считая всяких прочих кхмеров.

Случались и осечки. Некий жучок по имени Джулио Коззи надул нас, взявшись поставить пятьсот катушек оптоволоконного кабеля, насущно необходимого нам для связи, если эфир забьют помехами. Нет, этот самый Коззи не смылся с деньгами – он, прикарманив стопроцентную предоплату, нагло заявил, что его фирма (он сам, стол, две табуретки и престарелая секретарша) строго придерживается резолюции ООН о торговом эмбарго, и предложил нам решить спорные вопросы в суде. Так сказать, цивилизованно. Как будто хоть один «цивилизованный» суд на Земле, кроме нашего, антарктического, принял бы нашу сторону!

Ловкач плохо знал Шимашевича. «Коззи! – вне себя кричал Непрухин. – Коровви! Свинни!» – и ругался черными словами по адресу как итальянского прохвоста, так и самого Шимашевича. Непрухин тоже плохо знал последнего.

Зато Шимашевич не ругался и не отругивался. Неделю спустя Коззи выпрыгнул из окна своего офиса на сорок седьмом этаже – о, разумеется, совершенно добровольно! – и вошел в соприкосновение с дорожным асфальтом со скоростью, исключающей дальнейшую жизнедеятельность. Оставленная им записка гласила по-итальянски: «Дяденька, я больше не буду!» – и отражала сущую правду.

Следы борьбы отсутствовали, никаких посетителей в офисе не было, никаких угроз в свой адрес несчастный не получал. Следствие, не в силах доказать причастность наймитов Шимашевича, пришло к выводу о самоубийстве на почве длительной депрессии и нервного истощения.

Охотников нажиться на нас – фирм-однодневок с адресом типа «поворотя на двор, свернуть от мусорного бака налево к двери сарая, стучать три раза» – было предостаточно, но после случая с Коззи и еще двух-трех подобных происшествий охота обманывать нас пропала у большинства напрочь.

Мы получали – и тратили, порой неправдоподобно много. Любой гад-перекупщик мог содрать с нас три шкуры – и драл. Швейцарско-антарктическая фирма, возглавляемая папой-Шимашевичем, открыла нам кредит из пятнадцати процентов годовых. Мы и тому радовались, деваться нам было некуда. С доброй улыбкой на лице Шимашевич загонял нас в беспросветную кабалу. Вряд ли он мечтал о номинальной власти над Антарктидой и антарктами – да и зачем? Его вполне устроила бы власть реальная, без громких титулов, дипломатических протоколов и прочей мишуры.

Никаких денег мы и не видели, а долг рос и рос. Закупки большей частью шли через Шимашевича и его подручных, деньги переводились из банка в банк и заносились в графу «внешний долг» нашего бюджета. До поры до времени никто из нас не желал думать о том, что будет, если завтра нам закроют кредит и потребуют возврата ссуженных сумм.

Слишком неприятная мысль, чтобы вот так сразу повернуться к ней лицом.

Корреспондентов мы с самого начала решили принимать без ограничений и каждому чин-чином выдавали аккредитацию. Съемочные группы Си-эн-эн и Эн-би-си примчались первыми. Би-би-си – через сутки. Потом тележурналисты пошли потоком. Аль-Джазира и та не осталась в стороне – в ответ на наше удивление нам было объяснено, что руководство компании отнюдь не собирается замыкаться на проблемах гонимых мусульман.

«Из всего этого вышла одна гадость», – писал Помяловский по другому поводу, но как будто специально о нас. Мало того, что невозможно было просто прогуляться без того, чтобы тебя не отловили с треноги в видеоискатель и не сунули в нос микрофон, озадачив глупым вопросом, нельзя было и заняться работой – обязательно помешают. Туман эти стервятники кляли только в первые дни. Потом обнаружили, что в тумане очень удобно незаметно подкрасться к очередной жертве, прежде чем та смоется подальше от микрофонов и объективов.

Иным станциям можно было лишь завидовать – к ним в захолустье никто не летел. Самую горькую чашу пришлось испить Амундсен-Скотту, Мак-Мёрдо и нашей Новолазаревской.

Вы видели остолопа, прилетевшего на станцию Амундсен-Скотт одетым в шорты и майку на том основании, что экватор – везде экватор? Я видел. И не одного. Другой умник на том же основании захватил с собой в Новорусскую крем для загара и уйму флаконов репеллента от москитов, оводов, клещей и чуть ли не мухи цеце. Куда больше ему пригодился бы непромокаемый плащ с меховой подкладкой.

Зато почти никто из телевизионщиков не привез с собой палаток, печек и провианта – все почему-то были убеждены, что мы непременно обеспечим их жильем со всеми удобствами и разнообразным калорийным питанием. Негодованию и обидам визитеров не было конца: они ведь готовы платить! Как будто мы были рады скармливать свои ограниченные запасы этой прожорливой саранче! Банковским билетом в Антарктиде сыт не будешь, он несъедобная целлюлоза. Ящик консервов куда нагляднее, весомее и полезнее.

Тейлор убеждал стиснуть зубы и терпеть. Визитеров кое-как размещали и кормили, даже не требуя с них запредельных сумм за полный пансион. Вы думаете, кто-нибудь из них оценил это? Если вам так кажется, значит, вы либо никогда не общались с тележурналистами, либо сами из их числа.

Но если бы они хотя бы не мололи на весь мир всякую чушь!..

Мне даже пересказывать не хочется, что они выдумывали, каждый раз облекая свои фантазии в такую форму, что телезритель с умеренным интеллектом не мог и заподозрить, что дело нечисто. Главными объектами атак стали наша идеологическая база (которая у нас практически отсутствовала) и быт (который был как на ладони). Как хочешь, так и интерпретируй увиденное, и снимай только то, что подтверждает концепцию, все равно никто не проверит.

На то и свобода, верно?

Особой популярностью у телеоператоров пользовался дизелист Самоклюев, добрейшей души человек и беззаветный трудяга, имевший, на свою и нашу беду, дегенеративно-уголовную внешность. За ним охотились особенно истово. Стоило недосмотреть, как он, конфузясь и теряя дар речи, оказывался в кадре – делай выводы, зритель! Рейтинг популярности Самоклюева был на порядок выше, чем у большинства аборигенов Новорусской, и на два порядка выше, чем у благообразного Коли Пятко, ни капельки не похожего на садюгу-расчленителя. В конце концов я сослал «урку» на седьмой километр, подальше от телекамер, – он и не возражал.

Не распускать ни языков, ни кулаков – это тяжкое правило антаркты усвоили довольно скоро. Тонко чуявший общее настроение Тохтамыш так и не понял, почему нельзя кусать пришельцев за ноги, и, получив раза два по хребту, обиделся. Зато некоторые из моих двуногих сограждан научились так давать интервью, чтобы из него никоим образом нельзя было выдрать одиозное высказывание, и можно было ставить пять к одному, что в эфир такое интервью не пойдет. Я же любой свой ответ тележурналистам заканчивал лозунгом: «Выбирайте свободу – переезжайте в Антарктиду!» – и лучезарно улыбался.

Они-то тоже лыбились в ответ, но, думаете, мои слова хоть раз прозвучали с телеэкрана?

Черкните мне адресок для переписки, а лучше приезжайте в гости, если вы правда так думаете. Я выкрою для вас время: меня всегда приводили в умиление дети и наивные взрослые.


Так и шло – неделя за неделей.

Наконец наша пропаганда начала давать плоды: появились реальные переселенцы. К счастью, мы уже могли их принять – заботами Шимашевича у нас появились разборные домики.

Полторы тысячи. Мы собрали один на пробу – ничего, поставить печку и можно жить. Две комнатенки. Для четверых очень даже комфортно, и при новом жилищном кризисе есть резерв для подселения.

Новолазаревская – по-моему, лучшая из бывших российских станций – приняла всего лишь сотню домиков: перетаскивать их тракторами восемьдесят километров от побережья до станции по рассеченному трещинами, а теперь еще и тающему леднику – упражнение для «Русского экстрима». Станция Беллинсгаузен, как известно, находится по ту сторону Антарктиды, и мы разорились бы на дополнительном фрахте. Оставались Мирный и наша Новорусская. По семьсот домиков на станцию.

Каждому было ясно, что это чересчур много – задохнемся. Никто не планировал, что на наших станциях когда-нибудь будет жить несколько тысяч человек. Они для этого просто не предназначены – рельеф местности мешает расти вширь. Две сотни дополнительных домиков – предел. Для постройки нового поселка взамен планировавшейся станции в оазисе Грирсона у нас просто-напросто не хватало транспортных мощностей.

Ау, никому не нужен щитовой домик? Для садового участка? Уступим недорого, можно в рассрочку.

Мы скинули по сотне домиков индусам, бельгийцам, японцам, австралийцам и полякам – и все равно их у нас оставалось больше, чем надо. На экстренном совете решили спешно расконсервировать Молодежную. Авральная бригада добровольцев погрузилась на «Фестиваль» и отбыла приводить занесенную снегом станцию в божеский вид. Эх, как я им завидовал!.. Что нужно, чтобы дать отдых закипающим мозгам? Правильно: поработать руками, ногами и горбом. Хоть немного. Хоть сутки. Но даже в этом мне было отказано.

Скоро выяснилось, что я оказался оптимистом еще почище Непрухина: рассчитывал почему-то, что переселенцы будут прибывать к нам семьями, а мы каждой семье – сразу домик!.. Ага! Семей было до смешного мало; все больше прибывали какие-то несерьезные типчики-одиночки, движимые стремлением не столько укорениться у нас, сколько поглазеть на нашу экзотику.

Редкий день мы не принимали самолеты – как правило, из-за погоды. Но стоило чуть поутихнуть стоковому ветру и немного рассеяться туману, как в небе принимались кружить, запрашивая разрешение на посадку, иногда до трех самолетов одновременно.

По морю к нам тоже прибывали. Плавсредства были самые разнообразные. Хорошо помню набитую битком морскую баржу, громыхающую ржавыми листами обшивки, болтающейся на шпангоутах, как лохмотья на нищем. Не могу объяснить, почему она держалась на плаву. Жаль, что мне было недосуг поинтересоваться биографией данного судна. Сильно подозреваю, что в дни своей юности этот водоплавающий Мафусаил развозил по тихоокеанским островам самурайские десанты.

Витька Жбаночкин пострадал из-за знания трех языков. Оставив на время метеорологию, он занимался вновь прибывшими.

– Кто вы по профессии?

– Композитор.

– Прекрасно. Вот губная гармошка, сыграйте на ней что-нибудь вашего сочинения.

– На этом?!!

– Можно попросить принести гитару. Она не очень расстроенная.

– Вообще-то я сочиняю только электронную музыку…

– До свидания.

– В смысле?

– В смысле: до свидания. Приезжайте, когда приобретете полезную специальность. Или вы готовы пойти в чернорабочие? Нет? Я почему-то так и думал.

– Э-э… Разве вашему балагану не нужен государственный гимн?

– Нужен. Только не балагану, а Свободной Антарктиде. Кроме того, государственные гимны исполняются не на синтезаторах. Как только напишете партитуру для оркестра – загляните к нам на огонек. Следующий!

Очередь, начинающаяся у двери Витькиного домика, извивалась питоном, хвост ее терялся в тумане. В очереди переругивались на нескольких языках, простуженно чихали и кляли неповоротливость службы иммиграции Свободной Антарктиды. Кляли зря – Жбаночкин работал быстро.

– Профессия?

– Инженер, специалист по строительству буровых платформ на шельфе.

Редкая добыча! Жбаночкин напрягался:

– Последнее место работы? Причины ухода? Семья есть? Чем вас привлекает Антарктида? Сколько надеетесь у нас заработать? Ах, дело не в этом? А в чем? Желаете стоять у истоков?

Уловив главное, Витька записывал для памяти в блокнот: «Честолюбец. Мечтает о месте в истории. Если вдобавок еще и терпелив – может принести пользу», после чего дружелюбно обращался к иммигранту:

– Вещи можете оставить здесь. Ступайте на склад, возьмете там разборный домик, один комплект. Вам его отбуксируют трактором куда надо. Гвозди и молоток – у Недобитько, с возвратом. Я кого-нибудь пришлю вам в помощь. Управитесь до темноты – вы наш, а не управитесь… – И Витька разводил руками. – Следующий!

Почти каждый из отвергнутых скандалил, крича, что мы-де гарантировали, что примем всех, всех без исключения! В ответ на эти наглые инсинуации Витька, по-змеиному улыбаясь, указывал пальцем на туман за окном:

– Да вот она, Антарктида-то! Целый континент! Мы ж не собаки на сене… Живите, ежели хотите, только не с нами, а подальше, за горизонтом. Что? Разве мы обещали, что обеспечим всех прибывших комфортными условиями проживания? Да что вы говорите! Прочтите внимательно наше обращение, только не здесь, а за дверью… Следующий!

Витька жаловался, что сам себе напоминает того петуха, что разгребает навозную кучу в поисках жемчужных зерен. С той разницей, что настоящему петуху неведома брезгливость.

Впрочем, не менее половины отвергнутых, облегчив душу руганью и помыкавшись, соглашались временно заняться неквалифицированными работами. Многие из них, не выдержав, сбегали следующим самолетом, смачно плюнув напоследок на шестой континент, но многие оставались, увеличивая население Новорусской. Сами того не замечая, недели через три-четыре они становились антарктами.

– Следующий! Вы что умеете? Понял. «Могу копать, могу не копать», да? Возьмите у Недобитько лом, нам нужны новые выгребные ямы. Да, во льду. Вам покажут, где долбить. Битый лед надо собрать и отнести на укрепление ветрозащитной стены – сообразите сами, где лучше его пристроить. Следующий!..

Исключения делались только для полинезийцев, чьи острова занесло за Южный полярный круг. Еще на Конгрессе мы сочли себя обязанными принять их (полинезийцев, а не острова) безоговорочно и по мере возможностей обеспечить жильем. За наш счет.

Хороша задача! Не раз я просыпался ночью, узрев во сне кошмар: тысячные толпы канаков, штурмующие наши берега. Где бы мы раздобыли им жилье?

К великому счастью, островитяне за редкими исключениями не настолько хворали головой, чтобы гореть желанием жить среди айсбергов, которые растают лишь при их отдаленных потомках. Тех немногих, что все-таки прибывали к нам, мы худо-бедно обеспечивали – теснились сами, сколачивали из чего попало фантастические хибары, скрипели зубами, но держались. Теплолюбивые полинезийцы держались гораздо хуже – самые упорные из них, не впавшие в беспросветный ужас при виде вечных льдов и не отказавшиеся сойти на берег, как правило, оставались у нас до первой возможности смыться – куда угодно, лишь бы подальше. Были и исключения, но в количестве столь мизерном, что о нем не стоит и упоминать.

Было и еще одно пугало, пострашнее: предсказанное Тейлором нашествие китайцев. Но в первый месяц нашей независимости в Антарктиду переселилось всего лишь полтора десятка китайских семей, да и те разместились не у нас в Новорусской, а среди соплеменников. На всякий случай Жбаночкину было спущено указание: проявлять к китайцам (буде появятся) особую разборчивость.

Пусть остаются, если что-то умеют и хотят делать. И пусть катятся ко всем чертям, если заведут у нас обычную для хуацяо круговую поруку – мы не подряжались содержать убогих и ленивых! Чайнаантаркт – антаркт, а не китаец, запомнили?

Те же предосторожности в несколько меньшей степени относились к индусам и малайцам.

К жилищной проблеме добавилась продовольственная. Наши запасы, которых, как мы наивно предполагали, должно было хватить минимум на год, грозили иссякнуть к середине лета. Хорошо еще, что команда, посланная Шимашевичем за домиками, привела арестованный траулер, полный рыбы. Минтай и нототения пошли на холодный склад, а траулер под нашим контролем еще дважды ходил на промысел и возвращался с уловом, после чего был отпущен восвояси. (Не сомневаюсь, что браконьеры сейчас же вновь набили трюмы в наших водах, ну да черт с ними. Не с водами, а с браконьерами – за всеми не угонишься!)

А печки для обогрева, а самодельные плиты для кухонь, а посуда, а инструмент, а еще сотни и сотни разных мелочей?

Кто мог, работал в мастерских, кто не мог – на строительстве и благоустройстве, но хватало и бездельников. Непрухин орал и карал, да и я чувствовал, что моего самообладания надолго не хватит…

Я знаю, вы скажете, что все это скучные подробности. Однако попробуйте-ка представить себя на моем месте! «Сделай сам!»

Шимашевич в ответ на мои намеки и прямые вопросы – когда, мол, состоится обещанная конференция? – не мычал и не телился, а его телохранители буравили меня уголовными взглядами. «Антарктида online» то и дело передавала в эфир наши призывы к взаимовыгодному сотрудничеству на основе признания нашей суверенности. Старались и посвященные Свободной Антарктиде Интернет-сайты – их количество перевалило за два десятка. Самое удивительное, что далеко не во все из них мы вложили свои денежки. В ООН никак не могли договориться о новом статусе Антарктиды, а статус, сложившийся де-факто, не желал признавать никто. Серьезные бизнес-круги выжидали, когда можно будет безболезненно урвать свой кусок пирога.

Уходило драгоценное время. Чем попало, но больше спиртом, был отмечен месячный юбилей со дня провозглашения независимости. Ни одно государство, за исключением Республики Кирибати, переехавшей к Южному полюсу и вымерзающей, не выразило готовности признать нас, да и Кирибати, единожды издав писк, больше не высовывалось. А Шимашевич все не телился. Миновал март, начался апрель…»


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации