Текст книги "«Он» всегда дома. История домового"

Еще одной удивительной новинкой, ранее никогда им не виданной, стал, довольно большой, портрет отца и матери семейства, обрамленный лакированным деревом и, повешенный на стену, в то ее место, где он был виден, почти что, из любого места в комнате. Привез его из ближайшего уездного города Андрей Осипович тогда, когда в очередной раз поехал туда по какой-то надобности, а, примерно за пару недель до того, был там на празднике с супругой.

Любуясь их изображением, «он» никак не мог взять в толк, как можно сделать что-то подобное с людьми, изобразив их точь-в-точь, как они есть или очень-очень похожими. Единственное, что смущало «его» в портрете – это было отсутствие его цветности. Все было серо-белым или почти черным, но, при этом, все равно, не скрывало естественности изображения и большого детального сходства с оригиналами. Название чудо картины, как «он» сам для себя ее именовал, оказалось довольно простым, новым для «него», а потому не понятным, от чего его пришлось также запомнить, как и любое новое слово, что часто приходилось «ему» встречать в последнее время:

– Фотографический портрет! – изрек однажды Андрей Осипович, показывая, обрамленное изображение на стене своего дома кому-то из гостей.

– Фотокарточка! – коротко назвал картину Василий, уточнив остальным и показав свою осведомленность, обогащенную за время службы в армии вдали от родного дома.

Вскоре, возле первого портрета появился второй, присланный Сергеем со службы. Был он намного меньше и, поначалу, был просто воткнут краем в рамку изображения родителей. Но, потом, отец семейства привез из города подходящую по размеру и повесил на стене фотокарточку сына отдельно, искренне любуясь на нее, где тот выглядел бравым воином, облаченным в гимнастерку с петлицами танкиста и кожаный шлем на голове.

– О, какой! – сказал Андрей Осипович, завершив работу и продолжая смотреть на новый портрет.

Вдоволь налюбовавшись, он повернулся и, заметив на себе взгляд Василия, попытался что-то сказать ему, то тот уже опередил его, с легкой ухмылкой на лице начав:

– Знаю, знаю! Нет бы, по делу письма писать, а то все поклоны слал! Учись у брата про маневры излагать, про стрельбы!

– Вот, вот! – парировал его отец. – И войска у Сереги технические, и специальность получил, и на младшего командира выучился. А ты простым пехотинцем был. Да так и остался обычным красноармейцем, до чинов не дослужился.

– Так это я в батю! – мгновенно осек его Василий, не дав договорить до конца Андрею Осиповичу, который сразу впал в то состояние, когда нечем было крыть в ответ на слова сына, прозвучавшие, одновременно и упреком кровного наследия, и гордостью за потомка, в чем-то повторившего судьбу родителя.

Радовавший частыми известиями из армии Сергей, доставил немало удовольствия отцу, матери и братьям с сестрами, когда приехал домой со службы в красивой форме, в фуражке, со значками на груди и несколькими треугольниками на черных петлицах, украшение которых довершали силуэты танков. Стройный, плечистый, подтянутый, опоясанный туго затянутым ремнем, сияющий как летнее солнце улыбкой, он прошел через всю деревню, вызывая гордость у родственников и зависть у молодых ребят, которым только предстояло быть призванными на службу.

– О, какой! – любовались им деревенские мужики.

– Красавец! – восхищенно смотрели на него замужние женщины всех возрастов и девушки, только мечтавшие о перспективных женихах.

– Какого сыночка мы с тобой вырастили, – тихо шептала мужу Анна Ильинична, украдкой вытирая слезу радости так, будто боялась черной зависти со стороны недобрых людей.

– А я для чего?! Бояться не надо! – чуть было не сказал «он» ей, желая намекнуть на свое немалое участие в защите Сергея от травм и сглаза в тот период, когда он был совсем маленьким.

Еще «он» хотел намекнуть хозяйке дома на свои способности хранителя всех членов семьи от многого дурного и злого, что может свалиться на них из-за черной зависти кого-либо на стороне. Но, не стал, по понятным причинам, этого делать, по сущности своей оставаясь в тени и безызвестности.

Через некоторое время, не раз блеснув по деревне своей форменной выправкой, Сергей, наконец, облачился в обычную рабочую одежду и, как было раньше, перебрался на базу машинно-тракторной станции, чтобы снова управлять стальными машинами для дела и собственного удовольствия.

– Вот, какой он у нас! А ты чего в люди не выбиваешься, как твой брат? – Бубнил всякий раз Андрей Осипович, пытаясь поучать Василия быть таким же целеустремленным и подобным Сергею. – Он и в начальники вышел, и при деле хорошем состоит, и специальность у него востребованная, и деньги ему платят, а не трудодни, как тебе.

– Да это я в батю, – тихо и остроумно отвечал ему Василий, подмигивая, слышавшим их разговор с отцом, сестрам или матери.

Глава семейства злился в ответ, но ничего не отвечал, прекрасно понимая, что сын, на самом деле прав, скопировав во многом и характер отца, и манеры, и способности. Но упрекнуть Василия ему особо было не в чем. Тот не был замечен в пьянстве, отличался трудолюбием, в работе был старателен и аккуратен. К тому же, он, довольно скоро обрадовал родителей намерением создать собственную семью, чем озадачил их, дав указание готовиться к скорой свадьбе.

Услышав это, «он» в немалой степени огорчился, решив для себя, что едва ли не теряет и своего, в том числе, первенца, явно не заметив, что тот уже вырос и превратился в молодого мужчину, способного принимать для себя ответственные решения. Додумав последнее, проанализировав то, как происходили свадьбы в других домах, «он» решил, что Василий от него никуда не денется и приведет в родительский дом свою молодую жену, а та, в свою очередь, доставит «ему» новые приятные хлопоты, пополнив количество жильцов дома рождением ребенка. Довольный собой «он» стал мечтать о малыше, размышляя над тем, какой будет та, которую приведет после свадьбы старший сын семьи.

Несмотря на «его» мечты, этого не случилось. Отыграв веселую деревенскую свадьбу, старший сын не остался с родителями и, соответственно не привел в отчий дом молодую спутницу жизни, а, наоборот, покинул родные стены, переехав к супруге, чего в деревнях случалось довольно редко. А получилось так, что избранницей его стала девушка сирота, отданная на воспитание своей бездетной престарелой тетке. Она же и попросила ее, чтобы при замужестве та не оставляла стены дома пустыми и, по возможности, привела своего избранника жить к ней. Чтобы не стеснять родителей, Василий так и поступил, получив, в качестве приданного, целую деревенскую усадьбу с не очень большим, по местным меркам, домиком и множеством дворовых построек, от старости своей нуждавшихся в мастеровитых мужских руках. Распрощались родные со старшим сыном, пожалев о том, что не придется им слышать возле себя, до поры, до времени, детского смеха. С другой стороны они порадовались, что Василию досталась невеста с домом в придачу, где молодой хозяин сможет жить с семьей, не мешая никому и не стесняя никого.

«Он» не смог так просто отпустить старшего сына, хранимого им семейства и, сразу же, по убытию того на новое место жительства, сам отправился туда для знакомства и детального общения с тем, кому теперь предстояло приглядывать за молодой семьей и, помогать воспитывать их будущее потомство. При всей своей общительности, умении решать проблемы, вести диалог с себе подобными, что иногда «ему» приходилось делать, посещая праздники и сходки таких же, как «он» созданий, разговора с хранительницей того дома, где теперь жил Василий, у «него» не получилось. Более того, та выставила его за дверь, не пустила к себе, не стала его слушать и, на последок, заявила, что в «его» советах вовсе не нуждается. Раздосадованный «он» вернулся к себе и, не в силах успокоится, решил посоветоваться с кем-нибудь еще из своей среды, кто мог бы ему подсказать что-то дельное или дать хороший совет.

Один из старожилов открыл «ему» глаза на действительность. Оказалось, что хранительница дома, ставшего место проживания Василия, давно мечтала о рождении детей у людей, находившихся под «ее» присмотром. Но прежняя хозяйка дома не смогла ни разу стать матерью и так и состарилась, проживая одна до тех пор, пока ей не передали на воспитание восьмилетнюю девочку, оставшуюся без родителей, тогда как старшие ее братья и сестры не имели возможность принять ее к себе. На некоторое время девочка радовала хранительницу своим появлением. Но и она выросла, став не очень интересной для «нее». И единственной отрадой оставалась мысль о возможном замужестве девушки, да и то, только лишь в том случае, если она не уйдет жить в дом мужа, а приведет того сюда.

Для исполнения своего желания, «она» стала делать все возможное, периодически что-нибудь ломая или откровенно круша в доме. Неожиданно, то печь начинала чадить, то дверные петли надрывно скрипеть, то отваливалась дверца у шкафчика, то отрывалась петля ручки у комода или не желал поддаваться замок у сундука. Починить все это две женщины, старая и молодая, сами не могли, а потому и пришла им в головы мысль о том, чтобы не уходить, при будущем замужестве, в дом жениха, а зазвать его к себе. Что, в дальнейшем, и случилось, «ей» на радость. Поэтому-то «она» и стала яростно препятствовать всем себе подобным во вмешательстве на «свою» территорию.

Узнав подробности про все это, «он» успокоился и остался доволен тем, что Василий оказался в надежных и заботливых не то лапках, не то ручках, где ему будет оказана всесторонняя поддержка. Уяснив для себя это, «он» вернулся домой с надеждой на то, чтобы следующий из женившихся сыновей приведет молодую супругу именно к своим родителям, а не покинет их, подобно старшему брату. Только в этом случае стены «его» дома могли услышать детский смех и испытать от того радость.

Не смотря на свои надежды, ни ему самому, ни Андрею Осиповичу с Анной Ильиничной, пока не удавалось дождаться наказа сына на сватовство. Тот все больше и больше поглощал себя занятиями с техникой и постоянно пропадал то на ремонтной базе, то в полях, где постоянно ломалась и нуждалась в его мастеровых руках техника. Шли годы, Сергей никак не намекал на свое желание создать собственную семью. В то же время до родителей его доходили слухи о том, что он пытался завязать отношения то с одной деревенской девушкой, то с другой, то видели его еще с одной, на этот раз не местной, а из дальней деревни. Но выслушав очередную историю, они почти не обращали на нее внимания, считая, что все свое время и Сергей обязательно озадачит их организацией своей свадьбы.

Пока же их мысли были заняты заботами о новорожденном внуке, которого подарили им Василий и его молодая супруга. Новоиспеченные дедушка и бабушка были счастливы и, как говорится, души не чаяли в малыше, уделяя ему огромное количество любви и заботы. На радость «ему» они даже уговаривали молодых родителей переехать на время к ним, чтобы оказать свою помощь в уходе за младенцем, но те, на злобу «ему», отказались, решив самим справляться со своими обязанностями.

Наконец, спустя несколько лет и Сергей обрадовал отца с матерью своим намерением жениться. Вновь была сыграна многолюдная и веселая деревенская свадьба, по итогам которой, молодожены, как и семья старшего Василия, не стали жить под одной крышей со стареющими родителями, а выбрали для себя дом в соседнем селе, выделенный им тамошним сельсоветом, после того, как его навсегда покинула раскулаченная семья. Свыкнувшись с мыслью, что и Сергей будет жить от них на расстоянии, Андрей Осипович и Анна Ильинична понадеялись на следующего, по очереди, на создание собственной семьи сына Николая, который, по их мнению, должен был обязательно остаться при них и привести молодую супругу на свою территорию. Если же и он каким-то образом ускользнул бы от их желания видеть при себе молодую сноху и внуков, то негласно, по старым обычаям, с ними обязан остаться и быть до конца самый младший наследник по мужской линии – сын Алексей.

Пока хозяин и хозяйка дома разрывались между желаниями наведаться в гости то, к Василию и маленькому внуку, то к Сергею, ожидавшего в своей семье пополнения, пришла пора сыну Николаю быть призванным на службу в армию. Смышленый от природы, старательный в учебе, единственный из всех в семье, кто полюбил книги и мог часами напролет проводить время за чтением, он окончил любивший сельскую семилетку с похвальным листом, за что получил возможность продолжить образование в сельскохозяйственном техникуме, что находился в ближайшем городе.

Вновь переглянулись между собой отчаянными взглядами Андрей Осипович и Анна Ильинична. Вновь они решили, что утрачивают возможность быть возле сына, который покидает их на несколько лет, по прошествии которых, скорее всего, повторит судьбу Сергея, добившегося своим упорством и стремлением познавать все новое, направление на проживание по место своей работы.

Глядя на них и «он» тоже стал переживать, все больше и больше времени проводя по ночам возле изголовья Николая, иногда нежно гладя его по густым волосам своей не то лапкой, не то ручкой и, приговаривая свои заклинания, что должны были уберечь парня от всех напастей вдали от родного дома.

И будто бы желание родителей имело столь большую силу, что через несколько месяцев их сын вернулся домой. Но только произошло это не по доброй воле и чьему-то желанию, а по неприятности, что с ним приключилась. С наступлением осенних холодов, подрабатывая на железнодорожной станции на разгрузке вагонов, Николай сильно вымок под проливным дождем и, как следствие, простудившись, сильно заболел. Да так, что угодил в больницу, где ему поставили диагноз «воспаление легких». Боролся он со своим недугом в одиночестве, вернее, не имея возможности сообщить родным. И продолжалось то до тех пор, пока не нагрянул к нему в техникум, чтобы повидаться и передать гостинцы из дому, брат Сергей. Он то первым и узнал о болезни Николая, приняв посильное участие в его излечении, доставая лекарства, подкармливая больного.

В итоге на все это ушло столько времени, что наверстать упущенное в учебе уже не было никакой возможности. Третий сын Андрея Осиповича и Аннs Ильиничнs вернулся домой уже зимой, забрав документы из техникума и, твердо решив, на тот момент, что останется дома и будет работать в колхозе с отцом и старшим братом Василием.

В это время, видя достижения Николая в учебе, Сергей предложил ему альтернативу в виде курсов трактористов, которые сам когда-то успешно закончил и реализовал себя на этом поприще, занимаясь ремонтом и техническим обслуживанием сельскохозяйственной техники. Но, видимо судьба благоволила ему поступить иначе. По комсомольской путевке парню предложили пройти обучение на годичных учительских курсах, чтобы потом преподавать в сельских школах, доводя до деревенских детей основы грамотности. С одобрения старших братьев и родителей, желавших ему лучшей доли, Николай согласился и той же осенью вновь отправился в ближайший город, чтобы снова попытать свое счастье в получении образования.

На этот раз у него все получилось. Вот только вернуться потом в отчий дом ему также не пришлось. Судьба забросила его дальше всех. И хоть оставался он в том же районе, но был дальше всех из братьев от родителей, проживая в коморке при маленькой начальной деревенской школе четырехлетке. Испытав немало бытовых трудностей за первый год своей самостоятельной жизни и работы, Николай не сдался, мужественно преодолевая все напасти. То чуть бревенчатое здание его учебного заведения не сгорело зимой из-за неисправности печи, то ученики, шаля, разбили ему оконное стекло в каморке, то сильные морозы ударили, то снега намело.

Он со всем справился. Жители деревень, из которых дети ходили к нему на занятия, хвалили его и помогали, чем могли. Кто дров подвезет, кто печку подлатает, кто стекло заменит разбитое. Старания Николая не остались незамеченными. Районное начальство сферы образования рекомендовало парня на работу в комитет комсомола, что давало ему возможность подняться на ступеньку выше, получить уважение и почет, естественно при наличии личных заслуг на новом поприще. Вот только пока протекция эта так и не получила продолжения. Уже осенью он пополнил ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, отправившись служить далеко от родного дома, чем снова добавил переживаний всем домашним.

И даже «он» волновался за Николая никак не меньше, чем его родители, братья и сестры. А главное, что «он» никак не мог понять, от чего же всех тех, кого он так тщательно оберегал и хранил с рождения, с пеленок, поголовно забирают на службу и отправляют в армию на длительное время, незаслуженно подвергая их таким испытаниям, которых те, по «его» мнению, никак не заслуживали. На этом фоне огромное опасение у «него» вызывала мысль о том, что вслед за Николаем, отправится служить Алексей, потом, достигнув соответствующего возраста, Катерина, затем Маруся и Дуся. От этих размышлений «он» схватился корявыми пальчиками за свою лохматую голову, закачал ей из стороны в сторону, плотно сжав веки, боясь расплакаться. Потом поднял влажные глаза к небу, прося защиты для всех своих подопечных, для которых «он» жил, для которых, как считал, был создан.

В то время, когда Николай, волей своей судьбы, собирался пополнить ряды слушателей годичных учительских курсов, путевка в жизнь от районного комитета комсомола досталась и, окончившей с похвальным листом школу-семилетку, самой старшей дочери большого крестьянского семейства – Катерине. Ей предлагался далекий путь на учебу в один из техникумов, для получения нужной стране специальности. Узнав об этом, Андрей Осипович, схватился за голову, не желая отпускать в далекие края своего ребенка, долгожданную доченьку, появление которой на свет долго и не напрасно вымаливал вместе с женой. Зная наперед, что сын его старшего брата живет и работает в городе Горький, он, предварительно посоветовавшись с ним и, доведя до кровного родственника свою печаль за судьбу Катерины, написал племяннику письмо с мольбой о помощи. Тот не только не отказал, но даже был рад помочь, решив оказать свое содействие в судьбе девушки, которой едва исполнилось шестнадцать лет.

Приехав домой в родную деревню на несколько дней, чтобы навестить своих родных, он сообщил Андрею Осиповичу и Анне Ильиничне, что уже поговорил с руководством местного техникума о потенциальной его студентке и готов помочь ей с обустройством на новом месте. Имея не малый вес в тамошних партийных кругах, как рабочий-активист и добросовестный мастер-стахановец на производстве, он, действительно, смог, забрав Катерину с собой в Горький, решить вопрос о ее судьбе. Девушка успешно прошла вступительные испытания, поселилась в общежитие, влилась в новый коллектив и начала жить активной студенческой жизнью, о чем много и часто сообщала родителям в своих письмах домой.

Те радовались ее успехам и посылали ей на проживание каждый месяц небольшую сумму денег, что могли себе позволить выделить Катерине, чтобы девушка не пропала вдали от родного дома. Ее брат Сергей, сумев выбить себе от колхоза командировку на автомобильный завод для получения новой машины, отвез сестре гостинцы от отца с матерью в виде нескольких корзин и узелков с картошкой, луком, морковью и прочими продуктами. Он же дал ее сэкономленные и накопленные в тайне от жены деньги, о чем велел молчать и не проговориться родителям. Столько же он передал ей от брата Василия, также наказав сестре никому в деревне не говорить об этом. Она со слезами радости приняла все это, больше ликуя не от оказанной ей помощи, а от того что, наконец, увидела возле себя близкого человека.

Шло время. Проводили Андрей Осипович с Анной Ильиничной сына на службу, переживая, что разъезжаются по разным местам их дети. Постоянно думали они о том, как живут отдельно Василий и Сергей, как служит где-то Николай, как учится в техникуме Катерина. Наступила пора им начать переживать за остальных своих потомков, потому как подрастают младшие дочери и через год-другой покинет их, чтобы стать солдатом, Алексей. Недолго осталось до окончания сельской школы Марусе, так же, как и Катерина, успешно постигавшей обучение. Догоняет ее и самая маленькая в семье дочь Евдокия, ставшая любимицей отца, как младшая и совсем небольшая по росту.

Едва отгремели проводы в армию для нескольких молодых деревенских парней, как наступили осенние холода, пошли проливные дожди, затем стало подмораживать, повалил первый снег, который, как всегда, растаял. Наконец наступило время настоящей зимы, начались морозы, землю укутало белым одеялом. В «его» жизни тоже наступил период перехода на очередной сезон года, когда нужно было особенно стараться сберечь запасы на зиму, следить за работой печи, усиленно наблюдать за домашним скотом, своевременно предупреждая все те неприятности, что могли случиться с ним именно в зимний период.

И когда «он» был, по обыкновению своему, занят привычными бытовыми обязанностями, глава семейства принес домой новую весть, оказавшуюся страшнее любой новости, что могла переступить порог мирного крестьянского жилища.

– В сельсовете был, – начал, не спеша, Андрей Осипович, войдя в комнату и, не раздеваясь, как он делал обычно, тяжело опустившись на лавку возле двери.

– Чего это ты? – удивленно посмотрела на него супруга, хлопоча возле печи вместе со старшей дочерью, чтобы подать на стол ужин как раз к приходу отца семейства.

– Опять война началась, мать! – заявил он и, закрыв глаза, уткнулся затылком в бревенчатую стену.

От этой новости у женщины едва не подкосились ноги. Два их сына отслужили, не видя участия в боевых действиях, не смотря на то, что такая вероятность для них существовала в период пребывания в армии. Теперь они еще больше начали волноваться за Николая, надеясь на то, что и его судьба убережет и, ему не придется проливать кровь вдали от родного дома.

– Может, обойдется все, – взволнованно произнесла Анна Ильинична и повернула полные слез глаза на мужа.

– Ничего не обойдется, мать! – ответил он ей и открыл глаза, направляя на нее усталый взгляд. – С японцами несколько раз не обходилось. То КВЖД, то Хасан, то Халхин-Гол.

Он наклонился вперед так, что положил руки на колени и вытянул лицо для разговора с женой, от чего на его лице напряглись и вытянулись все морщины, а на висках стали заметно пульсировать вены. Из-за спины матери стал смотреть на отца младший сын Алексей, а испуганная принесенной новостью дочь Катя, прижалась к ней, плотно сжимая губки, чтобы не заплакать.

– В Испании воевали только что, – продолжал Андрей Осипович, – в Китае. В газетах все об этом написано. Теперь с Финляндией начали.

– А Коленька? – протянула и заплакала вместе с дочерью Анна Ильинична, думая, прежде всего о сыне.

– Вот и я тебе об этом, – тихо ответил ей хозяин дома и опустил глаза в пол, не в силах больше смотреть на заливающуюся слезами супругу.

Услышав слова главы семейства и, наблюдая за тем, как была сообщена далеко не добрая новость, «он» забился от страха в самый дальний и укромный свой уголок, куда прятался только тогда, когда о чем-то начинал напряженно думать, когда решал для себя самые трудные задачи, принимал самые рискованные планы. Именно там «он» обдумывал, как свести пути хозяйки дома и старой монахини, что должна была открыть в ней новые способности. Там «он» решал, как поступить с взбунтовавшимся петухом, когда сам еще был совсем молодым и неопытным хранителем. Оттуда «он» направлялся за советами к своему отцу, к матери, к хранительнице нового дома старшего в семье сына Василия. Там «он» обдумывал свои неудачи, находил пути их решения.

Теперь «он» сидел в личном закутке в самом растерянном виде, сжимал корявыми пальчиками свои мохнатые плечи, теребил коготками густую шевелюру, и, иногда, легонько ударял ею о кладку печи, что была рядом. «Он» не знал, как ему сейчас быть, что предпринять, как поступить. Единственное, что «он» мог, это, как обычно, заботится о тех, кто оставался с ним под одной крышей и находился под силой его опеки и оберега.

Вопреки переживаниям семьи за судьбу сына Николая, удар был нанесен с другого конца, о чем никто не предполагал и не думал. Поздним вечером, когда только перестал идти снег, с другого края деревни прибежала к ним запыхавшаяся и взволнованная супруга Василия, заплакавшая, как только переступила порог. От нее то и узнали, что собирает вещи в дорогу самый старший сын, готовясь по призыву пополнить ряды Красной Армии.

– Так он служил уже! – заключил глава семейства, выслушав невестку.

– Может, напутал кто, ошибся. Бывает же такое, – начинала лить слезы, глядя на нее, хозяйка дома.

Андрей Осипович и Анна Ильинична не выдержали и, наказав остающимся дома детям о том, как нужно себя вести, почти бегом отправились к Василию, чтобы прояснить для себя суть происходящего. Тот принял их с каменным лицом и протянул в ответ повестку из военкомата, где указывался день и час прибытия на сборный пункт. Увидев ее, женщины взвыли в голос, одновременно упав к нему в ноги с мольбами о сохранении его жизни. Глава семейства медленно и молча опустился на стоявшую возле двери скамью, где застыл на месте с хмурым видом посеревшего от новости лица.

Прошло около получаса, в течение которого мать и супруга Василия причитали и по очереди обнимали и целовали его. А сам он нервно ходил по комнате из угла в угол, ругался про себя, то садился на кровать, то вставал, то снова садился, то подходил к люльке крепко спящего, не смотря ни на что, маленького сына.

Насмотревшись на боль и страдания женщин, Андрей Осипович позвал сына подышать свежим воздухом, после чего они, одевшись, вышли во двор. О чем говорили и какие наставления давал отец Василию, никто не слышал. Лишь только Анна Ильинична про себя догадывалась, что тот, как опытный фронтовик, поучал сына и давал ему дельные наставления, передавал свои навыки, что могли пригодиться сыну в том случае, если судьбою ему будет предназначено воевать. В дом они оба вошли с видом успокоившихся людей и с красными от мороза лицами. Глядя на них, успокоилась мать семейства и, дождавшись, когда придет в себя невестка, она с Андреем Осиповичем благословила на опасный путь сына, перекрестив его с иконой в руках.

В день отправки Василия в действующую армию, родители пришли еще раз к его дому вместе с остальными детьми и простились еще раз. Тогда же и «он» осторожно, не пересекая чужой территории, появился возле жилища старшего сына. Хранительница, на этот раз, не прогнала его, а приняла как гостя и, ничего не говоря, уткнулась своим маленьким носиком в его мохнатое костлявое плечико. Так «они» стояли и горевали от своего бессилия помочь оберегаемым ими семьям в их беде. И лишь успокоившись, поняли, что очень рано начинают страдать, так как ничего плохого еще не случилось, Василий жив и здоров.

Всю зиму Андрей Осипович и Анна Ильинична, их дети и, осторожно, «он» следили из газет за событиями на финском фронте и ждали очередного письма то от одного сына, то от другого. И лишь когда было объявлено о завершении боевых действий, они чуть расслабились, поняв, что судьба оберегла Николая от участия в войне, сохранив его самого, а его полк оставив на месте постоянной дислокации. Долго не было вестей от немногословного Василия, даже если и писавшего жене и родителям, то емко, скудно и просто. Поклонов родным, вопреки ожиданиям Андрея Осиповича, больше в текстах они не видели, но содержание их от этого разнообразнее не стало. Упреков на этот раз ни от кого в семье не было. Главным оставалось то, что еще сохранялась надежда на возвращения сына домой, к родителям, жене и маленькому ребенку.

Василий вернулся неожиданно для всех, без предварительного оповещения, без шума и создания атмосферы праздника по поводу своего прибытия. Так поступал он всегда и во всем в своей жизни, оставаясь тихим и незаметным для окружающих, но при этом внимательным, заботливым, мастеровитым и трудолюбивым. О его возвращении в доме Андрея Осиповича и Анны Ильиничны узнали от его супруги, как всегда, прибежавшей к ним для известия, на этот раз с радостью на лице. Услышав ее, вся семья бросилась в дом Василия, что обнять его и всем вместе ликовать от счастливого события.

Они застали сына не то спящим, не то пребывающим в состоянии полузабытья. Он молча встретил их без каких-либо эмоций на лице, будто сущностью своей скопировал поведения своего отца, когда тот вернулся с фронта Первой Мировой войны. А потому лишь только Андрей Осипович понял по глазам и всему виду сына, что тому пришлось пережить. И лишь он один не лил слез радости, а молча сидел на лавочке у стены и в душе благодарил Бога за сохранение жизни Василия в жестокой мясорубке войны. Только ему было ясно, от чего тот молчит и все больше смотрит в одну точку, порою, почти не реагируя на расспросы матери, жены, брата и сестер.

Худой до костей, с недельной щетиной на обветренном и коричнево-бледном лице, с пустым взглядом страшных от переживаний глаз, он пугал и, одновременно радовал всех близких, что вернулся живой и не был ранен.

– Ну, расскажи что-нибудь! Много ты белофиннов убил? – теребил брата Алексей, которому самому скоро предстояло по возрасту стать солдатом.

– Алеша, оставь Васю в покое. Пусть отдохнет с дороги, оправится, – останавливала сына Анна Ильинична.

– Алешка! – тихо, но строго одергивал его отец, понимавший истинные причины молчания Василия и отсутствие у него реакции на происходящее вокруг.

– Молчит все время, – простонала и заплакала, уткнувшись в плечо Анны Ильиничны, ее невестка, – сам не свой и постарел, как будто. Уставится в одну точку и так и сидит. Только сынок и может его растормошить.

– Батя, – тихо прошептал Василий, когда остался наедине с отцом, – разве так можно было? Ты мне об этом ничего не говорил.

Андрей Осипович посмотрел в ответ на старшего сына.

– Столько народу зря загублено! – продолжил тот. – На всех дорогах по обочинам сожженные машины и повозки. И мертвецы, мертвецы, мертвецы. Только и видно застывшие в холоде шинели и буденовки. Сколько народу загублено! А обмороженных сколько! В лазаретах только и успевали, что резали тех, кто обморозился. Целые горы рук и ног. Ноги прямо с валенками отрезали!

Рассказывая, Василий все больше и больше выпячивал вперед глаза, которые все сильнее наполнялись влагой, а он едва поспевал смахивать ее рукавом рубахи.

– Там места есть, где под снегом болота. – Не умолкал он, продолжая тихо делиться с отцом, пережитым на фронте. – Валенки вмиг намокают, когда туда проваливаешься. А сам ты под обстрелом лежишь. А мороз! Вот так и перестаешь свои ноги чувствовать. А тут тебя политрук в атаку поднимает!