Текст книги "Крайнее время"

Где современные «Простые истории», «Председатели», «9 дней одного года» и «Пять вечеров»?

В статье «Семя Гольфстрима» я писал о фестивальном вирусе, которым инфицировано всё наше кино. С тех пор к лучшему не изменилось ничего. На фестивалях награждают не патриотическую, духоподъёмную «Легенду № 17», имевшую феноменальный и заслуженный успех в России, а совсем другие фильмы.

Часто говорят, что «Голливуд сделал Америку», теперь руками наших же режиссёров пытаются «сделать Россию». То есть создать такой её образ, какой нужен всепожирающему Левиафану. Да, да, тому самому, что развязывает войны по всему миру, душит нас санкциями и успешно заселяет русские мозги мерзостью, повергая в уныние и парализуя волю.

Думаю, в прокате «Левиафан» так же провалится, как и другие фестивальные фильмы. Несмотря на все золотые глобусы, львы, орлы и куропатки. Режиссёров, которых этими наградами воспитали, жалко – Левиафан мира сего их прикормил, подчинил своей воле, научил презирать собственный народ и… убил в них художников. А заодно избавился от них, как от конкурентов, в русском прокате, где Голливуд захваченных позиций сдавать не хочет.

P.S. Вместо катарсиса

До Андрея Звягинцева «Золотой глобус» и «Оскар» получал только один русский режиссёр – Сергей Фёдорович Бондарчук. Пересматривал недавно его «Судьбу человека». А ведь есть что-то общее с «Левиафаном». Там тоже – всепожирающее государство-чудовище и простой шофёр, на голову которого оно обрушивает страшные несчастия, тоже уничтожен дом, погибла любимая жена, тоже есть полуразрушенный храм, и предатели тоже есть, герой тоже оказывается за колючей проволокой, тоже пьёт водку, даже «после третьей не закусывая», и у него тоже сын…

Но какая чудовищная разница!

04.02.2015

«Нелюбовь» как жизненный принцип

«Нелюбовь» сбивает с ног. И не оставляет никаких вопросов о том, почему Андрей Звягинцев – единственный русский режиссёр, чьи работы вошли в составленный Би-би-си список 100 лучших фильмов XXI века», – восклицает кинообозреватель «Вестей-ФМ» Антон Долин[8]8
  Признан иностранным агентом.


[Закрыть] и ему вторят многие критики либерального толка. «Это холодная, унылая, антипатриотичная лента, снятая на французские деньги, создана для того, чтобы угодить западным фестивалям» – возражают из консервативного лагеря. «Нелюбовь» – замечательный фильм, это – приговор либеральному меньшинству с его противопоставлением интересов личности интересам большинства, общества, семьи…» – говорят совсем уже третьи.

Попробуем разобраться беспристрастно, доброжелательно и сочувственно воспринимая то, что нам предлагают авторы фильма.

Женя и Борис, родители двенадцатилетнего школьника находятся в процессе развода – они не то что не любят, а люто ненавидят друг друга. Продают квартиру и решают, с кем из них останется сын. Никто не хочет его брать с собой, мать заводит речь об интернате, сын всё это слышит… Вопрос по ходу: а почему Борис и Женя так раздражены, в любой момент готовы взорваться и обложить друг друга матом, когда их судьбы отлично складываются? Они своё отругались и уже заканчивают совместную «нелюбовь».

У Жени наконец такой роман, о каком она всю жизнь мечтала. Ей встретился настоящий мужчина! Любит, обеспеченный, с хорошей квартирой, в отличной форме (в подтверждение видим подробную эротическую сцену, мастерски снятую замечательным оператором Михаилом Кричманом), не женат, есть дочь, но она в Америке, где ей так хорошо, что она и не думает возвращаться в Россию. То есть у Жени прекрасно всё, как мало у какой женщины её круга, она переполнена счастьем, но… злится и срывается на сына-школьника так, как будто он не ночует дома, курит чёрт-те что и проматывает последние деньги.

Борис тоже в порядке, любит молодую, Маша уже беременна на последнем месяце, живёт с матерью в малогабаритной квартире – отмечу артисток: Марина Васильева и Анна Гуляренко (мать) отлично справились со своими ролями – очень узнаваемые, трогательные русские тётки. И даже секс с беременной Машей здесь не вызывает отторжения, в отличие от упомянутого, Жениного. Одна у Бори проблема и связана она с работой. Огромный офис похож на швейную фабрику прошлого века, где вместо «зингеров» ноутбуки, так вот хозяин – «борода лопатой» – очень строгих православных правил, может уволить за развод. Малахольный Боря по этому поводу очень нервничает. Где сценарист углядел у нас «православнутых» олигархов, увольняющих клерков за развод? Щупальца «Левиафана» дотянулись?

Алексей Розин играет тёмного, безвольного, недалёкого человека, примерно такого же «овоща», как его персонаж в «Елене». Помните сына героини, сидящего с пивом у телевизора? Режиссёр очень не любит своих главных героев и не хочет, чтобы мы их полюбили. Симпатичные актёры здесь вызывают отвращение. Женя ненавидит не только мужа, но и несчастного, забитого сына, который «стал вонять как папа».

«Если «Елена» – это притча, а «Левиафан» – обличительный социальный трактат, то «Нелюбовь» – просто зеркало, поднесённое к глазам каждого зрителя» – пишет блогер Антон Носик, восторженно поддерживая «Нелюбовь». Каждого зрителя? По-моему, тут уникальное совпадение редких патологий. Ненавидит Алёшу не только мать, но и бабушка, мать Жени. «Сталин в юбке», она категорически не хочет забирать внука к себе. Даже на время. Ненавидит и дочь, и, конечно, зятя. Который тоже оказался каким-то нравственным уродом – абсолютно равнодушным к судьбе сына. Зеркало? Родителей Бори (было бы интересно узнать, что за люди воспитали такого сына?) сценарист Олег Негин предусмотрительно отправил в мир иной, чтобы Алёше абсолютно не к кому было пойти. Ребёнку в фильме заботливо создана обстановка, не совместимая с жизнью. Не вызванная ни войной, ни социальными потрясениями, никакими объективными причинами, а токмо волею авторов. Искусно, как всегда у Звягинцева, она формируется и нагнетается. Всегда под рукой отвратительная погода – как надоел этот штамп артхаузного кино – вечная промозглая осень в России!

И вот мальчик куда-то пропадает. Звягинцев любит «удары судьбы», в рукаве у фокусника всегда в запасе смерть. В «Возвращении» – нелепая гибель отца, в «Изгнании» – самоубийство жены, в «Елене» – убийство мужа, в «Левиафане» – опять самоубийство жены, в «Нелюбви» – исчезновение (убийство, самоубийство?) сына.

Все критики (и либералы, и патриоты) хвалят волонтёров, которые ищут Алёшу. Многие и не знали, что у нас в стране такие люди есть, они придут на помощь, потратят свои время и деньги, чтобы найти пропавшего (пропащего). Жаль, что характеры этих добровольцев, как будто пришельцев из других миров, не раскрыты. Кто они, откуда? Последователи доктора Лизы, «братья» Навального, какие-то новые комсомольцы, «чёрные копатели»? Жаль, что режиссёр не даёт возможности внимательней приглядеться к ним. Зеркало поставлено перед другими.

В фильме непонятно, Алёшу или какого-то другого погибшего мальчика нашли волонтёры. «Будет трудно», – говорит родителям главный спасатель (Алексей Фатеев) перед опознанием тела. Эту сцену сняли с одного дубля: показали актёрам муляж окровавленного тела, и они отреагировали… Сильная сцена, было трудно. Исполнительница роли Жени Марьяна Спивак (кстати, внучка замечательной Жанны Прохоренко и дочь прекрасного актёра Тимофея Спивака) сыграла так эмоционально, точно и страшно, что я многое простил её героине. Простил и сценариста с режиссёром, два часа мучивших меня. Мина тягуче замедленного действия разорвалась. Катарсис, очищение, раскаяние? Ах, если бы здесь была бы поставлена точка…

Нет, Звягинцев не таков. Катарсиса нет, есть эпилог, где, как в своём отклике телеведущая Юлия Меньшова огорчённо констатировала, появился «внезапный указующий перст автора».

Прошло года три. В России по-прежнему дождь со снегом. Квартира всё ещё не продана – ремонтируется. Боря живёт у новой жены – жизнью, очень похожей на предыдущую, сидит со своим новым сыночком, да и вдруг раздражённо сажает (почти швыряет) его в манеж. Как злобным овощем был, так и остался.

А что у Жени? Непонятно. Она тоже не больно счастлива, но в отличной спортивной форме, в роскошных апартаментах нового мужа. Бежит по беговой дорожке в олимпийке Воscо c надписью Russia. Быстро бежит. На месте. То есть с героями ничего не произошло. Они не изменились. И лобовая метафора в финале: раша – злая узколобая баба, которая что бы ни произошло, тупо топчется на месте.

Э, постойте! А мальчик?

Мы так и не узнали, погиб Алёша или нет. И если погиб, то как, от чего? Мы же так ему сопереживали, вместе с волонтёрами его искали! А режиссёру это не важно. Сконструирована ещё одна притча о стране, которая враждебна своим детям.

Писатель Алексей Слаповский цитирует страстный панегирик Антона Долина, полемизируя с ним: «Он дал чеканное определение: «Звягинцев ввёл вполне экспериментальную форму: совмещение умозрительной притчи с социальным психологическим реализмом». Но в этом-то как раз и дело: что у нас впереди, лошадь или телега, человек или умозрение?»

Одни любят Звягинцева за умозрительные притчи и указующие персты, другие как раз за них и не любят, потому что любят жизнь, но кино, как говорят артисты, работавшие со Звягинцевым, он любит больше жизни.

В статье, посвящённой Андрею Звягинцеву («Семя Гольфстрима»), я сравнивал его с великим предшественником Андреем Тарковским: «В прологе «Зеркала» мальчик-заика пытался заговорить и… заговорил, у Звягинцева мальчик пытается прыгнуть с вышки и… не прыгает». Тут вроде прыгнул, но….

По-прежнему актуально написанное в статье, посвящённой «Левиафану»: «Главное в фильме не то, что он антироссийский (хотя все требования, так сказать, приглашающей стороны в этом смысле выполнены) или антикапиталистический (чего нет и в помине), а в том, что он беспредельно унылый».

Звягинцев, конечно, уникальный режиссёр, но, что меня более всего удивляет, в его фильмах нет юмора, а также тепла и… любви. Однако интерес к ним велик. Загадка.

14.06.17

Фестивальный тупик

«Дылда» продюсера Александра Роднянского и режиссёра Кантемира Балагова – характерный, примерный, даже, я бы сказал, образцово-показательный фильм.

Все почти критики его причислили к разряду фестивальных. На удивление, не приняли его многие из тех, кто вроде бы должен был и принять, отмечая искусственность построения и то, что герои неживые… И это несмотря на то, что «Дылда» уже награждена в Каннах «Пальмовой ветвью». Наградой, к которой многие идут всю свою жизнь, в неглавной, правда, номинации – «Особый взгляд».

Да, фестивальный кинематограф особый, он отличается от обычного, наивно нацеленного на то, чтобы фильм посмотрело как можно больше зрителей, а вложенные деньги принесли прибыль. «Фестивальным» же режиссёрам достаточно, чтобы кино понравилось критикам и жюри. Имена, репутации создают именно они. Огромные силы и деньги тратятся на то, чтобы продукт самого массового вида искусства понравился горстке ценителей – на полные кинотеатры здесь не рассчитывают, чтобы не нервировать себя толпами недовольных, выходящих из зала во время действия. Рыночный морок. Это как авиазавод, производящий огромные пассажирские лайнеры, которые катаются по аэропорту, а взлететь не могут.

В «Дылде» есть всё для успеха на зарубежных фестивалях: убогая «Рашка» с её дикостью и бесчеловечностью, глубокомысленная скука и страдающие героини, которые в финале понимают, что друг без друга не могут (фильм в Каннах получил ещё и специальный приз за освещение темы ЛГБТ в кинематографе).

Главная героиня Ия, демобилизовавшись после войны, работает санитаркой в госпитале… Первый робкий вопрос к сценарию (его писали Балагов, Александр Терехов, и, говорят, принимала участие сама Светлана Алексиевич): как Ию с тяжёлыми последствиями после контузии (она может внезапно на несколько минут застыть в столбняке) взяли на работу в госпиталь? К тому же опыта работы в медсанбате у неё нет, на фронте она была зенитчицей. У Ии ни родных, ни однополчан, живёт в коммуналке с двухлетним сынишкой. Когда соседка отказывается с ним сидеть, приходится его брать на работу, Ие тяжело возить мальчика туда-сюда в переполненном трамвае, и неожиданно она сына… душит. Убивает.

Собственно, фильм с правдивыми (под раннего Германа) кадрами госпиталя, коммуналки, лицами ленинградцев 1947 года, с документально воссозданной атмосферой для меня тут кончился. Самое страшное событие, какое может быть, убийство младенца, никак не мотивировано. И не отыграно. Не было ни расследования, ни похорон, ничего. Дают понять иностранному зрителю, что в России это обычное дело, детей здесь душат повсеместно.

Далее парад аттракционов в декорациях послевоенного Питера продолжился тем, что в комнату Ии входит в военной форме некая Маша, которая нежно обнимает Ию, целует и спрашивает, где её сын. Так мы узнаём, что Ия убила не своего ребёнка, а сына ближайшей подруги. Маша, родив, осталась на фронте, чтобы якобы мстить за погибшего отца ребёнка, а демобилизовавшаяся по контузии подруга взяла младенца с собой в Ленинград. Тоже невозможная ситуация – Машу обязаны были демобилизовать ввиду беременности и отправить в тыл, и никакой Ие ребёнка бы никто не отдал. Но зачем это знать зарубежному жюри?

Подруги, как будто не было убитого младенца, идут на улицу… снимать мужиков! Маше захотелось, чтобы «в ней появилось что-то живое». Они легко находят двух балбесов, один из которых, Саша, внешне – карикатура на комика Грачёва, который на ТНТ пародирует президента. Маша тут же отдаётся этому убогому Саше в авто. Да, у него есть своя машина, но женщин ещё не было, Маша ему так понравилась, что он хочет жениться на ней. Ия же очень злится, она своему кавалеру не далась, чуть не сломала руку.

Кроме того, как вскоре выясняется, Ия умертвила не только младенца: по просьбе заведующего отделением госпиталя она много раз делала смертельные уколы солдатам, которые парализованы или по другим причинам не хотят жить. О, страшная страна! Впрочем, почему страшная? Затронута актуальная для Европы тема эвтаназии, наши военврачи, оказывается, тут были первопроходцами.

Маша хочет забеременеть, но не может (после ранения и бесчисленных абортов в её организме ничего для зарождения жизни нет) и потому требует, чтобы ребёнка ей родила Ия. И почему-то именно от этого военврача. Его играет Андрей Быков, который внешне очень достоверен, веришь, что он из той эпохи, – кстати, а те, кто рядом с ним, из какой эпохи, например Ия? Можно поверить, что она фронтовичка? Что контуженая – да, что зенитчица – нет.

Военврач отказывается переспать с Ией, Маша шантажирует его тем, что сообщит куда надо, что он врач-убийца. В стиле позднего Германа снята нелепая сцена соития, Ия просит, чтобы на кровать прилегла и Маша. Она соглашается, чтобы морально поддержать подругу. Теснятся втроём, все страдают, никому такой секс не нужен. Жюри понимающе кивает: через что только не приходится пройти женщине, чтобы осознать свою настоящую ориентацию.

Сценарий продолжает восхищать выдумкой. Убогий Саша привозит Машу к себе домой знакомить с родителями. Боже, у них не дом, а настоящий дворец, почти Зимний. Обратите внимание, господа члены жюри, а прочие зрители, верьте честным художникам из России: в холодном 1947 году, когда народ недоедал, некоторые, видимо, партийные бонзы жировали в царских покоях. Мать Саши играет великолепная Ксения Кутепова, но что за человек её персонаж – понять не удалось. Сперва подумалось, что это какая-то советская звезда вроде Любови Орловой, которая даёт концерты в госпиталях и награждает каждого больного кульком подарков из своих средств. Но в таком дворце ни одна семья СССР не жила. Ни одна. Жюри же благодарно отметило жуткое расслоение в этой ужасной Советской стране. Миллионы теснятся в коммуналках, по трое спят на узких кроватях, а у властителей огромный дворец на трёх членов семьи, обедают практически в тронном зале.

Во время обеда Маша сообщает о себе невозмутимым родителям жениха жуткие подробности, хотя её особенно никто не спрашивал. Она признаётся, что служила в каких-то вспомогательных частях, занимаясь, говоря современным языком, сексуальным обслуживанием командного состава, ППЖ (походно-полевая жена). «Мужей» у неё было очень много, а она мечтала о начпроде (это начальник, занимавшийся снабжением части), чтобы не умереть с голоду. Жюри рыдает, проклиная сластолюбивых советских сатрапов. Юные патриотки шли добровольно на фронт, чтобы помогать солдатам бороться с фашизмом, а их использовали как проституток – и всего лишь за еду. Но тут добила загадочная героиня Кутеповой, которая сказала, что все (и она тоже!) через это прошли. «Ужос», как пишут в интернете, жюри, разумеется, потрясено…

Сил нет восхищаться далее. Эта штука посильнее «Фауста» Гёте, поставленного Александром Сокуровым и получившего «Золотого льва» в Венеции, о котором мы писали, восторгаясь таким же образом.

Поразительно, какой путь прошёл кинематограф (и фестивали) всего за полвека: когда-то в Каннах награждали «Летят журавли», в Венеции – «Иваново детство», в Лос-Анджелесе – «Войну и мир», а теперь…

17.07.19

Предать отца

Когда с гордостью сообщают, что российская лента отмечена на каком-нибудь зарубежном кинофестивале, то, видимо, предполагают, что это будет восприниматься как большая победа «советского спорта». Когда же увидишь «предмет гордости», то понимаешь, что есть особая отрасль в нашей кинематографии – делание фильмов для фестивалей. Создателей приглашают в легендарные Канны, где показывают твой фильм двумстам, максимум тысяче зрителей, награждают престижной статуэткой, а то и дают денег на следующий проект.

«Разжимая кулаки» сделала Кира Коваленко, ученица Александра Сокурова, который много знает о пользе фестивалей. Фильм мог бы быть назван «Теснота», но название уже «занято» другим учеником Сокурова, Кантемиром Балаговым, получившим подобный приз в Каннах в 2017-м за фильм с таким названием.

Всё удивительно похоже. Действие происходит тоже в депрессивно представленном регионе Северного Кавказа. На этот раз в Северной Осетии, где изумительной красоты горы, но мы красот не видим – только пыль, грязь и равнодушные камни. В центре сюжета здесь тоже несчастная кавказская девушка (Ада), которая хочет вырваться из-под гнёта отцовской любви. Тоже жаждет свободы и любви, но с местными парнями у неё отношения не складываются, отчасти потому, что она нездорова после тяжёлого ранения во время теракта, когда, видимо, погибла её мать. Тоже мотив войны. Аде очень плохо, тесно, скучно. Она не наводит в своём доме порядок, не создаёт в нём уют, а мечтает о Ростове, куда давно уехал старший брат.

Она тоже пыталась уехать, но отец её вернул и теперь спрятал паспорт Ады. В конце фильма Ада как будто одержима идеей побега в Ростов, отец удерживает её уже физически, и тут с ним случается приступ, мышечные судороги, и его объятия нельзя разомкнуть без медицинской помощи. Наконец освободившись и оставив еле живого отца в больнице, счастливая Ада уезжает с братом в город своей мечты.

Весь фильм говорят исключительно по-осетински (лента с субтитрами), что очень непривычно. И потому создаётся ощущение иностранного фильма, как будто действие разворачивается не в России, а в каком-нибудь заброшенном городке Ирана или Курдистана, где, судя по фестивальному кинематографу, женщины Востока только и делают, что неустанно борются за свои права и демократические ценности.

В фильме только два профессиональных актёра. Главная героиня в исполнении Миланы Агузаровой вызывает симпатию, героиню жалко, но брошенного отца, которого играет народный артист Северной Осетии Алик Караев, – всё-таки гораздо больше. Остальных играют непрофессионалы. От фильма ощущение, что это очень добросовестная, но всё-таки ученическая работа, однако она в тренде Каннского фестиваля, где важны не художественные качества фильма, а идеологические. В данном случае всемерное внедрение феминистских тем в страны и народы патриархальной культуры.

А что этот фильм будет значить для Осетии, где, право, не всё так плохо, как показано в фильме? Не уверен, что его там будут активно смотреть – уж больно скучный, понурый. И участники фильма сомневаются, что на родине его примут хорошо. С точки зрения элементарного гуманизма, а не только патриархальных семейных ценностей, он крайне сомнителен. Как дочь может бросить тяжелобольного отца? И для чего? Кстати, судя по сценам купания в термальных источниках, в родном городе полно хороших спортивных парней, а что Аду ждёт в Ростове? Или просто свобода превыше всего? А ответственность за самого близкого человека?

13.10.21