Электронная библиотека » Александр Коротенко » » онлайн чтение - страница 8

Текст книги "Трепанация"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 04:30


Автор книги: Александр Коротенко


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Следствие

Все государственные официальные учреждения обладают общей чертой – запахом. Везде он неистребимо одинаковый. То ли дезинфектанты те же, то ли у людей, приходящих сюда, общие вкусы на парфюмерию, то ли моются они с одинаковой периодичностью (редко), но запах этот можно отличить от других с закрытыми глазами.

Об этом думал Иван, сидя в коридоре следственного отдела, в ожидании, когда его пригласит следователь.

Недавно сделанный ремонт создавал впечатление аккуратной официальности помещения – безликости. Хотя люди, ходившие взад и вперед, пытались смягчить это впечатление. Их одежда, состоявшая в основном из джинсов и разноцветных маек или рубашек, преимущественно темного цвета, призвана была успокоить посетителей, как бы говоря, что ничего страшного не происходит, здесь обитают такие же люди, и они не страшнее других. Ну, может быть, только своими обязанностями, но обязанности существуют сами по себе, а люди – сами по себе, и лишь иногда они должны им, обязанностям, подчиняться, и ничего с этим не поделаешь. Главным в этом было то, что все, тут находящиеся, – люди, и значит, есть надежда на понимание.

В соседнем кабинете раздался громкий смех, и открывшаяся дверь выпустила двух молодых людей.

– Идем покурим, – сказал тот, что вышел первым, высокий блондин в черной ветровке.

– Пошли на лестницу, пока шефа нет, – ответил коренастый темноволосый приятель.

Они прошли мимо Ивана, даже не взглянув на него. Он на всякий случай улыбнулся: вдруг посмотрят на него. Но нет. Он продолжал ощущать себя одиноким в том состоянии или, вернее, в той ситуации, в которой оказался.

Дверь кабинета следователя Дворянкова распахнулась, и Иван увидел знакомое лицо.

– Вы Остров? – спросил тот.

– Да, – ответил, вставая со стула, Иван.

– Чего же вы не зашли? Я ждал вас.

– Так я думал, вы меня позовете.

– Я же передал охране пропуск и сказал, чтобы вам объяснили, как ко мне пройти.

– Ну, я не знал… и вот ждал. Думал, меня позовут.

– Теперь мне надо отойти к руководству. А что у вас? Почему вы хотели со мной встретиться?

– Понимаете, я хотел кое-что объяснить, – неуверенно начал было Иван.

– Это по делу священника Феодосия?

– Да.

– Так там еще экспертизы не закончены. У вас что-то важное? – нетерпеливо спросил следователь.

– В общем, да. Думаю, это очень важно, – и Иван опустил голову.

– Давайте так сделаем. Напишите заявление, а я приобщу его к материалам расследования. Можете оставить его в канцелярии.

– Было бы лучше, если бы вам лично, – тихо проговорил Иван.

– Ладно. Мне надо идти. Я вернусь через полчаса.

– А где можно взять бумагу и ручку?

С видимым раздражением следователь вернулся в свой кабинет и вынес пару листов бумаги и шариковую ручку.

– Вот, – передал он это Ивану. – Садитесь вон там, – и он указал на стол, стоявший чуть дальше по коридору. – Я скоро вернусь.

Оставшись один, Иван сел к столу и задумался.

Следователь Дворянков был очень симпатичным мужчиной лет сорока. Лицо его сохранило какие-то ангельские черты детства, и лишь взгляд и изгиб линии губ говорили о том, что это уже взрослый и ответственный мужчина. В нем почти не угадывалась воля, но это компенсировал интеллект, который ощущался, будучи растворенным в общем образе. Ему можно было доверять. Хотя предопределить победу человеческого разума над государственным мышлением было невозможно. А может быть, причина была всего лишь в прическе. Она напоминала своей аккуратностью комсомольские стрижки семидесятых годов.

Сам следователь на Ивана почти не обратил внимания. Волновало его то, что сроки расследования по делу об убийстве Шевчука подходили к концу. Надо было продлевать сроки содержания под стражей его сожительницы и главной подозреваемой Никольской. Никаких свидетелей той бытовой ссоры не было. Экспертиза не могла дать однозначного заключения, и так далее, и так далее.

Шеф его вызывал для объяснений о сроках направления дела в суд и наверняка для того, чтобы подбросить еще пару дел, хотя у него в производстве и так уже одиннадцать, и пять материалов, ждущих принятия решений. Это угнетало. Вернее, угнетало не то, что много работы, а то, что нескончаемый поток ее превращает жизнь в однообразную рутину, в которой нет просвета и надежды на настоящую жизнь.

Его ожидания оправдались, и, когда он возвращался в свой кабинет, в его мыслях уже не было ни разговора с шефом, ни заявителя, которого он увидел стоящим у двери.

– Вот, написал, – сказал Иван, протягивая листок бумаги.

Следователь задумчиво взял листок и, вдруг вспомнив, о чем идет речь, предложил войти в кабинет. Тут же сев за стол, он начал читать и буквально через пару секунд вопросительно посмотрел на Ивана, который стоял перед ним.

– Не понял. Какая палка? Кто кого ударил? Вы о чем? – спросил он удивленно.

– Я убил священника, – на удивление спокойно проговорил заявитель.

– То есть это явка с повинной, что ли? – скорее разговаривая сам с собой, произнес следователь, опять глядя в бумагу.

– Да.

– Я правильно понимаю, вы утверждаете, что… – и он углубился в чтение заявления. – Вы убили отца Феодосия? Правильно?

– Да. Я убил отца Феодосия.

Следователь откинулся в кресле, внимательно посмотрев на Ивана.

– Присаживайтесь, – как-то между прочим выговорил он.

Иван кивнул и присел за приставной столик.

«Я, Остров Иван Иванович… ударил палкой по голове священника Феодосия и убил его. За это готов понести заслуженное наказание», – прочел вслух следователь.

– А за что вы его ударили, Иван Иванович? – вкрадчиво спросил следователь.

– Это неважно. Между нами были идейные расхождения, – глядя в сторону, ответил Иван. И добавил совсем тихо: – Да вы, наверное, и не поймете.

– Что, что вы говорите? – переспросил следователь.

Иван задумчиво посмотрел на него, опять отвел взгляд куда-то в сторону и, уже глядя ему в глаза, уверенно произнес:

– Ну убил я его, что же тут не понять. Судите меня, и все. Что здесь еще разбираться. Какая вам разница, за что? – И, помолчав секунду, добавил: – Было, наверное, за что. Да и не помню я деталей. Что, вам мало моего признания?

– Мало. Представьте себе, мало. Свидетели есть?

– Нет никаких свидетелей. Зачем они? Какая вам разница, я не понимаю! – заметно нервничая, повысил голос Иван.

– А затем, что я ваши признания к делу не пришью, – откидываясь в кресле, ответил следователь.

Он почувствовал подступающее раздражение. Возможно, это было результатом того, что посетитель разговаривал с ним с легким пренебрежением. Высокомерно, что ли. А возможно, Остров заразил его этой манерой общения.

В любом случае, надо было принимать решение немедленно, а какое – следователь еще не знал. Он был опытным сотрудником, но такая ситуация в его работе была впервые. Обычно явка с повинной, да и просто признательные показания давали люди, обработанные длительными уговорами или угрозами, тем психологическим давлением, которое ни в каких учебниках не описывалось и приобреталось следователями самостоятельно, поскольку было заложено в них природой – подчинять более слабых или зависимых существ. Это роднило их с бандитами, которые готовы применить насилие и нарушить закон. Грань очень тонкая. Но в данной ситуации посетитель не только не боялся своей участи – он, бравируя, шел ей навстречу. Одно из двух: либо это сумасшедший, либо очень смелый человек, что, в сущности, одно и тоже.

Зазвонил внутренний телефон. Следователь поднял трубку.

– Можно позже? У меня явка с повинной, – и, послушав собеседника, добавил: – По священнику, помните, я выезжал на труп. Нет, экспертиза еще не готова. Доложу.

Он посмотрел на Острова.

– Иван Иванович, я должен вас допросить в качестве свидетеля и подозреваемого. Вы не возражаете?

– Нет. Давайте быстрее покончим с этими формальностями. Вы меня сегодня отвезете в тюрьму?

– Всему свое время, – с легкой усмешкой ответил следователь. – У вас есть паспорт?

– Да, – сказал Иван, протягивая темно-красную книжечку.

– Я позже заполню ваши данные, а сейчас давайте суть. Итак, «Я, Остров Иван Иванович, по существу заданных мне вопросов поясняю следующее», – напечатал следователь и посмотрел на Ивана в ожидании продолжения.

– 22 апреля сего года около 23 часов я пришел к отцу Феодосию и, зайдя к нему в дом, взял палку и ударил его несколько раз, после чего он упал со стула, на котором сидел. После этого я вышел из дома и поехал к себе. Утром мне позвонила Клава и сказала, что его нашли мертвым. Я приехал и убедился в том, что он мертв. В чем раскаиваюсь.

– В каких отношения вы были со священником?

– В нормальных.

Зазвонил телефон.

– Да. Я их не вызывал. По какому делу? Священника? Ну пропустите. У них есть паспорта? Ладно. Уточните, что значит нормальные, – продолжил разговор с Иваном следователь.

– Мы познакомились в больнице, и потом я приходил к нему, и мы говорили на разные темы.

– По какой причине вы его ударили?

– У нас возникли глубокие идеологические разногласия, и я был сильно взволнован.

– Иван Иванович, меня интересует, какой был мотив. Из-за чего вы это сделали, понимаете? Он вас обидел чем-то или еще что-то?

– Нет, он меня не обижал. Я же сказал, идейные расхождения. Конечно, это неправильно с моей стороны, но, как я и говорил, я сильно был взбешен. Как-то накопилось.

Следователь оторвался от компьютера и посмотрел на Острова.

– Иван Иванович, вы, как я вижу, образованный человек и наверняка понимаете, что у человека должна возникнуть причина, чтобы он ударил другого человека. Вот я, положим, верующий, а вы неверующий человек…

– Я верующий, в том-то и дело.

– Неважно, я так, для примера. Так вот, это же не дает основания нам драться.

– А как же быть с религиозными войнами?

Следователь растерянно замолчал.

– Ну хорошо…

В это время в дверь постучали, и она сразу открылась. На пороге стоял молодой человек.

– Здравствуйте, вы следователь Дворянков? А, ты здесь! – переключился он с ходу на Ивана.

Тот посмотрел на него и тут же отвернулся.

– Вы его не слушайте, – продолжил посетитель, – он болен на голову. У него травма головы была. Иван, пойдем домой.

– А вы кто? – удивленно спросил следователь.

– Осип Москвин, – пояснил Иван.

– Подождите в коридоре, – велел следователь.

– Да вы зря время теряете, – продолжал Осип, – ему к врачу надо, а не к вам.

– Иди отсюда! – прикрикнул Иван. – Не вмешивайся!

– Ладно, заходите. Чего вам надо? – спросил Дворянков.

Осип сделал пару шагов в кабинет, а на пороге появился другой молодой человек в очках.

– А это там еще кто?

– Это Веня. Он со мной. Понимаете, гражданин следователь, у Ивана была серьезная травма головы, и он на себя наговаривает. Мы пришли, чтобы это объяснить.

– Вы просто зря теряете время, – из-за спины Осипа добавил Вениамин, причем было ощущение, что за его спиной стоит еще кто-то.

– Это правда? – спросил следователь Ивана.

– Да, у меня была травма головы, но все мои показания правдивы, а эти люди ничего не знают. Они не свидетели.

– Иван, пойдем домой. Вероника тебе что-нибудь приготовит, пойдем, – продолжал уговаривать Ивана Осип, беря его почти нежно под руку.

Зазвонил внутренний телефон. Следователь взял трубку.

– Я же на прошлой неделе дежурил. Почему я? У нас что, мало следователей – на трупы выезжать? У меня работы невпроворот. Везде сроки истекают, Петр Алексеевич. Ладно, я сейчас зайду. – И, сразу обращаясь к посетителям, сказал: – Вот что, уважаемые, у меня времени нет. Давайте по существу.

Вперед вышел Вениамин.

– Николай Сергеевич, мы не сильны в юриспруденции, но мы знаем этого человека. Он болен, ему надо к врачу.

– Я это уже слышал. По существу смерти священника вы можете что-то пояснить?

Вперед вышел Осип.

– Мы не были вечером со священником, но, насколько я понимаю, после осмотра места происшествия вы должны были назначить судебно-медицинскую экспертизу. Так?

– Не надо мне объяснять, что я должен, – огрызнулся следователь.

– Отлично. Вот и давайте дождемся ее результатов. Иными словами, как процессуальная фигура вы действуйте в рамках своей компетенции и скажите Острову, чтобы он покинул кабинет.

– Вы что, юрист? – спросил следователь Осипа.

– Да нет. Он просто у нас умный, – ответил за того Вениамин.

– Ладно, умники. У меня нет времени, шеф ждет. Если кому есть что сообщить, напишите на бумаге и оставьте в канцелярии. Мне надо идти, – закончил, вставая, следователь.

– Но вы должны меня арестовать, – также встал Иван.

– У меня нет оснований для вашего ареста.

– А если я сбегу?

– Так, ладно, – тяжело вздохнув, следователь опять сел и достал из стола бумагу.

– Вот бланк подписки о невыезде. Я его позже заполню, а вы, Остров, подпишите здесь, здесь и здесь. – Он поставил галочки на полях и протянул Ивану.

Иван наклонился над столом, взяв протянутую ручку, быстро расписался и вернул листок следователю. Тот, мельком глянув, посмотрел на него и почти официально произнес:

– С этого момента вы не имеете права покидать пределы Москвы без моего специального разрешения. В случае, если это произойдет, я имею права изменить меру пресечения на заключение под стражу.

– Ладно, ладно, мы ему все это объясним. И право на обжалование и защиту, – закончил за следователя Осип.

– Так паспорт мой отдадите? – спросил Иван.

– Паспорт пока останется у меня.

– А вот это уже нарушение прав, – укорил следователя Осип.

– Так, всё. Все на выход. Приходите на следующей неделе, предварительно позвонив. Вот вам моя карточка, – закончил разговор Николай Сергеевич, протянув Ивану три свои визитки уже в дверях, и быстро удалился.

В коридоре действительно был еще один член этого коллектива. Миловидная девушка молчаливо наблюдала за происходящим и лишь в последний момент подошла к Ивану и взяла его под руку.

– Пойдем, Иван, домой, – мягко сказала она, и вся группа прошла к выходу.

Откровения Вероники

Девушка, взявшая Ивана под руку, была Вероника. Та самая Вероника, которую выгнали из поселка из-за того, что она влюбилась в Павла. В Павла, который привел ее в поселок и познакомил с Александром Александровичем. С тем Александром Александровичем, с которым познакомился священник Феодосий – тот, что умер по не выясненным пока обстоятельствам.

Так вот, Вероника родилась беспокойным ребенком. Возможно, потому, что ее мать, Вера Леонтьевна Гладышева, так и не смогла заставить Леонида Михайловича Волкова жениться на ней. Всю свою беременность Вера Леонтьевна нервничала из-за этого. Ей было уже за сорок, и, по существу, это был ее последний шанс создать семью. Она была красивой и пользовалась большим успехом у мужчин, но то ли заигралась, то ли проглядела того единственного, и к сорока годам жила одна, а армия поклонников погибла на поле сражения с ее характером. Остался единственный Леня, но тот был таксистом, и автомобиль для него был как лошадь для гусара – единственной стоящей вещью в этом мире. Половой акт он рассматривал как необходимость, и то после того, как его сильно попросят об этом. Так Вера Леонтьевна и забеременела от него.

В младенчестве Вероника не хотела брать грудь, потому что лактоза в ее желудке усваивалась с трудом, и этот труд давался ей с постоянными коликами. Она плакала. Плакала много и долго, пока не уставала и не засыпала.

С таким же трудом ее удалось отвести в детский сад, но там она не могла сидеть на месте, и только постоянное движение и драки с другими детьми успокаивали ее.

Не изменился ее характер и в школе. Постоянные жалобы учителей на ее поведение привели к тому, что мать перестала на них реагировать и вообще приходить в школу.

И все же ей как-то удавалось учиться без двоек, хотя в шестом классе ей на месяц запретили приходить в школу. Ее это так обрадовало, что она накрасилась маминой косметикой, пошла в кино с десятиклассником и в тот же вечер лишилась девственности под кустами одной из аллей парка. Этот эпизод не сохранился в ее сознании, потому что через месяц она встречалась уже с другом своего дефлоратора.

Конечно, такое поведение не могло не возбуждать учителей. Ее классный руководитель Кость (так его именовали в силу возраста и комплекции), окончивший почему-то авиастроительный институт и преподававший математику в школе сразу после этого, задержал ее в классе в конце уроков, чтобы поговорить серьезно по настоянию директора школы.

Ей было шестнадцать лет, она уже все знала в этой жизни и думала, как достать деньги на новые туфли, сидя на краю парты, жуя резинку и глядя в окно.

Он, образцовый преподаватель, неизменно одетый в костюм и светлую рубашку с галстуком, даже в это непростое время, всегда корректный и официальный с учениками, смотрел на ее лицо, будто с полотен Боттичелли, с вьющимися светлыми волосами и яркими красивыми губами, и подбирался к внутреннему состоянию строгости, с которого должен был начаться разговор.

Став перед ней, он покровительственно посмотрел на нее.

– Вероника, ты уже взрослая девушка, и я должен поговорить с тобой серьезно.

Никакой реакции. Она продолжает болтать ногами, глядя на деревья за окном.

– Видишь ли, у тебя впереди взрослая жизнь, и тебе стоит задуматься о своем поведении. В конце концов, ты же девушка, и твое поведение должно быть… ну, более скромным, что ли.

Она безразлично посмотрела на него выразительными серыми глазами.

– Во-первых, твоя одежда. Ведь тебе уже делали замечание, что нельзя в таких коротких юбках приходить в школу. Ты слышишь меня? Здесь мальчики, что они подумают о тебе?

– Им нравится, – ответила Вероника с усмешкой.

– Что значит им нравится? Здесь школа, а не притон. Ты приходишь сюда, чтобы учиться, а не флиртовать.

– Одно другого не исключает. – И тут же: – А что, вам не нравятся мои ноги? – И она вытянула их, оценивающе разглядывая.

– Я твой классный руководитель. Тебе не стыдно так себя вести? На прошлой неделе тебя вызывал директор за то, что ты с Михайловым целовалась в коридоре.

– А мы любим друг друга.

– Это ваше личное дело, хотя и рано об этом думать. Но это неприлично, ты понимаешь?

– А почему неприлично? Потому что и другим хочется? Так это их проблема.

– В конце концов, ты дождешься, что тебя исключат за аморальное поведение, и ты так и не закончишь школу. Ты этого добиваешься?

– У меня нет двоек и всего три тройки за прошлую четверть. А вы вмешиваетесь в мою личную жизнь! – Она раскраснелась вдруг и рассердилась на него.

– Я думал, у нас получится нормальный разговор, но ты меня не понимаешь, – вымолвил Константин Сергеевич, качая головой и глядя в пол.

– Да ладно, Константин Сергеевич, я давно не девочка, и все понимаю. Даже то, что вам нравлюсь, но вы боитесь меня пригласить в ресторан и переспать со мной, – она забавлялась, наблюдая, как он покраснел и отошел к своему столу. – Думаете, я не вижу, как вы на меня смотрите? Что я, дурочка, что ли?

– Да, ты мне симпатична, но исключительно как человек, – повысив голос, вещал он, уже укрывшись за своим столом. – В общем, я тебя предупреждаю, чтобы не было больше коротких юбок. Никаких романов в школьных стенах. В смысле, ну… ты меня понимаешь, – выговорил он очень строго. – Все, ты свободна.

Она встала и, проходя мимо, посмотрела на него сбоку, так, что он почувствовал это, и спокойно проговорила, скорее утверждая:

– Вы ревнуете меня, что ли, Константин Сергеевич? – И, заулыбавшись, добавила: – Так я всю жизнь буду любить только вас.

Неожиданность – это нарушение последовательности, и Вероника была ее дочерью.

Она подошла к преподавателю, погладила его по голове и поцеловала волосы. Из того как будто вышел воздух. Он съежился и хрипло проговорил, пытаясь управлять ситуацией:

– Гладышева, вы свободны.

Один из сотни эпизодов, которые бисером окружают нашу память.

Нам неизвестно, являемся мы в этой жизни курьерами, чтобы кому-то что-то передавать, или зреем для результата и становимся конечной точкой бытия, пока не умрем.

Вероника даже не думала, что может когда-то умереть. Смутные представления о том, как может сложиться ее жизнь, возникали в ее голове, но они были настолько смутными, что выбрать определенное направление судьбы она не могла.

Она окончила школу и поступила в институт на экономический факультет, но не потому, что он ей нравился, а потому, что хуже не будет, а может, в жизни и пригодится.

Жизнь, в сущности, приятная штука, если не зацикливаться на мелочах.

Она это умела. Она мастерски убегала от проблем и мелочей. Пока не встретила Пашу.

И Паша стал для нее всем. Неважно, как и где они познакомились. Важно, что этот атлетически сложенный, с волевым подбородком и почти черными глазами юноша понравился ей сразу, что было обычным делом, и она не угадала, какая на этот раз таится опасность. Он притягивал, он завораживал, его хотелось слушать и слушать, гладить по руке или ощущать силу в его ладонях. Они не говорили ни о чем существенном, и поэтому это было весело и приятно.

Паша жил за городом, работал дизайнером и в Москву приезжал нечасто. Он интересовался древними культурами и увлеченно рассказывал о греках, индусах и схожести некоторых порядков и традиций в африканских племенах. По всему чувствовалось, что этот парень знает, чего хочет от жизни и как этого добиться. Его суждения были четкими и ясными. Оценки вызывали уважение своей зрелостью. Он возбуждал желание если не поклоняться себе, то, по крайней мере, глубоко уважать.

Сколько раз человек в своей жизни говорит другому, что любит его? Правильно, не однажды. Вероника это делала раз сто. Ну, может быть, чуть меньше. Она не считала, так как ей приходилось это делать в ответ на признания. «Я люблю тебя. А ты любишь меня?» – «Конечно, любимый». Так или примерно так это происходило обычно. Но в случае с Пашей этого не происходило.

Она изменилась. Она превратилась в послушную серьезную девочку, или казалась таковой рядом с Пашей. Она стала скромнее одеваться и почти не пользовалась косметикой. Она впервые заплакала в кино, глядя на окоченевшее тело Ди Каприо в «Титанике», и, давясь слезами, пыталась их скрыть. Она сделала уборку в своей комнате и сорвала со стен постеры с актерами и музыкантами. Она, она, она… Она этого не замечала, как не можем мы отличить сразу чистый воздух от грязного.

Все было хорошо, но Паша, в отличие от других молодых людей, не признавался Веронике в любви. Это не то чтобы беспокоило ее, а скорее нарушало привычное для нее развитие отношений. Хотя куда развиваться отношениям, когда признания в любви сказаны, тоже непонятно.

Так вот, не дождавшись признания, Вероника решила сама задать Паше этот простой вопрос. «Ты меня любишь?» – спросила она его, глядя в глаза. Он не отвел глаз, не воскликнул: «Да!», он взял ее за плечи и спокойно, но внушительно сказал ей, чтобы она больше никогда не произносила этого слова, если хочет, чтобы их отношения продолжались.

– Я уважаю тебя и не могу унизить тем, что, как аник, примитивно влюблюсь. Это унизит нас обоих, понимаешь?

– Нет.

– Любовь – это примитив, анахронизм общества. Любить – значит становиться рабом или подчинять себе кого-то. Ты же хочешь оставаться свободной?

– Да, – растерянно проговорила Вероника.

То, как интересно говорил Паша, создавало впечатление правильности его суждений. Хотя и казалось иногда, что не все слова принадлежат ему. В любом случае, благодаря его убеждению, она согласилась с достоинствами дружбы в противовес любви. А сохранение равноправия между мужчиной и женщиной казалось ей абсолютно справедливым.

Впрочем, к этому вопросу они возвращались еще не раз, причем Вероника стала его горячим сторонником.

Через пару месяцев Паша привез Веронику в поселок и познакомил с родителями и соседями. Но наибольшее впечатление на нее произвел Александр Александрович. Это был лев. Уже немолодой, но все еще сильный лев, возглавляющий свой прайд. Мудрый, спокойный, с постоянной мягкой улыбкой, он был всемогущим. Он знал всех людей, он знал все. У него была внутренняя точка опоры, и на него можно было положиться. За короткое время Вероника подружилась с его Леной и близнецами Ксюшей и Глебом, а вскоре и со всем поселком.

Поселились они в небольшом аккуратном домике рядом с родителями Паши. Собственно, поселились – это не совсем верно, поскольку Веронике приходилось жить в Москве, и лишь на выходные или на каникулы она могла побыть здесь.

В один из таких приездов она, оставшись одна, так как Паша уехал по срочным делам в Москву, зашла к Лене, которая тоже оказалась одна – Александр Александрович с близнецами пошли гулять.

Они сидели в креслах на террасе, когда Вероника спросила Лену, как та относится к любви. Лена заулыбалась и ответила:

– Как и Саша. Это анахронизм. Хотя разве дело в словах. Каждый приходит к этому по-своему. Саша, например, не хотел больше страдать от потери любимого человека, так вначале и создал такую стену. А потом это переросло у него в философию, что он временный жилец в этом мире и чем меньше привязанностей, тем легче будет уходить из него. Мне так кажется. А ты что думаешь?

– Ты правильно сказала, что дело не в словах. Можно ничего не говорить, а любить.

– Я тебя прошу, не заморачивайся, – и Лена погладила Веронику по голове.

– Я просто так спросила. Ты же знаешь мужчин: они носятся со своими идеями, а нам рано или поздно от них рожать, – шутя отозвалась та.

– Это не просто идея, это образ мышления и образ жизни. Пока я свободна, я в любой момент могу уйти от Саши, хотя бы к твоему Паше, – она засмеялась. – Шучу, шучу, он слишком молод для меня. Близнецы есть, но это другой вопрос. Саша очень ответственный отец и не оставит их без помощи. Но если я сочту другого более подходящим или привлекательным… – и она многозначительно закатила глаза.

– Мне кажется, это не так просто, – возразила Вероника.

– Что не так просто, что не так просто? – и Лена опять погладила Веронику по голове. – Не усложняй, может, завтра Саша будет с тобой жить, что же здесь плохого?

– Ну вот еще, – рассмеялась Вероника.

– А что, Саша мужчина что надо. Ты еще мало понимаешь. Молодые ребята – это хорошо, но поверь, мужчина – это другое дело. Ничего, узнаешь.

– Ты меня соблазняешь, что ли? Я так не могу. Из одной постели в другую.

– Дело не в сексе. Мы что, свингеры какие-то дегенеративные? Нет, тут дело в отношении к жизни. Ты должна понимать, что любая привязанность – рабство. А любовь – тем более рабство. Мы не отвечаем за себя и свои поступки. Делаем глупости, о которых потом сожалеем. Если что, лучше перетерпеть, но избавиться от этого. Ты будь внимательна. Если влюбишься в Пашу, потеряешь его. Да и в поселке тебе не жить.

– Это все глупости. Какая любовь, – стараясь быть веселой, ответила Вероника, но незаметно глубоко вздохнула.

Этот разговор вспомнился через пару недель, когда Паша сказал, что хочет несколько дней пожить с Аней из соседнего дома. Эта привлекательная брюнетка лет двадцати пяти не стоила особого внимания, хотя была очень сексуальна.

Вероника перестала ощущать свое тело, а потом ее начало лихорадить и в конце концов вырвало. Она выбежала из дома и побежала к Александру Александровичу.

Дальнейшее, я надеюсь, вы помните.

Да, она хотела покончить с собой, выпив упаковку таблеток, которые нашла в ванной у Александра Александровича, но благодаря усилиям Лены все обошлось.

Обошлось так, что на следующий день она уехала в Москву и больше в поселок не возвращалась. Она вспомнила священника, который умудрился оставить ей свой номер телефона. Позже она рассказывала, что ею двигало не желание быть выслушанной или приобщиться к вере. Нет, она надеялась, что священник поговорит с Александром Александровичем и убедит его в том, что они с Пашей должны быть вместе. Что это настоящая любовь, что они созданы друг для друга, а Александр Александрович все поймет и поговорит с Пашей, и они опять будут вместе, поженятся, у них будут дети и они будут счастливы всю жизнь, и так далее, и так далее.

Священник выслушал ее внимательно и, казалось, был рад помочь ей, но вдруг сказал такое, что совершенно лишило ее всякой надежды.

У каждого человека есть потребность обрести свой жизненный опыт. Каков он должен быть, никто не знает, ибо пути Господни неисповедимы. Но цель одна – обрести истину или веру. Лучше не вмешиваться в естественный ход вещей. Надо верить, и все образуется. Если она действительно любит Пашу, он к ней вернется. Терпение и страдания делают человека чище и мудрее. У всего в этом мире есть смысл, но далеко не всегда мы его понимаем, и только наша душа знает путь к свету, но путь этот тернист. В общем, такая ерунда. То есть не совсем ерунда, может, это все и правильно, только надо было этой бедной девочке сейчас совсем другого. Ее бы пожалеть, обнять, утешить. Успокоить хоть на чуть-чуть ее сердце. Разделить ее отчаяние. Поддержать ее в этой слабости.

– Короче, вы мне поможете или нет? – спросила она категорично, глядя на священника мокрыми глазами.

– Милая моя Вера…

– Вероника.

– Да, милая моя Вероника. Я бы мог сделать то, что вы просите, но это ни к чему не приведет, поверьте. Я видел таких людей, которые настолько боятся правды, что ни за что не откажутся от своих заблуждений. Боженька так иной раз может погладить по голове, что слезы выступят. Не каждый может это выдержать. Не каждый. Ваш Александр Александрович сам нуждается в помощи и человеческом сочувствии, но близкие этого не понимают, а сам он слишком гордый, чтобы в этом признаться. Вот и несет он свой крест. Без любви тяжко жить. Это как женщина, не ставшая матерью. Как дерево, засыхающее в пустыне.

– Я так на вас надеялась, а вы мне мозги пудрите, – с детскими интонациями проговорила она и уткнулась в ладони, как будто хотела спрятаться.

Они сидели вдвоем на лавке у его дома. Мимо проходили редкие прихожане, здороваясь с ним, но не приближаясь. Священник хотел погладить девушку, но опасался реакции. Вместо этого он откинулся на спинку и сорвал листок с дерева, ветви которого нависали над ними. Сложил несколько раз, как лист бумаги, поднес к лицу и понюхал.

Вероника тяжело вздохнула и выпрямилась.

– А может, вы и правы. Пусть будет все так, как есть.

Священник молча смотрел на церковь и, казалось, уже не думал о девушке.

– Я так надеялась, так надеялась… Все было так хорошо. Я думала, все как-то разрешится, а все оказалось так непросто. Я думала, что Паша просто так говорит о любви. Ну, как просто об идее, что ли, понимаете? А он правда верит, что любовь – это зло. Он правда в это верит, понимаете? – и она посмотрела на священника.

– В том-то и беда, что идеи правят миром. И самые страшные – те люди, которые верят, что их идеи единственно правильные.

– Но вы ведь тоже верите.

– У меня это по-другому. Я верю в Бога и Спасителя нашего, Иисуса Христа. Они дали миру надежду. И я доверил им свою жизнь.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации