Текст книги "«Закон бутерброда». Записки арбитражного управляющего"

– Взял тайм-аут на недельку, думает…

Короче, блефовал, как мог. Даже как-то на какой-то безымянный звонок я в присутствии посторонних театрально прокричал:

– Роман Аркадьевич! Извините, не могу сейчас говорить, перезвоню вам!

Довольно-таки долго мы все пытались кому-либо впарить эту злосчастную трубу, но опять же, выручила нас Ирина Орлова.

Меня даже пригласили на Совет областных депутатов, в котором обсуждали бюджет, я с дрожью в голосе рассказал, про задолженность по заработной плате перед рыбаками, рассказал про долю в трубе и попросил принять мудрое решение и выкупить эту трубу (или долю) за каких-то 8 миллионов рублей.

И меня поддержали! И Невзоров, и Мещеряков, и Бондаренко, и, конечно, Ирина Орлова. Ура! Решение принято! Включили в бюджет трубу, и, где-то через месяц-полтора на счет поступили 8 миллионов рублей.

Была страшная пурга, я не мог выехать на своей легковушке. Александр, муж Галины приехал на внедорожнике, взял меня, бухгалтеров, Галку, и мы поехали в банк за деньгами.

Мы ведь тоже все эти месяцы не получали денег.

Ладно, у меня были еще предприятия в банкротстве, что-то перепадало мне и моим девчонкам, они же работали на всех фронтах.

В банке нам выдали целый мешок денег.

Это был праздник! Журналисты! Телевизионщики!

Я раздавал интервью. Был героем целой недели.

Но первое, что я сделал, это по радио, на ТВ и в прессе принес извинения рыбакам. И поблагодарил их за терпение, за выдержку, за понимание.

А сколько было рукопожатий и объятий!

Простые мужики, суровые, немногословные и бесконечно добрые, жали нам руки, хлопали по плечу, несли конфеты девчонкам и говорили хорошие слова.

Я действительно был счастлив своим родством с этими удивительными людьми.

И еще! Радостное и не совсем скромное:

Москва присвоила мне звание «Почетный работник рыбного хозяйства России».

Степаныч

Предыдущая глава пробудила такую ностальгию,

что здесь я расскажу о своей первой серьезной встрече,

общении и жизни среди моряков

Ему было меньше пятидесяти лет, но для меня он казался стариком, тем более, все на судне называли его Степанычем.

На флоте так заведено – обращение к старшим по возрасту или должности по отчеству, за исключением, конечно капитана и старшего командного состава.

И то, в неофициальной беседе, либо играя в домино в столовой команды, можно было назвать старпома Петровичем, но на мостике или на вахте – Боже, упаси!

Впервые я увидел Степаныча, когда ступил на палубу теплохода «Кодино» с маленьким чемоданчиком в руке, а в чемоданчике вместился весь нехитрый скарб курсанта мореходки, направляющегося на морскую практику: пара тельняшек, носки, трусы, кеды (кроссовок тогда еще не изобрели), дешевенькая электробритва и, пожалуй, все.

– Щас, постой, Степаныч придет, примет тебя, – не очень приветливо встретил меня вахтенный матрос у трапа.

И пояснил:

– Степаныч – это Дракон наш.

Поскольку на палубе морского судна я стоял первый раз в жизни, то традиционных наименований должностных лиц, конечно, не знал. Я даже подумал, что Дракон – это фамилия боцмана Степаныча и уже мысленно подготовил свое обращение к боцману, типа:

«Товарищ Дракон, курсант Александр Лельчук прибыл для прохождения практики» и так далее, что-то в этом роде. Но вахтенный во-время пояснил, что Драконами на флоте зовут боцманов.

Степаныч молча пожал мне руку и послал вахтенного отвести меня в каюту и показать мое место.

Каюта мне понравилась, двухместная, рундук, стол, диванчик, иллюминатор, довольно-таки приличное место на верхнем ярусе.

Показав каюту, вахтенный повел меня в столовую команды, указал место за столом и предложил сразу же пообедать. Обед мне понравился: горячий борщ, макароны с курицей, компот. Я почувствовал себя взрослым.

* * *

Немного смутило первое распоряжение боцмана.

Он поручил мне уже не помню какую работу, но все его слова перемежались морскими терминами и названиями, из которых мне было знакомо только одно слово: палуба.

И когда я, краснея и заикаясь спросил у боцмана перевода этих слов, он удивленно посмотрел на меня и, думая, что я над ним издеваюсь, буркнул:

– Да не будь ты Шуриком!

В его лексиконе слово Шурик означало что-то, вроде, дурачка, недотёпы.

– Да, кстати, как тебя зовут?

– Шурик, – растеряно ответил я ему. Меня дома звали только Шуркой, Шуриком, я к этому привык и очень стеснялся.

И боцман… смутился. За многие годы и десятилетия нашего дальнейшего общения с ним я больше никогда не видел его смущенным.

Я с детства зачитывался рассказами К. Станюковича, который писал о плаваниях парусных судов 19 века, порядкам на них, службе матросской и о боцманах – хозяев палуб. Боцман был непременно с серьгой в ухе, огромный, хмельной, имел неограниченную власть над матросами, за плохое исполнения приказания мог избить матроса и т. д.

Всеми этими чертами я мысленно наделил Степаныча. Работу свою я исполнял старательно, особых нареканий не имел, практика проходила нормально, но несколько случаев остались в моей памяти навсегда.

Курсанты мореходки самостоятельно следили за своей одеждой, стирались, гладились, штопались (если надо) тоже самостоятельно. Самое трудное и неприятное это стирка зимних тельняшек: они толстые, плохо промокаемые и тяжелые.

Мама прислала мне немного денег и предложила сдать нижнее белье в стирку в прачечную, что я и намеревался сделать.

Завернув в газету пару тельников, я предупредил боцмана, что отлучусь на часик на берег (это было во Владивостоке). На вопрос боцмана, куда я иду, небрежно бросил:

– Да, в прачечную. Бельишко простирнуть.

Надо было видеть лицо старого моряка. Оно окаменело. Ни слова не говоря, он взял мой сверток и развернул. Повесив тельняшки на локоть руки, второй рукой он взял меня за плечо и жестко повел вниз по трапу в душевые. Включил почему-то холодную воду, подставил под кран обрез (тазик) и, наполнив его до половины, замочил в холодной воде обе тельняшки.

Когда белье пропиталось водой, стало тяжелым и неподъемным, он расстелил на плитках палубы тельняшку и стал намыливать ее простым хозяйственным мылом.

Работал долго и остервенело. Полоскал тельняшки в нескольких водах. Потом, через годы, он рассказал мне, что специально не включал горячую воду, чтобы показать мне, как нужно стирать белье в любых условиях. Отжав почти насухо тельняшки, он развесил их там же, в душевой для просушки. Вымыл руки и молча ушел, не сказав мне ни слова.

Этот урок я запомнил и впредь стирал белье самостоятельно. Потом, через годы, я понял, какой удар по авторитету моряка я мог нанести сдав в прачечную тельняшки в стирку.

Следующий эпизод с боцманом произошел тем же летом в Находкинском морском порту. Я получил первую зарплату, целых 60 рублей! Мне очень хотелось что-нибудь купить. В универмаге я купил… пижаму!

По-моему, в моей жизни это был самый идиотский поступок. Но я тогда этого не понимал. И в тот же день, придя на судно и постояв под душем, я напялил на себя полосатые пижамные штаны и курточку, пеструю, как юбка цыганской танцовщицы, и пришел в столовую команды на чай.

Когда я вошел, все разговоры смолкли, и моряки взирали на меня с испуганным удивлением. Я понял, что мне завидуют, прошелся, как по подиуму, показал всем ценник на 22 рубля с копейками, плюхнулся на свободное место и начал наливать себе чай.

Но, когда я увидел лицо боцмана, мне стало по-настоящему страшно. Если бы в Московском зоопарке меня бросили в клетку к тигру, я испугался бы меньше.

Лицо боцмана наливалось кровью и приобрело цвет знамени в красном уголке, глаза его выкатывались из орбит, он хотел что-то сказать, но его рот произносил только нечленораздельные звуки, а дрожащая рука, размером с хорошую лопату тянулась через стол ко мне…

Я не стал испытывать фортуну, встал из-за стола и, стараясь не терять достоинства, вальяжной походкой хотел выйти из столовой.

Боцман издал какой-то рёв (индейцы в прериях отдыхают) и ринулся на меня, наверняка, не для объятий.

В дверях столовой он сумел ухватить меня за шиворот, но я каким-то образом вывернулся, оставив у него в руках пижамную курточку цвета юбки танцующей цыганки.

На палубе я бы, наверное, смог убежать, если бы не споткнулся о разбросанный швартовный конец, упал, боцман с хрипом навалился на меня, стараясь сорвать с меня полосатые пижамные брюки, это у него не получилось, но… брюки разошлись на две полосатые штанины.

Каким-то образом рядом уже стояла судовая уборщица, и у нее в ведре плавала моя цыганско-пижамная курточка, которая продолжала свой век в должности половой тряпки.

Туда же легли две полосатые штанины общей стоимостью 22 рубля с мелочью.

А потом… в течение, наверное, получаса, я выслушивал монолог Степаныча на возвышенных тонах, который, естественно, не могу здесь воспроизвести, но нисколько не сомневаюсь, что любой старый боцман парусных времен, услышав его, попросил бы у Степаныча автограф.

Я не могу сказать, что этот пижамный случай боцман вспоминал долго. Он его не забывал. Никогда!

Наверняка, учил молодых матросов на моем отрицательном примере.

И последний, очень знаковый эпизод произошел на том же судне, по-моему через пару месяцев после инцидента с пижамой.

Ребята из палубной команды пристыдили меня, что я уже несколько месяцев в экипаже, получаю хорошую зарплату (это 60 рублей-то!), но напрочь забыл морскую традицию, наплевал на дружбу и предательски зажал денежки и не проставился своим товарищам, которые помогают мне и учат меня нелегкому морскому ремеслу.

И то правда! Я же моряк, а не прачка! Пошли, парни! И мы пошли.

На ресторан или кафешку денег не хватило, поэтому взяли несколько бутылок, каравай хлеба, колбаску, огурцы и забрались на сопку недалеко от порта. Стаканчик умыкнули из автомата с газировкой.

Хорошо посидели. На вахту я не заступил.

Но ребята, верные морской дружбе, привели меня под руки на судно и уложили спать. Помню только, как шли и пели хором песню «Ведь ты ж моряк, Мишка…».

Вместо «Мишка» они пели «Сашка», что меня умиляло до слез. Вот это друзья! Настоящие! А что этот малограмотный Дракон? Вот стану капитаном, попадет он на мое судно, по струнке ходить будет! Напомню я ему мою пижаму за 22 с мелочью!

Разбудил меня мощный шлепок по заднице. Я протирал глаза и натягивал штаны, боцман стоял рядом и дрожал от ярости.

– Пошли в мою каюту!

– Ты,… щенок, не вышел на вахту! На флоте это недопустимо. Гнать тебя метлой нужно с судна к … и из мореходки… Ничего из тебя не выйдет… С кем пил,…?

– Я их не знаю. Ребята с Одесского судна, стояли рядом с нами, пригласили, не рассчитал дозу…

Боцман схватил меня за горло и чуть не задушил.

– Говори,… с кем пьянствовал, я все равно узнаю.

– Степаныч, с одесситами, честно! Они уже снялись в рейс…

Он махал огрубелой ладонью перед моим лицом, я был уверен, что изобьет. Уж, скорей-бы!

Там, где выкрики боцмана я прерываю многоточиями, тоже были слова. К сожалению, я не могу их цитировать.

Экзекуция продолжалась долго. Он требовал имена (я думаю, что он их знал), я же утверждал, что это были «не наши» матросы.

Он накручивал мое ухо, которое уже горело огнем.

– Говори, паршивец, с кем пил! – ревел боцман громче пароходного гудка.

И вдруг… мельком взглянув в его глаза, я увидел (вы не поверите!), я увидел в них одобрение моему упорству.

– Месяц с судна ни ногой! Пошел вон!

* * *

Прошло более пятидесяти лет. Я точно знаю, что если бы я тогда сказал ему, с кем я пьянствовал на сопке, то никогда я не стал бы моряком.

И стал я им именно в ту минуту, после молчаливого одобрения старого боцмана.

Степаныч жил на судне. Своего дома или квартиры у него не было. Говорят, что когда-то была у него жена и даже сын, но правда ли это – никто не знает.

Много лет он работал в пароходстве, сначала в море, потом на берегу, в мастерских, потом, когда совсем состарился, сторожил морской порт. Мы частенько виделись. Наши дороги пересекались. Он был однажды у меня дома, а вот в ресторан я не мог его затащить. В межрейсовом Доме моряков ему, как ветерану, выделили комнатку, я был у него. Койка. Стол и стул., телевизор и судовой барометр на стене.

Он отслеживал мое продвижение по службе, иногда, при встречах поздравлял меня с повышением.

Однажды в ресторане «Океан» мы отмечали какое-то мое событие: то ли удачное назначение, то ли завершение какого-то задания, уже не помню.

Среди старых моряков, ныне чиновников, зашла речь о Степаныче, и… никто не знал где он и что с ним.

Меня буквально обожгло жгучим стыдом. «Вспомнив», что у меня назначена какая-то встреча, я извинился и уехал раньше. Забежал домой. Сбросил красивый мундир, надел джинсы и простую «Аляску», поехал в МДМ (Межрейсовый Дом моряков) к Степанычу.

На табуретке стояла непочатая бутылка водки, на тарелке колбаса, огурцы, и мы сидели молча, друг напротив друга и, наверняка, думали об одном и том же.

Про Шурика и про пижаму, про пьянку с одесситами и пропущенную вахту, о наших плаваниях, о возрасте и о жизни.

Тогда я видел Степаныча последний раз.

Он уехал во Владивосток, где-то на 19 км у него был маленький домик, доставшийся ему от умершего друга, небольшой огородик и дворовая собака в будке.

Нет больше Степаныча. На Морском кладбище Владивостока, недалеко от могил Варяговцев, есть небольшой холмик, где стоит маленький макет морского якоря и скромный памятник.

На День рождения старого моряка и в День работников морского и речного флота моя дочь Софья приносит туда цветы.

Отступление от темы

Я хочу заверить своего будущего читателя, что не пишу, не составляю и не придумываю учебник по банкротству. Я далеко не все знаю и не все умею. Очень многие мои бывшие студенты, ученики, стажеры ушли далеко вперед и вполне состоялись профессионально.

Та же Галина Елефтериади, которая много лет была моим помощником, а переехав в Подмосковье, стала арбитражным управляющим, имея дипломы экономиста и юриста, успешно работает с юридическими и физическими лицами.

В Петропавловске-Камчатском Вадим Чернеев, который пришел ко мне в стажеры после окончания университета (по-моему, «Бух. учет и аудит»), уже перешагнул 24-летний стаж, администрация Петропавловска только ему доверяет работу по коммунальному хозяйству.

А в Москве Марина Таёкина, также имея два высших образования, сделала головокружительную карьеру арбитражного управляющего, создала надежную команду специалистов и одновременно имеет в производстве несколько десятков предприятий и физических лиц.

Мне самому неоднократно приходилось обращаться к своим бывшим стажерам и помощникам за помощью или консультацией, кстати, я этого не стыжусь, а этим горжусь. Своими воспоминаниями я просто рассказываю, как все это было еще совсем недавно, лет этак 20–25 назад.

И знаете, я нисколько не чувствую себя в чем-то ущемленным.

Я получал предприятия не от «Заказчика», как сейчас принято говорить, а от Межведомственной комиссии и Арбитражного суда; предприятия были промышленными или сельскохозяйственными, с большими штатами сотрудников, это было непредсказуемо и очень трудно, но каждое завершение было праздником.

Поэтому я просто рассказываю, как все происходило, получалось или не получалось, ну, а главное, как все начиналось. Я рассказываю об отношениях различных людей друг к другу.

Все, это наверняка могут подтвердить те мои коллеги, которые еще работают или работали в те годы.

И в отличие от молодых коллег, которые по мастерству меня, возможно, превзошли, у меня есть один неоспоримый плюс, которым, кроме меня, могут похвастаться Андрей Еньков из Санкт-Петербурга, Людмила Сырвачева из Москвы, Виктор Кугушев из Новосибирска, Марина Безуглова и Юрий Розов из Владивостока, Сергей Синельников из Хабаровска…

Каждый из нас имеет право сказать:

«Я это начинал!» Ведь мы были первыми.

Если быть честным, мы были не самыми первыми. Некоторые процедуры проводились до нас, тем не менее, основная масса специалистов готовилась уже по Закону «О несостоятельности (банкротстве)» 1998 года. Мы же завершили обучение перед самым принятием этого великого (я не оговорился) Закона.

Покой нам только снится

«Как сладко

За подленькое словцо,

За лживую опечатку

Врагу в перекошенное лицо

Надменно

Швырнуть перчатку!»

Я не помню автора этих строк, которые поставил, эпиграфом, но они мне очень нравятся и подходят к содержанию этой части моей книги.

Безусловно, речь пойдет о борьбе, даже, наверное, о войне, с применением самых подлых и запрещенных приемов, которые настоящие мужчины считают недопустимыми.

Действующие лица: ваш покорный слуга со своей командой и некий банк довольно большого масштаба, имеющий во многих регионах свои филиалы и представительства.

Этот банк был залоговым кредитором в одной рыбопромышленной фирмочке, еще одним кредитором был завод, который ремонтировал рыбопромысловые суда этой фирмочки.

А ещё – сама фирмочка, во главе которой стояли два братца, очень не любившие отдавать долги, выплачивать кредиты, да и платить зарплату тоже.

Так и получилось: братья не вернули банку кредит, по-моему 18 миллионов и, примерно столько же не отдали заводу за ремонт своих судов.

Вроде бы, ничего необычного. Будем готовить имущество к продаже, а потом делить деньги. Залоговый кредитор, в соответствии с Законом, имеет преимущество.

Мы не особенно нервничаем: моё вознаграждение и зарплата девчат идет в нулевую, текущую очередь. Так что получим своё!

Процедура была, откровенно говоря, скучноватая. Инвентаризировалось имущество, проводились собрания, готовили к продаже рыболовецкий сейнер и с нетерпением ждали окончания процедуры. Все серенько.

Сюжет завязался, когда откорректировали реестр.

Получилось, что по текущим платежам, т. е. по платежам, которые отдаются вне очереди, мы должны оплатить ремонт этого сейнера, поскольку ремонтировался он в период процедуры. В ремонт его отдавал не арбитражный управляющий, а судовладельцы, хозяева, которых мы банкротим, Да. Все по закону. Ничего не попишешь.

Но у нас ведь есть договор залога! Есть! И Залогодержатель имеет льготу: он является первым! Но… в 3-ей очереди!

Не листайте закон и не ищите! До 2008 г. так и было. Залогодержатель впереди! Но в 3-ей очереди.

Мне даже стало жалко Залогодержателя. Все заберет завод. Значит, банку ничего не достанется.

Межколхозный завод в суде представлял адвокат Ю. О. Баранков, один из сильнейших юристов, работающих в банкротстве. Я часто встречался с ним, консультировался, заключал договоры юридического сопровождения и т. д.

За мою бытность Юрий Баранков никогда не ошибался.

Из любой ситуации он выходил победителем.

К этому времени я уже хорошо изучил характер и методы работы любого банка.

Как только в России началась коммерционализация, банкиры сразу же выделились в этакую элиту, равной которой, пожалуй, и не было.

Поскольку банкир – это деньгодержатель, а деньги нужны всем: от дворника до Премьера, то банки стали предприятиями вне критики и почти вне закона (я написал «почти»). Им подыгрывали правоохранительные органы, иногда даже суды и другие государственные структуры.

Ко мне часто приезжала представитель банка Ирина М., очень интеллигентная и приятная женщина, но когда встал вопрос об очередности, то мне без обиняков было предложено «перейти на позицию банка». Я написал слово-в-слово. Никакие дискуссии о законе и инструкциях не имели эффекта. Эта интеллигентная обаяшка заявила:

– Если вы меня не послушаете, то… (театральная пауза)… будут неприятности!

Во как! И попадаю я между двух очень серьезных огней: банк с многообещающими неприятностями и Юрий Баранков, юрист, который не проигрывает суды. Так как же мне быть?

По-моему, еще во время травли меня в аварийно-спасательной службе тот же Баранков дал мне одну рекомендацию, которой я следую всегда:

«Если не знаешь, как поступить – поступай по Закону!»

Я, правда, сделал еще одну попытку образумить неразумных банковцев: съездил на консультацию к одной пожилой женщине, которая ранее была руководителем этого банка и, буквально, в начале моей процедуры ушла в отставку, уступив кресло приезжему молодому банкиру.

Я рассказал ей о камне преткновения и попросил совета. Совет был лаконичен и прост:

– Александр Павлович, станьте на сторону банка!

Мне сейчас кажется, что это было не заблуждение, а система. Это было жесткое, железное правило времени: в банке деньги, значит нужно стать на сторону банка, поскольку он должен быть прав!

Вот теперь я вспомнил свою учительницу и ее слова, когда меня не пускали на территорию банковского санатория с тяжелыми сумками откормленные бодигарды!

Вот теперь мы пойдем неукоснительно по Закону!

Разумеется, суд принял мою позицию. Слава Богу! Все суды, все инстанции в Камчатском Арбитражном суде я выиграл и оплатил заводу 18 миллионов рублей по текущим платежам. Я и моя команда получили свое вознаграждение.

Банк обратился в Арбитражный суд Дальневосточного федерального округа… и выиграл процесс.

А я влип безоговорочно. Такую сумму я никогда не смогу выплатить. Даже теоретически.

Вся эта судебно-банковская тяжба тянулась долго. Но не очень честно. У меня дома раздавались звонки. Нет, не с угрозами! По угрозам я бы решил все проблемы: я вырос в этом городе и в этих дворах, все «крыши» мне были хорошо знакомы. Звонки были моей жене, которой слащавым голосом рассказывали, какую сауну посещает ее муж, т. е. Я, в каком ресторане и какой коньяк я пью. Вот здесь они прокололись. Уже несколько лет я практически не пью спиртное. Жена, слава Богу, знает это.

На эти выходки мне дал разъяснение мой приятель, начальник юридического отдела «Камчатпрофитбанка». Оказывается, все юридические службы всех банков имеют такое распоряжение своих банкиров, в случае невозможности или затруднения с возвратом средств идти на любые провокации и любые методы для компрометации оппонента.

Прошли годы, наверное, сейчас банки работают более цивилизовано. Надеюсь на это.

Единственный мой консультант Юрий Баранков на удивление спокойно сказал, что все станет на свои места, я могу не беспокоиться и т. д.

Легко сказать! И я, и супруга, восприняли этот удар очень болезненно.

Стали поступать иски о взыскании с меня этих денег. Камчатский суд допустил участие заседателей по предложению Баранкова. Вся эта пытка тянулась мучительно долго.

Моя жалоба в коллегию Высшего арбитражного суда даже не была рассмотрена. Я получил категорический ответ, что коллегия не будет ее рассматривать, считая это бессмысленным.

Все-таки я постарался как-то обезопасить свою семью. Квартиру во Владивостоке, которую купили для дочери-студентки, переписали на дочь, остальное имущество, кроме автомашины – на жену. Для убедительности мы с супругой сходили в ЗАГС… и развелись. Конечно, это тоже была попытка сохранить то, что мы собрали за много лет.

Наши жёны несут тяжкий крест.

* * *

Мы познакомились и поженились в Минске, много-много лет назад. Там жили мои родители, я приехал их навестить. Нелла работала на киностудии «Беларусьфильм» после окончания кинотехникума.

Замуж я ее позвал в первый же день знакомства. Она пошла домой и сказала маме, что уезжает на Камчатку.

Были слёзы, и уговоры. На Камчатку в то время нужно было оформлять пропуск – погранзона!

Мой старший брат прислал ей вызов, а так как вызов был на ее девичью фамилию, то и в ЗАГСе она оставила свою фамилию. Так и живем… почти 45 лет. Вырастили дочь. У нас внучка уже.

В Минск ездим ежегодно, навещаем могилки. Постарели, конечно. Но намертво вросли друг в друга. Нормально живём. Квартира. Машина. Дачка.

Ворчим друг на друга. Иногда ругаемся. Потом миримся.

И вспоминаем наш развод 2008 года. Могли бы не разводиться.

В Смоленской области арбитражный управляющий, женщина, 72-х лет отроду, сделала то же, что и я: учитывая, что Залогодержатель (банк) имеет льготу только в 3-й очереди, выплатила задолженность по заработной плате двести тысяч рублей трудовому коллективу, а это 2-я очередь.

Банк таким же образом выиграл иски, до Высшего арбитражного суда дело не допустили, и пожилая женщина готовилась выплачивать эту сумму из своего вознаграждения и пенсии.

Вот именно на это обратил внимание г-н Егоров, работник Высшего арбитражного суда, листавший отказные дела. Его удивил возраст арбитражного управляющего – 72 года!

А прочитав фабулу дела, г-н Егоров побежал по кабинетам, разъясняя ошибку и недосмотр всех нижестоящих судов.

Если говорить откровенно, то эта статья закона была написана так запутано и туманно, что далеко не все её правильно понимали.

Появилась заметка в каком-то правовом журнале. Потом Пленум Высшего арбитражного суда отменил все судебные решения по этим делам, в том числе и по моему делу

Банковские юристы и Юрий Баранков с моей доверенностью летали в Хабаровск на пересуд.

Все отменили. Я победил. Но какой ценой!

Банковские чины со мной прекратили все взаимоотношения, появилась грязная статейка в местной газете. Ирина М. получила повышение по службе.

А мы с женой, вернее, с бывшей женой, ныне невестой, пошли в ЗАГС, зарегистрировали брак, впервые купили кольца и… отпраздновали свадьбу. Она, я и доченька.