Текст книги "Ковчег острова Альмендралехо. приключенческий роман"

– Извините, но для чего господину четыре комнаты? К сожалению, в моём доме лишь квартиры гостиничного типа, не больше двух комнат, в основном однокомнатные.

Этот Крис так посмотрел на хозяина своими бесцветными глазами питона, что хозяин понял – вопросы в данном случае неуместны. Понял он и другое, что если он согласится на условия этого господина, то предстоит хорошая нажива, и не нужно злить этого странного господина. Хозяин улыбнулся:

– Извините, господин, я слушаю вас.

Крис смотрел на домовладельца, словно замороженный окунь: отстранённо и равнодушно, словно того и не было в комнате, затем разжал губы:

– Как вас зовут?

– Рэнди, сэр. Рэнди Кобурн.

– Так вот, Рэнди, найдутся ли у вас две смежные двухкомнатные квартиры?

Кобурн сморщил лоб, словно решал теорему Ферма.

– Да, сэр, есть, но…

– Вот и хорошо, – перебил его посетитель. – Как вы отнесётесь к тому, чтобы соединить эти две квартиры в одну, а?

– Я понимаю ваши желания, сэр, но и вы поймите, такую огромную площадь у меня вряд ли кто захочет снимать. К тому же…

– На этот счёт не беспокойтесь, мы заплатим вам по повышенному тарифу. Кроме этого, мы перепланируем и перестроим за свой счет. – Домовладелец пытался было раскрыть рот, но посетитель и здесь опередил его вопрос: – Мы снимем эту квартиру и заплатим за неё на год вперёд. Как, согласны, Рэнди?

Но у Рэнди и не нужно было ничего спрашивать, его лицо сияло, как отражённое в зеркале солнце.

Перестройка была закончена в рекордные сроки, и уже через две недели в новую квартиру ввезли всё необходимое для проживания. В квартире поставили современную сигнализацию и замки новейшей секретной разработки, к которым Кобурн и не знал, как подойти. Когда домовладелец потребовал сообщить, как открывается массивная бронированная дверь, чтобы в случае затопления, утечки газа или электрического замыкания в квартиру можно было войти, Крис записал номер телефона и сказал:

– В случае чего, звоните, наши люди срочно приедут и всё исправят.

* * *

…Питер Черрик «путешествовал» по интернету и ждал определённого часа. Вот стрелки настенных часов показывают семь тридцать вечера, семь сорок две, семь пятьдесят девять, восемь часов. Питер нажимает на сенсорную кнопку, и фальшивая стена в виде небольшого камина уходит вправо. Питер заходит внутрь помещения, включается свет, позади дверь закрывается. Он ничего не ждёт сегодня, потому что так происходило уже много раз подряд, когда он заходил в эту потайную комнату, ждал десять минут и затем возвращался в комнату, чтобы уйти из квартиры ещё на неделю. Но он делал это, потому что так просил его отец.

Комната очень странная: пол и потолок из непонятного изоляционного материала, из которых торчат штыри различной длины и толщины. Все они направлены в одну воображаемую точку посреди комнаты. В центре, за стеклянным большим цилиндром, на полу круг диаметром около полутора метров. Справа во всю стену размещена аппаратура, которая автоматически включается, когда Питер заходит внутрь, и начинает мигать разноцветными сигнальными лампочками, светиться мониторами и шкалами.

Но на этот раз вдруг появляется непонятный шум, похожий на кваканье лягушек и на шелест камыша на ветру. Питер, как и инструктировал его отец, включает трубку космической связи и подносит её к уху.

В кваканье и шелест врывается потрескивание, и посреди комнаты появляется что-то призрачное, тёмно-голубое и извивающееся. Питер бледнеет и испуганно смотрит на происходящее, не в силах пошевелиться от остолбенения. Треск нарастает, и это что-то превращается в человеческую фигуру. Она еще прозрачна и будто состоит из морской воды, она колеблется, словно в горячем воздухе. Постепенно фигура наполняется деталями: вот видны руки, ноги, голова, волосы, нос и уши. Вот вырисовывается одежда: шорты зелёного цвета, синяя рубаха. Ещё несколько минут, и Пётр узнает отца. Отец стоит боком к сыну и явно его не видит. Раздается искажённый помехами голос:

– Петя, ты здесь?

Петру ответные слова даются явно с трудом, он откашливается, но голос его приглушён и сипл:

– Да, папа, я здесь.

– Ты не испугался, сынок?

– Я, я даже н-не знаю, папа. Я п-просто поражён, я ничего не п-понимаю. Я даже не знаю, ты это или твой призрак.

– Но ведь ты разговариваешь со мной, не так ли?

– Да, я р-разговариваю, но разве призраки могут говорить? Ты живой или…

– Не беспокойся, Петя, со мной всё в порядке. Это та самая тайна, о которой я тебя предупреждал. Ну как я тебе? – спросил отец.

– Откровенно говоря, не очень, я даже не пойму, реальность это или…

– Так я и знал, – перебил его отец. – Значит, наш аппарат ещё не доработан. Я тебя не вижу, я весь скован, будто на меня надели обручи, я не могу повернуться.

– Где ты сейчас? – Пётр почувствовал, что голос его начинает дрожать, но он справляется. – Или я во сне?

– Нет, Петя не во сне. Но и объяснить я тебе сейчас ничего не могу. Ты извини, сынок, время мое заканчивается, я обязательно ещё вернусь к тебе. Главное, ты никому ничего не говори и ничего не бойся. Ну, до следующей встречи.

Отец протянул руку для рукопожатия, спросил:

– Ты где?

– Папа, тебе надо повернуться направо на девяносто градусов. Я могу пожать твою руку?

– Конечно, ничего не бойся.

Пётр на трясущихся ногах вошёл в стеклянную будку, пожал отцу руку и ощутил её телесность и мягкость, словно она была из плоти. Внезапно он затрясся и начал спрашивать:

– Скажи, отец…

– Не надо сейчас вопросов, сынок, потому что мои ответы будут слишком странными и непонятными. Ну, всё, мне пора. А ты уходи, поскорее. Поскорее!!!

Пётр отпустил руку привидения и выскочил из цилиндра, и в тот же момент мистер Черрик стал постепенно исчезать, словно бы таять, потрескивание стало уменьшаться, пока не исчезло совсем. И скоро в комнате всё стихло.

Пётр сел на диван, чувствуя, что ноги вот-вот подведут его, и он рухнет, схватился за голову и стал лихорадочно думать: «Нет – нет, этого не может быть! Это какой-то фантом, видение, призрак, иллюзия, только не действительность. Этого не может быть. Конечно, он предупреждал меня, что это будет необычный эксперимент, но не настолько же. Питер, – приказал он самому себе, – надо прибрать мысли и привести их в порядок, иначе ты сойдёшь с ума! Ведь до этого ничего не происходило, я думал, что отец просто будет связываться со мной по телефону, а здесь… Но ведь я видел его своими глазами, я видел, как он живёт, ходит, слышал, как разговаривает, и не с кем-нибудь, а со мной! А рука! Я чувствовал крепкое пожатие его руки, я видел его усмешливую недоверчивость в глазах. Значит, это всё правда, это действительность? Но как же так: он сейчас был со мной, а его со мной нет. А что, если…»

Неожиданный звонок сотового телефона прервал его мысли. Сейчас он ждал звонка от кого угодно, только… В аппарате он снова услышал голос отца:

– Сынок, надеюсь, что нас не прослушивают. Я связываюсь с тобой по секретной связи. Сейчас помолчи и ничего не спрашивай. Всё, что ты видел, это происходило на самом деле. Помнишь, у Шекспира: «На свете много есть, мой друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Я просто звоню тебе, чтобы ты окончательно не свихнулся, сынок, и поверил, что всё это происходило на самом деле, что я не призрак. Ты понял?

– Понял, отец.

– До свидания. Я с тобой ещё свяжусь.

– До свидания, отец.

12

Но разговор между Черриком-сыном и Черриком-отцом по сотовому телефону слышал и Шелли Бёрн. Его друг и помощник, который работал в этой сотовой кампании, по его просьбе записал разговор. Бёрн очень не любил недомолвок и тайн, даже если они исходили от его заказчика, они были для него, как красная тряпка для быка. При первом же разговоре сначала с Эмели, затем с Питером, он заметил, что они чего-то не договаривают. Ну, с Эмели всё было понятно: она не недоговаривала, а просто мало что знала. Вечно занятая сама собой, она и не вникала во все подробности истории с исчезновением мужа. Все её мысли были заняты только одним – где достать денег, для того чтобы утолить желания своего бой – френда.

С Питером дело обстояло иначе: Шелли чувствовал, что тот знает что-то очень важное, и скрывает это от сыщика. Бёрн считал себя интеллектуальным профессионалом, и для того чтобы раскрыть то или иное дело, не прибегал ни к слежкам, ни к засадам, ни к погоням, ни к единоборствам. Он считал, что чем меньше противник тебя знает, тем больше ты неуязвим и свободен в своих действиях. Главным коньком его был анализ всего, что было связано с делом.

В деле Черрика у него выстроилась следующая логическая схема: господин Черрик был большим любителем путешествий – пропал он вместе с экипажем своей яхты в Атлантике, но ни одного возможного трупа найдено не было, а это означало, что все люди живы и находятся в неизвестном месте. Личная подводная лодка господина Черрика почему-то вдруг оказалась у Гренландии, и никто, ни капитан субмарины, ни родственники промышленника, не могли объяснить, для чего она там оказалась. Некто Фриц Норман, капитан сухогруза, пишет в редакцию серьёзной газеты странное письмо об острове – призраке. Один из членов экипажа воздушного лайнера тоже видит странный остров, который как будто движется и раздваивается. А тут ещё эта запись телефонного разговора мистера Черрика со своим сыном. Откуда и для чего был сделан этот звонок – это нужно было выяснять.

Очень странный разговор. Из него совершенно непонятно, отчего Питер должен свихнуться, почему он должен считать отца призраком (призрачный остров, призрачный отец, некая призрачная Линда, жена свихнувшегося капитана – не слишком ли много этих призраков?), и что происходило на самом деле, о чём говорил отец – призрак, если это был, конечно, он. И, главное, ОТКУДА вёлся этот разговор, ведь Питер видел ТАМ что-то необычное. Нужно обязательно это выяснить. Но как? Видно, придётся поступиться своими привычками и принципами и воспользоваться старыми, добрыми и надежными методами сыщиков всех времён и народов.

Питера Черрика сыщик застал в одном кафе, где тот с усердием крошил панцирь лангуста, резал ножом розовое мясо и отправлял его в рот, не забыв при этом полить его острым соусом. Увидев Бёрна, Питер удивлённо приподнял брови и молча, не переставая жевать, показал на стул за своим столиком.

– Приятного аппетита, господин Черрик, – приторно поприветствовал Бёрн. – Вот, зашел перекусить, а тут вы.

Бёрн сделал экспресс – заказ из чашки кофе и круассанов. Подождав, когда Питер потянется за салфеткой, спросил:

– Что-нибудь нового об отце есть, мистер Черрик?

Питер улыбнулся, затем взял в руку сок и отпил глоток.

– Во первых, господин Бёрн, я не верю, что вы зашли сюда случайно, вы ведь знаете, что в это время я всегда бываю здесь. Во-вторых, именно от вас я хотел бы узнать какие-нибудь новости о пропавшем отце. Ведь это я нанимал вас на работу, не так ли.

– Это, конечно, так, мистер Черрик. У меня кое-что есть. – И он рассказал о своих наблюдениях и предположениях.

– И какое отношение этот безумный капитан и острова-призраки имеют к моему отцу? Я что-то вас не понимаю, мистер Бёрн.

Бёрн развёл руками, показывая на запястье свой блестящий амулет-браслет в виде серебряной змейки.

– Все эти события слишком чётко слагаются в одну мозаику. Не слишком ли много совпадений по времени и по месту действия?

Бёрн пытался отвести глаза от настойчивого и вопросительного взгляда Питера, а Питер положил грязную салфетку на тарелку и сказал:

– Возможно, в этом что-то есть, мистер Бёрн. Но мои новости, кажется, более оптимистичны.

– Да? – Это «да» сыщика получилось настолько наигранным, что Питер сразу понял, что Бёрн что-то пронюхал. Он задумался лишь на несколько секунд. – Теперь я точно знаю, что мой отец жив, и необходимость в ваших услугах отпадает, господин Бёрн. Расчет вы можете получить в моем офисе. Вы знаете, где это?

– Конечно, конечно, мистер Черрик, но не могли бы вы прояснить…

– Пожалуйста. Вчера мне позвонил отец.

– Да? И что же он вам сказал?

– Откровенно говоря, разговор был очень коротким и очень странным, если не сказать больше, но теперь я убеждён, что мой отец жив и с ним всё в порядке. Так что, извините, мистер Берн, мне пора.

Черрик встал и, кивнув головой на прощанье, пошел к выходу.

Видно, Шелли очень долго сидел в задумчивости, потому что к нему подошел официант, легонько тронул за плечо и спросил:

– Мистер, вам что-нибудь ещё?

– Нет, нет, спасибо.

Сидя в машине, которую он гнал в свой офис, Бёрн долго горячил свои мысли, как смелый наездник скакуна: «Нет, господин Черрик, я не проститутка, которую можно использовать, а потом выгнать! Вы плохо меня знаете. Если Шелли Бёрн берётся за дело, то он доводит его до конца. Да дело даже и не в этом. Во всей этой истории с исчезновением есть какая-то большая и привлекательная тайна, которая затягивает меня, словно водоворот. Что ж, начнём действовать».

* * *

Артур Ясбек, хороший товарищ Бёрна из сотовой компании, с которым он встретился на одной из вечеринок, выслушав его, пробасил:

– Ну, слу-ушай, Шелл, всему есть пределы. Я согласился один-единственный раз помочь тебе, но…

– Не единственный, – возразил Берн.

– Ну, не единственный. Ты что, меня шантажируешь? Ты же понимаешь, что это незаконно, и если меня на этом деле прихватят, то сидеть мне за решёткой. А тюрьма мне противопоказана. – Ясбек погладил свой живот. – Я боюсь там сильно похудеть.

– Зато какое дело, – зашептал на ухо товарищу Шелли. – Если оно выгорит, мы прославимся на весь мир. Ты прекрасный хакер, и тебя никто никогда не поймает. Ты понимаешь, чем это пахнет, Артур?

– Если тюремный запах перебивает запах мани, то я не отдаю предпочтения ни тому, ни другому, свобода дороже.

– А как же Аманда? Она ещё не распилила тебя пополам?

Супруга Артура была великая мастерица по распиливанию нервной системы мужа. Сама она занималась воспитанием четверых детей и при каждом удобном случае, когда возникала какая-то нужда, она напоминала про сексоохотливость супруга и добавляла:

– А ты не знал, что прокормить, вырастить и поднять детей тяжелее, чем поднять свой член?

Видно, об этом и вспомнил Ясбек, когда он сквозь зубы процедил:

– Ну, хорошо, искуситель, я согласен, но… Ты понимаешь, Аманда прямо завтра требует…

– Сколько?

Этот перспективный вопрос снял все недоразумения.

За последующие две недели Бёрн похудел фунтов на двенадцать. Еда на ходу, круглосуточные бдения в машине у дома Питера Черрика и бессонница сделали свое дело лучше всяких диет и таблеток для похудания. Он следил за Питером с настойчивостью одержимого маньяка. Но тот словно чувствовал это и занимался своими обычными делами и заботами: утром лёгкий ланч, в десять ноль-ноль офис, обеденный завтрак, снова офис, переговоры с бизнесменами, потом городская квартира, вечером теннисный корт или боулинг. После рабочей недели Питер уезжал на загородную семейную виллу и проводил там время на пляже, в бассейне или в библиотеке. Но Шелл заметил, что только один раз, в четверг, Питер Черрик изменял своим привычкам и отправлялся на окраину города, в один из частных домов, где проводил около двух часов. Затем он выходил из дома, садился в машину и уезжал на квартиру.

Бёрна это не насторожило – у богатых свои причуды: возможно, здесь у Питера была любовница, или он приезжал на съёмную квартиру, чтобы отдохнуть от работы и суеты. Но сегодня, именно снова в четверг, Черрик снова поехал на окраину города. Шелла насторожила эта четкость и регулярность: что понадобилось этому респектабельному джентльмену здесь, в богом забытом, запущённом и неприглядном квартале. Надо бы на всякий случай узнать…

13

Чем больше яхта продвигалась на юго-восток, тем больше свежел ветер, тем выше были волны и однообразнее дни. Особенно страдала от этого Глафира. Постепенно её первые восторги от путешествия поутихли. Поначалу, когда путешественники проходили Ормузский и Оманский заливы, она напевала про себя «мы на лодочке катались, золотистый, золотой», и пока видны были горы, города, пески, зелёные острова, она часами могла сидеть у клюза на носу мачты и любоваться прибрежными красотами, проходившими мимо судами, махала руками каждому человеку, который появлялся на палубе. Но ей почему-то никто не махал в ответ, и она это прекратила, даже однажды пожаловалась:

– Почему на меня никто не обращает внимания? Я им машу, машу, а они хоть бы что. А, Лёшк?

Алексей спокойно отвечал:

– Потому, Глашка, что ты не Ассоль, а они не капитаны Грэи. Это простые моряки и члены экипажей, они находятся на работе, а не на морской прогулке. Им не до романтичной, взбаламошной девчонки, которая не то предупреждает об опасности, когда машет руками, не то хочет с ними познакомиться.

Глафира смарщивала своё прекрасное личико, взмахивала кудрями и гнусавила:

– Фи, как это пошло и буднично. – И спускалась в каюту.

На свежих, гористых волнах Аравийского моря её, по её же выражению, стала «душить морская жаба». Морская болезнь мучила Глафиру больше суток, и отступила так же неожиданно, как и пришла. За это время она не могла не то что есть, даже глотка воды проглотить. Под вечер она выползла из каюты, бледная, растрёпанная, но с кривой улыбкой, оглядев всех, сообщила:

– Ну, ребята, кажется, отпустило.

Первым отреагировал Саид, он рассмеялся и сказал:

– Дорогая Глафира – джан, ты будешь настоящим морским волком.

– Правда, а почему? – осведомилась страдалица.

– Потому что даже некоторые мужчины, молодые матросы, салаги, мучаются неделями. А ты просто молодец!

От похвалы Глафира выпрямила свой стройный стан, выпятила четырехразмерную грудь, скрытую купальником, и рявкнула:

– Матросы, равнение на меня, нового морского волка! Смир-на! Вот так. – Потом вдруг схватилась за живот. – Лёшка, спасай меня, жрать хочу. Ещё немного, и я умру от голода.

Муж, давно привыкший к её приколам, успокоил растерявшихся Саида и Данилу:

– Не бойтесь, она и вам оставит что-нибудь на ужин.

Яхта прошла каботажными путями вдоль побережья Пакистана и Индии, Лаккадивские острова и вошла в архипелаг Мальдивских островов. Измотанные суточными бдениями за штурвалом, мужчины решили зайти в столицу архипелага Мале, чтобы отдохнуть, пополнить запасы воды, пищи и топлива. Путешественники по очереди, чтобы не оставлять яхту безнадзорной, бродили по небольшому городку, обходя базары, мясные и рыбные лавки. Глафира визжала, восторгаясь поделками местных туземцев, экзотическими дарами природы и всё время спрашивала не то себя, не то Алексея:

– Может, нам остаться здесь навсегда? Здесь так чудесно, прекрасно, красиво, тепло. Здесь такие милые, приветливые жители.

– Не советую, – отзывался муж.

– Почему?

– А ты обрати внимание, как на тебя глазеют аборигены. Они думают только об одном: заманить тебя в укромный уголок, украсть, отвезти на какой-нибудь необитаемый остров, разделать, изжарить на костре и съесть.

Глафира выпятила глаза:

– Они что, людоеды?

– Вот ты их и спроси.

– А на каком языке они балакают? – всерьёз спросила Глаша.

– Точно не помню, но, кажется, на дивехи. Знаешь такой?

– Нет, – растерялась Глафира. – Может, они английский знают, или русский…

Когда утрясли все дела, было решено остаться ещё на сутки, чтобы каждый мог выспаться на берегу. Для этой цели недалеко от порта сняли хижину, сплетённую не то из тростника, не то из пальмовых листьев. Во вторую смену спали Алексей с Глафирой. Глаша, видно, соскучилась по земному покою, открыв рот, она храпела так, что её храп был похож на рёв пароходного гудка. Алексей почти не спал, перемежая ночной отдых дремотой и бдением. В одну из тех минут, когда, открыв глаза и глядя сквозь неплотный потолок шалаша на звёзды, он услышал чьи-то крадущиеся шаги. Взяв лежащую рядом для отпора нежелательных гостей дубину, он подполз к выходу и встал у проёма. Затаив дыхание, долго ждал. Нет, видно, обманулся, спутав шелест гальки на берегу от набегающих волн с шагами. Алексей хотел прилечь, когда снова услышал осторожные шаги. Вот они совсем рядом. Он поднял дубину, но в этот момент услышал голос Агафодрова:

– Эй, голубки, просыпайтесь. Слышите?

Алексей вышел из хижины, шёпотом спросил:

– Ну, чего тебя по ночам носит, моя принцесса ещё не выспалась.

– Давайте на яхту, Саид зовёт.

– Что случилось-то?

– Давайте быстрее, там всё объясним.

Сонная Глафира, шатаясь, шла по песку и то и дело спрашивала:

– Мальчики, а куда это мы?

В конце концов, это так надоело Даниле, что он огрызнулся:

– На кудыкину гору. Знаешь такую?

На яхте Саид разъяснил обстановку:

– Вобщем, так, нам пора сматываться. В порту появились те, кого я не ждал. Помните катер, который гнался за нами от самого Египта? Так вот, он тоже здесь появился. Ума не приложу, как он нас нашёл и что ему от нас надо. Так что мы прямо сейчас отходим и попытаемся от него оторваться.

– Слушайте, мальчики, может быть, нам стоит с ними встретиться и переговорить? – выдала очередной вопросительный шедевр Глафира.

– Ещё не хватало, чтобы они взяли нас в заложники! – отрезал Данила. – Сматываться надо, правильно говорит Саид.

– Такое впечатление, что эти пираты знают, куда мы идём, – снова заговорил Саид. – Поэтому, друзья мои, сделаем так: в Коломбо не пойдём, а рванём по семьдесят третьему меридиану на юг до архипелага Чагос, а потом повернём резко на восток до Суматры. Как вам такое предложение?

– Ты у нас капитан, тебе и решать, – мудро согласился Данила. – А сколько это займёт времени?

– Думаю, при благоприятной погоде суток за трое дойдём до Джакарты, – ответил Саид. – Решено?

– А как с погодой, что передают метеорологи? – спросил Алексей.

– Во всяком случае, на неделю вперед прогноз благоприятный, – ответил Саид. – Но в субтропиках погода, как капризная невеста: сегодня смеётся, а завтра…

– Решено, вперёд, – за всех решила бесстрашная Глафира.

– Слушаюсь, Глаша – джан, – в шутку ответил Саид и пошел в рубку.

До рассвета оставалось ещё часа два, и тёмная экваториальная ночь, которая освещала яхту лишь звездами да огромной луной, помогла беглецам выйти на парусах из небольшой бухты и скрыться между крохотными островками, усыпавшими этот отдалённый уголок Земли, словно бисером.

Глафира почти не выходила из каюты и постоянно ворчала:

– Нет, Лёша, не так я представляла себе это путешествие. Я думала, что мы будем останавливаться в каждой стране и знакомиться с его достопримечательностями, а мы бежим от этих пиратов, словно кролики от удава. И вообще, зачем и куда мы плывём?

– Ты же сама хотела приключений, – лениво отзывался Алексей, – вот и получай. И вообще, Глашка, заткнись, а! Конечная цель у нас – Австралия, и ты это знаешь. Вот доберёмся туда, и наслаждайся экзотикой, сколько её в тебя влезет.

Но Глафира его будто и не слышала, нудила и нудила:

– А океан! Я думала, что он тихий, ласковый, как котёночек, плывешь по нему, словно по озеру, а вокруг такая красота. А тут вечные волны, качка, серость и пустота, будто мы в пустыне, только водной. Надоело смотреть на этот колеблющийся горизонт, на серое небо, на эти колючие звёзды, равнодушную луну и перевёрнутый месяц – неродной какой-то. Надоела жара. А душно-то как, Господи, из меня словно кто-то выкачивает кислород. – Внезапно Глафира споткнулась, прислушалась. – Слушай, Лёш, а ведь мы, кажется, стоим.

В этот момент сверху что-то стукнуло, и раздался голос Агафодрова:

– Вылезайте, затворники!

Когда супруги поднялись на палубу, Данила показал им на северо-восток:

– Смотрите. Какая красота!

– Ой, – восторгалась Глафира. – Лёш, мы, наверно, в раю!

И верно, погода напоминала сейчас идиллию. Ветер почти стих, еле-еле напрягая паруса яхты, только набегающие откуда-то волны напоминали, что они находятся посреди океана. Просолённый ветер был прохладным, словно его охлаждал невидимый гигантский кондиционер. Предвечернее солнце было похоже на маленькую оранжевую, раскрашенную тарелку, висящую на светлой стене, которое не излучало никакого сияния. И напоминало оно ровный желтый диск с пейзажа о зарождении жизни на Земле. А на северо – востоке горными цепями поднимались разноцветные гряды облаков. Ближе к зениту они напоминали голову златокудрого ребенка, чуть ниже они были рыжими, красными, светло-сиреневыми, а затем, ниже к линии горизонта, переходили в зелёные, синие, фиолетовые, темно-лиловые и чёрные. Эти горы жили, менялись на глазах, сдвигались, перемешивались.

Глафира визжала, похлопывая в ладони и прыгая:

– Глядите, глядите, мальчики, вон лошадка. Видите, вон и голова, и грива, и хвост. А вон там, чуть ниже, ползёт черепаха. Господи, какая же она огромная! А вон Гималаи. Лёш, помнишь Гималаи, мы там с тобой были.

В этот момент весь этот пейзаж перечеркнула голубая извилистая линия, затем ещё одна, голубая – молния.

– А вон кораблик, только он маленький какой-то, – закричала Глафира.

– Где кораблик? – с тревогой спросил Саид, стоящий у руля.

– Да вон же, вон, – показывала пальцем Глафира, – у самого подножия голубой горы.

Саид нервно снял с крючка бинокль и поднёс к глазам, затем прорычал:

– Шайтан, откуда они взялись! Они опять нас вычислили.

– Кто они? – спросил Алексей.

– Да эти же пираты, наши преследователи.

– Но этого не может быть, – отозвался Данила.

– Ещё как может, – ответил Алексей. – Тут они нас и возьмут голенькими руками, чёрт бы их побрал. – Он сжал пальцами подбородок, потом повернулся к капитану. – Слушай, Саид, а ты систему навигации постоянно держишь включенной?

– Конечно, а как же, так и должно быть, – ответил Саид, – не по компасу же мне идти.

– Вот по ней нас и находят. Значит, у них тоже ГЛОНАСС, а она, как ты понимаешь, совместима с ДжиПиЭс. – И предложил: – Выключай её к чёртовой матери! – Потом показал рукой вдаль. – А впрочем, теперь уже поздно.

Все увидели, как пиратский корабль приближается к ним с ужасающей скоростью.

– Шайтан, я об этом не подумал! Я был уверен, что они используют американскую ДжиПиЭс, – сокрушался капитан, а потом с грустью добавил: – Но сейчас пираты не главная опасность. Опускаем паруса! – закричал Саид. – Будем уходить на моторах, тогда они нас не догонят. Быстро, быстро!

Когда спустили паруса и закрепили штанги мачты на корпусе, Саид, глядя на грозное видение неба, постоянно повторял:

– Ой, беда будет, ой, беда будет. И спрятаться негде, ни одного островка. Ой, беда будет.

– Какая беда? – спрашивала Глафира неизвестно кого. – О чём это он?

А ветер становился всё сильнее, волны всё круче. Откуда-то издалека, словно из огромной утробы, стали доноситься странные звуки, похожие на плач ребёнка и материнские стенания. Ветер наполнился резкими порывами, чёрные тучи, то раздираемые ветром, то снова сбивающиеся в кучу, словно огромная отара баранов, проносились над головами путешественников. Волны уже не бежали чередой, а с грохотом сталкивались тёмными лбами, выбрасывая вверх клочья пены, и создавали трудно переносимое шипение, словно в один клубок сплелись тысячи и тысячи змей, вода кипела, будто в огромном котле. Яхта то с трудом взбиралась на гребень волны, то падала вниз, словно в пропасть.

– Что это? – уже не спрашивала, а кричала Глафира.

– Это рождается восточный дракон – тайфун, – ответил Саид. – Так называют его в Китае и Японии. В Австралии их называют вилли-вилли, в Америке торнадо, а на Филиппинах – бегвизами. Но это одно и то же, переводится это как сильный ветер, большой ветер. Надо уходить от него, скорее уходить. Если он направится к нам, то всё – конец.

Глафира еще ни разу не видела бледного араба – лицо Саида превратилось в серую маску с широко раскрытыми глазами, где в больших озёрах белков плавали чёрные горошины зрачков. Капитан посмотрел на Глафиру, еле держащуюся на ногах, улыбнулся ей и закричал, пытаясь перекричать грохот и шипение волн:

– Глафира – джан, спускайтесь вниз, вам здесь делать нечего, там спокойнее. Все спускайтесь! – закричал он.

– Я останусь с тобой, – спокойно сказал Данила Агафодров. – Может, чем помочь надо будет.

Алексей с Глафирой вышли из рубки, с трудом добрались до люка, отдраили его и спустились вниз. Темно, мотает, волны молотом ударяют в борта, отчего внутри такой грохот, что глохнут уши. И сразу же создалось впечатление, что оба они попали в огромный металлический кокон, плывущий по воле стихии неизвестно куда. Во-первых, было темно, только в двух иллюминаторах, когда катер подбрасывало на гребень волны, появлялся сизый проблеск, а затем снова сгущалась темнота. Молоты волн с вселенским грохотом, так, что закладывало уши, ударяли в борта – так невидимый молотобоец ударяет по консервной банке, пытаясь сплющить её в листок. Мотало так, будто игривый ребёнок бросал шарик на резинке, то опуская, то ловя его.

Чтобы хоть как-то удержаться, Глафира с Алексеем держались за поручни, прикреплённые к стенкам, обнимая друг дружку и цепляясь вторыми руками за края дивана.

– Боже, – стонала Глафира, – когда кончится это безумие. Мы словно два цыплёнка в одном яйце.

– Потерпи, потерпи, родная, – отвечал Алексей, – скоро всё это закончится. Такие штормы долго не продолжаются.

– Ты уверен?

– Я это знаю точно.

– Гляди, гляди, – закричала Глафира, показывая на иллюминаторы, – там… Видишь?

Алексей с трудом добрался до иллюминатора и стал вглядываться в темноту. Как только яхта поднималась на гребень волны и моторы начинали визжать, когда гребные винты оказывались в воздухе, вдалеке он видел проблески огней. Что это, сразу он определить не мог, но чем больше он вглядывался в них, тем больше в нём росла уверенность, что это пираты подбирались к ним.

– Что, это, Лёша? – тревожно спросила Глафира.

Чтобы не беспокоить жену раньше времени, он осторожно ответил:

– Не пойму что-то, кажется, это отблески молний. – И чтобы совсем отвлечь её от тревожных мыслей, спокойно предложил: – Давай на всякий случай оденем спасательные жилеты, Глаша.

– Это что, так опасно?

Алексей вдруг взорвался – он знал, что в таких случаях Глафира начинает теряться:

– Вечно ты со своими дурацкими вопросами! Причём здесь опасность! Так, на всякий случай, знаешь: бережёного и Бог бережёт. Давай, одевайся, хватит канючить и паниковать!

– А. Ну, если на всякий случай. Понятно. Хорошо, – бормотала беспомощно Глафира.

Алексей достал из рундуков спасжилеты, сначала помог натянуть его на жену, потом надел сам.

– Лёш, это обязательно? – стонала Глафира. – Мне в нём неудобно.

– Зато тепло и мухи не кусают, – грубо оборвал Алексей жену.

Глафира притихла, а он с тревогой наблюдал за огнями за иллюминаторами. Кажется, пираты потеряли их: вот огни за бортом стали постепенно меркнуть, а потом исчезли совсем. Алексей облегчённо выдохнул и про себя перекрестился – слава Богу, кажется, пронесло.