Текст книги "Ковчег острова Альмендралехо. приключенческий роман"

Он забыл об этом инциденте, как только вошёл в дом. Мать, как всегда, была в халате, в серебряных туфельках на невысоком каблуке, непричёсанная и без косметики. В таком виде она всегда напоминала Питеру женщину из прислуги. От служанки её отличали разве что надменный и острый взгляд, капризный изгиб губ и небрежные ленивые движения тела и рук. Когда он вошёл, она металась между диваном и маникюрным столиком у огромного резного зеркала.

– Ах, Питер, наконец-то ты приехал, – театрально громко сказала она, прижимая ладони к груди. – Давай, посиди со мной. Я так давно тебя не видела.

Он поздоровался с матерью и сел рядом с ней на диван, уже понимая по её жестам и её привычкам, что ей что-то от него понадобилось. Ему было очень жалко свою непутевую мать, она напоминала ему сейчас увядающий осенний цветок, который при возвестии первых холодов тщится продлить свою красоту и свежесть. При тёплых дневных лучах солнца он ещё расправляет свои лепестки, поднимает головку, а под вечер снова сникает и вянет. Мать продлевала свою молодость, как могла, и он её не осуждал за это – таковы законы природы, и не только человеческой. Эмели сразу стала жаловаться:

– Питер, ну скажи мне, почему твой отец так поступил со мной, что я ему сделала плохого. Он ограничил меня в средствах. Крис мне объяснил, что я могу использовать только проценты по банковским вкладам. Разве это справедливо, сынок?

– Мама, но ведь у тебя есть свой счёт, – возразил Питер. – У тебя есть акции других предприятий. Почему ты не воспользуешься ими.

– Понимаешь, деньги на моём счету уже почти закончились. А акции… Ты же знаешь, что мои акции находятся в управлении отца, и я не могу ими распоряжаться. Продажа акций других предприятий не дадут того, что мне надо. Даже отец, мой родной отец и твой дедушка отказал мне в помощи. А отец, где он, твой отец, где? – Эмели вскочила и снова стала нервно ходить взад – вперёд.

– Но ведь у тебя была довольно большая сумма, мама, неужели ты её истратила.

– И почему вы, русские, так любите считать деньги в чужих карманах! – с раздражением закричала Эмели. – Я трачу столько, сколько хочу и на что хочу. Мне сейчас нужны деньги, много денег. А где твой отец, вот скажи, где?! От него уже несколько месяцев нет никаких известий. – Мать внимательно и, как ему показалось, испытующе посмотрела на сына. – Может быть, его и в живых-то давно нет. Ты как думаешь? Ведь, если бы он был жив, он обязательно бы позвонил.

Питер не знал, что и думать: знала ли мать о его связи с отцом, откуда у неё эти странные вопросы, не надоумил ли её кто спросить его об этом, а если надоумил, то кто. Но мать сама тут же развеяла свои сомнения:

– Я слышала, Питер, что если человек пропал, и его не могут найти определенное время, то его можно считать умершим. Это так?

– Я не знаю, мама, по этому вопросу нужно проконсультироваться с юристом. А почему это тебя так интересует? – недоверчиво спросил Питер.

Эмели взорвалась:

– Да потому, что я, чёрт возьми, хочу наконец-то почувствовать себя хозяйкой, а не содержанкой! Я не хочу до гробовой доски клянчить и выпрашивать деньги, которые по праву принадлежат и мне. Ведь если бы не капиталы моего отца, то Ник никогда бы не открыл своего дела и никогда не стал бы миллиардером! Ты понимаешь – никогда! Он так и прозябал бы в трущобах Брайтен-Бич и пил бы там водку со своими русскими друзьями, закусывал бы их пельменями с начинкой из собачьего мяса.

– Но, мама, одних денег, как ты понимаешь, мало, – возразил Питер. – Нужны еще…

– Да знаю я, – перебила его мать. – Нужны деловая хватка или, как это по-русски, сметка, да? Нужно быть хорошим специалистом в своем деле ну и так далее. Я всё это слышала тысячу, нет, миллион раз. Но мне от этого не легче. Даже мой отец, мой отец поддерживает в этом вас, проклятых русских!

Мать плюхнулась на диван и долго молчала, потом сквозь зубы произнесла:

– Одним словом, мне нужна определённость. Мне надо знать, жив твой отец или погиб. Ты, кажется, нанимал детектива, чтобы он распутал это дело. Как у него дела, что-нибудь известно?

Питер похолодел, поняв, что совершил глупую и непростительную ошибку, поспешив рассчитаться с Бёрном. И наверняка её придется исправлять. Но как? А мать договаривала:

– … и если твой отец погиб, то я должна войти в права наследства. Как это сделать, ты реши с нашими юристами. Или и этим мне тоже заниматься?

Пообещав предпринять все возможное, чтобы разрешить проблему с отцом, Питер покинул виллу. Выехав на шоссе, он снова заметил на хвосте ту же машину, но ничего не стал предпринимать, чтобы от неё оторваться. Пусть следит, если времени у него много, к тому же ещё и заработает человек. Сейчас Питера заботило другое: с одной стороны, он знал, что отец жив, но не может об этом никому сказать, связанный клятвой неразглашения, с другой стороны, он сам, Питер Черрик, ещё сомневался в этом. Уж не мистификация ли то, что он наблюдал в тайной комнате, уж не подшучивают ли над ним таким образом его конкуренты или другие недоброжелатели? Возможно, такую шутку над ним устроил и сам отец, хотя это было и не в его натуре. Техника сейчас продвинулась так далеко, что с её помощью можно совершить, что угодно. Например, настроить аппаратуру таким образом, что в определённое время (в данном случае по четвергам) появлялось лазерное изображение отца, как это делают по праздникам разные шоумены, чтобы угодить публике и сорвать с неё куш. А как же звонок по телефону, в котором отец (и это был несомненно, его голос) убеждал его, что это никакая не мистификация, а самая настоящая действительность. Возникает вопрос: а что же это было: игра его, Питера, воображения, чья-то злая шутка или всё же правда? Нужно как-то это проверить. А как? Сегодня как раз четверг, и нужно быть на этой квартире. Что он сегодня там увидит и увидит ли что-то вообще.

Но в этот четверг ничего не случилось, он проскучал за компьютером три часа, проделав виртуальное путешествие по Гималаям, и вернулся в свою квартиру. Всю следующую неделю, куда-нибудь выезжая, Питер следил за дорогой, чтобы снова увидеть голубую «Тойоту», но её почему-то не было, словно она провалилась в преисподнюю. Питер облегчённо вздохнул: значит, в тот день это была простая случайность, мало ли машин едут по одному и тому же маршруту. Но в следующий четверг с утра он с удивлением обнаружил, что та же машина с самого утра преследовала его всюду, куда бы он ни поехал: в офис, на верфи, в атлетический клуб, где он по часу разряжался от умственной усталости, в кафе, где он проводил вечерний ленч. Но вечером, когда ему надо было снова ехать на квартиру, он обнаружил, что «хвост» исчез. «Странно, – подумал Питер, – зачем же целый день следить за мной. Они что, изучают моё дневное расписание?»

Он облегчённо вздохнул, но, подъезжая к дому на окраине, заметил, что из-за заброшенных мастерских высовывается нос той же голубой «Тойоты». А это означало одно, что её владелец знал и об этой квартире и о том, что Черрик здесь появится в определённое время. Это его встревожило, но не более того.

Сегодня Питер подъехал чуть раньше обычного, и в вестибюле он застал странную картину: вместо прежнего консьержа он застал самого хозяина Рэнди Кобурна. Тот о чем-то болтал по телефону, отвернувшись к окну. Услышав колокольчик двери, он испуганно прошептал что-то в трубку и положил её на аппарат. Но в последний момент Питер услышал последнюю фразу из разговора:

– Я ничего не обещаю, господин агент, но я попробую. – После чего разговор был прерван появлением Черрика.

Лицо хозяина было бледным и растерянным, словно он увидел привидение или чёрта во всём его великолепии: в козлиной шкуре, с рогами и огромными копытами. Он попытался подняться со стула, не смог, плюхнулся на него, но затем все-таки встал, пытаясь спрятать дрожащие руки за спиной, и не сказал, а, скорее, промямлил:

– Добрый вечер, господин Черрик.

– Добрый вечер, господин Кобурн, – в тон ответил Питер. – Что это с вами?

– Э-е-е, да так… видите ли, я просто не ожидал… ничего особенного, просто небольшие неприятности.

– Надеюсь, они не связаны со мной, господин Кобурн? – насмешливо спросил Питер.

– Э-е-е, нет, что вы, сэр, никаким образом, – забормотал домовладелец. – С вами никаких неприятностей, сэр, одно удовольствие иметь дело с такими клиентами, сэр.

– А где же ваш консьерж, почему вы сами?

– Да, э-е-е, сэр, видите ли, Джон неожиданно заболел, и мне вот, пришлось.

– Ну, хорошо, хорошо, Кобурн, доброго вам вечера. А я пойду, отдохну.

Прежде, чем открыть дверь, Питер посмотрел в оба конца коридора, проверил электронный код, замки и только после этого стал открывать. Но что-то в последний момент его остановило. Что, он и сам не смог бы объяснить, но тревожный звоночек в голове прозвенел. Будто что-то забыв, он спустился вниз, вышел к машине и долго ковырялся в перчаточном ящике, словно что-то там искал. Затем снова вошёл в здание и увидел встревоженный прямой взгляд Кобурна. Объяснил:

– Вот, ключи забыл.

Поднявшись на этаж, Питер пошёл медленнее, внимательно оглядывая коридор. Перед своими дверьми у самой лампы дневного света он обнаружил маленькую чёрную точку и сразу понял, что здесь совсем недавно установили камеру видеонаблюдения. Он сразу узнал её, потому что такими же «кнопочками» был оснащён и его офис. Возможно, здесь же было установлено и сканирующее устройство, чтобы определить электронные коды двух замков. Питер усмехнулся и стал открывать замки: информированный человек всегда защищён, а коды он в любое время может сменить. Интересно, кому же понадобилась его комната.

Войдя в квартиру и включив свет, Питер аккуратно и надёжно закрыл за собой дверь и прошёл из комнаты в комнату: будто бы всё было в порядке, никаких следов постороннего присутствия. Он облегчённо вздохнул и посмотрел на дисплей сотового телефона – до оговорённого часа время ещё было. Питер знал, что одно окно выходило в сторону подъезда, а другое как раз в сторону заброшенных мастерских. Он выключил свет во второй комнате и слегка отодвинул край плотной шторы. Сначала ничего не рассмотрел, но потом увидел салон автомобиля, освещённый мягким голубым светом. Питер поставил небольшой телескоп, через который в минуты ожидания он рассматривал ночное звездное небо, сменил насадку и направил окуляр в сторону автомобиля. Его владелец сидел за рулем и с кем-то разговаривал по телефону. Питер почти не сомневался, что этот незнакомец разговаривал с Кобурном, владельцем отеля. Он был в широкополой шляпе, и тень от плафона падала прямо на его лицо. Но вот незнакомец закончил разговор, раздражённо, судя по движению губ, что-то сказал и бросил шляпу на сиденье рядом с собой. С удивлением Питер узнал в незнакомце своего старого знакомого – детектива Шелли Бёрна. Так вот кто следил за ним в эти последние дни. Наверное, пора с ним серьёзно поговорить, тем более что Питер как раз и собирался это сделать. Но это не сейчас, не сегодня, потому что стрелки на стенных часах показывают без пяти минут восемь.

17

Второй раз за последнюю неделю! – нет, это уже перебор. Это было первое, что подумал Алексей, когда он очнулся от встряски, пощупал огромную шишку на затылке и потрогал рану на левой руке ниже локтя. Рана сильно саднила и, судя по липкости, кровоточила. Их посудина перекатывалась с одного бока на другой и скрежетала, словно баба Яга зубами. А может, у бабы Яги и зубов-то не было, подумал Алексей, надо обязательно при случае перечитать русские народные сказки. Плафоны не светились, значит, электричеству пришли кранты, но в каюте было относительно светло. Алексей сначала не понял, откуда исходит свет, а потом увидел, что он просачивается сквозь грязные жёлтые стёкла иллюминаторов.

Но сейчас не это было главное, главным было то, что они находились на суше, ну, если не на полной суше, то на берегу, потому что волны шипели, ударяли в борт, словно силясь его пробить, и раскачивали их ковчег. Алексей помотал головой, отгоняя боль и одурь, скопившуюся за последние дни, и осмотрелся. Глафиры снова нигде не было. Неужели опять спит? Он не понимал, как можно было спать в такие минуты, когда человеку грозит опасность или когда во все два киловатта звучит музыка. Впрочем, с Глафирой это случалось и раньше: она могла заснуть на заднем сиденье мотоцикла во время езды, на концерте классической музыки; однажды, когда они совершали на автобусе «кругосветку» по Золотому кольцу и попали в аварию, Глафира от удара только потянулась и сонно спросила: «А что случилось-то?»

Алексей стал шарить в полутьме, обыскал все уголки, но Глафиры так и не нашёл. Чёрт побери, не испарилась же она, не на шутку испугался Алексей. Стал звать:

– Глашка, ты где? Да отзовись же, ради Христа. Глашенька, Глашенька, – уже во весь голос орал Алексей, чувствуя, как от недоброго предчувствия у него по телу начинают бегать мурашки. – О, Боже!

Алексей стал снова исследовать внутренность судна, на этот раз более тщательно, и, в конце концов, нащупал волосы. Глафира лежала под полкой, которая накрыла её. Алексей приподнял полку, вытащил жену на потолок, который теперь стал полом, и приник ухом к её груди. Облегчённо вздохнул: сердце Глафиры билось, словно отхрометрированные часики. Ощупал её тело, и нашёл на голове рану с шишечным пузырем. В хаосе, который царил в каюте, кое-как нашел аптечку, раздавил крошечную пластиковую апмулку, не забыв обвернуть ее кусочком ваты, и поднёс к носу жены. Глафира сначала не реагировала, потом заворочалась, замотала головой и, чихнув несколько раз, открыла свои прекрасные глаза. Увидев Алексея, со стоном спросила:

– Что со мной, Лёша? У меня голова раскалывается. – Она обняла свою голову руками. – Ой, мамочки, как больно! Что со мной, а?

– Ничего, всё теперь в порядке, просто ты ударилась и потеряла сознание, – объяснил Подноветный. – Ты полежи, полежи, скоро всё пройдёт. Ты есть не хочешь?

– Господи, какая еда! Мне попить бы, холодненькой, – простонала Глаша.

– Сейчас, сейчас. Ты лежи, я скоро.

Алексей подошел к прикрепленному к стене холодильнику, оттянул ручку и открыл дверцу. На пол посыпались корзинки, съестные припасы, свёртки, пакеты, бутылки. Морозильная камера оказалась наверху. Алексей потрогал её рукой – она оказалась ещё холодной.

Он напоил жену, сделал несколько глотков сам и когда понял, что Глафира окончательно пришла в себя, стал думать, как выбираться наружу. Половина яхты лежала как раз на люке, через который выбраться было невозможно. Правда, когда она кренилась под напором очередной волны, дверца люка освобождалась, в ней хлюпала вода, но просвет был таким маленьким, что через него могла бы пролезть разве что мышь. Оставался один выход – через иллюминаторы, потому что кингстоны разработчиками яхты предусмотрены не были. Алексей стал примеряться – пролезут ли они с Глафирой через них, если их чем-то разбить. Оказалось, что смогут.

Окончательно пришедшая в себя Глафира начала соображать и задавать вопросы:

– Лёш, а что это шуршит?

– Галька, наверно, или песок, – терпеливо ответил Алексей.

– А откуда здесь песок? – задала глупый вопрос Глаша.

– Потому что шторм выбросил нас на сушу.

– А на какую сушу?

– Что значит на какую, на обыкновенную.

– Так мы что же, больше не плывем, мы не в море?

– Ну, наконец-то до тебя дошло, – ехидно отозвался Алексей.

– А где мы, на каком материке, в каком государстве? – донимала Глафира. – У нас ведь и виз-то нет.

– Ну у тебя и вопросики! Откуда я знаю, где мы. Нам ещё из своей скорлупки выбраться надо. Отстань, холера! – прикрикнул Алексей.

Глафира притихла, а Алексей стал искать хоть какой-нибудь инструмент, чтобы разбить в иллюминаторах стёкла, но под руку ничего подходящего не попадалось. Он подумал, что в моторном отсеке должны быть инструменты, но туда попасть не удалось, потому что дверь перекосило и заклинило. И тут он вспомнил про рундук, где хранилось всякая всячина, но беда была в том, что этот рундук висел над головой, и как его открыть, чтобы его содержимое не упало на голову, Алексей не знал.

Он сел рядом с задумавшейся Глафирой, обняв свои колени. Через несколько минут вскочил и закричал:

– Глашка – эврика! Нам надо отодрать эту откидную скамью. Давай, вставай, хватит хандрить!

– Зачем? – жалобно пропищала Глафира.

– Сейчас узнаешь, зачем. Вставай, пошевеливайся!

Скамью они отдирали с полчаса, и когда это удалось, столько же отпыхивались, вытирая с лиц пот.

– А теперь что? – спросила Глафира.

– А теперь будем бить этой штукой по этим проклятым замкам, – ответил Алексей. – Только берегись, смотри, чтобы всё богатство этого волшебного сундука не посыпалось тебе на голову.

С запорами справиться было легче: уже через несколько минут крышка ударилась о борт, и из рундука с грохотом посыпалось богатство. Алексей даже не ожидал, что увидит такой Клондайк. Чего здесь только не было: ножовка, молоток, топорики, пачки сухих спиртовых таблеток, палатки, газовые баллончики, свернутые фалы, пластыри для заделки пробоин в борту, мешочки с неизвестным содержимым. Алексей мысленно поблагодарил Саида за предусмотрительность и хозяйственность и помолился за его здоровье.

Выбить иллюминаторы было делом времени и техники. Первое, что сделали путешественники, – это надышались свежим воздухом, который рванулся внутрь яхты. Глафира, по праву семейного старшинства, первая высунула голову и закричала, словно Колумб при открытии Америки:

– Терра! Земля! Ура-а-а!

Алексей хлопнул её по попке и проворчал:

– Вот русская привычка по каждому поводу «уря» кричать. Ещё неизвестно, где мы находимся. Может, на необитаемом острове, а может, тут людоеды живут. Слопают нас и не подавятся.

– Ну и что, – в эйфории кричала Глаша, – они ведь тоже люди! Они нас поймут, вот увидишь. А если здесь даже никого не окажется, тоже не беда, будем жить вдвоём. – Понизив голос и ласково глядя в глаза мужу, добавила: – А потом и втроём.

Алексей обнял жену и прошептал:

– Эх, глупышка, для тебя, видно, везде рай.

– Конечно, – также шепотом ответила Глафира. – Если ты рядом со мной.

– Ну, ладно, давай выбираться, – сказал Алексей, осторожно отстраняя от себя жену. – Дай-ка и мне взглянуть, что там, за бортом.

Выглянув наружу, Алексей увидел крошечную бухту, куда их прибило, недалеко от берега небогатую растительность и метров в двухстах высокие серые и чёрные скалы. Он невольно содрогнулся, представив, что если бы их выбросило волнами не на отмель, а на эти скалы. Ну, ладно, проехали. Яхта лежала на галечном пляже моторным отсеком в воде и чуть наискось, и это было хорошо, потому что не придется плюхаться в воду. Погода стояла хорошая, ясная, солнышко не калило, как в тропиках, а ласкало, и сейчас Алексей согласился с женой: может, они и на самом деле попали в рай. Но не мешало бы разведать, кто в этом раю обитает и насколько он приспособлен для человеческого обитания.

Глафире он сказал:

– Вот что, Глаша, ты оставайся пока здесь, а я пойду, осмотрюсь.

– А я, – закапризничала жена. – Мне надоело жить в этом склепе. Я тоже хочу посмотреть.

– Ну, смотреть тут особенно не на что, земля как земля, а поостеречься не мешает. Я быстро.

Алексей вылез через иллюминатор и оказался на земной тверди, не забыв при этом экипироваться: он прихватил с собой нож, ракетницу с десятком патронов, отрезал фал метров пятнадцать длиной и пошел в разведку, не забыв сказать жене через отверстие:

– Никуда не выходи, я скоро. Если что, у тебя есть топор: не раздумывая, руби врага по голове.

– Ага, – согласилась Глафира. – Я и муху-то боюсь убить.

– Ты еще не знаешь, что такое страх смерти, милая. Захочешь жить – убьёшь.

– Ни за что! – твердо ответила Глафира.

Алексей начал с оглядкой и предосторожностями удаляться от яхты, которая в эти минуты с каждым шагом начинала казаться ему одним из самых надёжных прибежищ за последние недели странствия: сначала просто плавательным средством, затем спасительным укрытием от всех невзгод, которые выпали на их долю, потом домом, а когда он отошёл от неё примерно на две сотни метров, то и крепостью. Кто знает, что ждёт его вон в том лесу или за теми скалами, или вон за тем дальним изгибом берега, где лес подходил к самой воде.

Первое, что порадовало Алексея, – это то, что земля была населена, ну, если не людьми, то птицами и животными. Из леса доносился щебет, скрипение, жужжание, гуканье, визг и лай, что не добавляло оптимизма, потому что неизвестно, с каким зверьем придётся встретиться, но оставляло надежду, что будет чем прокормиться, если они вдруг окажутся робинзонами.

Чтобы узнать, где ты находишься, нужно сделать что? Правильно, подняться на самую высокую точку местности и осмотреться. Самым подходящим для этого местом Алексею показался тот самый утёс, который он заметил из иллюминатора. Идя к нему вдоль берега, Подноветный обратил внимание на то, что здесь не было никаких следов обитания человека. Человек всегда оставляет следы: кострища, мусор, срубленные деревья или хотя бы сломанные ветки, следы ног. Ничего этого Алексей не нашёл, и это обстоятельство его сильно встревожило: неужели они оказались вне цивилизации? Рано, рано беспокоиться.

Утёс оказался выше, чем предполагал Алексей, по камням и осыпям до вершины он добирался не меньше часа. От усталости сбилось дыхание и дрожали ноги. Алексей мысленно себя укорил: «Давненько, парень, ты не ходил в походы и не тренировался, вот и ослаб. Но времени для этого, по всей вероятности, будет много». Невооружённым взглядом трудно было определить, где он находился, и потому пришлось воспользоваться мини-биноклем. Там, в глубине земли, к которой их прибило, среди тумана Алексей рассмотрел нагромождения скал, ещё более крупных и высоких, чем тот утёс, на котором стоял. Вдоль береговой линии в зоне видимости он видел скальное кольцо, похожее на ожерелье и заросшее у основания растительностью, но нигде ни дымка, ни шевеления, которое выдавало бы присутствие человека. Одно хорошо: туман в низине означал одно – здесь есть вода, живая пресная вода, которая так необходима человеческому организму.

Алексей долго вглядывался в даль океана, который сегодня был на удивление спокоен, словно уснувший богатырь, накануне уставший от битвы. Там ничего: ни судна, ни лодчонки. Подноветный посмотрел направо, и сердце его ёкнуло – там он явственно различил острова: некоторые крохотные, почти голые, но два острова были большими, по его прикидкам, никак не менее пяти – шести километров длины. Может быть, там есть люди? Алексей до темноты и рези в глазах всматривался туда, надеясь обнаружить хоть какое-нибудь присутствие человека, но так ничего и не увидел. Неужели он с Глафирой тоже на острове? Как она там?

Алексей посмотрел в сторону их посудины и выругался:

– Чёрт, чего это она там делает? Вот неугомонная баба!

Прошло минут сорок, пока он спустился с утёса и добежал до яхты. Глафира, визжа и чертыхаясь, выбрасывала из раскуроченного иллюминатора всё, что только можно было выкинуть. И всё это летело прямо в воду. Только сейчас Алексей догадался, в чём дело – приливы, как же он мог об них забыть. Вода прибывала, и тяжёлый моторный отсек их яхты уже качался на невысоких прибрежных волнах. Ещё немного и посудину унесёт в море. Увидев мужа, Глафира закричала:

– Чёрт тебя побери, где же ты шлялся! Твою дорогую жену унесет сейчас в море, а ты и в ус не дуешь. Помогай, чего стоишь истуканом!

Алексей в одно мгновение оценил обстановку и закричал:

– Топорик где?

– Чего?

– Топорик, говорю, давай! – заорал вне себя Подноветный. – Быстрее!

Схватив выкинутый Глафирой топорик, Алексей бросился к лесу, – благо, что недалеко – срубил несколько толстых кольев и опрометью кинулся назад. Вбил один кол в песчано-галечную смесь, попробовал, крепко ли он держит, привязал к нему обрезок фала, а другой конец продел в проушину на носу яхты и тоже затянул узел. Конечно, такое крепление вряд ли выдержит плавучесть многотонной махины, но какое-то время их ковчег останется у берега. Потом Алексей кинулся к воде и стал вытаскивать из неё на сушу всё, что успела выкинуть Глафира, но того, что ему было сейчас необходимо, не было. Он закричал:

– Веревку давай!

– Зачем? – снова задала глупый вопрос Глафира, но сразу же исчезла в окне. Минуту спустя из него вылетела и шлепнулась в воду, поднимая брызги, тяжелая бухта нейлоновой верёвки.

– А теперь вылезай сама! – скомандовал Алексей и предупредил: – Только, я прошу тебя, не спрашивай, зачем!

Он помог жене вылезти из иллюминатора и ощутить земную твердь. Яхта сразу же обрела легкость и плавучесть и стала потихоньку отходить от берега. Но привязь всё-таки её держала. Алексей подал конец верёвки Глафире и приказал привязывать его к проушине, а сам, разматывая бухту, побежал к ближайшему дереву. При этом талдычил про себя только одно: «Лишь бы хватило, лишь бы хватило». Верёвки хватило, метров пятнадцать ещё оставалось. Алексей крикнул:

– Ты привязала? – После утвердительного кивка Глафиры ещё: – Крепко?

Алексей завел верёвку за ствол дерева и, уперевшись ногами в песок, стал её натягивать. Почувствовал, что она стала укорачиваться, и довольно усмехнулся.

Всё, что выкинула Глафира из яхты, отнесли подальше от берега, почти к самому лесу. По песчаным извивам на берегу Алексей определил, до какого места достигает вода во время прилива и показал:

– Вот здесь мы будем обживаться.

Глафира спросила:

– А тут что, никто не живёт, здесь нет никаких поселений, домов?

Жену Алексей расстраивать не захотел:

– Откуда я знаю. Вот обживёмся здесь немного, а потом будем думать, как, где и кого искать.

Когда забрали из ковчега продукты, Алексей заметил, что вода поднялась ещё выше. Он снова подтянул половину катамарана ближе к берегу. Развели костер. Глафира, почувствовав запах дыма и ощутив жар первобытного огня, как настоящая представительница древней хранительницы очага, засуетилась. Поставила кастрюлю с водой на угли, открыла банку тушёнки, вывалила её содержимое в кипяток, добавила рожки, всыпала специи. И уже через десять минут они хлебали варево прямо из кастрюли, гремя об край ложками и грызя галеты. Потом Глафира вскипятила в чайнике воду, залила её в термосы и всыпала в них растворимое кофе. Глядя, как сладколюбивая жена кладёт в свой пластиковый стаканчик три ложки сахару, хотел сказать, что продукты надо бы поберечь, потому что неизвестно, что ждёт их завтра, но передумал – пусть пока посластёвничает.

День угасал, этот странный день их новой жизни. Разбили на берегу палатку, не забыв постелить под неё ветки какого-то пахучего дерева, и легли спать. Глафира была необычно немногословна, она залезла в палатку и тут же заснула. А Алексей ещё несколько раз вылезал наружу, подходил к дереву и натягивал верёвку, чтобы подтянуть посудину ближе к берегу. Ему не хотелось терять свой ковчег, на котором он с Глашей провёл эти трудные дни. Наконец, заснул и Алексей, обняв свою жену, такую тёплую и родную.

18

Российская подводная лодка возвращалась из очередного дежурства в Вилючинск, город на Камчатском полуострове, где находилась одна из постоянных баз подводного флота страны. Натовцы во главе с Соединёнными Штатами Америки снова «шалили» на Ближнем Востоке. Одержимая распространением идеи собственной демократии по единому, конечно, американскому, образцу, военная машина США на своих титанических гусеницах на этот раз стремилась вползти в Иран, который непосредственно граничил с Россией. Обеспокоенное таким положением дела, российское правительство вынуждено было контролировать не только воздушное пространство на своем юге, но и акватории в Персидском и Оманском заливах, в Каспийском, Чёрном и Средиземном морях.

С этой целью атомный подводный крейсер с новейшими ракетами «булава» и находился в этом районе. И когда на смену ему пришла другая субмарина, крейсер отправился домой. Чтобы уставшему экипажу не идти малыми глубинами и не шнырять по опасным проливам между сотнями островов Зондского архипелага, командование, удовлетворённое выполнением задания, разрешило пройти по менее опасному и более предсказуемому маршруту: обогнув Австралию и острова Папуа – Новой Гвинеи и по сто шестидесятому меридиану подняться домой.

Командир подводного корабля капитан первого ранга Капитанов, которому экипаж дал негласное прозвище Кэпа в Квадрате, а ещё проще Квадрата, во время перехода своих ребят сильно не напрягал и даже позволял некоторые вольности, запрещённые уставами и инструкциями. Квадратом его звали за то, что и звание – капитан первого ранга, и фамилия – Капитанов были идентичными. Капитан Капитанов – не очень звучит, знаете ли, а если назвать Кэп в квадрате, то коротко и понятно, а если Квадратом, или Кэпом-2, то еще короче. А краткость команд и обращений на флоте поощрялась, потому что позволяла быстрее и слаженнее решать боевые задачи.

Но Квадратом или Кэпом – 2 командира звали ещё и за то, что он был самым опытным командиром-подводником на всём флоте. Как подсчитали влюблённые в своего командира члены экипажа, за двадцать лет своей службы капитан «обвернул» кормовым шлейфом земной шарик не менее пятнадцати раз, и если сложить все его подводные мили, то можно было слетать на Луну и вернуться обратно. Да и сам по себе командир телосложением напоминал эдакий кубик на крепких, кривых ногах.

Никто из подчиненных никогда не видел своего командира кричащим или раздражённым, он всегда был ровным в общении с матросами, младшими командирами, командирами отсеков и служб. Он всегда вёл себя так, будто и не существовало в его жизни никаких проблем.

Но проблемы у Капитанова были. В последние годы его большая семья из троих детей, жены и старой матери раскололась на три лагеря: старший, в который входили жена и мать, женский детский, состоящий из двух дочерей, и мужской, состоящий из отца и сына. Семья распадалась. Привыкший командовать спаянным матросским коллективом, Евгений Михайлович Капитанов не знал, что делать с семьёй, как разрешать проблемы, возникшие в ней. Когда лодка была в походе, они как-то незаметно уходили на второй план, лишь иногда теребя душу, но каждый раз при возвращении домой Евгений Михайлович чувствовал, как груз семейных проблем начинает давить на психику сильнее, чем многометровая, многотонная толща воды при подводном погружении.

Вот и сейчас он лежал в своей командирской каюте и вспоминал тяжёлый семейный разговор перед походом. Задавала тон, как всегда, старшая дочь Татьяна, которой исполнилось восемнадцать лет:

– Папа, ну когда же ты отправишь меня учиться в университет? Я уже полгода шляюсь без дела. Мне надоело на почте штамповать эти чертовы письма и упаковывать бандероли.