Текст книги "Ковчег острова Альмендралехо. приключенческий роман"

– Ты, дочка, погоди немножко, вот вернусь из похода, заработаю денежек и тогда…

Перебила Капитанова мать:

– И чего хорошего ты нашла на этом краю света? – Краем света бабушка считала Владивосток, хотя сама родилась и выросла в Ленинграде. – Одни гулянки на уме. Чем тебе здесь плохо – спокойно, тихо, тепло. Выходила бы замуж за Володьку – он вон, все стены подъезда обтёр, пока тебя, калмынку, дожидается.

– Нужен мне ваш Володька! Подумаешь, лейтенант-капитан, капитан-лейтенант. Я уже насмотрелась на маму. Не хочу! Уйдут в море на полгода, а ты их жди маяком на берегу. Да и что хорошего в вашем Вилючинске – сопки кругом, одни мореманы, как будто весь город грачи заселили, одни чёрные мундиры.

– Ты не права, дочка, – пыталась остепенить пыл Татьяны мать. – Служить, родину защищать тоже кому-то надо. Разве жизнь только в студенческих да светских тусовках? Вон Колька наш тоже скоро училище заканчивает, тоже подводником станет…

– Ну и что же хорошего, – перебивала Татьяна, – что же, по-вашему, всем на этом свете ихтиандрами быть, да? Всем в глубину, да? Мама, я юристом быть хочу, а у нас, как ты знаешь, таких факультетов нет.

Казалось бы, вечный и не новый обыкновенный спор отцов и детей, который рано или поздно разрешается, но на душе командира Капитанова он оставил глубокую царапину. Раздумья командира прервала громкая связь:

– Товарищ каперанг, у нас проблемы.

В командирской рубке вахтенный офицер доложил:

– Кажется, нас пасут. Слухач засёк шумы.

– Чьи, где? – коротко спросил Капитанов.

– По определению, английская подлодка класса…

– Давно она за нами идет?

– Минут десять.

– Почему сразу не доложили.

– Так ведь думали, что просто случайная, а она идет за нами, как приклеенная.

– Какого хрена ей надо, ведь мы не прячемся и не играемся, – недовольно проворчал капитан, – идём в надводном положении, все документы у нас в порядке. Может, мы зашли в чужие территориальные воды?

– Никак нет, идем в нейтральных водах.

Командир оживился, усмехнулся и потер руки:

– Ладно, если они хотят, то давай поиграемся. – Он нажал на кнопку связи и рыкнул в микрофон: – Внимание, полная боевая готовность! – Обернулся к своему помощнику. – Разомнёмся, а то экипаж ходит сонными мухами.

И тут же посыпались команды:

– Приготовится к погружению! Слушать в отсеках! Доложить готовность!

И тут же в динамике послышались отчёты:

– Реакторный отсек готов! Боевая готова! Машинный готов!

– Срочное погружение! Дифферент по курсу пять!

Подлодка ушла в глубину. Командир не боялся проверить экипаж ещё раз, ведь им приходилось работать и в более сложных условиях. А тут и глубины хорошие, и команда нашколированная, командиры и экипаж опытные. Сколько раз им приходилось играться с подводными лодками США, и всегда они выходили победителями. Да и крейсер у них что надо, таких в мире единицы: маневренная, практически бесшумная, оснащённая самым современным грозным оружием. Ход у субмарины 44 узла, это, почитай, 80 километров в час, две атомные силовые установки, лёгкий, прочнейший корпус из титанового сплава. Такой не страшна никакая субмарина в мире.

В подлодке почти тишина, слышны лишь пощёлкивания эхолота да тихие команды из отсеков. Часа через два раздался довольный и одновременно насмешливый голос командира слухачей:

– Товарищ командир, преследователи в пене.

А это означало, что противник их потерял и остался далеко за кормой их крейсера.

– Ясно, спасибо, ребята, – ответил Кэп-2. Спросил: – Как погода наверху?

– Свежо, товарищ капитан первого ранга, – последовал ответ. – С северо-востока движется большой циклон. Волнение пять баллов. Видно, быть шторму.

– Хорошо, пересидим внизу, – ответил командир.

Капитанов любил обходить корабль после каждой тревоги. Вот и сейчас он пошёл по отсекам, чтобы лично проверить состояние подлодки и прочувствовать дух экипажа. Все на своих местах, смена после вахты отдыхает, кто-то проводит свободное время за шахматами, нардами, шашками, кто-то рисует, кто-то пишет, кто-то травит анекдоты, из кухни доносятся аппетитные запахи пищи, значит, и обед будет сытным, вкусным и по расписанию, как и заведено на флотской службе. Но что-то тревожно на душе у командира.

А предчувствия его никогда ни разу не обманывали. Так было, когда он однажды столкнулся с девушкой в подъезде, которая спешила к подруге. Он задел ёе плечом, и та уронила сумочку. Он лишь помог поднять ей сумочку, извинился, взглянул в её большие, ореховые глаза и подумал, что она могла бы стать его женой. Капитанов не спросил даже её имени, просто ушел и всё. И надо же было такому случиться, что через два года после окончания училища он встретил эту девушку на похоронах. Оказывается, у её подруги погиб в автоаварии парень, а этот парень был братом его сослуживца. Переплетения судьбы. Тогда он и начал встречаться с Ниной, которая уже через месяц стала его верной подругой.

Не обмануло его предчувствие, когда все – и жена, и тёща, и его мать – ждали девочку, а он с маньячным упорством доказывал, что первым родится обязательно сын, который тоже будет подводником, хотя вся приметы указывали, что первенцем должна была быть девочка.

Так было, когда их экспериментальная лодка проходила испытания, и у неё отказали двигатели. Лодка, что называется, «села в лужу» да так неудачно, что приднилась рядом с грудой железа, которая оказалась затопленным ещё в годы Великой Отечественной войны сторожевиком. Но тогда об этом ещё никто не подозревал. Не сработал и радиобуй. Да и глубина была приличной – около двухсот метров, из такой в спасательных костюмах не вынырнешь. Чтобы обнаружить себя, подводники применили старый, испытанный метод – стучали по корпусу лодки, отбивая азбуку морзе, но их почему-то никто не слышал. Злую шутку сыграла система бесшумности подводной лодки, когда один корпус вкладывался матрёшкой в другой корпус, и их друг от друга разделяла новейшая, только что разработанная спецами противошумовая изоляция. Команда была в депрессии и панике, пластины регенерации кислорода уже заканчивались. Никто, даже сам командир, уже не верили, что кто-то придет им на помощь, и только Капитанов, который в то время был командиром одного из отсеков, всё о чем-то размышлял, чертил на бумаге схемы, комкал и кидал эти бумажки в корзину и говорил:

– Не дрейфь, ребята, через два-три дня спасатели будут здесь. Просто они сразу сделали ошибку, а на её исправление нужно время.

И когда отчаявшийся командир спрашивал:

– Откуда ты знаешь? Ведь они уже два раза проходили над нами.

И тогда Капитанов разложил на столе листок, на котором был нарисован полуглобус, в центре которой сходились меридианы, а его опоясывали широты, и стал показывать:

– Вот, смотрите, мы находимся вот здесь. – Он ткнул на полюс. – Поисковики находятся здесь. – Он показал на сетке расположение трёх кораблей. – Они уже дважды проходили над нами, но им что-то мешает определить наше месторасположение. Вопрос: что?

– И что? – спросил командир.

– Видно, мы приземлились, ребята, рядом с какой-то старой, ржавой калошей, и она по размерам или намного больше или намного меньше нашей подлодки. Эхолоты натыкаются на неё, определяют её размеры, а они нашим параметрам не соответствуют. И спасатели снова уходят. В конце концов, они догадаются, что мы чуть ниже и находимся где-то рядом.

Тогда их действительно нашли на третий день, как и предсказывал Капитанов, и спасли. Спасли и лодку. Именно после этого случая Евгения Михайловича Капитанова повысили в звании и назначили старшим помощником.

Но Кэп-2 чувствовал не только радостные мгновения, но и беду. Поэтому все последние часы он не находил покоя: то ложился на кровать, то вставал, то снова обходил отсеки, и постоянно спрашивал синоптиков:

– Как там, наверху?

И слышал один и тот же ответ:

– Наверху шторм, товарищ каперанг.

Шторм закончился только через двенадцать часов, наступила минута, когда погода позволяла идти в надводном положении, но командир всё равно был неспокоен – он все ещё колебался, давать ли команду на всплытие. Казалось бы, будничное и простое для подводника мероприятие – подняться из глубины на поверхность моря, но бывают такие минуты, когда в самом простом положении душа не находит места, будто на неё воздействуют какие-то магические, мистические силы. То же происходило на этот раз и с Капитановым Евгением Михайловичем, командиром подводной лодки. Но решаться рано или поздно нужно, тем более что на поверхности нормальная погода для этих широт, на экране эхолота чисто да и команда подустала, находясь в напряжении, которое вызывает подводное плавание. И вот долгожданная команда на всплытие:

– Продуть цистерны! Дифферент по курсу один градус!

Почему такая осторожность, ведь морские глубины на десятки миль пусты, рядом никаких островов и рифов? Крейсер их класса может выныривать с таким изяществом и шиком, что и дельфины позавидовать могут. Что-то осторожничает их командир. Слышен голос матроса:

– Сто девяносто метров. Сто восемьдесят пять. Сто восемьдесят. Сто семьдесят пять…

Медленно, ох как медленно для субмарины это черепашье всплытие, но командиру виднее, он самый опытный подводник в российском флоте, он знает, что делать.

– Сто шестьдесят метров, сто пятьдесят пять, сто пятьдесят, сто сорок пять, сто сорок…

До тридцати метров можно всплывать без опаски, потому что судов с такой глубокой осадкой в мире еще не существует.

– Сто десять, сто пять, сто, девяносто пять…

И вдруг голос «слухача»:

– Товарищ командир, прослушиваются непонятные шумы.

– Что за шумы, определить можете? – кричит Капитанов в микрофон.

– Никак нет. – «Слухач» явно в растерянности, голос его срывается от волнения. – Совершенно непонятные шумы, определить невозможно!

И новый крик командира:

– Прекратить всплытие! Наполнить цистерны балластом! Стоп машины!

И в этот момент всё нутро подводной лодки наполнилось оглушающим скрежетом металла о металл. Раздались панические крики и ругань с русским матерком. Подлодка дала резкий крен на левый борт, снова что-то заскрежетало, потом раздался глухой удар, ещё один… Сам командир ударился головой об трубку и потерял сознание.

19

Яхта лежала далеко на берегу. Прилив был небольшим, когда Алексей прикинул, то получалось, что вода поднималась всего на полтора метра. Что они сделали на следующий день после своей первой ночёвки, так это поставили свой ковчег с» головы на ноги». Для этого Подноветному пришлось поднапрячь свои мозги, выжать из них все знания и достижения инженерной мысли и прийти к выводу, что лучшей системы, чем система рычагов и опоры, с помощью которой великий Архимед грозился перевернуть земной шар, ещё не придумали.

Весь день ушёл на то, чтобы нарубить длинных и крепких шестов и приволочь за десятки метров два тяжеленных камня. Опоры и рычаги были готовы, но, сколько они ни жилились, яхта лишь однажды покачнулась, поскрипывая галькой и песком. Измученные своими бесплодными усилиями, супруги с час сидели на солнце, пока в голове Алексея не мелькнула новая идея:

– Слушай, Глаш, по-моему, наша система рычагов и опоры в наши дни мертва без искры божией.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты видела, как камни катятся по склону, а потом срываются в пропасть?

– Уж этого я никогда не забуду, – ответила Глафира, вспомнив, как она однажды при восхождении в группе альпинистов чуть не попала под камнепад.

– Вот и я предлагаю сделать этот склон, искусственный, конечно.

Глафира подозрительно взглянула на мужа:

– Лёш, ты здоров?

– Да здоров, здоров, – отмахнулся Алексей. – Ты понимаешь, просто нужно с одной стороны подрыть грунт, и яхта почти сама встанет на место.

Глафира подумала, а потом поддержала начинание:

– Ну, хорошо, давай попробуем. А она не уплывет снова в море при очередном приливе? – вдруг выдала озарение Глафира.

– Кто?

– Не кто, а что! – огрызнулась жена. – Яхта.

Теперь уже задумался Алексей:

– Хм. Может и уплыть, ты права. Тогда мы подтащим её ещё ближе, никуда не денется.

На рытье канавы ушёл ещё один полный день, потому что лопата была одна, да и то маленькая, сапёрная. На этот раз яхта перевернулась, словно поплавок на воде и встала иллюминаторами вниз, а люком вбок, что было удобно для передвижения внутрь и наружу.

Сегодня они целый день пролежали внутри яхты, пережидая, когда пройдет дождь. Но дождь и не думал прекращаться. Видно, небесный его патронташ был снаряжён полностью, и он шёл и шёл, нудный, мелкий, беспросветный, и казалось, что ему не будет конца. Польза от него была только одна – он пополнял запасы пресной воды, которая к исходу седьмых суток начала иссякать в баках. «Ловушку» для дождевой воды Алексей с помощью Глафиры устроил из прорезиненного тента, найденного в том же рундуке. Сначала разметили на земле квадрат, вбили по углам и сторонам восемь кольев и прикрепили к ним веревками тент. Воду таскали пластиковыми бутылками, канистрами и сливали в бак. Потом, когда и бак был заполнен, наполнили пустые бутылки и канистры.

Дождь закончился через двое суток, но неожиданно путешественники обнаружили, что начинают заканчиваться и продукты. Подноветный каждый день по два раза, утром и вечером, поднимался на скалистый утёс, всматривался через бинокль в горизонт, пытаясь заметить там хоть какие-нибудь признаки человеческой цивилизации, но он был пуст, как и день, и два, и три назад. Алексей был бы безмерно счастлив, если бы у берега их обитания появилось сейчас то самое пиратское судно, которое развалило их яхту пополам. Но не было даже и его.

В минуты, когда вдали проявлялись острова, Алексей часами мог всматриваться в них, чтобы обнаружить хоть какие-нибудь признаки человеческого присутствия, но и там всё словно вымерло. Лишь однажды ему показалось, что над большим островом поднимается дымок от костра или пожара, но и он скоро пропал. Может быть, это были просто утренние испарения воды или плывущие над горизонтом облака.

Как-то Глафира, засыпая в кипящий над костром котелок порцию распаренного риса, воскликнула:

– Всё, хватит, мне надоело!

– Чего тебе надоело? – лениво спросил Алексей.

– А всё: и этот дурацкий берег, где нет ни одного аборигена, ни одной человеческой души, ни одной бабы, с которой можно покалякать и потрепаться о мужиках. И ты мне тоже надоел!

– Я могу и уйти, – обиделся Алексей.

– Вот и иди. Вспомни, что ты мужчина, кормилец и добытчик. Бери своё ружьё, ножик, что там ещё надо для охоты, и иди, добывай пищу. Мужчина ты, в конце концов, или кто! Нам жрать скоро будет нечего, если растянуть, хватит недели на две, не больше. А потом что: с голоду подыхать, да? А я живого, окровавленного и парного мяса хочу, шашлыка. Вот иди и добудь! Хоть что-нибудь, хоть кошку драную!

Вначале Алексей и правда обиделся на жену, не понимая, чего она хочет, а после долгого дутельства и размышления пришёл к выводу, что она как-никак права. Если ждать с моря погоды, то вряд ли высидишь чего-то хорошего. Однажды он потихоньку от жены сделал копье из палки и заточенного на камне ножа, надел свои старые джинсы и джинсовую куртку, перепоясался ремнём, на куртку одел «лифчик» с ракетницей и патронами к ней, на ремень повесил нож. Напихал в карманы зажигалку, складной нож, компас, носовой платок, лупу в футляре и прочую необходимость для дальнего похода. В рюкзак положил несколько пачек галет, три банки тушёнки, две полуторалитровые бутылки воды. Когда Глафира вылезла из домика и увидела экипированного мужа, она удивлённо спросила:

– А куда наш Мальбрук собрался?

– На охоту, – коротко ответил Алексей. – Заодно и разведаю, что тут за страна такая.

Глафира вцепилась в рукав его куртки и взвизгнула:

– А как же я одна останусь! Не пущу! Лёша, ну, пожалста, не уходи, я же умру тут от страха.

Алексей обнял жену за плечи, привлёк себе и насмешливо сказал:

– Ну, вот, началась истерика. Ты же сама говорила, скоро жрать скоро будет нечего, что я не мужик, что…

– Лёша, это я так, по-бабьи. Это я пошутила. Ну, настроение у меня было такое. Ну, не уходи, я прошу тебя.

– Ну, что ты, голубушка моя, всё будет хорошо. Я ненадолго, ать-два, и снова буду здесь, ты и соскучиться не успеешь. Ты права, сидя на берегу ничего не дождёшься. Ведь надо же знать, где мы, что предпринимать дальше. Ты не бойся, я осторожно, по бережку. Помнишь, как мы были на Алтае и сидели на берегу Катуни, а? Помнишь? – И Алексей запел: – Как пойду я на быструю речку, Сяду я да на крут бережок, Посмотрю на родную сторонку, На зелёный приветный лужок.

Глафира разревелась пуще прежнего, а он прижал её голову к груди.

– Ну, вот, ещё солёного дождя мне не хватало. Да успокойся ты, всё будет хорошо, мне не впервой по тайгам да сельвам шляться. Сама будь осторожнее.

Алексею и самому не хотелось оставлять Глафиру – Бог знает, что может случиться, пока он будет отсутствовать, но необходимость заставляла его это делать. Начать своё путешествие он решил по берегу и именно в ту сторону, где он видел острова. Они почему-то так и притягивали к себе, волновали воображение и заставляли идти как можно быстрее. Сверху, со скалы, он уже изучил рельеф береговой линии, и сейчас направлялся туда, где, по его мнению, можно было легче пройти.

Сначала пришлось углубиться в лес, который встретил его оглушающим гомоном потревоженных птиц. Они порхали перед самым носом Алексея, чуть ли не садились на голову, а некоторые из них без боязни сидели на ветках и с удивлением смотрели на него. И это было первым плохим признаком, Алексей понял, что эти существа или никогда не видели человека или видели его очень редко, что означало, что шансы встретить здесь себе подобного невелики. Понимал Подноветный и то, что та земля, которая приютила их – это не материк, а какой-то остров. Оставалось лишь выяснить, насколько он велик, и населён ли людьми.

Преодолев невысокую гряду скальных нагромождений, Алексей снова вышел к отлогому берегу и пошёл по нему на запад. Ему, жителю северного полушария, непривычно было видеть солнце на севере, создавалось ощущение, что время идет вспять и вот-вот перенесёт их назад, к тому времени, когда ими ещё не завладела авантюра путешествия до Австралии. Интересно, далеко ли она отсюда? Судя по растительности, не так далеко, ведь здесь он видит ту же растительность, характерную для самого маленького на Земле континента-государства.

Другой живности, кроме пернатой, на острове тоже не наблюдалось, да и откуда ей здесь быть, если не видно ни следа пресной воды: ни ручейка, ни речки, ни озера. Птицы живут здесь, вероятно, только за счет испарений и росы, которой так много в густом, почти тропическом лесу.

Алексей понял, что остров все-таки большой, потому что, отмахав километра четыре по лесу, по берегу и по скалам, которые то здесь, то там торчали на пути, почувствовал усталость и голод. Наскоро поел и забрался на скалу. На соседних островах через свой мини-бинокль ничего примечательного он не увидел, хотя они стали намного ближе.

День угасал, на востоке разгорался вселенский пожар зари, предвещавший неуютную и холодную ночь. Выбрав место на возвышенности между двумя камнями, Подноветный нарубил веток и устроил себе постель. Хохот и крики птиц долго не давали ему уснуть, пока густая темнота окончательно не укутала мир.

Глафира после тревожного сна проснулась рано от каких-то странных хлюпаний и толчков и с головной болью. Не вставая с постели, проглотила таблетку и решила вылезти наружу. Ступив ногой на пол, ощутила воду и чертыхнулась:

– Чёрт побери, а вода-то откуда? Мамочка, не утонуть бы.

Она быстро вылезла из яхты, огляделась и сразу поняла, в чём дело. Яхту болтало волнами в вырытой ими яме, а вода попадала внутрь через разбитый иллюминатор, который оказался внизу. И как же они не дотумкались раньше, что иллюминатор окажется внизу, и через него вода будет попадать в яхту. Недотёпы! Но, судя по всему, прилив был уже в верхней своей точке и полным затоплением их жилищу не грозил. «Лёша, где же ты, – с тревогой думала Глафира. – Зачем ты оставил меня одну, а вдруг тебя волки съедят, и что же я тогда буду делать?»

Спокойно ждать она не могла и потому, наскоро перекусив и приведя себя в порядок, решила сходить на ту самую скалу, на которую залезал Алексей, в надежде увидеть своего мужа. Стоял утренний туман. Он обволакивал, студил её тело, щекотал сыростью, словно хотел обнять. Карабкалась долго и с превеликими потерями для своего красивого тела: сначала оцарапала об острые камни правую руку, а потом ударилась коленом и долго охала, потирая ушибленное место. Но, взобравшись на самый верх, вознаградила себя за все потери: отсюда открывался такой прекрасный вид, что она, забыв о всякой осторожности, закричала, раскинув руки:

– Боже, я в раю! Эй, эй, эй, люди, где вы?! Куда спрятались? Выходите, чего прячетесь по своим пещерам!

Земля предстала перед ней во всей первозданной красе: леса, раскинувшиеся перед её взором, спускались в котловину, образуя огромную изумрудно-голубую чашу, окаймленную свинцово-коричневыми скалами. А внутри этой чаши стояло огромное облако тумана или пара, которое ворочалось, перевивалось, то поднимаясь, то опускаясь, являя ей причудливые образы. Вот это облако превратилось в сизо-белый клубок, затем в белоснежную пуховую перину, потом предстало головой курчавого, золотоволосого ребенка, освещенной солнцем. Глафира любовалась этим великолепием, совсем забыв о том, что она здесь совершенно одна, если не считать её дорогого Алексея. Где он сейчас?

Тут она вспомнила о двух островах, о которых он рассказывал, и повернулась в сторону моря. И, правда, вот они, эти острова. В утренней дымке они не так заметны, но и сквозь неё пробивался их нежно-зелёный наряд, виднелись очертания высоких гор. Но почему два, ведь здесь же три острова! «Наверно, он ошибся в прошлый раз», – подумала Глафира и стала снова считать: один, два три. Ну, точно, здесь три острова.

Тут Глафира помотала головой и протёрла кулаками свои глаза, не преминув чертыхнуться уже в который раз:

– Чёрт побери, мне это кажется или я снова сплю. Нет, этого не может быть, это какая-то чертовщина.

Глафира козырьком приставила свои ладони к самым бровям и чётко увидела, как один остров, самый маленький из трех, начинает сливаться с самым большим островом, прятаться за ним, а потом и вовсе исчезать, словно привидение. Вот он совсем пропал, растворился в очертаниях другого, будто его и не было. Глафира хлопала глазами, не зная, верить ей или нет. Ведь вот только что три острова превратилась в два. Или она сошла с ума? Ведь не могут же острова плавать! Это противоестественно, это ненормально, это не соответствует простой человеческой логике и природе вещей!

– Боже, что же я Лёшке – то скажу, – бубнила себе под нос Глафира, возвращаясь к месту их стоянки. – Ведь если я ему об этом расскажу, он обзовёт меня полной дурой, а потом отправит в Кащенко и скажет: вот тут тебе самое место, моя дорогая.

Алексея тоже разбудили необычные обстоятельства: кто-то дёргал его за ногу и сопел. Он открыл глаза и увидел, как маленький козлёнок выдергивает из-под него ветки и, зажмурив глаза от удовольствия и сопя, с удовольствием их жует. Он не испугался даже поднявшегося человека, который с удивлением и тихо произнёс:

– А ты откуда здесь появился, чертёнок эдакий. Вот так номер, – добавил он, углядев, что это был не дикий, а самый обыкновенный домашний козлёнок с пушистой серой шерстью, маленькими рожками и умилительной мордашкой. Алексей сидел на своей постели, стараясь не потревожить маленького гостя. Но тот совсем не боялся человека и не думал от него убегать. Он схватил зубами очередную ветку и, недовольный тем, что не может её вытащить из-под тяжёлого тела Алексея, сердито боднул его по ноге. Алексей засмеялся:

– Ишь ты какой сердитый! Ну, на, на, жуй. – Алексей вытащил из-под себя ветку погуще и протянул её козлёнку. Тот без раздумий схватил ветку и стал трясти головой, пытаясь оторвать от неё самые лакомые, сочные листочки.

Алексей потихоньку поднялся, козлёнок, испугавшись тени, порскнул от него вниз. Там его поджидали ещё несколько козлят, один из которых был крупнее всех и годился для жаркого или шашлыка. Козлята совершенно не боялись его, и Алексей подумал, что они или ручные или совершенно непуганые человеком. Первое маловероятно. Из чего он сделал ещё один неутешительный для себя вывод: на острове нет людей. Да если даже и есть, то кто и какие они: цивилизованные пришельцы или дикари. Тогда откуда здесь одомашненные козы? Может быть, их завезли сюда специально для размножения? Но зачем они здесь, если на острове нет людей. Возможно, у этих берегов потерпело крушение какое-нибудь судно, и козы оказались на берегу совсем случайно, а теперь просто размножаются в диких условиях, как когда-то кролики в Австралии? Вопросов было много, и на них нужно было искать ответы.

Алексей направился вглубь острова и скоро заметил множество деревьев с обглоданной корой и подрытыми корнями. Обгладывали деревья, конечно, козы, а вот кто подкапывал корни? Неужели здесь водятся кабаны? Не дай бог! Если нарвёшься на вепря-секача, этот миг будет последним в твоей жизни, Алексей Подноветный. И чем ближе он подходил к центру острова, те больше обнаруживал таких следов. А следы помёта были всюду. «Э, да тут вас, видать, целые стада», – подумал Алексей, осторожно продвигаясь сквозь густые заросли.

Вот что-то блеснуло и заголубело, зазеленело. Алексей понял, что это озеро. Отражённые на его поверхности небо, скалы и лес придавали ему причудливый серо-изумрудно-голубой цвет. Подойдя поближе, он увидел большое, метров трёхсот в диаметре, круглую водную тарелку, по берегам которой гуляли целые стада коз, а в заводях среди тростника лежали чёрные туши кабанов. Среди больших туш резвились малыши и подростки, которые, играясь, бегали, хрюкали, визжали и кувыркались в грязи. То ли от грязи, то ли от породы они были совсем чёрными, но одно Алексей определил точно: это были домашние свиньи. Вот так сюрприз! Откуда они? Может быть, их содержат в таких своеобразных, диких, условиях туземцы? Но он ещё не видел ни одного человека на острове. Даже следов его присутствия Алексей не заметил. Или сам этот остров настолько большой, что он исследовал лишь малую его часть.

Всего этого Алексей ещё не знал, но зато он точно узнал, что вода в озере была пресной и несколько кисловатой – видно, в ней содержалось немало минералов и микроэлементов. Он наполнил ею все свои баклаги, чтобы предоставить Глафире отчёт и доказательства недаром проделанного им путешествия, и зарезал козла. Благо, что тот сильно и не сопротивлялся. Мяса в нём оказалось килограммов пятнадцать, он разделил тушку на несколько частей и запихал её в рюкзак.

Когда Алексей вернулся, то первое, что увидел – это несущуюся к нему на всех парусах Глафиру, которая кричала:

– Лёша, Лёшка, наконец-то!

Она уткнулась шмыгающим носиком ему в грудь и крепко обняла, пожалуй, впервые так крепко после первой их брачной ночи. Алексей гладил её по волосам и ворчал:

– Ну вот, как маленькая девочка, и на минуту одну оставить нельзя. Ну, что ты распустила свои нюни. Да пришёл я, пришёл, живой и здоровый, чего и тебе желаю. Успокойся, успокойся, Глаша.

– Да, тебе хорошо говорить, а я тут одна, такого страху натерпелась. А что я видела, что видела, ты ни за что не поверишь!

– Почему не поверю, обязательно поверю, только расскажешь мне после, ага, я сильно устал.

Алексей обратил внимание на неряшливый вид своей жены: нечёсаные, спутанные волосы, грязное лицо и руки, словно она неделю не умывалась, испачканную в грязи одежду. Такой неаккуратной он видел её впервые, но всё списал на её страхи, когда человеку ни до чего нет дела, подумал: «Натерпелась, видно, бедная», и ещё крепче прижал к себе жену, потом произнес:

– Ну, ладно, ладно, пойдём в наш ковчег, там всё потом и расскажешь. Сейчас я устал, жрать хочу, как зимний волк, а потом спать.

Разбудил Алексея аппетитный запах жареного мяса, открыл глаза и выглянул в люк. Глафира колдовала у костра, помешивая в кастрюле варево, и напевала под нос какую-то незнакомую ему мелодию. Алексей вылез, умылся под самодельным рукомойником, сделанным из пластиковой бутылки и подвешенным на бортовой скобе яхты. Он заметил, что жена на этот раз была умытой, причёсанной, в аккуратной одежде, которую она как-то умудрялась в полевых условиях содержать в порядке и чистоте. Алексей подошел к жене, поцеловал её в щёчку:

– Ну, хозяйка, что у нас сегодня в меню?

Глафира стала с улыбкой перечислять:

– Суп-лапша с мясом, жаркое с гречкой, чай океанский. Кстати, Лёшка, а какой чудесный, вкусный чай из твоей воды – просто прелесть!

Когда поели, Глафира долго, с нерешительностью во взгляде поглядывала на Алексея, что он, естественно, заметил.

– Ну, выкладывай, Глафира, – шутливо, насупив брови, спросил он, – как ты мужа ждала, мужнину честь берегла?

Глафира оскорблённо отвернула головку.

– Тебе все шуточки, а я тут чуть со страху не померла. – Она снова недоверчиво взглянула на него. – А ты смеяться не будешь?

– Если это дрянной анекдот, то не буду.

Глафира долго собиралась с духом, потом начала:

– В тот день, когда ты ушёл, я решила взобраться вон на ту же скалу. – Она показала рукой на утёс над морем, с которого Алексей осматривал окрестности в первый день пребывания их на острове. – И что же я вижу – острова!

– Ну и что ж такого, – перебил её муж, – я их тоже видел.

– И сколько их было? – с язвинкой в голосе спросила Глафира.

– Как сколько: два, наш третий. Правда вдалеке есть ещё несколько крошечных островков, но их я не считаю.

– Хорошо, можешь смеяться, сколько хочешь, но я видела три больших острова. И один из них плыл. Понимаешь – плыл, двигался!

– Ну, а дальше что? – с недоверием спросил Алексей.

– А то! Плыл он, плыл, заплыл за большой остров и пропал. Нет его, как провалился, в воду канул. Только не говори, что у меня галлюцинации, – предупредила Глафира, – а то я тебе глаза выцарапаю! Это я своими глазами видела, а своим глазам я пока ещё доверяю.

– А какой он был этот остров, ну, по цвету, по размеру?

– Зелёный, продолговатый, но гораздо меньше тех двух островов.

– Может, это кит был, айсберг или мираж, – засомневался Алексей. – А может, и простые водоросли. Ты слышала про Саргассово море? Так вот, там этих водорослей столько, что они образуют целые острова. На них даже птицы живут.

– Какие киты, какие айсберги, какие водоросли! – закричала Глафира. – Я что, не могу отличить кита от острова? Или на ките и водорослях горы растут? Я так и знала, что ты мне не поверишь, – с плачем в голосе сказала Глаша. – Ведь не хотела ничего рассказывать, нет, не удержалась. Дура я, настоящая дура! И ты дурак, да еще дубина стоеросовая! – с отчаянием добавила она.