Текст книги "Поднебесная (сборник)"

Нина Константиновна. Ну, уж таких-то это не останавливает.

Некрасов. Значит, я еще был не такой.

Нина Константиновна. Представляю.

Некрасов. Да… Она была… нашпигована радостью… Она все знала – как растут деревья, трава… как светит солнце… Да… Редкая удача…

Пауза.

Лидия Александровна. Она умерла?

Некрасов. Не знаю. Она исчезла во времени. У нее было свое время, у меня – свое.

Лидия Александровна. Она была красива?

Некрасов (пауза). Не знаю. Я не помню ее лица. Вообще мы были незнакомы. Она говорила не со мной. Я только слушал, как она говорила… Чепуха! Не дергайте меня!

Лидия Александровна. Вы ее любили?

Некрасов. Да, вы правы, что так ведете меня… Хорошо, не словом, а – так, хорошо… Я ведь тоже хапал, хапал, что плохо лежит, все подряд… А там я понял – нет. Нельзя. Впервые в жизни понял – нельзя. Так она со мной поговорила.

Лидия Александровна. Это любовь. Вам повезло.

Некрасов. Нет, это не любовь. Это зависть. Нет. Не зависть. Она сама не понимала, почему радуется. А сейчас, я – понимаю. Я понимаю ветер, тучи, гусениц, листья… Как волна, вбираю в себя и отпускаю. Это – точно.

Лидия Александровна. Вы верите в Бога?

Некрасов. Бог не настолько тщеславен, чтобы требовать от всех веры. Если у него есть какие-то глобальные цели, то что ж… Но то, что требует веры не он. а люди… Хотя… В бога я не верю.

Лидия Александровна. А во что?

Некрасов. Ни во что. Пока моя жизнь не прервется, ею распоряжаюсь я один. Я сам бьюсь, сражаюсь. Я не могу надеяться на кого-то в небе. Значит, так нужно, чтобы использовать все свои ресурсы.

Нина Константиновна. Послушайте, Некрасов, если вы такой умный, то скажите, что дальше будет?

Некрасов. А зачем это вам?

Нина Константиновна. Интересно.

Некрасов. А что вас интересует?

Нина Константиновна. Война будет?

Некрасов. Не будет.

Нина Константиновна. Почему?

Некрасов. Не будет, и все. Я ведь сказал. Почему… Почемучка.

Нина Константиновна. Лидия Александровна, а вы как думаете?

Лидия Александровна. Не знаю, Нина Константиновна. Откуда я могу знать?

Нина Константиновна. А он знает. Пророк. Мой первый муж тоже знал, что не будет. И оставил меня с двумя детьми. «Ниночка, Ниночка! Тростиночка, пушиночка! Лапочка! Пока ты со мной, пока я с тобой…» А потом крыс ели. Вы где в блокаду были?

Некрасов. В плену.

Нина Константиновна. Вот-вот. Все ясно. А наши – погибали.

Некрасов. Я тоже погибал, старуха. Не трогала бы ты меня. Сгоришь.

Нина Константиновна. Что?

Некрасов. Превратишься в пепел.

Нина Константиновна. Сколько я таких видела! Страшных, грозных! Зэков всяких, лишенцев. Всех пережила! И тебя переживу.

Некрасов (кротко). Я предупредил.

Нина Константиновна. Какой грозный! Да я…

Грозовой разряд за сценой. Нина Константиновна окаменевает.

Некрасов (задумчиво). Есть предел человеческому терпению.

Пауза.

Лидия Александровна (шепотом). Это… вы?

Некрасов. Я же сказал, что я их понимаю. А они меня.

От Москвы до Ленинграда

Мягкий гул автобуса, который вот-вот отправится в аэропорт.

Володя сидит у окна, рядом с ним свободное место.

Лидия идет по проходу. Останавливается рядом.

Лидия. Здесь не занято?

Володя. Свободно.

Она садится рядом.

Голос водителя автобуса. Автобус следует по маршруту Аэровокзал – аэропорт Шереметьево. Отправляемся. Осторожно, двери закрываются.

Автобус трогается. Лидия достает книгу, читает.

Володя. Интересная книжка?

Лидия. Вы мне?

Володя. Вам.

Она пожимает плечами, продолжает читать.

Володя. Удивительно.

Она читает.

Володя. Я так изменился?

Лидия. Что вам нужно, гражданин?

Володя. Посмотрите внимательно. Ну? И теперь не узнаете?

Лидия. Нет.

Володя. Конечно, ведь прошло двадцать лет.

Лидия. Н-не знаю.

Володя. А мы ведь даже целовались.

Она оглядывается, отыскивая свободное место. Вздыхает.

Лидия. Да?

Володя. Я почему-то считал, что и вы ко мне были неравнодушны.

Лидия. Вы что-то путаете.

Володя. Нет, не путаю. Вас зовут Лида.

Она изумленно смотрит на него.

Володя. Лида Синицына. Из Краснодара. «Еду поступать в МГУ». Поступили?

Лидия. Нет…. Как же это? Да кто вы?

Володя. Помните жесткий вагон поезда «Новороссийск-Москва»?

Лидия. Помню.

Володя. А меня?

Лидия. А вас не помню. И ни с кем я там не целовалась. Я в первый раз… Хватит, не разыгрывайте меня.

Володя. Мне не двадцать лет, чтобы разыгрывать. На вас было красное платье с белыми цветочками. А потом вы переоделись в тренировочный костюм.

Лидия (пауза). Да… было такое платье.

Володя. Вот видите. Вас провожали подруги. Как раз под моим окном. Я в это время ел борщ.

Лидия. Борщ?

Володя. Разносчица носила борщ и я взял одну порцию.

Лидия. Ну и что?

Володя. Ничего. Я ел борщ. Поезд тронулся. Вы вошли и заняли боковое место. А у меня была вторая полка.

Лидия (пауза). Может быть. Но я вас не помню.

Володя. Все помните, кроме меня?

Лидия. Да, помню… Помню двух пожилых супругов…

Володя. Им было не больше, чем нам сейчас.

Лидия. Вот видите. А вас не помню. Значит, вас не было.

Володя. Но откуда я все это знаю, по-вашему?

Лидия. Может быть, вы были в соседнем купе.

Володя. И двадцать лет я вспоминал девушку, с которой даже не говорил. Это… нелепо.

Лидия. Ну, не знаю.

Володя. Вы же взяли мой адрес. А я ваш, краснодарский. Улица Орджоникидзе, дом… тринадцать?..

Лидия. Семнадцать!

Володя. А вот квартиру уже не помню.

Лидия (тихо). Квартира двадцать три…

Володя. Может быть.

Лидия (пауза). Но кто вы?!

Володя. Неужели вы меня сразу забыли? (Пауза.) А я женился в тридцать лет, все надеялся вас найти. И в Москве, и в Краснодар писал.

Лидия. Родители переехали в Калугу, поближе ко мне.

Володя. Я ел борщ, вошли вы и так, победоносно на всех посмотрели. Вам было семнадцать, а мне двадцать один.

Лидия (пауза.) Хотя бы какая-то… черточка…

Володя. Какая черточка? Ведь мы в тамбуре, ночью, целовались, как бешеные.

Лидия. Вот этого – не было!

Володя. А что было?

Лидия. Я ехала, да, победоносное, вы правильно сказали, победоносное настроение… У меня было две четверки в аттестате. И стояла в тамбуре. Проводник забывал закрывать дверь на ключ и пахло степью…

Володя. А напротив стоял я. Волосы у вас развевались…

Лидия. Не знаю, кто стоял. Не помню. И солдат за мной ухаживал демобилизованный…

Володя. А после солдата был я!

Лидия. Как вам не стыдно!

Володя. Вы сразу предпочли меня. А солдат приходил играть на гитаре и пел что-то душераздирающее «Нелегко ждать два года солдата…»

Лидия. Пел.

Володя. Я вам купил мороженое в Лисках.

Лидия. Борщ, мороженое…

Володя. Да, борщ, мороженое… Вы не волнуйтесь, я просто восстанавливаю историческую справедливость.

Лидия. А я и не волнуюсь. Ну, было и было. Только я не помню.

Володя. Я тоже не волнуюсь. Лет десять назад я бы еще волновался. А сейчас… Тяжесть на сердце и все.

Лидия (пауза). А как вы выглядели?

Володя. Как?.. Волос, естественно, было больше. Ну и… весь этот рельеф не подвергался еще эрозии. (Пауза.) Зря я все это затеял. (Пауза.) И хорошо, что вы меня не помните. Начались бы сейчас излияния – почему так, да почему не иначе. А что было бы, если… Прошло время играть в такие игры.

Отворачивается, смотрит в окно.

Лидия. Вы не обижайтесь, но я действительно не помню.

Володя. Вот ОН мог обидеться. Вот ОН – да, обиделся бы, застонал, завыл от горя. А я… Приходит время и у человека отмирает способность любви, знаете, такой… романтической, пылкой и так далее. Видимо, и сердце болит из-за того, что на него давит это… умершее.

Лидия (пауза). Почему-то очень хочется вспомнить…

Володя. А как у вас… сложилось? Вы где работаете?

Лидия. Обычно сложилось. Окончила пединститут, преподавала биологию. Потом ушла из школы. После того, как она стала не нужна народу.

Володя. А-а… Понятно.

Лидия. А у вас?

Володя. Доктор наук. Пока работаю в НИИ.

Лидия. Но так не бывает. Какой-то провал в памяти.

Володя. Бывает.

Она начинает читать книгу. Он смотрит в окно.

Лидия. Можно заболеть от этого. Иногда имя не вспомнишь и так мучаешься, а здесь…

Володя. Ну вспомните вы меня, повздыхаете, скажете «ах!»… Небольшая потеря.

Лидия. Странно. У вас из-за меня жизнь по-другому прошла, а я…

Володя. Обычное явление.

Лидия. Нет. Совсем не обычное. Я со своим мужем познакомилась совершенно случайно…

Володя. Все в жизни случайно, кроме неудач.

Лидия. А я не хочу! Давайте вспоминать снова. И до мелочей.

Володя. Поверьте, у меня уже откатило. Это сразу что-то там затрепыхалось под ребрами, а теперь…

Лидия. Когда вы меня поцеловали?

Володя (вздохнув, скучным голосом). Это было вечером. Мы, как обычно, стояли в тамбуре и почему-то смотрели в совершенно черное окно. В окне отражались наши лица, как в зеркале. Вы держались за этот железный прут, а я стоял рядом. Мы смеялись. Поезд вдруг притормозил, я не удержался и налетел на вас. После этого мы внезапно замолчали. Молчали, молчали, затем моя рука, вот эта рука, медленно и робко обняла вас за талию. Вы поджались вся и почти уперлись лбом в стекло… Продолжать?

Лидия. Да.

Володя. Вы были такая загорелая и… словом, вы вдруг пошли всем телом ко мне навстречу, может быть, поезд прибавил ход. Ну и так далее.

Лидия. Что – так далее?

Володя. Своими вопросами вы превращаете все в интрижку.

Лидия (обидевшись). Не хотите – не надо.

Она читает. Он смотрит в окно.

Лидия. Я вам что-нибудь обещала?

Володя. В смысле любви до гроба? Нет. Нам было не до этого.

Лидия. Вы сами все опошляете!

Володя. Нет. (пауза). Я не опошляю. Если бы вы помнили все это, как помню я… Вам хочется хоть немного урвать, простите за грубость, от юности – вот и весь ваш интерес.

Лидия. Вы злитесь.

Володя. Да, злюсь. Простите.

Смотрит в окно.

Лидия. Может быть, ЭТО я и хочу вспомнить?

Володя. О чем вы?

Лидия. Иногда… мне кажется, что… не знаю.

Володя. Иногда вам кажется, что вы что-то важное забыли, так, что ли?

Лидия. Нет. Иногда… Я была очень загорелая?

Володя. Черная.

Лидия. Когда долго лежишь на солнце, то вот здесь, чуть ниже шеи остается крохотное пятнышко, внутри, как линза… Весь мир становится другим. Совсем другим, как… Не могу я объяснить.

Володя. Это вы и хотите вспомнить?

Лидия. Да… Нет, это я помню. Но какой он, этот другой мир? Вот что я хочу…

Володя. Не понимаю.

Лидия. Это бывает, наверное, только в шестнадцать лет.

Володя. И в двадцать один. Мы подъезжаем.

Лидия. Да?.. Да, подъезжаем.

Володя. Значит, так и не вспомнили.

Лидия. Нет. Но теперь я точно знаю, что ничего не было.

Володя. Теперь?

Лидия. Да. Потому что чемодан в Москве несла я сама.

Володя. А мы поссорились.

Лидия. Неужели?

Володя (закрывает глаза). Повторите еще раз.

Лидия. Что?

Володя. Это слово. «Неужели». (Пауза.) Прошу вас.

Лидия. Неужели?

Володя. Оно. (Пауза.) Я уж думал, от вас ничего не осталось.

Лидия. Я так изменилась?

Володя. Да. Вы не представляете, как вы изменились.

Лидия. Я постарела. Конечно.

Володя. Нет, не очень. Не в этом дело. Вы стали похожи на всех.

Лидия. Да?

Володя. Да.

Лидия (пауза). Я очень хочу вас вспомнить!

Володя. Не надо было забывать. Впрочем, это только ваше дело. Только ваше.

Лидия (пауза). Я не виновата. Вы же знаете, что такое город. Что такое Москва.

Володя. Слова, слова, слова…

Лидия. А школа? Вы знаете, что такое школа? А потом гостиница?

Володя. Пустой разговор.

Лидия. Как вы меня всю… вывернули.

Володя. Простите. Не мог сдержаться.

Лидия. Вспоминаю… и не могу… Вас не было, понимаете? Не было!

Володя. Я сам начинаю думать так.

Лидия. Единственное, почему хочу вспомнить, это чтобы сразу забыть! Володя. А вы представьте, что тот солдат с гитарой – это я. И все встанет на свои места.

Лидия. Да? Значит… (начинает хохотать) это вы! Вы… солдат! (Умолкает.) А адрес?

Володя. Ну… вы попросили меня бросить письмо на станции. Я и прочел адрес.

Лидия. А… поцелуи?

Володя. Когда очень хочешь, чтобы они были… Мы приехали.

Лидия. Но это жесто-око. Вы… нехороший человек.

Володя. Возможно. (Встает.) Вам помочь?

Лидия. Нет уж. Хватит. (Встает, снимает сумку с багажной сетки.) Доктор! Вы… каменотес!

Выходит из автобуса.

Володя. М-да. (Также встает.) Капут, доктор. Капут.

Выходит.

Голос диктора. Произведена посадка в самолет, следующий рейсом 9634 по маршруту Москва-Петербург… Начинается регистрация пассажиров, вылетающих рейсом Москва-Владивосток…

В салоне самолета. Лидия подходит к своему ряду и закатывает глаза от бешенства.

Лидия. Вы сидите на моем месте.

Володя. Я сижу на своем месте.

Лидия. У меня место «Б»!

Володя. Покажите. (Она подает билет.) У вас место «В». Вы ведь не математику преподаете. Здесь русский алфавит. Садитесь рядом. И не беспокойтесь. Я буду молчать.

Она садится. Гул турбин. Смотрят в разные стороны.

Володя. Летим.

Лидия. Давайте поговорим спокойно, по-человечески, понимаете?

Володя. Понимаю.

Лидия. Конечно, вы, как мужчина, раздосадованы. Вы меня помните, а я вас не помню. Для вас это было очень важно, а для меня – не очень. Так?

Володя. Так.

Лидия. Вы интеллигентный человек. Не потому, что доктор наук, а… в общем, это чувствуется без предъявления документов, так?

Володя. Так.

Лидия. Тогда объясните мне, только спокойно, вы ведь видите, что я совершенно спокойна, видите?

Володя. Вижу.

Лидия. Почему вы решили разыграть меня? Только спокойно!

Володя. Почему я решил вас разыграть… Действительно, почему я решил это сделать? Почему? (Достает из кармана пиджака книжечку.) Вот.

Лидия. Что это?

Володя. Военный билет. Здесь (листает книжечку) записано, что «военную присягу принял 20 октября 1978 года», то есть спустя два года после нашей… после моей встречи с вами. И я, увы, не тот, с гитарой. Не солдат. Я – другой. Уверяю вас, что документ подлинный.

Пауза.

Лидия. И… что мне теперь делать?

Володя. Не знаю. У вас не было контузий, шока?

Лидия. До этой минуты не было.

Володя (пауза). Тогда я был… опьянен. Часа в два ночи вы пошли спать, а я не мог… Я бегал по тамбуру, смеялся, мне не хватало места… А потом, утром, вы как-то равнодушно со мной поздоровались.

Конечно, вокруг были люди… Было утро. А утром все видится по-другому… Это неправда, что мы поссорились. Это я потом уже придумал, что мы поссорились, когда искал вас. Мы не поссорились… Просто вы попрощались со мной задолго до того, как мы расстались… А чемодан вы несли сами, потому что молча вырвали его ручку у меня… Да, я немного разыграл вас, в деталях. Но ведь и вы поступили жестоко.

Лидия. Я вас вспомнила.

Володя. Наконец-то!

Лидия (отвернувшись). Лучше бы не вспоминала. Вы были такой… грубый. Я еле вырвалась от вас.

Володя. Я…

Лидия. И вы еще вспоминаете эту историю, как какую-то… пастораль!

Володя. Значит, мы по-разному воспитаны.

Лидия. Это не воспитание! Это… инстинкты!

Володя. Чем же я вас так оскорбил?

Лидия. Я же была… совсем девочка! А вы – мужик!

Володя. Мы действительно летим в самолете? И сейчас конец двадцатого века? Или мы в каком-то дворянском гнезде и никуда не летим?

Лидия. Вы циник.

Володя. Я идеалист. И я искал вас, совершенно точно зная, что вы единственная, с кем мне было бы хорошо.

Лидия. Где?

Володя. Что?

Лидия. Да, я просуетилась, я прожила жизнь в заботах, в беготне, у меня были моменты, когда мне казалось, что я потерялась, меня уже нет, но я никогда не считала себя ничьим придатком или нужной вещью! Я не книжный шкаф и не кондиционер воздуха!

Володя. Да никогда я так не думал! Господи. Какая вы дуреха.

Лидия. Сами вы…

Володя. Ну что ж. Давайте теперь выбираться из этой ямы.

Лидия. Сами выбирайтесь из своей ямы.

Володя. Ничего. Сейчас долетим. Вы пойдете по своим делам. И я пойду по своим. Мы же привыкли к непониманию. Запросто живем одни. И никто нам не нужен. Такие мы. Гиганты.

Лидия. Скучный вы человек. Унылый. Невеселый.

Володя. Вы правы. Думайте о муже. Так веселее.

Лидия. Я любила своего мужа.

Володя. Поздравляю. Это редко встречается.

Лидия. А вы не любите никого.

Володя. А вот здесь вы неправы.

Лидия. Кстати, вы женаты?

Володя. Разумеется.

Лидия. Странно.

Володя. Моя жена любит меня. Она за меня кому угодно глотку перегрызет.

Лидия. И у вас есть дети?

Володя. Сын. Десяти лет.

Лидия. Значит, вы считаете, что вы ее любите.

Володя. Да. И вас. Немножко.

Лидия. Вот! Вот оно: что хочу, то и делаю! Ничего святого.

Володя. Но не могу же я приказать себе. К тому же мне не хочется ловить вас на слове.

Лидия. Можете ловить. Вам это все равно ничего не даст.

Володя. Конечно, ничего не даст. Сегодня я многое потерял. Но ничего, я сильный.

Лидия. Я ничего не потеряла.

Володя. Мы гиганты.

Голос стюардессы. Просьба пристегнуть поясные ремни. Самолет идет на посадку. В Петербурге солнечная погода, плюс двадцать.

Володя. Не думайте обо мне плохо. Так уж получилось.

Лидия. Я вообще о вас не думаю.

Володя. А вот это совсем плохо. (Пауза.) Нам надо было поиграть на скрипках, тихо, нежно. А мы устроили какафонию… Не думайте обо мне плохо, слышите? Я ни о чем больше не прошу… Вы слышите?

Лидия. Зачем вам это?

Володя. Откуда я знаю, зачем… (Взрываясь.) Затем!.. Затем, что вы живете во мне совсем другая, понятно?! В таком… хрустальном саркофаге! И я… проклинаю эту встречу! Проклинаю эту жизнь! Вы меня всего разворовали!

Лидия. Это вы меня…

Володя. Ради бога! Ну, ради бога! Неужели вы не видите, что мне больно?..

Лидия (пауза). А мне?

Володя. Но вам-то почему? Почему вам должно быть больно, если еще два часа назад вы меня не помнили… не знали?

Лидия. Как вы грубо говорите со мной… с какой ненавистью… Вы хотите отомстить мне за… за ту девочку?

Володя. Вам?.. Я хочу проститься по-человечески. Вот и все.

Лидия (пауза). И все?

Володя. А что еще?

Лидия. Значит, меня не существует, да? Появилась какая-то… ворона, все нарушила и улетела, да? А как мне сейчас идти по своим делам? Так вы, кажется, сказали? Или я уже не женщина? И… на меня можно кричать… оскорблять… Во мне можно рыться… бесцеремонно?.. Слово, видите ли, одно осталось! А больше ничего, да?.. Как будто я сама не знаю, что во мне осталось, а чего не осталось! И вы еще говорите о какой-то любви! О своих страданиях! И я должна жалеть вас за перенесенные страдания! Которые, видимо, не помешали вам жить в свое удовольствие! И теперь красиво вспоминать… на склоне лет!

Володя (вдруг весело). Ну, не на таком уж склоне!

Лидия. Что?!

Володя. Лида! Я же вам сразу сказал, что вы прекрасно выглядите! Вы сейчас значительно интереснее, чем были! Честное слово!

Лидия. Что-о?

Володя. Я даже оробел, когда вы вошли. (Она подозрительно смотрит в его глаза.) Правда. Страшно оробел! Как пятиклассник! Клянусь!

Лидия. Чему вы радуетесь?

Володя. Вам. Нашей встрече. Благополучной посадке. Плюс двадцати градусам в Питере. Но преимущественно – вам.

Лидия (крутит кольцо на пальце, чуть покраснев, бегло улыбнувшись.)

И… что у вас еще на сегодня?

Володя. Вы позволите, я… помогу вам? (Берет ее сумку.)

Лидия. Если вас не затруднит.

Володя. Нисколько… Это ничего, что я зову вас просто Лида?

Лидия. Ничего.

Володя. А под Ростовом я купил раков на два рубля. И пока этот дед медяками отсчитывал сдачу с трешки, поезд тронулся, и вместо трех рублей у меня в кулаке почему-то оказался только рубль мелочью…

Лидия. Еще и раки…

Володя. Нет, раки остались у деда.

Лидия. Вы честное слово на меня не обиделись?

Володя. Немного.

Лидия (берет его под руку). А действительно, когда очень долго лежишь на солнце…

Они уходят.

Victoria

Михаил Аркадьевич

Леокадия Матвеевна

Юрик

Рита

Действие происходит в двухкомнатной коммунальной квартире.

Комната молодых

Рита. Ты мог бы убирать за собой свои штаны?

Юрик. Если тебе так трудно… (Убирает.)

Рита. Мне не трудно, но когда все эти вещи появляются то тут, то там…

Юрик. Не говоря уже о том, что ты женщина…

Рита. Слушай, это надоедает в конце концов! Раньше за тобой убирала твоя мама, потом моя мама, но не надейся, что я стану совмещать в себе сразу двух женщин.

Юрик (вздыхая). Я не надеюсь.

Рита. Что за привычка все опошлять? Когда мы менялись… вспомни, что ты говорил, когда мы менялись? Ты говорил: я – ты, да, ты – я в своей комнате сделаю… что? Не слышу?

Юрик. В своей комнате я действительно сделал бы…

Рита. Во-от оно что! Хорошо, давай считаться. Ты сам меня вынудил, учти. У твоих родителей была однокомнатная…

Юрик. Крупногабаритная…

Рита. А у нас двухкомнатная…

Юрик. С совмещенным санузлом…

Рита. Твоим так и досталась однокомнатная…

Юрик. Малогабаритная…

Рита. А мои папа с мамой потеряли комнату!

Юрик. Зато попали в хороший район.

Рита. Нет, это невыносимо в конце концов!

Юрик. И пристроили дочь.

Рита. Да? А кто мне лекции переписывал?

Юрик. Это военная хитрость.

Рита (плачет). Негодяй!

Юрик. Ну, ладно… Ну, Рита… Ну, что ты…

Рита (сквозь слезы). Я так и знала, что этим кончится!..

Юрик. Ну, Рита… Ну, Рита… Ну, что ты…

Рита (сквозь слезы). Я думала, что у нас будет не как у всех!..

Юрик. Ну, ладно…

Рита. А у нас хуже, хуже, хуже!

Юрик. Ну, что ты…

Комната пожилых

Михаил Аркадьевич. Ох… Когда я служил в войсковой разведке, мне легче было добыть языка, чем найти очки в своем собственном доме… Куда ты их засунула?

Леокадия Матвеевна. Господи, как только что-то пропадает, всегда я должна знать…

Михаил Аркадьевич. Я помню, что положил их на телевизор. Я всегда кладу очки на телевизор.

Леокадия Матвеевна (начиная искать). У меня свои очки есть… Зачем мне чужие…

Михаил Аркадьевич (сидит). Сколько я тебе раз говорил: когда вытираешь пыль, не переставляй предметы.

Леокадия Матвеевна (ищет). Ты и с детьми был такой же… Потому они и не приезжают…

Михаил Аркадьевич. Как ты ищешь? Кто так ищет? Разбей комнату на квадраты.

Леокадия Матвеевна (ищет). Что я, своей комнаты не знаю?.. Слава богу, тридцать лет…

Михаил Аркадьевич. Ты там уже смотрела. Смотри в тумбочке.

Леокадия Матвеевна (ищет). А за мной ухаживал Корсунский, он сейчас персональный пенсионер…

Михаил Аркадьевич. Зачем в шкаф полезла? Я никуда не выходил сегодня.

Там их нет. Давай по второму кругу.

Леокадия Матвеевна (ищет). Еще мама-покойница говорила: нет у тебя характера…

Михаил Аркадьевич. Ну, не знаю. Из-за таких вот растерях в восемьсот двенадцатом году Москву отдали.

Леокадия Матвеевна (ищет). Сколько, бывало, говорили: Леокадия, вы – ангел терпения…

Михаил Аркадьевич (замечает очки рядом с собой на диване). Ты что, специально?

Леокадия Матвеевна. Что?

Михаил Аркадьевич. Что? А это (поднимает очки) что? Когда ты их подбросить успела?

Леокадия Матвеевна. Господи, а я-то искала…

Михаил Аркадьевич. Искала… Ух ты… ангел терпения…

Леокадия Матвеевна. Да как же это? А я искала, искала…

Михаил Аркадьевич. Искала. Ладно. Садись, читай.

Стук в дверь.

Михаил Аркадьевич. Да.

Голос Риты. Простите, пожалуйста. У вас чайник кипит.

Михаил Аркадьевич. Вот. (Вздыхает.) Пойдем чай пить.

В кухне

Два стола. Две пары пьют чай.

Леокадия Матвеевна. Ты будешь с вареньем?

Михаил Аркадьевич. Ты же знаешь, что я варенье не ем.

Леокадия Матвеевна. Это абрикосовое варенье. Дочь прислала.

Михаил Аркадьевич. Абрикосовое? Мм. Положи три плода. (Пауза.) Угости соседей, все тебя учить.

Леокадия Матвеевна. Риточка, попробуйте краснодарского варенья!

Рита. Спасибо большое, Леокадия Матвеевна, мы пьем с вишневым.

Михаил Аркадьевич. Без косточек?

Рита. С косточками.

Михаил Аркадьевич. Вы бы уважили старых людей. Наши плоды без косточек.

Рита (встает с вазочкой). А вы попробуйте нашего.

Михаил Аркадьевич. От вишневого у меня изжога.

Леокадия Матвеевна. А я люблю вишневое. (Меняются вазочками.)

Михаил Аркадьевич. Ты все любишь.

Леокадия Матвеевна. Я очень люблю земляничное.

Михаил Аркадьевич. Губа у тебя не дура.

Юрик. Интересно, землянику поместили в Красную книгу?

Рита. Красная книга для животных.

Юрик. Не все равно? Смысл вопроса не меняется.

Рита. Зато меняется отношение к спрашивающему.

Юрик. А мне это как-то…

Рита. Я знаю.

Михаил Аркадьевич. В войну было много земляники. А какие были урожаи!

Рожь стеной стояла.

Рита. Природа протестовала против войны.

Леокадия Матвеевна. А я всю жизнь живу в городе.

Михаил Аркадьевич. Мм…

Леокадия Матвеевна. Что, зубы?

Михаил Аркадьевич. Я же сказал, что не ем варенья! Так нет же – подсунула.

Рита. У нас есть зубной элексир. Поможет, честное слово. Я сейчас принесу.

Уходит.

Михаил Аркадьевич. От соседей больше сочувствия, чем от тебя.

Юрик уходит. Входит Рита, подает элексир.

Михаил Аркадьевич. Спасибо, Риточка.

Рита. Что вы! Не за что.

Комната молодых

Через некоторое время.

Рита (входит). Это невыносимо!

Юрик. Что случилось?

Рита. Михаил Аркадьевич – прямой человек, то, что думает, то и говорит. Ничего не могу сказать плохого… Но эта… Представляешь, десять минут стояла у раковины и мыла одну тарелку!

Юрик. Ну и что?

Рита. А мне нужна была вода!

Юрик. Ну и сказала бы ей.

Рита. Но нельзя же быть такой толстокожей! Такие вещи надо чувствовать затылком! Мне кажется, она специально стояла.

Юрик. Мало тебе забот.

Рита. Юрик, ты меня не уважаешь.

Юрик. Почему? Уважаю.

Рита. Если бы уважал, то хотя бы посочувствовал.

Юрик. Я сочувствую.

Рита. Так не сочувствуют. Ты вдумайся в это слово: со-чувствие. Ты должен проникнуться моим состоянием и хоть немного пострадать вместе со мной. Юрик. Это уж садизм какой-то. С какой стати я буду страдать вдвойне? Рита. А ты думаешь, что любовь – это положительные эмоции? Только сострадая можно любить. Вдумайся в это слово – со-страдание.

Юрик. А ты вдумайся в такое слово – со-существование. Ты же видишь, что я занят. Рита. Хорошо. Я промолчу. Но учти, что отрицательные эмоции не должны скапливаться в организме. Лучше мелкие ссоры, чем зрелое не-понимание.

Юрик. И я промолчу.

Молчат. Рита шевелит губами и бурно дышит от желания говорить.

Рита. А в ванной…

Юрик. Мы же договорились…

Молчат.

Рита….повесила тряпку на кран!

Юрик. Рита!

Молчат.

Рита. Ты слышишь, как уходит любовь? Кап… кап… кап…

Рычание воды в водопроводе.

Юрик. Да, я слышу.

Комната пожилых.

Леокадия Матвеевна. Все-таки прошлые соседи были лучше.

Михаил Аркадьевич. Ты мне Риту не трогай.

Леокадия Матвеевна. Господи, старый человек… Скоро в лифчике ходить будет. Бесстыжая.

Михаил Аркадьевич. Пусть ходит. Она здесь прописана.

Леокадия Матвеевна. А еще педагог.

Михаил Аркадьевич. Тебе бы всех сейчас в комбинезоны одеть. Ух ты, какая, оказывается, ревнивая. А я и не знал.

Леокадия Матвеевна. И неряха. Посуду плохо моет.

Михаил Аркадьевич. Ничего, у нас мух нет.

Леокадия Матвеевна. Будут.

Михаил Аркадьевич. Слушай, я вот все думаю, когда у тебя завод кончится? Сорок пять лет одна и та же музыка.

Леокадия Матвеевна (издает нечленораздельный звук негодования.)

Михаил Аркадьевич. Пружина лопнула.

Леокадия Матвеевна (смиренно). Еще Марья-заступница страдала… Ничего… Сколько уж вынесла… ничего.

Михаил Аркадьевич. Что ты там бубнишь? Ты мне эти религиозные штуки прекрати! Не засоряй эфир!

Леокадия Матвеевна. Раньше, бывало, со старушками поговоришь, и то легче… И скамейку убрали…

Михаил Аркадьевич. И правильно сделали. Как это он поет? «А беззубые старухи и не будет больше слухов!» Вот от вас все и идет! Мыла не будет! Р-раз – и все расхватали до последнего куска. Помазков не будет! Р-раз – и кожу намылить нечем. Мяса не будет, того не будет, этого! Тьфу! Я бы издал указ: старухам больше трех не собираться. И наступит полное изобилие.

Леокадия Матвеевна. Надо было мне за Корсунского выходить. Спокойный человек…

Михаил Аркадьевич. Ты учти, Леокадия, молочновосковая спелость прошла.

Как человек, ты давно кончилась. Меня держись.

Пауза.

Михаил Аркадьевич. Нашла о ком жалеть. Корсунский. У него мозги на парафине. (Пауза.) Его паяльной лампой надо разогревать. (Пауза.) Как ты все-таки можешь человека расстроить! (Пауза.) Читай. И вдумчиво читай, вдумчиво!

Читают.

Комната молодых

Спустя еще некоторое время.

Юрик врывается в комнату, ходит кругами.

Рита. Что с тобой? Почему ты такой бледный?

Юрик. Ничего. (Ходит.) Как последний пацан! (Ходит.) Мало на работе унижений!

Рита. Да что случилось?

Юрик (останавливается). А то! Твой распрекрасный прямодумающий старый хрыч будет учить меня жить! Читать мне лекции о вреде никотина! Запрещает курить на кухне! Скоро в туалете поставит дымоуловитель! Счетчик Гейгера!

Рита. Юрик, успокойся.

Юрик. Чего успокойся! Я и не волнуюсь! Мне дико! Ты представь, я курю, на кухне никого нет. Вдруг раздается скрип двери, потом скрип суставов и я из-за какого-то интеллигентского размягчения мозга гашу сигарету и разгоняю дым руками! Мне становится стыдно, понимаешь? Стыдно из-за того, что я существую, что я занимаю место в пространстве, которое хотели бы видеть пустым, без меня! (Садится.) Не-ет, так нельзя. Надо твердо поставить себя. Иначе нас сожрут: мы лишимся третьего измерения и будем скользить по стенам.

Рита. Юрик, вот теперь ты мне нравишься.

Юрик. Надо успокоиться… Полное расслабление… (закрывает глаза, вытягивается.)

Рита. Да, голова должна быть ясной.

Юрик (вскакивая). Плевать я хотел! Как только вылезут на кухню, демонстративно выйду и закурю!

Рита. И выйди!

Юрик (садится). Нет, это мелко. Надо провести крупную акцию.

Рита. Давай думать.

Юрик. Чтобы поняли, понимаешь?.. Чтобы сквозь бетон черепов дошло, что мы не те жалкие очкарики, которых они унижают в очередях, которые… Давай думать…

Комната пожилых.

Михаил Аркадьевич. Леокадия, готовься.

Леокадия Матвеевна. А?..

Михаил Аркадьевич. Ты правильно заметила. Глаз у тебя есть. (Передразнивает.) «Михал Аркадьич! Михал Аркадьич!» А сама плетет, плетет, плетет! Искусительница! Все зло на земле из-за вас. Глазки, спинка, а внутри – змея! Подзуживает, подзуживает! Какой был, а? Тихоня, все молчком, молчком. Инженер, одним словом. А как она его настроила, навозбудила?.. Пожилому человеку, в отцы годящемуся, в деды, такое сказать! «Вы демагог». Ты слышишь? Де-ма-гог! Страшное слово! Мат бы стерпел, этого – не стерплю!

Леокадия Матвеевна. А это, наверно, мат и есть.

Михаил Аркадьевич. Нет. Это политическое слово.

Леокадия Матвеевна. Батюшки!

Михаил Аркадьевич. Готовься, Леокадия, будут бои. Держи оборону на кухне. У тебя передний край. Директивы будешь получать здесь. И никакой самодеятельности! Поняла?

Леокадия Матвеевна. А такая была вся…

Михаил Аркадьевич. Я спрашиваю – поняла?

Леокадия Матвеевна. Поняла, Мишук.

Михаил Аркадьевич. Что?

Леокадия Матвеевна. Помнишь, я тебя… Мишук… звала…

Михаил Аркадьевич. Ах ты, старая… моя подруга. (Сморкается). Ну-ну, не киснуть.

Комната молодых.

Рита (входит). Начинается.

Юрик. Уже?

Рита. Да.

Юрик. Неграмотно. Тактически незрело. Я ожидал большего. Будем работать на контратаках. Что именно?

Рита. Мы сейчас дежурим, так? Сегодня пятница, завтра генеральная уборка. Эта… бабушка насыпала на пол крупу. Думала, что я поскользнусь. Понимаешь? А если бы я действительно упала?

Юрик. Это как-то… гадко даже… Я начинаю терять веру в человечество вообще.