Текст книги "«Вокруг света» и другие истории"

В окрестностях журналистики

Предмет, с которым мне предстояло иметь дело на новом месте работы, был отчасти знакомым, чего нельзя сказать о статусе. Должность заведующего сектором печати только что учредили, хотя сам сектор существовал давно, и из его гнезда вылетело немало птенцов, уверенно поднявшихся к журналистским и литературным высотам. Пришлось положиться на правило Наполеона: «Ввяжемся в бой, а потом посмотрим». Впоследствии я пришёл к выводу, что положение заведующего сектором схоже с положением бригадира на стройке: главной моей обязанностью было организовывать исполнение сотрудниками полученного задания и одновременно работать над ним самому, наравне со всеми.

Сектор печати, радио и телевидения (таково его полное название, хотя радиостанция «Юность» и молодёжная редакция Центрального телевидения, образованные в составе Гостелерадио по инициативе комсомола, не входили в юрисдикцию ЦК ВЛКСМ) был самым многочисленным в отделе пропаганды и агитации – десять человек, включая меня. Нелли Платонова, Василий Шабанов, Тимофей Кузнецов, Владимир Середин, Василий Фартышев, Александр Судаков, Анатолий Кузнецов, Алексей Филатов, Ирина Червакова (вскоре её сменил на посту куратора молодёжных редакций радио и телевидения Эдуард Сагалаев) – все они имели за плечами приличный творческий стаж, журналистские амбиции, литературные опыты. Вирус казёнщины в таком коллективе не мог выжить. Остроумная шутка, уместное словцо, дружеская подначка были в нашей среде всегда в цене.

Однообразие трудовых будней скрашивалось здоровым журналистским скепсисом, не дающим разгуляться чинопочитанию. В грозных монологах начальства легко можно было разглядеть юмористическую сторону. И за затворами тюрьмы / В душе смеёмся над царями, – так Александр Одоевский в ответе на известное послание Пушкина декабристам выразил торжество внутренней свободы человека над обстоятельствами внешней несвободы. В секторе умели насмешничать над «царями», дававшими для этого повод: цитировали нелепые указания, припоминали невыполненные обещания, пародировали нудные затяжные наставления, изобретали меткие прозвища.

Своей будничной атмосферой сектор напоминал молодёжную редакцию, и в том была несомненная заслуга Льва Паршина, чья натура питерского интеллигента не подверглась серьёзной коррозии в аппаратной среде. Выпускник Ленинградского филиала Московского полиграфического института, заместитель редактора ленинградской молодёжной газеты «Смена», он был широко образованным человеком, хорошо знал литературу, музыку. Помню, как зимой в доме отдыха «Ёлочка» он устроил для сотрудников сектора прослушивание записи рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» и синхронно переводил с английского речитативы и арии героев. Знакомство с музыкальным приветом из-за «железного занавеса» происходило на лесной опушке, вдали от лыжных трасс.

Каждый сотрудник сектора курировал одно или несколько центральных изданий комсомола в Москве, а также молодёжную и детскую печать крупного региона (например, Дальний Восток, Украина и Молдавия и т.д.). Кураторство не было мелочным, вмешательство в работу редакций, тем более «руководство» изданиями не входило в круг обязанностей сотрудников сектора. Мы ощущали себя скорее столичными коллегами журналистов молодёжных и детских редакций, чем всезнающими указчиками. Писали обзоры печати, справки об интересных инициативах и явных просчётах газет, проводили совещания и семинары, готовили материалы к докладам, разбирали жалобы, работали в пресс-центрах. ездили в командировки. География моих поездок не была широкой. Но всё же довелось познакомиться с работой редакций газет и журналов Ленинграда, Свердловска, Донецка, Горького, Краснодара, Костромы, Новгорода, Таджикистана, Азербайджана, с талантливыми журналистами и редакторами Геннадием Селезнёвым, Владимиром Торопыгиным, Евгением Нефёдовым, Рафаэлем Гусейновым, Олегом Мамедовым. Георгием Рабковым, Виктором Ламейкиным и другими.

Редакторы республиканских и областных изданий комсомола, главные редакторы и заместители главных редакторов центральных журналов, руководящие работники издательства «Молодая гвардия» и «Комсомольской правды» входили в состав номенклатуры ЦК ВЛКСМ. Это означало, что сотрудник сектора, курирующий издание, должен был водить выдвинутого на номенклатурную должность кандидата по цековским начальникам разного ранга, а те своей подписью в анкете кандидата удостоверяли своё согласие (или несогласие) с кандидатурой. Самое неприятное случалось, когда кто-нибудь принимался тестировать на знание очередных задач ВЛКСМ будущего зарубежного корреспондента «Комсомольской правды», чей послужной список не содержал никаких данных ни о комсомольской, ни о журналистской карьере. Во избежание когнитивного диссонанса приходилось предварительно намекать не в меру любознательному начальнику на особый характер задач будущего собкора в тихой европейской стране. В таком случае употреблялась формула «Товарищ NN идёт по линии ведомства».

Как я уже упоминал, комсомольские издания были встроены в господствующую политическую и идеологическую систему с возможностью определённого манёвра, люфта. Чтобы повысить популярность газеты или журнала, приблизить их к специфическим возрастным и культурным запросам молодёжи, журналисты непрерывно обновляли стиль публикаций, искали острые темы, выдвигали интересные инициативы. ЦК ВЛКСМ поддерживал и распространял удачный опыт. Так произошло, например, с детской военно-патриотической игрой «Зарница» и соревнованиями на приз клубов «Кожаный мяч» и «Золотая шайба». Придуманные журналистами «Пионерской правды», они превратились, благодаря организующей руке комсомола, в акции всесоюзного масштаба.

В 1976 году я, Василий Фартышев и несколько опытных журналистов провели две недели в Краснодарском крае, досконально изучая работу редакции «Комсомольца Кубани». Постановление ЦК, положительно оценившего опыт газеты, и наша обширная аналитическая записка были разосланы в редакции всех молодёжных газет.

Но рискованный, порой на грани дозволенного, творческий поиск журналистов не всегда находил одобрение. В таких случаях ЦК ВЛКСМ напоминал редакциям о необходимости «неуклонно следовать ленинским принципам коммунистической пропаганды»; указывал, что в таком-то журнале появляются «случайные произведения, уводящие читателя в узкий мирок мещанства»; выступал против «ложной популярности, дешёвой сенсационности, идейной беспринципности»; осуждал «чуждую советской журналистике крикливо-сенсационную манеру подачи материалов, при которой внешний эффект отодвигает на второй план существо вопроса»; критиковал произведения писателей-фантастов «с весьма расплывчатой философской концепцией, лишённые чёткой классовой окраски, не опирающиеся на достаточную научную аргументацию». Подобные формулировки – увы! – оттачивались и в недрах сектора печати, а потом нередко дополнялись «наверху» хлёсткими эпитетами, а то и наказаниями провинившихся редакторов.

Опыт работы в провинциальной печати дал сотрудникам сектора печати понимание реальных забот, с которыми сталкиваются редакционные коллективы. Мы старались поддержать их словом и делом. На аппаратном языке это называлось работой с кадрами. Провели подробный анализ состава журналистов, разослав во все редакции подробную анкету. Подсчитав ответы на вопросы, получили статистический портрет работников местной печати и сформулировали предложения о повышении их квалификации. Была организована стажировка местных журналистов в «Комсомольской правде» и других центральных изданиях комсомола, возобновлён выпуск бюллетеня «Юношеская печать», сектор готовил и рассылал в редакции информационные обзоры печати.

В октябре 1973 года были проведены месячные курсы редакторов республиканской и областной молодёжной и детской печати на базе Высшей комсомольской школы. Уже само по себе собрание такого количества творческих людей от финских хладных скал до пламенной Колхиды обещало многое: знакомство, общение, полезные связи. Мне поручили отвечать за программу курсов. Надо было каждый день созваниваться с лекторами, посылать машину или срочно искать замену, если вдруг лектор не мог приехать. Помимо лекторов по идеологическим вопросам, перед редакторами выступили генеральный директор ТАСС, известные писатели, кинематографисты, публицисты, исследователи СМИ, состоялись встречи в редакциях центральных изданий, творческие семинары, экскурсии в Звёздный городок и телецентр, просмотры зарубежных фильмов.

Пожалуй, самый яркий, едва ли не скандальный сюжет – встреча с заведующим сектором газет отдела пропаганды «большого» ЦК И. А. Зубкова. Как только он закончил выступление и предложил задавать вопросы, сразу вскочили с мест несколько самых боевых редакторов и наперебой заговорили о нищенских зарплатах в местных изданиях, особенно детских. Зубков попытался было «перевести стрелки» на ЦК комсомола и покинуть возбуждённый зал, но ушлые редакторы хорошо знали, кто является подлинным распорядителем финансовых потоков и, окружив Ивана Алексеевича плотной толпой, требовали справедливости. Следующий лектор вошёл в аудиторию, сел на стул и долго наблюдал сцену народного возмущения.

Редакторы правильно выбрали адресата своих претензий. Ставки оплаты труда журналистов всех изданий страны устанавливались ЦК КПСС и время от времени пересматривались после длительных взвешиваний и согласований. Система комсомольской печати складывалась исторически и была довольно пёстрой. Например, у армянского детского журнала «Цицернак» («Ласточка») существовало приложение на западно-армянском диалекте, распространявшееся за границей. Поэтому тонкие знатоки вопроса устанавливали балансы и соответствия между ставками сотрудников изданий разных уровней и типов с оглядкой на зарплаты комсомольских работников. Но после того как решение «спускалось» к нам, а потом дублировалось в виде постановления секретариата ЦК ВЛКСМ и рассылалось по регионам, начинался следующий этап – внесение поправок в не совсем остывший документ.

Каждый день мне приходилось спозаранку добираться из Останкино на другой конец города, в Вешняки, и возвращаться поздно вечером, иногда после дружеских посиделок в одной из общежитских комнат. Особенно гостеприимен был Адольфас Хадзявичюс, редактор литовской газеты «Комъяунимо теса» («Комсомольская правда»), захвативший с собой в Москву изрядный запас деревенского самогона и солёного сала.

В общем, есть что вспомнить.

Благие дела почему-то легко забываются. Однажды на выставке интеллектуальной литературы Non/fiction я случайно стал свидетелем того, как популярный беллетрист Дина Рубина оплакивала судьбу молодых даровитых писателей в СССР. По её словам, издательства печатали только книги членов Союза писателей, а в Союз писателей принимали только при наличии изданной книги. Аудитория сочувственно внимала. Но будь так, как объявила Рубина, Союз писателей СССР давно бы вымер без притока талантливой молодёжи. На самом деле при всей строгости правил приёма в вожделенный союз существовала традиция поддержки молодых авторов. Были комиссии по работе с начинающими писателями, специальные издательства и издательские программы, толстые журналы выпускали «молодёжные» номера. Стихи и проза молодых авторов печатались в книгах издательства «Молодая гвардия» (серии «Молодые голоса» и «Молодая проза Сибири»), издательства «Современник» (серия «Первая книга в столице»). А писателей, начавших свой путь в литературе с публикаций в журналах комсомола, не счесть.

С конца 40-х годов ЦК ВЛКСМ и Правление Союза писателей СССР проводили Всесоюзные совещания молодых писателей. На VI совещание в марте 1975 года приехали 300 молодых литераторов из всех регионов страны. Организацией совещания занимался сектор печати.

Наиболее простым делом оказалась подготовка доклада секретаря ЦК Л. И. Матвеева: не впервой было ваять текст по заданной схеме, только с новыми вариантами «задач» и новыми примерами. Главным поставщиком и автором материалов был Василий Шабанов, отвечавший в секторе за работу с писательской молодёжью. Он же участвовал в формировании творческих семинаров, вести которые приглашали известных прозаиков, поэтов и критиков.

А вот удержать в рамках программы разнородную массу одарённых молодых людей, не очень склонных следовать внешнему диктату, было сложно. Семинары, числом тридцать, заканчивали работу часа в три-четыре, потом начинались экскурсии, встречи с деятелями культуры, посещение театров, выставок и так далее – всё по высшему разряду. Кто-то ехал, а кто-то предпочитал увильнуть (значит, потом ответственному за мероприятие поставят на вид: «Не обеспечил явку»).

После ужина гостиница «Юность» гудела до глубокой ночи. Жаждущие признания поэты, прозаики, драматурги, переводчики и критики, склонные к пылкому общению, читали стихи и вели безостановочные споры, подогревая себя кофе, чаем и чем-нибудь покрепче. Такие «творческие вечера» значили для самоутверждения неофита порой не меньше семинаров. К счастью, никаких ЧП в период совещания не произошло. Иначе я, будучи начальником штаба совещания, получил бы изрядную взбучку.

На творческих семинарах шёл разбор творчества участников совещания. Руководители семинаров рекомендовали достойные работы к печати. Журнальные публикации и книга давали возможность подать заявление в Союз писателей – в ту пору престижную и богатую творческую организацию. Членство в союзе, конечно, не заменяло талант, и нередко первая книга оставалась в творческой биографии начинающего литератора единственной, но перед действительно одарённым автором открывалась дорога для самореализации.

Семьдесят пятый год отмечен трагическим событием в истории сектора: погиб Василий Шабанов. Автор трёх стихотворных книг, член Союза писателей СССР, проработавший много лет в саратовской молодёжной газете и секторе печати, он должен был перейти на работу в издательство «Молодая гвардия» заведующим отделом поэзии. Напоследок отправился в Туркмению, чтобы вместе со своим другом, поэтом Аннаберды Агабаевым, провести Всесоюзный фестиваль молодых поэтов.

27 сентября Василий и трое местных участников фестиваля поехали из Ашхабада в Красноводск выступать перед молодёжью. На пустынном шоссе близ города Кызыл-Арват машину расстрелял из автомата беглый русский солдат, впоследствии покончивший с собой. О преступнике нам ничего не было известно. Его фамилию и место призыва тщательно засекретили, опасаясь, что родственники погибших туркменов будут мстить семье.

Через несколько дней мы встречали среди ночи в Домодедово гроб, показавшийся мне невероятно огромным из-за металлического футляра…

На могильном камне Василия выбита эпитафия, сочинённая им самим:

Мне в России жить, и раствориться,

И лежать в равнине луговой…

Разреши, Россия, повториться

На холме травинкой ветровой.

Татьяна Шабанова, семилетний Ярослав и годовалая Катя не осталась без внимания со стороны ЦК ВЛКСМ и сотрудников сектора печати.

Югославия и обе Германии

Возможность поехать за границу тоже можно отнести к числу привилегий сотрудников аппарата ЦК ВЛКСМ, хотя и с некоторыми оговорками. Выезды во главе туристических групп (в том числе «Поездов дружбы») по линии Бюро международного молодёжного туризма «Спутник» считались служебными командировками. Таковыми они и являлись, несмотря на приятные моменты, потому что руководитель нёс ответственность за жизнь, здоровье и пристойное поведение десятков, а то и сотен молодых людей, как правило, оказавшихся за границей первый раз в жизни и нередко терявших голову от лицезрения недоступных в Отечестве прелестей. Мне такая перспектива не казалась привлекательной, и я ни разу не воспользовался данной привилегией.

Другое дело – официальная делегация. Умело построенная программа пребывания делегации даёт значительно больше для познания страны и людей, чем торопливая экскурсия и скороговорка гида.

Осенью 1972 года Житенёв отправил меня в Югославию, на международный семинар «Университет сегодня» в Дубровнике. В состав маленькой делегации, помимо меня, входили Владимир Матвеев, молодой преподаватель МГИМО, выполнявший одновременно обязанности переводчика, и студент МВТУ Анатолий Конин. Это была моя первая поездка за границу, и я не без волнения ожидал встреч с посланцами студенческой молодёжи из разных стран. Но всё прошло хорошо: и наши выступления, и участие в дискуссии.

В аэропорту Белграда нас встретил собственный корреспондент «Правды» в Югославии Тимур Аркадьевич Гайдар – и вот почему. Мать Владимира Матвеева, член редколлегии «Правды», попросила передать коллеге буханку чёрного хлеба и большую банку селёдки из редакционного буфета – традиционный подарок соотечественнику, тоскующему за границей по русским деликатесам.

Гайдар привёз нас на «Волге» к себе домой, чтобы угостить виски. Его жена Ариадна Павловна оказалась дочерью писателя Павла Петровича Бажова, дом-музей которого находился в Свердловске по соседству с нашим студенческим общежитием. Таким образом, популярная поговорка о тесноте мира получила ещё одно подтверждение. Их сын Егор, десятиклассник посольской школы, круглый отличник, показал нам свою комнату. Над столом висел портрет молодого Аркадия Гайдара в кубанке. «Егор так похож на дедушку, правда? – спросила Ариадна Павловна. – Он очень этим гордится».

Я вспомнил ту встречу в начале девяностых, когда увидел на телевизионном экране среди младореформаторов Егора Тимуровича. Он был лысоват, грузноват, смешно причмокивал, когда говорил, и уже мало походил на фотографию своего геройского деда.

Югославия называлась социалистической федеративной республикой, но модель югославского социализма с рабочим самоуправлением, политикой неприсоединения к военным блокам и широкого экономического сотрудничества с Западом во многом не соответствовала советскому образцу. Правда, страна от этого мало что потеряла, скорее выиграла. В магазинах было полно разнообразных товаров, города и сёла выглядели опрятными и зажиточными. В то время у нас об этом как-то стеснялись говорить, и только когда межнациональному согласию и социальным экспериментам пришёл конец, и в Югославии началась разрушительная гражданская война, вспомнили, какая это была красивая страна.

Спустя двадцать пять лет я вновь оказался на территории бывшей Югославии, в Черногории, по журналистским делам. От Будвы до Дубровника было рукой подать, но черногорскую часть Адриатического побережья и хорватскую часть, где находится этот живописный старинный город, перегораживали пограничные укрепления, сооружённые после межнациональных столкновений. О том, чтобы навестить прежние места, не могло быть и речи.

В придорожном кафе городка Вирпазар со мной заговорил, признав во мне по каким-то признакам русского, водитель большегрузного автомобиля. Сама собой возникла тема войны. Стево (так он себя назвал) рассказал без утайки, как воевал против хорватов – ходил в разведку, стрелял, убивал. В его глазах мелькало мрачное пламя. Из деликатности он не коснулся участия России в международных санкциях против Югославии. Я тоже не говорил о том, что не все у нас отнеслись к такому решению правительства одинаково.

Из первой поездки в Югославию я привёз идиллическую картинку на стекле с надписью Uspomena iz Dubrovnika, из второй – две литровые бутылки виски, купленные на рынке города Бар, где торговали контрабандным товаром. Виски было быстро выпито, а вид на средневековую крепость Дубровника и ультрамариновое море так и висит на стене. От него веет безмятежностью, оказавшейся столь недолговечной.

В 1975 и 1976 годы я побывал в двух германских государствах. Обе поездки оказались богаты впечатлениями и сравнениями, но в своё время я не удосужился перенести их на бумагу. Остались краткие записи в блокнотах – штрихи времени и мысли, посетившие меня в те дни. Ими я и воспользуюсь.

Итак, июнь 1975 года. Наш фестивальный поезд катит по земле Германской демократической республики. Невольно ищу следы войны и не нахожу. Может быть, здесь не было крупных сражений, а может быть, аккуратные немцы давно всё подчистили. Название города Галле, конечного пункта нашего маршрута, в публикациях о войне мне не встречалось.

Поезд везёт участников III фестиваля дружбы молодёжи СССР и ГДР, посвящённого 30-летию Победы. Среди пассажиров – герои войны, передовики производства, известные деятели искусства, журналисты и, конечно, комсомольские работники разных рангов во главе с секретарём ЦК Владимиром Григорьевым. В штабном вагоне обосновались сотрудники советского пресс-центра. В двухместное купе, которое мы делим с Александром Ольшанским, регулярно заходит Григорьев и даёт задание написать то речь, то проект какого-нибудь заявления, то отредактировать статью или интервью. Чтобы не теряли боевую форму, пока не началась основная работа. Мы трудимся над текстами, машинистки печатают, Григорьев читает и просит доработать. Снова вострим перья…

Григорьев – новичок в ЦК, до недавнего времени работал первым секретарём комсомола Белоруссии. Фестиваль – его первое крупное международное мероприятие, он заметно нервничает, старается предусмотреть любые случайности. Мы его понимаем и потому стараемся не очень насмешничать над переполняющим тексты административным восторгом.

Союз свободной немецкой молодёжи (Freie Deutsche Jugend, FDJ) производит впечатление вышколенного войска, готового к любым испытаниям. В небольшом Галле не хватило мест в общежитиях и гостиницах на всех участников – там разместили преимущественно советских гостей. В ССНМ не просто придумали, как решить проблему, но извлекли из неё пользу. Каждый вечер вереница автобусов подвозит в Галле большую партию эфдэйотовцев из какой-либо области. Они ночуют под открытым небом в спальных мешках, либо коротают время до утра, развлекая себя песнями под гитару. С утра целый день – фестивальные мероприятия, а вечером – домой, на смену уже спешат отряды из другой области. Так в Галле побывали тысячи молодых немцев. Весьма вероятно, что среди них была и будущий канцлер Ангела Меркель – в то время активистка FDJ Ангела Каснер.

У эфдэйотовцев полувоенная форма с шевронами и знаками. Чётко держат шаг в колоннах, дружно размахивают флажками и плакатами, в голос отзываются кличем «Hoch!» и вскидывают руки в ответ на призыв оратора «Es lebe…» («Да здравствует…»). Невольно вспоминаются стиснутые кулаки над рядами немецких антифашистов, марширующих под песню Эрнста Буша. Но и кадры кинохроники нацистских манифестаций в Нюрнберге тоже приходят на память… Всё-таки что-то непостижимое таит в себе сумрачный германский гений.

Немецкие участники фестиваля родились в пятидесятые годы, это значит, что их отцы воевали до последних дней в гитлеровской армии или вернулись из советского плена или были в молодости свидетелями взлёта и падения Третьего рейха. Неужели так сильна полученная эфдэйотовцами идеологическая и психологическая прививка, что теперь они празднуют 30-летие катастрофы собственной страны, победу чужой армии над армией своих отцов? Не могу поверить, что они до конца искренни в почитании победителей, что в глубине души их не грызёт червячок унижения.

Фестивальный вымпел ВЛКСМ и ССНМ. Надпись по-немецки: «За выдающиеся достижения в подготовке к 30-й годовщине Освобождения. Центральный совет Союза свободной немецкой молодёжи»

Среди наших журналистов двое воевавших: авиационный стрелок-радист Илья Гричер, вездесущий фоторепортёр «Комсомолки», и артиллерист Михаил Харлампиев, столь же пронырливый фотокорреспондент издательства «Молодая гвардия». Хотелось бы знать, каково им находиться среди немцев, особенно еврею Гричеру. Заметил однажды, как Харлампиев подпевает известной песне «Давно мы дома не были» на свой лад, по-старому:

В Германии, в Германии,

В проклятой (вместо теперешнего далёкой) стороне.

У нас в пресс-центре замечательная команда: Александр Ольшанский, зав. редакцией издательства «Молодая гвардия», Геннадий Селезнёв, редактор ленинградской «Смены», Вазир Мустафин, редактор башкирского «Ленинца», Владимир Козько, редактор белорусской «Чырвоной змены». Переводчиками к нам приставлены трое студентов из Минска. Выпускаем пресс-релизы, выполняем просьбы журналистов устроить встречу с одним из участников или дать какие-нибудь сведения. Особенно много вопросов у гэдээровских журналистов. Они начинают сразу с порога: «Eine Frage…».

У FDJ свой пресс-центр. Работаем в контакте. Немцы выполняют наши просьбы быстро и точно. Узы дружбы решили скрепить короткой вечеринкой на территории хозяев. Ради этой благородной цели Виктор Миронов, держатель банкетных припасов советской делегации, выдал мне две бутылки «Столичной» и пару баночек красной икры. Немцы выставили, разумеется, пиво и кофе. Кстати и некстати громко хохотали. (Впоследствии я не раз наблюдал за границей, как немецкие туристы после ужина быстро оккупируют гостиничный холл и подтверждают свою национальную идентичность пивом, зычными возгласами, взрывами смеха и дружными песнями с раскачкой в обнимку.)

В Галле я и Саша Ольшанский познакомились с Карл-Хайнцем Рюле, главным редактором издательства «Юнге вельт». Он предложил подвезти нас на своей машине в Берлин и стать гостями издательства на один день, пока в Берлин не прибудет фестивальный поезд. Разумеется, мы согласились. И вот мы мчимся вчетвером (к нам присоединилась Маргрете, жена Карл-Хайнца) по настоящему немецкому автобану. Впрочем, «мчимся» – сказано чересчур громко. Слева от нашей «Волги» то и дело всплывает морда «Опеля» или «Мерседеса» с надменным профилем водителя; беззвучно фыркнув, сосед показывает нам корму. Автобан, можно сказать, исторический, он проложен между Берлином и Мюнхеном во времена Третьего рейха. Его эксплуатируют оба германских государства. Едущим из ФРГ в Западный Берлин через территорию ГДР разрешено останавливаться на автостанциях, но съезжать и сходить с магистрали нельзя; для забывчивых параллельно дороге натянута колючая проволока.

Берлин напомнил о войне полуразрушенным кафедральным собором и мемориалом в Трептов-парке. Оказалось, что в памяти отложилось неожиданно много названий и зрительных образов, они узнаются и, в основном, совпадают с реальностью: Унтер-ден-Линден, рейхстаг, телевизионная вышка с шаром, памятник Марксу, городская электричка «S-Bahn», Бранденбургские ворота и вызывающе торчащая за ними башня короля западногерманской прессы Шпрингера…

Новшеством была стена. Поздним вечером мы оказались в незнакомом тёмном квартале, где стояла какая-то тревожная тишина. Только из-за деревьев доносился негромкий трансформаторный гуд. Приблизившись, различили контуры бетонной стены, стоящий впритык к ней дом – и шарахнулись прочь из этого мрачного места, как будто уличённые в чём-то противозаконном.

Поездка в другое германское государство состоялась в ноябре 1976 года. Делегация журналистов советской молодёжной печати – главный редактор издательства «Молодая гвардия» Тамара Шатунова, я, корреспондент Агентства печати «Новости» и переводчик (каюсь, не записал их имена) – отправились в ФРГ по приглашению Союза молодых социалистов. Назвать визит дружеским было бы натяжкой, но принимающая сторона очень старалась сделать его максимально информативным и неформальным. Политика разрядки международной напряжённости приносила зримые плоды: между СССР и ФРГ был заключён Московский договор о нерушимости послевоенных границ, в Хельсинки подписан заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, в рамках контракта «Газ – трубы» шло строительство советских газопроводов в ФРГ и Западную Европу, социал-демократический канцлер ФРГ Вилли Брандт гостил у Брежнева в Крыму, и однажды они вместе совершили исторический заплыв в Чёрном море. На такой многообещающей волне Комитет молодёжных организаций СССР (фактически международный отдел ЦК ВЛКСМ) налаживал сотрудничество с молодёжной организацией Социал-демократической партии Германии – Союзом молодых социалистов.

По всему по этому мы и оказались 21 ноября в аэропорту Франкфурта-на-Майне. Первый знак того, что мы в стране развитого капитализма: «Мерседес», на котором едем в отель, – настоящий «Мерседес» с хромированной решёткой и трёхлучевой звездой на капоте, – вовсе не гостевая машина, а обычное такси, каких много.

Редакционное совещание в газете «Франкфуртер рундшау» («Франкфуртское обозрение»), проще говоря – планёрка по очередному номеру, похожая на наши. Обсуждаются первополосные материалы – разногласия между ХДС и ХСС, предстоящая пресс-конференция Брандта, работа социальных служб и государственных органов с молодёжью, экономическое положение на предприятиях земли Гессен, эпидемия гриппа, появление на дорогах жидкой грязи и гололедицы. Редакторы отделов не высказывают свою интерпретацию и политическую оценку событий, чтобы не лишать сей привилегии главного редактора.

После планёрки – разговор с редакторами. В штате редакции 116 человек, в том числе собкоры. Газета имеет частично различающиеся федеральный и региональный выпуски, общий тираж – 180 тысяч экземпляров. Финансирование обеспечивается за счёт публикации рекламы и средств фонда Карла Герольда – бывшего главного редактора и издателя газеты, социал-демократа. Никаких монополистов типа Шпрингера. С гордостью говорят, что «Франкфуртер рундшау» всегда (то есть, с послевоенных лет) удавалось быть независимой, представлять спектр различных мнений, однако она не нейтральна, её сердце бьётся с левой стороны. Газета поддерживает «восточную политику» СДПГ – СвДП, развитие контактов с ГДР и СССР.

Напрашивался провокационный вопрос о том, что будет, если политические позиции газеты перестанут устраивать рекламодателей, но мы воздержались. Вместо этого спросили, как происходит подготовка журналистских кадров. Выяснилось, что факультетов журналистики в стране нет. В редакцию постоянно приходят стажёры – молодые люди с законченным средним или высшим образованием. Стажёр изучает работу редакции, овладевает ремеслом и обучается на специальных курсах. Так появляется профессиональный журналист.

Общее впечатление от встреч в журналистских кругах Франкфурта: много говорят о защите прав журналистов и свободе печати. Журналисты стремятся выражать свободные взгляды и мнения – издатели, государственные власти и капиталистические акулы в своих интересах ущемляют свободу, преследуют и увольняют строптивых сотрудников. Журналисты апеллируют к суду и часто выигрывают. Их интересы защищают Союз немецких журналистов и профсоюз работников печати, в котором состоят и полиграфисты. Бастуют в случае необходимости. В бундестаг внесён законопроект о печати. Он вряд ли будет сразу принят, но редакции уже берут на вооружение изложенные в нём идеи.