Текст книги "Монолиты готики"

Этот монолог немного Лео успокоил – в вопросах если не следствия, то самооценки. Он чувствовал себя инквизитором, пристрастно осуществляющим дознание.

– Записи?..

– Запись имеется, как же иначе, – с готовностью ответил Доктринус. – Но я сомневаюсь, что она тебе чем-то поможет. Там практически ничего не разобрать…

– Предоставь судить мне. – Эффект от давно заготовленной фразы был подпорчен тем, что альбинос содрогнулся от зубодробительного визга Гастона.

Они направились к экранам, оставив позади сморщенное тело Титуса, оборудование, предназначенное то ли для алхимических опытов, то ли для самогоноварения (в какой-то степени превращение сахара и отрубей в сомнительную водку также можно считать алхимией), и прочие достопримечательности. Гомункул не отставал: прыгал с полки на полку, цепляясь коготками за фолианты.

Мониторы в прямом эфире вещали из разных точек Цитадели. В том числе – из коридора, ведущего к Залу Заледеневшей Вечности. Доктринус щелкнул клавиатурой, один из боковых экранов ожил, и DVD-RW исчез в приводе.

– Сейчас, промотаю… На двадцать третьей минуте, по-моему, – бормотал очкарик. – А, вот.

Краулер удрученно кивнул. Запись и впрямь не относилась к шедеврам любительской съемки из разряда «сам себе оператор, монтажер и продюсер», не говоря о большом кино. Неопределенная тень появилась в кадре, дверь открылась, и сразу же закрылась. Потайной механизм никогда не блокировали, дабы любой вампир мог приобщиться к наследию пращуров (во время оного процесса лучше не концентрироваться на том, что пращуры не расщедрились ни на что иное, кроме как на гнилое, отвратительное ископаемое). Собственно, именно поэтому в Зале кто-то дежурил… Почти постоянно.

– Ну и?.. – буркнул Лео, ничуть не впечатленный.

– Ты что, не увидел?.. – удивился Доктринус. – Пустотник на мгновение сменил облик!

Альбинос хотел ответить, что у него на носу нет такой мощной оптики, но вместо этого просто покачал головой. Интеллигентно выражаясь, он ни черта не увидел.

– Ладно, пустим в замедленном просмотре, – покладисто откликнулся «секретный отдел». – Гляди. Вот он в бесплотном обличье, крадется, но ему нужно открыть дверь. Замедляем еще… Видишь?.. Его рука. Судя по всему, он не способен обрасти плотью частично, на какой-то процент, потому как его рука, или, скажем, почки шмякнулись бы на пол, ведь держаться им не на чем… Но мы видим одну лишь лапу – остальное надежно скрыто игрой света и тени.

Краулер без возражений принял эти рассуждения, бредовее которых не слышал ничего в жизни (конечно, если не считать памятный вечерок в «Ночной часовне», связанный с тортами, мимами, и девушкой-подростком сильно навеселе). Он старался, а потому смог разглядеть лапу, коснувшуюся головы конкистадора на барельефе. То, что скользнуло за порог, не поддавалось идентификации – расплывчатое облачко тумана. Пустотник сменил облик.

После того, как дверь невыносимо медленно запечатала проем, Доктринус сказал:

– Следующие двенадцать минут и тридцать семь секунд – ничего интересного. Именно столько наш противник пробыл в Зале. Чем он там был занят, думаю, ясно…

– Похищал реликвии и осушал наших собратьев. Журнальчики, поди, не листал, – сказал Лео, следя, как на прокрутке дверь быстро-быстро стоит на месте.

– Точно. А теперь гляди, как паршивец будет возвращаться. Дверь открывается…

– Погоди-ка, – сказал альбинос, которого посетила мысль сорта «И почему я сразу об этом не догадался?». – Кажется, в том, что дверь открывается, и состоит наиболее любопытный момент. Кто-то его просветил, как это делается – изнутри и снаружи. Ему известен наш секрет!.. Предатель – кто-то из НАШИХ.

– Я тебя умоляю, – поморщился очкарик. – Клану сейчас меньше всего нужна охота на ведьм. Не хочу тебя огорчать, но наш, с позволения сказать, секрет знает добрая половина города. Каждый второй бродяга осведомлен, где находятся рычаги. В Зале дежурит молодежь, а она, как водится, невоздержанна на язык.

Краулер не знал, что сказать, но не желал оставлять за собеседником последнее слово.

– Ты ДОЛЖЕН был заметить, – с кивком на монитор. «Подателю сего» жгло грудь.

– Да, должен был, – признался Доктринус, коснувшись щеки. Видимо, Магистр не так уж «не поставил в вину». – Продолжим. Если ты не против, ДВЕРЬ ОТКРЫВАЕТСЯ, и мы видим – во всяком случае, пытаемся – нашего красавца. Он передвигается быстро, как ящерица, поэтому контуры тела смазаны. Однако, более-менее отчетливо можно разглядеть лапы и хвост. К сожалению, головы почти не видно. Это массивное пятно, очевидно, туловище… Как я ни пытался подретушировать картинку, ничего не выходит – слишком темно.

Леонард с замиранием сердца вглядывался в невнятные контуры. Он сознавал, что запечатленный на DVD силуэт не принадлежит ни человеку, ни вампиру, ни даже оборотню. В этих очертаниях проступало нечто столь нечеловеческое, что в голову вновь полезли мысли о соседних измерениях, доисторических тварях, отделенных от настоящего бескрайними безднами времени, и иррациональном страхе, въевшемся в саму ДНК. Предки существа, мерцающего в «стоп-кадре», ездили на стегозаврах, откладывали яйца в теплых пещерах, и приносили жертвы под огромной луной – на залитых кровью каменных алтарях… Оными жертвами, в свою очередь, были предки альбиноса.

– Обрати внимание на эту выпуклость, – продолжал очкарик. – Череп Гозалдуса. Ящер держит его передними лапами. Лишь в материальном обличье Пустотники способны воздействовать на предметы – если, конечно, речь не идет о осушении…

– Ты говорил, – напомнил Краулер, – что, дескать, после превращений они практически в обмороке! А этот перекидывается туда-сюда, и, похоже, даже не устал.

– Я не утверждал, что мне известен их лимит. Возможно, превратиться два-три раза туда и обратно – их суточная норма. Знаю одно – дрыхнут они без задних ног. Об этом прямо сказано в летописях. Потому наши предки и победили.

– Если можно так сказать, – проворчал Леонард. Ему бы, мягко говоря, не хотелось, чтобы кто-то подкрадывался к нему с осиновым колом всякий раз, стоит лишь задремать у телевизора. – М-да. Ну а если он повстречается мне в момент бодрствования? Что тогда?.. Есть ли нечто, чего Пустотники боятся?..

– Боятся?.. – переспросил Доктринус и ухмыльнулся. – Они наверняка до жути боятся проснуться с перерезанной глоткой. И, по меньшей мере, недолюбливают две вещи: яркий свет и какие-либо сильные, специфические запахи.

Альбинос нахмурился. Вот опять: «Как же я сразу…» Конечно. Ладан и софиты.

– Вижу, кое-какие меры безопасности вы успели принять, – сказал он, указав в ту сторону, где, как ему показалось, размещался кабинет Великого Магистра.

– Да. По моему мнению, следующий удар может быть нацелен именно на мастера. Но, поскольку на острие атаки будешь находиться ты, у меня есть кое-что и для тебя… – «Секретный отдел» направился к старинному шкафу. Выудив оттуда два предмета – фонарик и пистолет, он вернулся к мониторам. – Вот. Реквизит, который может тебе пригодиться… Ах да, и еще – Гастон, мой мальчик, ты понял, о чем речь?.. – Поглядев на гомункула, Доктринус сделал такой жест, словно вдавил невидимую кнопку. – Поспеши.

Гастон сорвался с места и унесся к соседнему стеллажу. Повозившись немного, раскопал некую штуковину, соскочил на пол и вприпрыжку рванул к создателю. Сверху удивительное существо казалось еще забавнее, напоминая ощипанного голубя.

– Благодарю. – Нагнувшись, очкарик принял подношение, и сразу же вручил Краулеру.

Тот повертел в руках легкий баллончик. По виду – дезодорант неопознанной марки. Аккуратно нажал. В нос ударил кошмарный запах – кувалдой по обонянию.

– Нашатырный спирт, – пояснил Доктринус, отстраняясь. – Это – фонарь с регулируемой интенсивностью светового потока, очень мощный. И – старый добрый «Вальтер», но с серебряными пулями. – Поймав удивленный взгляд, пожал плечами. – Мало ли, на всякий пожарный. Насчет расходов не тревожься – в закромах такого добра хватает, еще с прошлой войны. Ну а если тактически… Для нашей братии они не смертельны, только доставят дискомфорт. И, конечно, если его не извлечь, серебро затормозит регенерацию тканей. Зато любого вервольфа уложит наповал. Пустотника также, как, впрочем, и обычная пуля – если он будет похож на монстра из Черной Лагуны, а не на призрака… Но серебро надежнее. Кто знает, с кем придется столкнуться?..

Лео спрятал «дезодорант» и взял пистолет. Вынул обойму, вгляделся в блестящий наконечник первого патрона. Оружия он не чурался. В поместье валялась кобура, – «еще с прошлой войны». Альбинос сунул «Вальтер» за пояс и потянулся к фонарю.

– Осторожно! – Очкарик поспешно пригнулся, когда из черной трубки вырвался мощный луч света. – Чистый, неразбавленный ультрафиолет. Опять же, это не дневной свет, а только часть его спектра, поэтому для нас такая иллюминация чревата ожогом, не больше. Ликантропам – до одного места. Пустотник же боится любого потока фотонов – не исключено, что и лазеров…

Субтильный персонаж умолк, угодив в очередную колдобину, образовавшуюся на шоссе его рассуждений. Краулер решил, что заглянет сюда еще не скоро. К тому времени Доктринус сварганит настоящий бластер из сериала «Звездный путь».

– Понимаю, – сказал Леонард. – Мне следует надушиться этими духами, и размахивать ультрафиолетовым фонариком, как если бы это был световой меч. А потом угрожать пистолетом всякому, кто поинтересуется, почему я так выгляжу.

– Что-то вроде этого. Полагаю, если станет совсем худо, эти вещи тебе пригодятся. И вот добрый совет: увидишь ящера бодрствующим, уноси ноги, как можно скорее.

Альбинос так и намеревался, но для порядка скорчил оскорбленную мину.

– Сперва я выполню свой священный долг, – солгал он, в который раз убеждаясь, что «патриотизм – последнее прибежище негодяев». – И хватит об этом. – Кивнул на монитор, где чернела зловещая тень доисторических эпох. – Как он выбрался из Цитадели – в таком-то виде, с Черепом за пазухой?…

– Увы, не имею представления. Казиус клялся, что дверь не открывалась. – Доктринус что-то пробурчал под нос (Краулер был готов поклясться, что это «паршивый ублюдок»). – Магистр не санкционировал то, чтобы проверить эти свидетельства на самом надежном детекторе лжи – солнечном свете, забранном мелкой сеткой… Поэтому о том, каким образом бестии удалось покинуть Цитадель, остается лишь догадываться. Вполне возможно, он выбросил Череп через окно – кому-то, кто дожидался на улице, после чего превратился в призрака и просочился через неведомые щели… Мало ли.

Очкарик пожал плечами.

Лео кисло кивнул. Если уж «секретный отдел», каковому полагалось знать все, и даже больше, находить во тьме путеводные нити и выбираться из любых переделок, – если профи, собаку осушивший на различного рода заговорах и мании преследования, беспомощно пожимает плечами, то что остается альбиносу, повесе и бездельнику? Все это дурно пахло. Хуже, чем «дезодорант».

Краулера терзали смутные сомнения. Мягко говоря, он не считал себя лучшей кандидатурой на роль детектива (следователя/мстителя/героя). Невзирая на былые заслуги родителя, в каковых Леонард очень сомневался. Оные достижения не давали Магистру повода считать, что сын пойдет по стопам предка – глубоко законспирированного, как выяснилось, мастера улаживать «особо деликатные дела». Альбинос не только не зарекомендовал себя как доверенное лицо, выдающийся член сообщества вампиров, но и просто как субъект, способный справиться с мало-мальски серьезным поручением. Всю свою немалую, по человеческим меркам, жизнь он спал, развлекался и осушал жертв, свято уверовав, что ему, аристократу, последнему в древнем валашском роду, трудиться категорически противопоказано. Краулер попытался поглядеть на себя со стороны, с позиции Огастуса, и понял, что увиденный кутила был последним, кого следовало привлечь к делу. Очень умен?.. Маловероятно. Лео достаточно пожил на свете, чтобы принимать правду такой, какова она есть. Силен? Ловок в обращении с оружием?.. «Не смешите меня». В конце концов, может держать язык за зубами?.. Только в тех редких случаях, когда последние сплетни уже известны всем и каждому.

В чем же, спрашивается, дело?! Альбинос полагал, что постарался на славу, чтобы обеспечить своей вопиюще некомпетентной персоне полную неприкасаемость.

Тем не менее, Великого Магистра следовало исключить из числа подозреваемых (и без того весьма скромного). У него было все, о чем вампир мог мечтать, – в эти мечты не входило, пожалуй, лишь добровольное голодание. Власть Огастуса реальна и неоспорима, в отличие от сомнительных «Силы и Могущества», якобы предоставляемых двумя артефактами. Он не променял бы свои привилегии на невнятные перспективы, и не пустился бы в авантюру с кражей. Так утверждал здравый смысл. Помимо же этого, казалось, что даже нынешняя власть слишком тягостна для старика – просто он не знал, куда ее деть. «Могущество» прельщало его меньше всего на свете.

Великий Магистр ХОТЕЛ вернуть реликвию, как если бы это был его собственный череп.

Это его долг.

Однако, сие похвальное желание могло не иметь ничего общего с верой в одного конкретного персонажа… Неожиданно Краулер споткнулся о мысль, которая лежала на пути его размышлений, будто огромный булыжник.

Но, лишенная доказательной базы, догадка оставалась всего-навсего умозрительной конструкцией.

Подбирая слова, как рыбак подбирает снасти, Леонард нарочито небрежно спросил:

– Скажи, Доктринус, не инструктировал ли ты, на предмет случившегося, кого-то еще?..

– Кроме тебя, никого.

– И не намерен?..

Очкарик был озадачен допросом, или, не исключено, продолжал играть роль.

– Нет. С чего бы?..

– Кое-какие мыслишки, не обращай внимания. – Альбинос улыбнулся, но не слишком беззаботно. – Если это все, то я, пожалуй, пойду. У меня дел невпроворот. Отыскать представителя вымершего, как предполагалось, биологического вида, и голову легендарного предводителя вампиров. Всего-то.

– Если я чем-нибудь могу помочь, скажи, и…

– Непременно, – кивнул Краулер. – Благодарю, и… до свидания.

– Пока, Лео. Удачи тебе.

Они обменялись рукопожатием, и альбинос двинулся к выходу. Гастон запрыгнул на стол, корчил зубастые гримасы и махал хлипкой ручонкой. Это было последнее, что могло бы Краулера огорчить. Он чувствовал себя так, словно выиграл в лотерею что-то ценное, громоздкое, и абсолютно не предназначенное для городских условий. Скажем, хлебоуборочный комбайн, ультрасовременный и слишком дорогой, чтобы продать его крестьянам.

Леонард спустился в холл, и, обнаружив Казиуса (вопреки желаниям последнего, – судя по попыткам оставаться незамеченным), приблизился к привратнику.

– Итак, почтенный Казиус, – строго проговорил альбинос, поглядывая на горб, чтобы успеть отпрыгнуть в случае залпа ракет, – мне ВСЕ известно. Совершенно все.

Казиус воззрился исподлобья.

– Все?..

– Все, – подтвердил Краулер. «Эх, – пожалел он, – нужно было брать с собой Доктринуса».

– Тогда где, в таком случае, святыня?!. – Привратник демонстративно оглядел «уполномоченного» с ног до головы, даже заглянул тому за спину. – И отчего я не наблюдаю злодеев, закованных в цепи, и ждущих страшной казни?.. – Столь же красноречивый взгляд, сосредоточенный в единственном глазу, шарил по холлу.

Цитадель по-прежнему была пуста, хотя где-то наверху раздавались голоса. Мало ли, кому они могли принадлежать – сородичам, или призракам, обитающим на чердаке, и решившим прогуляться до ближайшего холодильника.

«Ладно, не вышло», – сказал себе Лео.

– Что ты можешь сказать по поводу случившегося?.. Что-нибудь, о чем позабыл, а сейчас вот вспомнил?..

– Без комментариев, – быстро ответил Казиус.

– Ты не очень-то тянешь на Уинстона Черчилля, – заметил альбинос. – Хотя наверняка старше его покойного прадеда. Вот если бы ты курил сигары и обучал попугая говорить непристойности – тогда совсем другое дело. Так что с комментариями?..

– Я не имею права разглашать какую-либо информацию – такова воля мастера.

– Что ты говоришь?.. – насмешливо протянул Краулер. – К твоему сведению, Магистр уполномочил меня на проведение расследования. Так же, как и ты, я не волен ничего разглашать, зато имею ПРАВО получать любое содействие… Вероятно, ты еще не догадываешься, как далеко простираются мои полномочия.

Лео приготовился выхватить «Подателю сего» – беседа с несговорчивым горбуном послужила бы неплохой тренировкой, – но физиономия собеседника столь жутко скривилась, что это, как ни удивительно, обезобразило ее еще сильнее.

– Мне стало известно о твоих новых – точнее, ПЕРВЫХ полномочиях гораздо раньше тебя, – едко проговорил Казиус. – Сочувствую, парень. Надеюсь, ты выживешь – с тем, что реликвия сюда не вернется, я почти смирился. Мне нечего сказать. Ничего не видел, ничего не слышал, и ничего никому не скажу.

– Обстоятельный ответ, – признал альбинос. – Может, имеются догадки, подозрения?..

Оглядевшись, привратник заговорщически подмигнул. В этом единственном глазу подозрений было столько, что хватило бы на целую армию доносчиков.

Краулер пригнулся, дабы горбун смог что-то прошамкать на ухо, как и собирался.

– Сдается мне, это Доктринус. – Дыхание Казиуса смердело, как гора тельняшек, сброшенных после долгого штиля в южных широтах. – Мерзавец что-то темнил в последнее время. Кто знает, какие пакости он замышлял в своей норе?..

– Всего хорошего, – сказал Лео, выпрямляясь и шагая к выходу. – Буду держать вас в курсе.

Допущение того, что за всем случившимся маячила зловещая фигура Доктринуса – эдакого гения преступного мира вампиров, – казалось более чем надуманным. Наибольшей «пакостью», на какую очкарик сподобился, было создание малопривлекательного гомункула – из крови, слюны, и чего-то там еще. Хотя альбинос, будь у него такие же возможности, решился бы на нечто более масштабное. Не кражу старой черепушки, а, к примеру, хищения, взятки, махинации с банковскими счетами. «Fuck, – думал Краулер, – нужно срочно делать карьеру! Я стану заправским коррупционером, не чета этим дилетантам!..»

Но в данный момент перед ним стоял барьер, способный разбить самые прочные мечты – даже те, что отлиты из кевлара будущим расхитителем добра. Этот барьер нужно взять, или же ничто не будет иметь никакого значения.

Следовательно, к расследованию следует отнестись со всей серьезностью.

Лео открыл дверь и проскользнул наружу. Ночная прохлада ласково коснулась разгоряченного лица. Вампир постоял немного на пороге, вглядываясь в лица прохожих. Он наслаждался тем, с какой опаской людишки спешили оставить позади зловещее строение, и обладателя роскошных пепельно-серых волос.

Альбинос пересек тротуар, влез за руль «Опеля», и… застыл. «Calibra» ненавидит, когда ее прогревают, – это способствует образованию нагара на свечах, – а потому Краулер просто сидел, прислушиваясь к голосам в голове.

Включил проигрыватель. «Sirenia» наполнила салон вязким саундом: плотные риффы и рев фронтмена бились в тесном пространстве. Каким-то образом это стимулировало мыслительные процессы. Состояние Лео было удрученным, но не депрессивным. Остатки недавнего энтузиазма еще дули в паруса, но на горизонте уже темнели скалы отчаяния. Какое-то мгновение альбинос раздумывал о эмиграции в далекую южную страну, не выдающую «уполномоченных», но был вынужден отбросить эту идею. Он не скроется от Клана даже на краю света. Напротив, вдалеке от дома, без свидетелей и болтунов, разделаться с ним будет куда проще. Заочно приговорят к казни, и отравят при помощи какой-нибудь юной особы и килограмма молотого чеснока.[7]7
  Данный продукт для вампиров отнюдь не смертелен (не более, чем для обычных людей), и все же, учитывая тонкий нюх, способен доставить немало скверных ощущений. Глупое поверье идет с тех мрачных пор, когда употреблять чеснок на завтрак было в порядке вещей, а до изобретения жевательной резинки оставалось несколько столетий.


[Закрыть]

Кроме того, разве можно доверить столь важное дело, как недопущение эксплуатации Черепа и Лапы, кому-то еще?.. Глубоко в душе Краулер чувствовал, что помешать чьему-то процветанию – его долг и обязанность. Возможно, последствия таинственного Могущества будут так кошмарны и масштабны, что скрыться не получится на краю ни этого мира, ни какого-то еще. (А перспектива питаться чесночным соком до скончания дней покажется заманчивой.)

Вместе с тем, как любой другой персонаж, получивший карт-бланш, Лео ощущал стеснение в средствах. Полагал, что на него накинули тесный ошейник, велели принести кость, которая незнамо где лежит, и пригрозили, что шагни он вправо-влево или просто залай, начнут стрелять на поражение.

Это напрягало уже СЕЙЧАС. Что дальше?..

Почувствовав, что в бок уперлось что-то твердое, альбинос поправил пистолет. К счастью, это был по-прежнему «Вальтер», рукоять которого не держала рука, принадлежащая другому. Но, похоже, в данных обстоятельствах следовало остерегаться не пистолетов и плоти, а теней, таящихся во мраке.

Куда же теперь?.. Краулер почти определился. Собственно, альтернатива была вполне предсказуема. «Маловато зацепок», – или что там говорят матерые сыщики? Отравляться к вервольфам, чтобы проверить, какие меры те приняли по охране СВОЕГО артефакта, или… Лео понятия не имел, где искать Пустотника (да и, по большому счету, не горел желанием его найти – без прикрытия сотни-другой вооруженных до клыков сородичей), но догадывался, что сырые норы, привычные для пресмыкающихся, не очень-то подходят утонченному потомку древнего валашского рода… Это, во всяком случае, можно отложить.

Альбинос включил зажигание и швырнул «Опель» на проезжую часть так, что задымились покрышки. Оставалось надеяться, что ликантропы отнесутся к его полномочиям с пониманием (и не порекомендуют подтереть зад «Подателем сего» – острые края все-таки). Хотя от этих животных можно всего ожидать.

Тьма – глубокая и черная, точно глотка жирафа. Кромешная. По убеждению тех, кто старается держаться подальше от мрака подобного рода, в нем таятся все мыслимые и немыслимые ужасы, как то: чудовища из ночных кошмаров, призраки, сумасшедшие хирурги, наглотавшаяся «экстази» теща, и даже аудиторы с огромными калькуляторами. Но в данном случае в темноте скрывалось нечто куда более страшное, заставившее бы протрезветь любую тещу.

Существо пошевелилось, и тишину рассек зловещий звук. С похожим шелестом аллигатор волочит хвост по бетонному полу. Что-то щелкнуло, и на этот раз ассоциации были связаны с мощными челюстями. Затем раздались шаги – не шлепанье когтистых лап, а вполне традиционные шаги человека, обутого в добротные туфли. Первый шорох повторился, но уже поспешно, почти подобострастно, как если бы невидимое существо спешило сменить позу.

– А, гос-сподин, – раздалось шипение.

– Да, это я, – подтвердил мужчина, твердо уверенный, что «господин» – именно он.

– Что с-слыш-шно?..

– Они узнали о краже, и уже начали расследование.

– Это плохо, гос-сподин?..

– Так могло бы показаться, – обладатель дорогих туфель усмехнулся, – если бы не личность того, кто займется этим самым расследованием. Признаться, я ожидал от Магистра большей дальновидности. Но это нам только на руку… Или, в твоем случае, на лапу. – Каменные своды стали забавляться с отзвуками смеха.

– Он не опас-сен?..

– Непростой вопрос. Полагаю, что нам он опасен в меньшей степени, чем впечатлительным дамочкам, или крупному рогатому скоту… Сородичи-вампиры о нем далеко не самого высокого мнения. Тем более странно, что выбор Магистра пал на этого выскочку… – Какое-то время царила тишина, нарушаемая лишь скрежетом догадок и подозрений в чьей-то голове.

Любитель свистящих тональностей покорно ждал.

– Возможно, – сказал наконец мужчина, – у этого следователя имеются некие качества, которые он упорно скрывал, и о которых осведомлен только Великий Магистр. Либо это какой-то сложный маневр… Впрочем, вряд ли.

– Мы в безопас-сности?..

– Думаю, да. Судя по всему, они не очень-то расстроились по поводу утраты реликвии, поскольку не стали поднимать шумиху. Наивные!.. Они пойманы в плен своих иллюзий. Считают, что мы не совладаем с Черепом, а мохнатые увальни берегут Лапу… Но скоро поймут, как заблуждались, о да!..

Вновь раздался раскатистый смех, нагло содранный с десятков кинолент, где придурковатые злодеи пытались строить гениальные планы. Ему вторил тихий свист.

– Разумеетс-ся, гос-сподин, – угодливо прошипел второй. – Когда нанесем второй удар?..

– Погоди, не так быстро. Сперва нужно спрятать Череп. Здесь его оставлять нельзя.

– Ес-сли вы желаете… С-с… Но где?

– Я подыскал надежное местечко. Нас уже ждут. ТАМ никто не станет искать. В особенности – этот горе-сыщик, Краулер, – имя древнего рода говорящий выплюнул, будто это было что-то непотребное, сродни вишневой косточке. – Мне доставит немалое удовольствие следить за его эскападами, будь уверен…

Чешуйчатый хвост хлестнул об пол. Такой удар сбил бы с ног взрослого мужчину.

Эксгумация. Отличное слово.

Ночь была темной. Небосвод казался громадным шатром из черного бархата, накрывшим город и предместья. Облака беззвучно неслись на невероятной высоте, словно табуны серых быков, подстегиваемые обезумевшими бесами. Месяц то исчезал, то появлялся в просветах – кривой и острый, как клинок асассина, – где хищно горел ядовито-желтым светом. Его очередными жертвами, как прежде, становились гипертоники, безумцы и бродячие псы.

Ветер остервенело гнул деревья, рассаженные по периметру кладбища. Многие не успели расстаться с листвой, шелест которой был похож на шепот. Чей-то зловещий голос, доносящийся из-под земли. «Прочь, прочь, убирайтесь!» Могильные изваяния – кресты, надгробья, ангелы – темнели мрачным частоколом.

В эпицентре этой ночи имела место бурная деятельность. Отнюдь не впервые для здешних мест: каменные ангелы привычно взирали на происходящее, ожидая, когда незваные гости уберутся восвояси. Эти пришельцы работали споро, с изрядной сноровкой, но старались скрывать свое присутствие. Фонарь был закрыт кожухом, пропускавшим лишь тусклый рассеянный свет, беседы происходили вполголоса, а лопаты, отточенные до бритвенной остроты, почти беззвучно впивались в землю. Сухие комья летели в две аккуратные кучки.

Существа, стоящие на дне повторно вырытой могилы, обильно потели – несмотря на ночную прохладу. Ветерок не заглядывал в яму, поэтому ни один, ни другой не опасались простудиться. Мускулистые тела жирно лоснились.

«Эксгумация, – подумал Пейн. – Отличное слово».

Морлок, к своему стыду, узнал его недавно. И был приятно удивлен, что аморальное занятие, которому он предавался множество раз, именовалось таким красивым, длинным и сложным словом. Пейн едва мог его выговорить, поэтому предпочитал катать, будто леденец, на языке. И не важно, что именно подразумевать под этим словом – медицинскую практику, судебное действие, или нечто другое. По-настоящему важны не причины, а сам процесс.

Морлоки, к примеру, производили эксгумацию для того, что употребить тело умершего в пищу. Сие безнравственное намерение для них абсолютно естественно, и полностью соответствует природе этого племени, – в той же мере, сколь людям свойственно поедать домашний скот, а вампирам – пить кровь.

Морлоки – или, как их еще называют, гули, – не относились ни к тем, ни к другим. Они сами по себе, хотя, конечно, биологически стоят ближе к homo sapiens, нежели к живым мертвецам (от которых следовало держаться подальше в любых обстоятельствах – идет ли речь о пищевой цепочке, или очереди в «Макдональдс»)… Сверхъестественных способностей у гулей не больше, чем у молотка. Впрочем, они не грустили по этому поводу, будучи всецело удовлетворены тем, что имеют: канализация, подземные ходы, катакомбы, и возможность сводить счеты с людьми, перерабатывая их трупы в экскременты.

Потерянная раса, тайный народ людоедов, морлоки образовывали не эволюционную прослойку, а, скорее, чулан, куда сложили все ненужное, и выбросили ключ. Когда-то, давным-давно, предки нынешних людей, жестокие кроманьонцы, выбились в фавориты и прогнали гулей с насиженных мест. С тех самых пор отщепенцы вынуждены скрываться, дабы не сгинуть навеки.

В процессе безмозглой деятельности морлоки не могли не оставлять свидетельств своего существования. Их замечали, снимали на фотопленку и jpeg изображения. В эру встроенных камер мобильных телефонов – чаще и чаще. Гулям даже посчастливилось оставить свой след в литературе, послужив прообразом для «Модели Пикмана»[8]8
  Почтенный Г.Ф. Лавкрафт был одним из тех избранных, о котором говорили: «Чисто свой в доску чувак, в натуре».


[Закрыть], и ряда других произведений. Этому племени посвящали web-сайты (с flash-анимацией, форумами и галереями), где аккумулировались рассказы очевидцев, предположения, домыслы и фольклор, а также мегабайты mpeg и jpeg файлов посредственного качества. К счастью для морлоков, ни серьезные ученые, ни общественность, – за исключением упомянутых энтузиастов, – не придавали собранному материалу значения (возможно, ввиду отсутствия ссылок и баннеров бесплатного порно).

Поэтому пожиратели мертвечины могли заниматься тем, чем обычно – чем занимались на протяжении всего существования своего рода: в гробницах, капищах, склепах, могильных курганах, но не пирамидах (мумифицирующие бальзамы придавали кошмарный вкус, и могли спровоцировать расстройство).

Пейн хранил заветы предков, педантично следуя классическому методу эксгумации – а не «откапывания», как считалось прежде. Можно сказать, он был большим докой в этой области, умельцем, каких поискать (не только в профессиональной среде гробокопателей, но и тех же собратьев). Но сейчас он спешил.

И – не мудрено. Здоровенные, худые, а значит, злые доберманы досматривали десятый сон, и вот-вот проснутся. Снотворное действовало всего два часа. Сторож не кормил на ночь своих псов, дабы те имели аппетит перекусить незваными гостями: существами с серой кожей, непропорционально длинными руками, и горящими во тьме желтыми глазами. Именно поэтому морлокам удалось заинтересовать собак антрекотом, начиненным дурманом.

Следовало закончить дело до того, как бестии вернутся к патрулированию. Пейн их не очень-то боялся. Если дело примет совсем уж нежелательный оборот, гули без колебаний применят недюжинную физическую силу, – руки, ноги, лопаты, и даже зубы. В этом случае дело примет нежелательный оборот уже для доберманов. Но не пройдет и суток, как охрана будет ощутимо усилена. Морлоки не смогут, по меньшей мере, несколько месяцев проникать сюда с целью эксгумации пищи. Пейн не хотел такого оборота. Ему нравилось это старое кладбище. И покойники здесь чуточку, но вкуснее. Может, дело в земле – каком-то особенном, уникальном составе почвы…

Лопата ударила в крышку гроба.

– Есть контакт, – проворчал Баламут.

Пейн молча кивнул. Да, прижимистые оказались родственнички. Не раскошелились ни на металлическую решетку, ни даже на пару центнеров бетона.

– Во народец пошел, – осклабился Баламут. В подобные моменты гули думали почти синхронно. – За пару баксов удавятся… Жлобы, что тут скажешь?..