Текст книги "Мы пойдем с конем по полю вдвоем…"

Уровень

Недалеко от Москвы город есть с названием Балашиха. На какой слог ударение – на второй ли, на третий ли – загадка. Оттуда, кстати, рождением Козин Леша. Вот он, видимо, знает. И мы частенько там выступаем. Можно сказать – заслуженные артисты Балашихи. И однажды при большом стечении зрителей в праздник майский с салютом и т. д. давали мы уличный концерт. Вся главная городская площадь полна народу. Люд балашихинский вообще охоч до гуляний. И ко мне за импровизированными кулисами подошел человек один в очках, возрастом чуть старше среднего. По случаю выходного дня и вечернего времени, скажем так, в приподнятом настроении. Но не пьян, нет – просто лирически настроен, линзы переливались радужным светом.

– Вы – Шаганов? – поинтересовался.

– Ну я… А что? – Через минуту-другую уже должны были объявить мой выход с музыкантами. Пора было, как я говорю, «дарить радость людям от нашего небесного звучания и лучезарного репертуара». Всегда для меня волнительны минуты перед выступлением.

– Да, песен придумали вы немало, – неторопливо говорит очкарик улыбаясь. – Но есть одна, от которой все девчонки на предприятии, которым я руковожу, просто без ума.

Я повнимательнее посмотрел в его сторону. Что же это за песня такая вселюбимая и что это за предприятие загадочное девичье?

– Все-то они у меня по утрам напевают: «Твой малыш растет не по годам». Я, знаете ли, – сказал он, – главврач балашихинского роддома. Если что – обращайтесь, Саша.

В тот год эта песня частенько звучала по радио. Певец Данко здорово, получается, поприветствовал «Малышом» всех молодых мам.

А у меня другая история с этой песней. Только я научился водить автомобиль. Два месяца всего за рулем. И мчусь, не так чтобы очень, но все же километров под сто с эстакады на Волгоградке. И ГАИ не дремлет – и правильно, что останавливает. Я выхожу из машины, делаю такое, в меру испуганное выражение лица.

– Товарищ капитан, у меня такое ощущение, что я что-то нарушил, но вот что?..

– Превышение скорости в черте города, – отвечает мне капитан и показывает на прибор, что фиксирует скорость. Устройство, внешне похожее на фен парикмахера.

Я говорю:

– Извините, что так получилось… Поспешил – тороплюсь с футбола, выпить дома сто грамм с женой за победу любимого клуба.

Что частично было правдой. В смысле победа «Торпедо» наблюдалась, а вот женат я еще не был. Зачем так сказал, не знаю.

– Это никого не волнует, пройдемте к машине – будем оформлять нарушение.

Что делать?

Я говорю:

– Сколько песен сочинил, может, как-нибудь по-другому… Да вот, кстати, и про ваш департамент – «Прорвемся, опера», знаете ведь, наверное, из телесериала, там…

Капитан останавливается, глядит на меня:

– А сейчас что же не работаете?

– Как не работаю – вот «Твой малыш» песня, тоже мое произведение, может слышали, часто ее передают по радио…

И вижу я по глазам инспектора, что с этой песней у него что-то связано. Отдает мне документы, жмет руку зачем-то и говорит зачарованным голосом, прям просветлился аж, и почему-то переходя на уважительное «вы»:

– Езжайте…

«Вот это – уровень», – скажет мой приятель по футболу Михалыч. А я скажу: уровень – это другое. Вот у Коли – уровень. С ним такой случай был. Первого января рано-рано утром по пустому-пустому Кутузовскому проспекту возвращается после новогоднего концерта. И вдруг откуда ни возьмись тоже инспектор, запорошенный снегом весь. Проверка документов.

Коля рассказывал:

– Ну, я протягиваю ему права, думаю сейчас посмотрит – вернет, а он: «С работы?» Я ему: «С работы». Он: «Больше концертов сегодня нет?» – «Нет». И совершенно для меня неожиданно: «Пока со мной не выпьешь за Новый год – документы не отдам». Я ему говорю: «А где ж сейчас выпить-то взять?» – «Да вон, давай дорогу перейдем, у меня в машине есть».

– Ну а ты чего, Коль?

Расторгуев рассказывает еще прикольно, по-актерски, я аж заслушался.

– Чего, чего! Документы-то мои у него в руках, да он их сразу в карман засунул, не отдает… Ну, перешли дорогу, от меня не убудет… И так уже время – светает. Да и Новый год все же…

Чему быть, того не миновать

Володя Матецкий, замечательный композитор, позвонил мне и говорит: «У меня есть мелодия, и там есть один исполнитель. Я тебя прошу, придумай для него стихи». Я даже не стал расспрашивать, что за исполнитель, просто мой друг – композитор. Так просто по-дружески попросил, что нужно придумать стихи и сделать это быстро. Одним словом, я за ночь придумал эти стихи.

Потом прошло много времени. И вот однажды я позвонил и спросил у Матецкого: «Услышу ли я когда-нибудь эту песню?» Он говорит: «Ты знаешь, что есть некая заковырка, но вроде что-то такое произойдет».

И, действительно, произошло. Данко готовил клип к песне «Твой малыш». И по причине того, что продюсеры считали эту композицию далеко не хитом, было решено снять достаточно простой и бюджетный видеоряд.

Вот говорят: «Чему быть, того не миновать». Так и с песней «Твой малыш»…

Твой малыш

Я встречаю тебя

Редко теперь —

Это так жаль, поверь.

Не сложилось у нас,

Я улыбнусь,

Пусть так и будет, пусть.

Для прогулок час

не праздничный,

Я не увижу тебя…

Твой малыш растет не по годам

И уже читает по слогам,

Озорной и добрый мальчуган —

Твой малыш.

И когда с ним за руку идешь,

То счастливей в мире не найдешь,

Мог бы на меня он быть похож,

Твой малыш…

Облака, облака —

В городе дождь.

Прошлого не вернешь.

Облака, облака

Мимо плывут,

Где-то их тоже ждут.

Для прогулок час не праздничный,

Я не увижу тебя…

Былинники речистые

– Петя, сегодня снимался в одном ток-шоу, и вот девушка, редактор телевизионный, спрашивает: «Саша, как правильно в титрах обозначить: Александр Шаганов – поэт или поэт-песенник?» И знаешь, что я предложил?

– Что, Александр Лексевич?

– Я говорю: «Напишите былинник речистый!» Ну, как тебе? Что ты смеешься? Если в песне поется:

Мы – красные кавалеристы,

И про нас

Былинники речистые

Ведут рассказ, —

то само собой напрашивается, что былинники речистые – это и есть название в нашем департаменте сочинительском, а?

Смеется Петя. Борода и усы седые прячут улыбку. Всепрощающий Петр Алексеевич Синявский. Писатель детский и поэт замечательный. «Душу – Богу, сердце – даме, жизнь – государю, честь – никому», – верное суждение моего товарища.

Познакомились мы на концерте в Доме пионеров на Воробьевых горах. Вместе коротали время в гримерке, ждали своего приглашения на сцену.

Петю я прозвал «доскональщиком». Это определение ему импонирует. За точность строки и буквы будет биться всем своим поэтическим нутром, денно и нощно. Не уйдет с редута. А в остальном – всепрощающий и понимающий Петручио.

Я говорю как-то:

– Вот знаешь, Петя, в школярские годы была у меня одна очень нелюбимая песня.

Наша вожатая всюду с нами рядом,

Мы неразлучные, мы одна семья.

Наша вожатая – лучший друг отряда,

И ребята для вожатой – лучшие друзья.

И звучала эта бодрая «Вожатая» каждое утро, в «Пионерской зорьке», никуда от нее не денешься, а просыпаться на учебу ой как не хочется. Помнишь такую?

– А чего ее помнить?.. Мало ли всякой ерунды звучало… Единственно, что эту песню я придумал. Вместе с композитором Чичковым…

– Петь, извини…

– Да ну – чего ты извиняешься. Все правильно… А то вот тоже был жанр «Стихи к съезду». Чего только не сочиняли по молодости, дело прошлое…

Но рассказ пойдет о нашей с Петей совместной песне. Для телесериала «Убойная сила».

Если в эфире я случайно встречаю ленту о похождениях питерских ментов, то смотрю всегда с удовольствием. Жаль только, в отличие от первых серий команда этих неунывающих оперов рассредоточилась сейчас по разным телеканалам, разжижая концентрацию дебютного ансамбля. Который, кстати, собрал режиссер Рогожкин, умеющий выводить актеров к многомиллионным аудиториям. «Особенности национальной охоты» – его же работа – тому подтверждение.

Короче, надо было сочинить песню. Все просто и понятно. Но для меня – первый опыт работы в кинематографе. А Анатолий Максимов, человек из высоких кабинетов ОРТ, вдохновляя по телефону, всякий раз произносит слова, значение которых после разговора я уточняю, открывая толковый словарь. Что и говорить – продюсер с Первого.

Сделал стихотворный набросок, пару строк, далее не идет. Погода за окном промозглая, ноябрь на Самаркандском бульваре, магазины винные работают круглосуточно. Звоню Пете:

– Будешь соавтором?

Хорошая песня получилась. Расторгуев после премьеры в Киеве посетовал:

– Зря новую пластинку назвали «Полустаночки», надо было «Прорвемся, опера». Зритель киевский знаешь как среагировал – что ты!

И детишки полюбили наше творение. Петя выступает на детсадовском утреннике, так вся детвора подпевает: «Да! А пожелай ты им ни пуха ни пера…»

И в ресторане, ежели оркестрик заиграет вступление, сразу ясно, кто заказал из посетителей. Значит, былинники речистые не ошиблись в правильном отражении ежевечернего подвига наших героев по раскрытию «глухарей».

А Марк Минков рассказал мне вообще замечательную историю:

– Тут недавно с Петей Синявским, товарищем твоим, на машине подъезжаем к консерватории. Припарковаться негде, пришлось поставить машину в неположенном месте, а постовой, молодой парень, подходит и просит правила не нарушать, автомобиль переставить. А куда? Я ему: «Товарищ лейтенант, простите уж композитору песни „Наша служба и опасна и трудна“ его неполиткорректную парковку. Да и рядом, вот видите в кресле пассажира, тоже человек в возрасте – поэт Синявский. Знаете ведь его песню про вашу работу из телесериала „Прорвемся, опера“?» Милиционер еще более недоверчиво всматривается в салон, разглядывая молчаливо насупившегося Петю, и после сочувствующим голосом произносит:

– И что же вы теперь так все время и тусуетесь вместе, да?

Прорвемся, опера!

В соавторстве с П. Синявским

На спящий город опускается туман,

Шалят ветра по подворотням и дворам,

А нам все это не впервой,

А нам доверено судьбой

Оберегать на здешних улицах покой.

Да! А пожелай ты им ни пуха ни пера.

Да! Пусть не по правилам игра.

Да! И если завтра будет круче, чем вчера,

«Прорвемся!» – ответят опера.

Прорвемся, опера!

Еще вечерние зажгутся фонари,

Туман рассеется, и что ни говори,

Сейчас бы просто по сто грамм

И не мотаться по дворам,

Но рановато расслабляться операм.

Да! А пожелай ты им ни пуха ни пера.

Да! Пусть не по правилам игра.

Да! И если завтра будет круче, чем вчера,

«Прорвемся!» – ответят опера.

Прорвемся, опера!

Полустаночки

Полустаночки, ночные полустаночки,

Сколько их по родной стране.

Полустаночки, то поле, то поляночки,

Довелось, повидалось мне…

Их не жалуют курьерские вагончики,

Промелькнут, даже не взглянут,

А друзья все ковыли да колокольчики,

Что ж теперь, что поделать тут.

Полустаночки, перрончики усталые

От дождей, от ветров лихих.

Беззащитные они, что дети малые,

Никому дела нет до них.

Но не смолкнуть здесь отчаянной тальяночке

Ни за что, ни в каком году!

Как-нибудь, на безызвестном полустаночке,

На ночном я сойду-сойду.

«Это было много лет тому назад…»

Это было много лет тому назад,

Много лет тому назад ты был влюблен,

По Сокольникам шатался листопад,

И пивной светил полночи павильон.

Твоя девочка не ведала о том,

Где хмельной ты вечерами пропадал,

Проводив ее до дома, а потом

За портвейном о любви своей страдал.

Слаще не было сентябрьских тех минут!

И девчонка симпатична и горда.

Ты же знал: тебе ее не отдадут,

Ни за что не отдадут и никогда.

Шел один ты – неизвестен, небогат,

Чуть не плача от своих любовных драм.

По Сокольникам шатался листопад,

И тебя качали лишние сто грамм.

Время двигалось, и видел на мильон

Ты и разных дел, и разных дев, и стран.

Не найдешь теперь пивной тот павильон,

Его место занял чей-то ресторан.

Но остались те же ясени и клен,

И такой же сумасбродит листопад.

Много лет тому назад ты был влюблен,

Не известен никому и небогат.

«Когда на улицах твоих дожди, дожди…»

Когда на улицах твоих дожди, дожди,

Дожди такие, что на сердце не до песен,

Найди меня, звонком полночным разбуди,

И приходи – повечеруем вместе.

Повечеруем снова вместе, как тогда —

Давнишние друзья среди дождей осенних.

Пойми, что все твои печали не беда,

А встречи наши – лучшее спасенье.

Когда на улицах твоих дожди стеной,

Дожди лавиной и на сердце та же темень,

Тебе бы хорошо сейчас побыть со мной,

Побудем вместе, вспомним наше время.

Осенние дожди, пойми, они пройдут,

Осенние дожди, поверь, они не вечны.

Есть адрес, где всегда тебя поймут,

Где ждут тебя и любят бесконечно.

После тебя

Квадрат окна завьюжен,

Лихо взялась метель!..

Я сам себе не нужен

Долгие сто недель.

Теперь на ветвях сосен

Снега лежит кайма.

Покуда длилась осень,

После тебя – зима.

Русский вечер

Личная жизнь

Прожив два с половиной года на Самаркандском, я переехал на Таганскую улицу. По очередному новому адресу через дорогу расположился… ЗАГС. Глядя по пятницам и субботам на бесконечные свадебные кортежи, я сам себе сказал:

– Даже не зарекайся. Загад не бывает богат! Вот жил ты рядом с роддомом, и что?

Ан нет, друзья мои. В один чудесный день, 14 февраля 2002 года, закончилась моя «одиночка», как выразился поэт Петя Синявский. И мы с Катей Аваргиной переступили праздничные своды зала торжественных брачных регистраций. В день недели – четверг. И тетя заведующая даже главный зал открыла для нашей пары. А вначале – ни в какую. По пятницам, субботам – пожалуйста, а в другие дни – нельзя.

– А почему? – спросил я, когда мы подавали заявление.

– Нельзя.

Ну, нельзя так нельзя. У нас уже были на руках билеты в путешествие, и огорчаться из-за отдельного неулыбчивого сотрудника ЗАГСа не в моих правилах. Спасибо и Кате, что она с пониманием отнеслась к происходящему. Хотя и она и я вступали в брак первый раз (дай бог, единственный). «Достались друг другу не бэушные», – пошутил Матвиенко, поднимая тост за новобрачных в ресторанчике «Конь и пес». А потом случилось то, что поважней, чем свадьба. Опять же с Божьим провидением, не иначе. Стали мы не просто муж и жена, – как написать, не знаю – будущие родители. Я, значит, будущий папа, Катя – будущая мама. Вот вспоминаю, и даже прослезиться можно от тех чувств ожидания явления на свет Лизы… И дело житейское, встал вопрос – где будем рожать? Я позвонил композитору Батурину:

– Андрей, вот скажи мне, ответь на вопрос, как отец двухмесячного ребенка…

– Саня, значит так. – Андрей стал перечислять свой хит-парад родильных домов. – Надо, чтобы и хорошие врачи и условия приемлемые и чтоб недалеко от места жительства. Порекомендую номер 8. Да ты его, кстати, должен знать. Твой прежний адрес рядом с ним.

– Андрюша, дорогой ты мой! Конечно же – только номер 8!

Все зациклилось. Осуществилась моя «самаркандская» мечта. И врачи под руководством Елены Валентиновны Федоровой (кстати, Федорова – девичья фамилия моей мамы. Думал я – уж не подведут Федоровы Федоровых) были под стать, и прошло все волнительно.

А вывод из всего написанного сделаем один – с мечтами будьте поосторожнее.

Сбываются.

Моя Катя

Екатерина Михайловна – моя жена. Согласие стать моей супругой потребовало от нее, по году рождения моложе на двенадцать лет, по всей видимости, определенного мужества. Достался я ей, будем говорить так, в подразобранном виде. Холостяцкое проживание на Самаркандском бульваре сказывалось. Хотя и с внутренним желанием исправиться.

Познакомились мы много лет назад, но взаимоотношения наши все эти годы имели бесхитростное содержание. А именно. Иногда я позванивал поздравить с Новым годом или с 8 Марта, иногда приглашал Катю на какие-то свои концертики. Конечно, мне было лестно пройтись с такой симпатичной девчонкой. У Кати очень подкупающая улыбка. И не только. У нас так принято – друг друга не нахваливать и не загадывать вперед. Но я считаю, что о пройденном смело можно порассуждать. Когда созревает это понимание, что рядом с тобой самый близкий человек? Разгадки любви, как и поэзии, не существует, и я не мастак с этих страниц утверждать что-либо, кроме того, что «любят не за что-то, а вопреки чему-то». И если ты хочешь быть счастливым, то нужно потрудиться для этого. Я, например, отказался от некоторых своих привычных времяпрепровождений и не жалею. Конечно же, без провидения небесного браки тоже не случаются. И тут вот что произошло. Мы поехали в Суздаль, это я уже начал ухаживать, «втопил» пятую скорость в нашем романе. И сколько бы раз я ни бывал в этом прекрасном городке, а такое откровение случилось лишь после того, как мы приехали вместе с Катей. В Кидекше есть храм Бориса и Глеба. На берегу Нерли стоит он, скромный и все равно торжественный. А с колокольни вид неописуемый на весь простор окрест. И только в этот приезд чудесным образом открылись двери, чтобы мы могли подняться по ступеням до самой высоты. Я был счастлив. И такой же радостью искрились глаза моей будущей жены.

«Мы с тобой останемся одни…»

Мы с тобой останемся одни

Вечером, осенним вечером.

Лишь проспекта желтые огни

Будут тишину расцвечивать.

Я коснусь твоих чуть влажных губ,

Светлые поправлю локоны,

Никого для нас двоих вокруг,

Только облака за окнами…

Осенние вечера,

Гитара, вино, стихи,

Осенние вечера,

Бульвары давно тихи.

Осенние вечера,

Забытой печали грусть.

Осенние вечера —

Я помню их наизусть.

Счастье ты, сокровище мое,

Так я благодарен осени,

Что сегодня снова мы вдвоем

И листву-одежду сбросили.

И не знаем, что нас дальше ждет,

Верим только в то, что хочется.

Но слезинка сердце обожжет —

Все однажды, все окончится.

Осенние вечера…

«Если ты уйдешь…»

Если ты уйдешь,

Если скажешь «нет»,

То случится дождь,

Дождь на много лет.

Потеряют смысл

Ноты и слова,

И потемнеет высь,

И облетит листва.

Если ты уйдешь,

То случится то,

Что сама не ждешь

И не ждет никто.

Если ты уйдешь,

Если ты уйдешь,

Если ты уйдешь…

Если ты уйдешь,

Наш затихнет сад.

В нем не будет птиц,

Птицы улетят.

Лишь бродячий пес

Забредет сюда,

На аллеи слез

В эти холода.

«Среди ноябрьских дождей…»

Среди ноябрьских дождей

Устрою для нее весну.

Живу, и мысли все о ней,

Ее люблю, ее одну.

Перечеркну не глядя жизнь,

За нею следуя, как тень.

Мои мечты и миражи —

Всё лишь о ней.

Я подберу, найду ключи

От снов, капризных тайн ее.

О ней терзаюсь я в ночи,

Она – сокровище мое.

Я ей скажу все те слова,

Что сердце бедное хранит.

О ней кружится голова,

Сердце болит.

О ней одной, о ней одной,

Молитвы все мои о ней,

О ней – небесной и земной

Любви несбыточной моей,

О ней – небесной и простой

Любви потерянной моей…

Напомнит снова всё о ней,

Деревья, птицы, облака,

Любая мелочь в каждом дне,

Счастье, тоска…

Я ход времен остановлю

Иль загоню своих коней.

Ее одну, ее люблю,

Вся грусть о ней…

За каждую улочку отвечаю биографией

Иногда, когда не в настроении, вечерами подъезжаю к тому дому, где рос до шести лет, и радуюсь, что улицу не переименовали, а пятиэтажку-«хрущебу» не тронули. Это факт моей жизни, моей Москвы, еще уцелевшей, с уходящим бытом и светом за окном, где ждала мама. Искушение написать свою песню о Москве появилось, наверное, в год ее 850-летия. Было невозможно удержаться, в воздухе витало что-то… Я захотел донести до людей город не витринный, а со своим укладом, узнаваемым и не похожим на уклад других городов. Так появились «Улочки московские». Песню спела группа «Любэ», и она зажила. Мне хотелось, чтобы она была узнаваема через быт. И перечисление улиц – не ради рифмы. За каждую улочку отвечаю биографией. Все они связаны со мной, моими друзьями, той Москвой, которую знают мало. О ней мне захотелось рассказать.

Улочки московские

Распогодилась погодка сегодня —

Выходной я, что же дома скучать!

У меня в кармане честная сотня,

Прогуляю и поставлю печать!

Я с младенчества охоч до забавы,

Полюбуюсь на воскресный народ.

Хороводы у Крестьянской Заставы,

Песни-пляски у Покровских Ворот.

От Таганочки до гор Воробьевых

На трамвайчике речном прокачусь;

На Смоленке встречу девушек клевых,

Может, им для анекдота сгожусь.

Позвоню от Белорусского Кате.

«Кати нет», – ответит голос мужской.

Пообедаю на Старом Арбате,

От пивка не откажусь на Тверской.

Возле ГУМа раскурю сигарету,

Вспомню годы заводные свои.

Где ж вы, прежние победы и беды,

Однокашники веселые мои!..

Эх, недаром расчудилась погодка,

Я по прошлым адресатам пройдусь —

У меня в кармане честная сотня,

И сегодня я, кажись, надерусь!..

Блины с икрой и водки штоф

Лиза Шаганова родилась летом 2002 года. Ее отцу, то есть мне, к этому времени было полных тридцать семь лет. Вроде бы еще и не старый пельмень, а все же и не скажешь, что молодой плинтус.

Саша Буратаева справедливо заметила, что Лиза – лучшее произведение поэта-песенника. Молодые папы могут понять меня.

Встретились случайно с композитором Игорем Крутым. Общались мы нечасто, но всегда с подчеркнутой симпатией друг к другу. И он мне говорит:

– Саша, поздравляю! Узнал из газет – у тебя родилась дочь. И у меня ожидается пополнение. Надо бы нам с тобой придумать песню о дочерях. Пускай наши девчонки гордятся отцами.

Предложение хорошее. Но мне бы не хотелось сочинять стихи как нечто обязательное. Дескать, раз ты творческий человек и стал отцом – будь любезен отметиться колыбельной. Некоторые папаши-сочинители сразу же впадают анабиозно в детскую тему. Осуждать подобные порывы не берусь. Все это идет от чистого сердца, хотя и затуманенного нежданным счастьем. Сложней объяснить жанр «письма к дочери» тех же самых отцов-литераторов. Ребенку нет еще и года, и письмена, видимо, прочтутся не скоро, но они пишутся и пишутся…

У меня такого количества свободных часов не было. Поскольку я думаю, что вместо того, чтоб тратить время на эпистолярные страницы, лучше уж сходить с дочерью погулять в парк. Но мысль Крутого – «пусть девчонки гордятся» – мне очень импонировала. И одно из своих новых стихотворений, «Русский вечер», я отправил композитору по факсу. Начиналось оно так:

Сегодня будет русский вечер,

Блины с икрой и водки штоф…

Игорь откликнулся на следующий день:

– Саша, звоню из Лос-Анжелеса. Спасибо за стихи – встречаемся через месяц. Что касается твоего предложения об исполнителе, то вместо «Белого орла» давай запишем с Колей Басковым – я сейчас с ним много работаю. Ты не против?

– Да нет – неплохо даже.

«Коля-один и Коля-два», – подумалось мне.

И сентябрьским московским вечером, как и договаривались, мы втроем встретились за роялем дома у композитора Игоря Крутого.

– Саша, – прямо с порога сказал Басков, – я вас попрошу, поменяйте одну строку. Я сейчас спою, Игорь сыграет, и вы поймете – эти слова из моих уст зрителем не услышатся. Не поверят. Вот, пожалуйста…

Хотя я и придумал много песен, но этот показ относил меня в какие-то другие годы. Композитор и исполнитель демонстрируют поэту произведение. Такое встречалось в кинохронике пятидесятых-шестидесятых.

Коля спел, и акцентированная им строка «блины с икрой и водки штоф», действительно звучала, скажем так, невыигрышно.

– Николай, согласен с вами. Ваши сомнения не беспочвенны, – придал я голосу интонацию важности момента. – Мои предложения таковы: убираем со стола все спиртное и оставляем только минералку без газа.

Но, возвращаясь с Воробьевых гор, я думал, что пускай это и гастрономический образ: блины и водка, – но он по-своему точнее, нежели размытый «среди полей, среди лесов». И чем, в таком случае, русский вечер отличается, скажем, от белорусского?

В общем, я строку поменял. «Таких немного вечеров» пел Коля Басков осенью того же года на моем творческом вечере в Кремлевском дворце. И эту настоящую премьеру зрители очень тепло встречали. А мой звукорежиссер Сережа, неисправимый рыболов, заметил на этот счет:

– Вот Басков, видно, что певец с голосом… Я бы даже сказал – осетр заплыл.