Текст книги "Мы пойдем с конем по полю вдвоем…"

Закусочная на Белорусском

И ведь сочинили, едрена-матрена! «Атас!» называется.

Я заехал к Лукинову. Дело было летом, его дружное семейство на даче. Андрюша в то время любил закатывать ужины в кафе «Влтава» напротив Дома кино. Обуржуаживался помаленьку. В городе их немного было, кооперативных питейных заведений. Самое яркое, о нем в газетах все писали, пребывало на Остоженке. А это, именуемое по названию чешской реки, рядышком с домом Андрея. Вот он звонит мне и приглашает, мол, приезжай, поедим по-человечески. А в кафе том – выходной. Очень расстроился мой товарищ. У него первоначальное накопление капитала происходит, а сервис запаздывает. Прошли всю округу, а отужинать, выпить с поэтом Шагановым негде.

– Давай на Белорусский, что еще остается.

И там в какой-то привокзальной столовой, давясь яйцом под майонезом и запивая бодяжным напитком, якобы кофе, – он мне говорит:

– Ты придумай песню про все это.

А я отвечаю:

– У меня есть идея про Жеглова и Шарапова.

– Вот-вот, но так чтоб они были сегодняшние, с нами вместе в одно время жили.

А я помню первый эфир фильма «Место встречи изменить нельзя». Вечером в часы показа на улице никого не встретишь. Все дома, кинофильм смотрят. Магия.

Главное – найти тему, все остальное там – рифмы и т. п. – дело техники, навыка. Вот тему поднять – это да!

Записывали «Атас!» на студии Дворца молодежи, очень хорошей тогда, осенней ночью. Игорь Замараев за звукорежиссерским пультом сработал на все сто. И сам первый говорит нам:

– Ребята, так ведь это же шлягер! Да это такой шлягер, мама дорогая!

Носится по студии как ошалелый, не нарадуется. А мы сидим ничего не понимаем. А в утреннем такси, по дороге домой, Матвиенко расстроился:

– Эх, только сейчас понимаю, что музыкально припев-то должен быть совсем другим… Ну ладно – перепишем…

Слава богу, не стали этого делать. Отличное – враг хорошего.

«Любэ» улетели на гастроли.

А недели через две я оказался по известному адресу. Игорь сгоношил меня показать Пугачевой песню нашу «Ночь перед Рождеством». Я заехал на Маяковку, показал – зря только время у певицы отнял. А в конце встречи без всяких мыслей зарядил кассеточку с «Атас!», «Не губите, мужики», «Станция Таганская» – такие своеобразные авторские понты-заморочки. Чтобы не думали, что я – одноклеточный и только какие-то порожняки штампую. Я говорю:

– Алла Борисовна, вы послушайте по куплету, чтоб много вашего времени не отнимать, вот совсем свежие записи, группа называется «Любэ», композитор тот же.

Она прослушала от и до и говорит:

– А во что одетые они на сцену выходят, эти мужики ваши?

Ничего не понимаю. Вижу, что песни ей понравились, заулыбалась даже. Я говорю:

– Солист в пиджаке выходит. Пиджак у него хороший есть, а другие так – кто в чем. А что?

– А ничего, вот я думаю – смогут они принять участие в «Рождественских встречах»?

И ведь не шутит.

Я вам скажу откровенно, получить такое приглашение – это как орденом наградили, именной парабеллум в руки дали.

С ближайшего таксофона набираю Матвиенко.

– Правильно, что не понравилась «Ночь перед Рождеством», я только сейчас понимаю, там припев музыкально переделать надо…

– Подожди, Игорь, тут есть «дела поважнее мира», как говорил Александр Хейг, госсекретарь администрации Рейгана.

– Да ладно, – слышно было, что Матвиенко не совсем поверил сказанному, – а ты что?

– Что я – сказал, что могут. Я же не кретин!

А в этой программе не принято опаздывать даже на прогон. И самолет из Тюмени не подкачал, вовремя приземлился, возвращая ребят из гастрольного графика. Ничего, потом допоют в регионах – это же «Рождественские встречи»! И холодный пустой зал «Олимпийского» показался мне теплее, когда Коля поднялся на строящуюся сцену. И Пугачева, слушая «Атас!», снова улыбалась. И я улыбался, а Матвиенко улыбался мысленно, потому что он лицом всегда серьезный. И много думает о припевах.

В день премьеры Лена Чупракова сказала мне:

– Полюбуйтесь на вашего солиста. Алла велела подыскать ему военную форму. Коля примерил, на нем эта форма сидит как влитая.

И две недели огромная чаша стадиона взрывалась зрительским порывом вместе с этим понятным каждому словом «Атас!».

Как-то, спустя двенадцать лет, одна встреча привела меня на площадь Белорусского вокзала.

– Там рядом «Москва – Берлин», известное кафе, – объяснили мне.

И, зайдя в дверь, я понял, что это именно то место, где однажды среди блуждающего люда и сочинились первые две строки «Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря». И мы тогда с Лукиновым поужинали, получается, не зря.

– А вы знаете, что здесь раньше было? – спросил я у девушки-официантки.

– Понятия не имею, было что-то. Столовка какая-нибудь.

Ну, верно, не ошибся, значит. Думал даже песню сочинить «Москва – Берлин», может, и сочиню еще.

Атас!

Глеб Жеглов и Володя Шарапов

За столом засиделись не зря.

Глеб Жеглов и Володя Шарапов

Ловят банду и главаря.

Расцвела буйным цветом «малина»,

Разухабилась разная тварь.

Хлеба нет, а полно гуталина,

И глумится горбатый главарь.

До утра не погаснет окошко,

Глеб Жеглов и Володя не спят.

Пресловутая «Черная кошка»

Забоится наших ребят.

Глеб Жеглов и Володя Шарапов

Заслужили в боях ордена.

После мирного дня трудового

Будь спокойна, родная страна!

Атас! Эй, веселей, рабочий класс!

Танцуйте, мальчики, любите девочек.

Атас! Пускай запомнят нынче нас.

«Малина-ягода», атас!

Пёрышков уникальный

Дима – мой друг, товарищ. Нет, я вот так напишу – заединщик! Потому что иметь в жизни человека, который видел годы твоего становления, поддерживал тебя и словом и хлебом и сам не ломанулся с творческого пути, не обломался в исканиях и соблазнах, – это, знаете ли, большое счастье. Это где-то родство душ, получается. Вот такой он, Дима Пёрышков – умница и трудяга. И фамилию оправдывает, скрипит ночь-полночь своим пером – дизайнерствует.

Познакомились мы лет в пятнадцать. Многое нас связывает. И песня «Станция Таганская» посвящена моему товарищу как напоминание о нашей звонкой юности. Собственно говоря, строки те давнишние я и написал у него дома. Дима знает о той моей поре больше, чем я сам. Так же как и обратное.

А уникален Пёрышков для меня своим выбором призвания. Вот что-то похожее происходит сейчас отчасти с моей Катей. Димка сделал свою первую авторскую работу, когда ему было уже годков двадцать три. До этого, чтобы что-то соорудить оформительское, в этом замечен не был. Писал стихи – неплохие, надо сказать, побренькивал на гитаре – я так не умею, актерствовал в школьном драмтеатре – надежды подавал. Это – да. Девчонкам нравился, понятно. Но вот так, чтобы одним решением, стиснув зубы, освоить стезю художника!.. Верное название у этого рассказа! Пёрышков уникальный. Я очень удивился его последующим весомым успехам. И конечно, порадовался.

Значит, правильным творческим воздухом дышали мы.

Станция Таганская

Посвящается Дмитрию Пёрышкову

Станция Таганская, доля арестантская,

Белая акация на дворе цветет.

Станция Таганская, стрижка уркаганская,

Маня-Облигация денег не берет.

Станция Таганская, сладкое шампанское,

Светит на Москве-реке вольный ресторан.

Много не закладывай, много не загадывай,

Припасай чинарики до поры в карман.

Первая проталина, похороны Сталина,

Гипсовую статую сняли втихаря.

Эх, шестидесятые – гордые, пузатые,

Разбавляй проклятую песней блатаря!

Станция Таганская, песня залихватская,

Нынче воскресение празднует народ.

Всюду, всюду ярмарки, бублики да яблоки;

Допоздна веселие, а завтра на завод.

А мы гуляли, а мы не знали

До поры до времени, где живем, —

Пролетарская, хулиганская

Да ты станция, да ты Таганская,

Станция Таганская!

Первый эфир

Первый телевизионный эфир «Любэ» тоже заслуживает, чтобы о нем поведать.

В начале апреля 1989 года проходил финал Всемирного конкурса видеоклипов. Прямой эфир из одной из останкинских студий. Более чем просто звездный состав участников. Трансляция на многие страны.

Перестройка в действии. Страна прильнула к экранам несмотря на позднее время. Всего четыре года назад вещание ограничивалось двумя телеканалами и зачастую уже в пол-одиннадцатого вечера диктор мог сказать «bay-bay» двумстам сорока миллионам соотечественников. А теперь среди приглашенных зарубежных гостей лысый, как бильярдный шар, Томас Долби и Брайан Адамс. С изобретателем системы звука, коей оборудован любой сегодняшний кинотеатр, произошла закавыка. На семнадцатом подъезде телецентра милиционер на дверях сделал «Стоп, дядя, ваши документики» английскому светилу. И минут двадцать входящий зритель разглядывал импозантную внешность растерянного господина Долби.

Именно среди этой повышенной гламурности и прозвучала песня «Батька Махно». Само участие доселе никому не известного коллектива среди таких сливок общества не поддается пониманию. На дневном прогоне строгий режиссер только и произнес:

– Откуда все это?.. Хотя, впрочем, если солиста одеть в папаху с красным околышем, то может и быть…

Другое дело – как ребята смогли оказаться пред завьюженным оком постановщика. Ответ знает Матвиенко, при случае спрошу.

Этот эфир стал настоящим откровением для тех, кто в ту субботнюю ночь следил за широко разрекламированным шоу. Не запомнить было невозможно!

Юрий Николаев, представляя «Любэ», сказал:

– То, что сейчас вы увидите, – не видели не только за границей, но и в Москве…

И в это же время вместо «Любэ» пошла рекламная заставка, хронометраж программы был крайне обострен. И в тот миг, сидя в студии среди зрителей, я подумал, что из-за какой-то нелепой случайности, глупой несогласованности все слетит. «Любэ» попросят отложить выход и т. д. и т. п. Ан нет! После трех-четырех минут рекламы вновь ведущий Юрий Николаев, извинившись за издержки прямого эфира, пригласил ребят на сцену.

И эта песня после подаренного судьбой висевшего на волоске эфира крепко прошлась по всевозможным хит-парадам, ресторанным репертуарам, студенческим КВН и дискоклубам.

А Матвиенко, иронизируя над собой, вспоминая прежнюю работу в Краснодарской филармонии, говорит:

– Александр, надо срочно написать новый шлягер, а то я так и останусь в памяти потомков как автор кубанского рока.

Батька Махно

Батька Махно смотрит в окно,

На дворе темным-темно.

На посту стоит монах,

Еле-еле на ногах.

Спит монастырь, дремлет село,

Мошки бьются о стекло.

Звезды светят и луна,

А в округе – тишина…

Мертвые с косами вдоль дорог стоят —

Дело рук красных дьяволят!

Мертвые с косами сбросили царя,

Занималась алая заря.

Видели их, истинный крест,

Вся губерня, весь уезд!

Проскакали сквозь туман,

Что не весел, атаман?

Поле, гуляй! Пламя, пылай!

Револьвер, давай стреляй!

Любо-любо, братцы жить,

Не приходится тужить!

Мертвые с косами вдоль дорог стоят —

Дело рук красных дьяволят!

Мертвые с косами сбросили царя,

Занималась алая заря.

Не губите, мужики

За деревней, у реки,

Рубят лес мужики.

И творят что хотят,

Только щепки летят.

Не застудит терема

Непогода зима,

И никто не вспомнит, нет,

Как смели первоцвет.

Не губите, мужики, не губите!

Не рубите дерева, не рубите!

Ради гнездышка грача,

Не рубите сгоряча!

Не рубите, говорю, не рубите!

Был я молод и удал,

Довелось, повидал.

Прохудилось сто рубах,

Все не в здешних краях.

Не рубите первоцвет,

Аль креста на вас нет!

Мне себя совсем не жаль,

За Россию печаль.

Дуся-агрегат

Чем слоняться по округе

Руки в брюки,

Развивай мускулатуру

Физкультурой.

Штангою качайся,

В проруби купайся!

Соблюдай культуру тела —

Тело в дело!

Помни о фигуре,

О мускулатуре.

Ты – агрегат, Дуся. Ты, Дуся – агрегат.

Ты – агрегат, Дуся, на сто киловатт!

Чем слоняться по округе

Руки в брюки,

И балдеть от буги-вуги

На досуге,

Штангою качайся,

В проруби купайся!

Позавидуют фигуре

Все подруги:

Юная спортсменка

Дуся-суперменка!

Так всегда

Услышал столько я

Серьезных интонаций.

В шестнадцать лет вся жизнь моя —

Причина для нотаций.

Причина боли головной

Жильцов микрорайона,

Но что поделать, раз такой

Мой возраст юниора!

Так всегда, со мной беда,

Сплошной поток нелепых правил,

Так всегда, со мной беда,

Но если падать, я хотел бы падать в гравий.

Узнав мой тихий нрав,

Учитель был в запарке —

Смотрел он, точно я жираф

В московском зоопарке.

Но звал рассветный рок-н-ролл

Таких, как я, под вечер.

Для нас являлся школьный двор

Лишь местом нашей встречи.

Когда мне что-то жаль —

Оставлю грусть гитаре.

Надеюсь, новый календарь

Повторит в чем-то старый.

В колоде дней одна из карт —

Удачи верный джокер.

И если снова будет мат —

Я тоже прежний рокер!

Хорошие парни на улице не валяются

– Вот ты все время говоришь – «Саша, Саша» – а чем он занимается, твой брат?

– Дома на диване обычно валяется.

– Целыми днями на диване? – сокрушается подружка моей сестренки.

– Да, или вон на футбол куда-нибудь направится, свободного времени у него много.

– Да, Лариса… – вздыхает Наташа Белова, девушка энергичная и с добрым сердцем.

А что тут еще сказать, только и остается повздыхать.

– Ты знаешь, мама, вот есть у меня подружка новая, Лариса Шаганова. Я вас познакомлю – хорошая девчонка, но не повезло. Брат у нее целыми днями на диване пролеживает, работать не хочет, только по футболам и шляется. А Лариса – светлый такой человечек, ничего с ним поделать не может. Так вот сложилось, живут вместе.

– Да, Наташа, что и говорить – сейчас многие мужчины потерялись по жизни. Сама посуди, предприятия и институты позакрывались, в нынешних условиях найти себя не каждому удается. Вот мужики и хандрят, а кто-то и к бутылке тянется в беспросветности. Все-таки при Советском Союзе такого не было. Тунеядством это называлось…

Я, конечно, свою сестренку понимаю. Переживает она. Но ведь – самое начало футбольного сезона. Надо же поддержать любимый клуб. Встретился с друзьями. Игра была с ЦСКА на стадионе в Петровском парке. Погода никудышная. А команда наша порадовала: 5: 0 в пользу «Торпедо». Умеют, когда захотят. Трое суток я возвращался домой. Где только не был, все никак расстаться не могли, гульбанили своим болельщицким кругом. И вот уже совсем близко дом родной, а там заботливая Леля (Лариса) чаем отпоит, утром побеседует, «что такое хорошо, что такое плохо». Добраться только надо.

Мы с Михалычем, дружком моим по футбольному миру, добиваем последнюю поллитровку. В автобусе маршрута «В». Время уже за полночь, рейс этот последний, в салоне, кроме нас, никого уже. Да и автобус выходит из строя на остановке Кузьминского лесопарка. Я подхожу к водителю и спрашиваю: надолго ли поломка? Он видит в руках моего Михалыча початую «Завалинку» и отвечает:

– Делов на пять минут, а вот вам, видать, без стакана неудобно. А моя машина – укомплектована. Сейчас выдам вам. Кстати, по какому поводу выпиваете, если не секрет?

– Да наш футбольный клуб выиграл у… армейцев, редкий счет.

– У «коней»? Так это ж три дня назад было!

– Ну вот мы и возвращаемся, – тянет Михалыч.

Володя Румянцев, тоже болельщик «Торпедо», был тем водителем.

– Так, ребята, поехали. Говорите только заранее, где поворачивать, прямо по домам к подъезду доставлю. И денег даже не предлагайте, обижусь.

Лариса, конечно, была шокирована таким объяснением моего отсутствия.

– Наташа, как ты говорила фамилия твоей новой знакомой – Шаганова, да? Значит, я правильно запомнила. Спроси ее – вот тут недавно по телевизору я программу смотрела. Там поэт выступал с такой же фамилией и артисты песни пели на его стихи. Очень хорошие песни, русские такие, прям талант этот парень. Спроси – может, какой-нибудь дальний родственник?

– Если не забуду, мама, спрошу. А что за артисты пели?

Две подружки встретились в тот же вечер.

– Ларис, скажи, вот Александр Шаганов, он тебе, случайно, каким-нибудь дальним родственником не приходится, знаешь такого? «Любэ» еще песни его поют?!

– Так это и есть мой брат.

– Который на диване валяется? – искренне удивилась Наташа.

– Ну, вообще-то он любит поспать подольше, а что?

«Не отлучайте меня от футбола…»

Не отлучайте меня от футбола,

От последней великой игры!

От победного звонкого гола,

От зеленой поляны – сестры!

На стадионе осенние ветры

Гонят стаю усталых газет.

Не надеть мне футболку и гетры,

По весне не примерить уж, нет.

Не отлучайте, прошу, от надежды,

Гул трибун для меня не затих.

Только, юность футбольная, где ж ты?..

Самых честных трагедий моих.

Ах, если б все повторилось сначала —

И удар по мячу, и рывок, —

Вот бы сердце опять застучало!..

Но судья дал финальный свисток.

Там, за туманами

Песня года

Авторы – штучный товар. Проходит как-то финал очередной программы «Песня года». Это такая старинная забава советского, а после и российского зрителя – встречать первый вечер наступившего года с полюбившимися мелодиями прежнего. В этой программе авторов любят. Диплом с гвоздичками вручат, с кресла приподнимут покрасоваться в объектив телекамеры. Безусловно, приятна нашему брату такая честь. Конечно, что-то меняется, фамилии главных редакторов, к примеру. Что-то модернизируется или отваливается, но в целом, несмотря на издержки, все равно – хорошая идея «Песня года». Была бы слабенькой, не просуществовала бы более тридцати лет. Это я вам как обладатель то ли пятнадцати, то ли поболее дипломов-папочек доложу. А самая первая восемьдесят девятым годом обозначена. Мне позвонили и попросили явиться накануне съемок в концертный зал «Останкино», тогда шла трансляция оттуда. И вот товарищ Черкасов, главный редактор, говорит нам:

– Ребята, мы вас позвали заранее, чтобы объяснить, что к чему. Вы, присутствующие здесь, – первый раз лауреаты фестиваля. Поздравляем. Завтрашний концерт для вас. Вы у нас главные люди завтра. Мы вас покажем всей стране. «Песня-89», как и другие, начиная с «Песни-72», это прежде всего для вас – наших любимых авторов. Поэтому действия такие: прозвучала ваша песня, встали, поклонились, посмотрели на оператора, взяли диплом, сели. Сразу же идти после этого в буфет не надо! Оставайтесь на своих местах до окончания. Аплодируйте коллегам, даже если они вам несимпатичны. Чаще улыбайтесь. Сейчас начало декабря, но эфир-то в Новый год. Создайте праздник. Вы, авторы, у нас на первых рядах. Каждому из вас будут выданы пригласительные плюс по одному дополнительному. Сами понимаете, билетов на такую программу в кассах не продают, мест здесь в студии всего ничего, поэтому одарите этим праздником самых дорогих вашему сердцу.

Очень увлеченно говорил Черкасов. Видно было, что придумал он этот фестиваль в начале далеких семидесятых, любовно и столь же трепетно пестовал все эти годы. Даже новеньких авторов собрал, время потратил – не жалеет. Переживает за дело жизни. Так и нужно. А меня он спросил в самом конце встречи, тет-а-тет:

– Скажите, Саша, во что вы планируете завтра быть одетым? Я бы вам порекомендовал: наденьте самый лучший костюм, с галстуком. Не вздумайте свитер или джинсы. Оптимальный вариант смокинг, но понимаю, что у вас его нет. Поэтому давайте так – костюм и галстук. Договорились? Ну и спасибо, до завтра. Не опаздывайте.

Какой смокинг, у меня и костюма тогда не было. Если случалась важная встреча, пиджачок чернявый в белую крапинку твидовый арендовался у Дима Пёрышкова. Но подвести такого увлеченного и душевного человека, как Черкасов, я не мог. Взял деньги дома и поехал купить костюм на улицу Юных Ленинцев. Специально для съемок. Год далекий, полки магазинов пусты, времени для покупки один вечер, поэтому купил что было.

Костюмчик топорщился, был не по размеру, но ничего, пуговички перешьем – сойдет. Фигня заключалась в цветовой гамме моей покупки. Цвет был бежевый. Летний, короче. А ботинки мои единственные для зимы – черные. Модель – триста тысяч километров без капремонта. Приобрести другие не догадался, да и на костюм пришлось раскошелиться, денег особо не было, чтоб еще и обувкой щегольнуть. Ну ничего, не будут же они меня с головы до ног снимать, думаю. В крайнем случае подожму свои оглобли, под кресло спрячу. А галстук папин старенький, в гардеробе подыщу. Для полноты счастья в районе нашем зашел в парикмахерскую, освежить прическу. Постригли плохо.

На следующий день поехал в телецентр. На такси, чтоб светлые брюки не испачкать метрополитеном. В студии прежде всего начал разглядывать, кто во что обут.

Песня моя «До завтра!» звучала в первом отделении, собственно, с нее и начинался концерт. Поэтому скоренько отволновался свое, а после вручения сидел уж умиротворенный, смотрел представление, нахлопывал всем подряд в ладоши. В антракте махнул сто граммов коньяка, второе отделение прошло вообще на одном дыхании…

Съемка «Песни-89» проходила в два дня. Снова на такси доставляю надетые пиджак и брюки в концертную студию «Останкино». Догадался сразу же посетить буфет. Ограничился одной рюмкой. В антракте, думаю, повторю вчерашнее, а пока не надо. Съемка же, страна увидит. Скромно присел на положенное место. Жду, как и все, начала. И тут в студию взволнованно входят два человека, один из них – лысоватый, в очках, с добрыми глазами, похожий на Плейшнера поэт Борис Дубровин. И говорит, обращаясь к первым двум рядам, где и расположилась гвардия авторов:

– Товарищи, минуточку внимания.

Дубровин, маститый и уважаемый, в инструктаже черкасовском давно не нуждается.

– У нас вчера с коллегой случайно выдалась возможность посмотреть отснятый материал, и я вам скажу…

Мне показалось, я присутствую на общем собрании дачного писательского кооператива.

– Нас очень мало показывают. И отчасти в этом виноваты мы, авторы, сами. В кадре все очень куце, суетно, встали – сразу сели, камеры просто не успевают прицелиться на нас, поймать в объектив. И начинается все с вас, молодой человек.

Дубровин добрым взглядом посмотрел на меня. Я поджал ноги.

– Вы как-то робко и застенчиво встаете при вручении диплома, а потом и все остальные, в силу свойственной авторам тактичности, повторяют за вами. И нас никто не увидит! Знаете что – давайте-ка я сяду на второй ряд за вашей спиной и, когда объявят вашу фамилию, буду помогать. Как вас зовут? Саша, да? Очень хорошо, Саша…

Точно – дачный кооператив распределяет участки под строительство…

Зазвучали фанфары, и полилась мелодия «Песня вам не скажет „до свиданья!“, песня не прощается с тобой», а следом и Дима Маликов выпрыгивает из-за кулис, поет: «До завтра!», и все как вчера. И ведущая Ангелина Вовк произносит: «На стихи дебютанта нашего фестиваля Александра Шаганова». И снова я как-то неуверенно поднимаюсь с кресла. И так же робко смотрю в объектив, но среди звучащих аплодисментов слышу сзади себя:

– Саша, стой-те, стой-те! Не са-ди-тесь.

Добрый Дубровин чуть ли не скандировал, помогая мне.

– Ну вот, сегодня совсем другое дело – молодец, от всей души поздравляю. Надо же, такая простая фраза «До завтра» и такая хорошая песня, поздравляю еще раз и с дебютом.

– И вам спасибо за поддержку.

– Ну что вы, не за что. Пойду тихонечко пересяду на свое место, мне скоро тоже подниматься за дипломом…

Но я отвлекся, хотел рассказать о другом годе. Съемки проходили уже в Кремлеском дворце. И сидел я уже подрасслабленный, развалившись в кресле. Бывалый такой. И Черкасова уже отправили на заслуженный отдых. Хотя он и сопротивлялся. И надеты на мне джинсы неуставные и пиджачок прифранченный, а другие молодые авторы-дебютанты пусть волнуются. Проинструктировали ли их, как меня когда-то, нет ли – мне-то что? И так же под «Песня вам не скажет „до свиданья!“» вылетают на сцену господа артисты огромным числом. Все пространство немалое заполняют своими физиономиями, и знакомы их лица до боли, так что Матвиенко, сидя рядышком, говорит мне отрешенно:

– Как же много в нашей стране эстрадных звезд. Как же их много!.. А представляешь, Александр, вот если бы все, кого ты сейчас видишь перед собой, улетели, скажем, на другую планету с какой-нибудь высокооплачиваемой миссией. Сколько бы мест освободилось для талантливой молодежи?

А «Песня вам не скажет „до свиданья!“» все звучит нескончаемо, а артист все подваливает один за другим и норовит встать поближе к центру, попасть в правильный ракурс.

Пролог концерта.

Я отвечаю:

– Подожди, Игорь, а почему ты не предполагаешь другую картину, где…

Взглядом предлагаю ему посмотреть направо и налево, где восседает все та же авторская гвардия, словно оборону держит в окопе.

– В ту же командировку отправляются первые ряды нас – композиторов, поэтов. Сколько бы места освободилось для талантливой пишущей молодежи, а?

– Нет, Александр. Тут я не согласен. Нас мало. Авторов новых по пальцам сосчитать. Редкостный талант.

– Штучный? – кричу, уточняя. «Песня не прощается» громко несется из колонок.

– Штучный, штучный, – подтверждает Матвиенко.

И как их, авторов, поощрить? Как их отметить? Лучше всего, если бы фамилия говорила сама за себя. Или лицевой счет подсказывал что-нибудь.

А то была история. В завершение расскажу кратко. Одного уважаемого поэта-песенника в наградном отделе решили возвеличить. Пора уже.

И возраст почтенный, и песен хороших придумал он немало. Вот с ним и советуются, а он размышляет:

– Ну, давайте присвоим мне «народный поэт России»!

– Не получится. Нет такого звания в наших документах. Не можем. Если бы вы представляли какую-нибудь автономию, другое дело, а так – нельзя.

– Жаль. Ну ладно, присвойте тогда звание «народный артист».

– Тоже как-то не совсем точно определяет ваши достижения.

– Ну ведь вы же другому, – называет фамилию, – присвоили, а я не уверен, что он насочинял побольше моего.

– Ну, так ведь он артист по первой своей профессии и поет иногда. Поэтому и сочли возможным. А вы ведь не поете?

– Кто вам сказал?! Хотите – спою! Прям сейчас по телефону.

Нет, все-таки лицевой счет самое правильное будет. Поприжать «пиратов», и до встречи в кассе РАО.