Текст книги "Мы пойдем с конем по полю вдвоем…"

Школа № 899

В школе я вел себя очень прилично. В походы, например, где все безобразия обычно творятся, никогда не ходил. В первом классе был командиром «звездочки», а в старших – комсоргом. Потихонечку разваливал комсомольскую организацию – собрания абсолютно не проводил. Классе в третьем у меня возникло желание заниматься литературным трудом. Были первые набросочки на уровне рассказа про белочку, птичку, рассказ «В лесу». А когда я сочинения писал, такие муки творчества испытывал!.. Но уже в более «позднем возрасте» мой кругозор ограничивался в основном школой и стадионом. Больше времени не оставалось ни на что. Так получилось, что в 15 лет я перенес операцию на мениске, ходил с палочкой и стал писать стихи… Этот слом юношеских ожиданий я воспринял как трагедию. Ведь я был капитаном юношеской команды и мечтал стать настоящим футболистом. А вышло так, что стал писать стихи.

«Купила мама гладиолусы…»

Купила мама гладиолусы,

Блестел застежками портфель.

Сентябрьский ветер путал волосы,

Сестренки ели карамель.

Родня хмелела от волнения,

Шел первый раз ты в первый класс.

И было столько восхищения:

«Сынок стал школьником у нас!»

А годы, годы, годы-саночки

Домчали до армейских трасс.

Да, ты давно не веришь в сказочки,

Но все равно сынок для нас.

Такой же ласковый, веснушчатый,

Как в том заветном сентябре.

Портфельчик новый, не игрушечный

Несешь ты гордо на заре.

Гости из Шотландии

– Шаганов, а ты почему не в белой рубашке? Сегодня к нам в школу приезжают ваши сверстники из Шотландии. По линии Общества дружбы народов.

Практически для нас, девятиклассников 899-й московской школы, люди с другой планеты. Построились мы линейкой в актовом зале, бодро исполнили «Эту песню запевает молодежь». «Ш-ш», акцентируя в окончании каждой строчки припева. Молодежь капиталистическая была чуть постарше нас. Одета нигилистически, сплошь конопатая и не говорящая по-русски. С дурацкими вымпелами в руках. А что они, джинсы должны были привезти? Мы, в свою очередь, за некоторым исключением, не очень блистали английским.

– Наши девчата поинтересней будут, – обмолвился я с Димкой Яковлевым.

– Еще бы, наши самые красивые в школе. Видишь, как потянулся к ним гость заморский.

Учителя во главе с директрисой натянуто улыбались, и было видно, что они начеку. И не зря. Один паренек шотландский, что повыше всех ростом, через переводчицу своим вопросом ввел в прострацию весь педагогический коллектив.

– Он спрашивает, где можно покурить? – бесстрастно перевела работница «Интуриста».

Учителя смутились, но всего лишь на какое-то мгновение. С той же деланой улыбкой директриса – наша строгая директриса, которая лично проверяла, не пахнет ли от тебя куревом после перемены, – отразила этот коварный вопрос, как Третьяк шайбу от Фила Эспозито:

– Вахрушин, Шаганов, пойдите с нашим гостем в мужской туалет, где он выкурит сигарету, не вздумайте курить с ним.

Ну, я-то футболом занимался, мне это ни к чему, а Мишка, покуривавший втихаря в ту пору, от предложенного «Мальборо» отказался.

– Сейчас примчится сама…

Так оно и было. И, пуская дым в потолок, широколобый наш друг интернациональный удивлял еще раз нас такой вот свободою нравов – покурить при педагогах.

Класс у нас был дружный. Девчонки самые-самые: Светка Вещикова, Таня Сучилина, Ширикова Марина, Лена Гладилина. Удалищева не отставала. Да все красавицы. И не дуры.

А классная руководительница Валентина Ивановна Кузнецова на десять лет всего старше своих учеников. Мы – ее первый выпуск. После выпускного даже прослезилась. Спустя годы нашей продвинутой кучкой мы решили отметить юбилей пятидесятилетней нашей Вали. Как положено, собрались в ресторанчике, сами уже сорокалетние. Давно не виделись и друг с другом… Круче всех сохранилась Валентина Ивановна, дай Бог ей здоровья.

А самым моим закадычным другом школьным был Широков. И по физкультуре-то у него еле-еле тройка выходила, и учителя многие напрягались на Саню из-за поведения не совсем стандартного, а я считаю, что в нашем классе он самым ярким был. И не зря после школы единственный из выпуска своим старанием поступил в университет. На географический, что тоже, согласитесь, много говорит о неординарности человека.

Да в общем-то, никто не потерялся по жизни… И конечно, если уж речь пошла о поре школьной замечательной, то нужно назвать и «учительницу первую мою» – Шаповалова Людмила Александровна, что приняла нас, «первоклашек», читать-считать учила. Хорошо бы, чтобы моей дочери достались такие учителя.

Школу нашу обычную № 899 на Новокузьминской улице несколькими годами раньше окончила и Елена Батурина, супруга Лужкова, но мы незнакомы…

НВП

А есть ли сейчас в современной школе предмет НВП? А именно – начальная военная подготовка.

В бытность оную моей юности ученической в 80-х годах в противостоянии двух систем: социализма и капитализма, школьники старших классов изучали азы военной науки два раза в неделю. Являться на урок полагалось в галстуке, аккуратно подстриженным. Соответственно, мы, парни, старательно прятали свои гривы за воротник.

Преподаватель наш был отставной полковник, мы для него были возрастно – внуки.

Видимо, дома его рассказы и поучения уже не воспринимались должным образом, поэтому работе он отдавался с неистраченной энергией бывалого служаки.

Принес в школу шесть АКМ со спиленными затворами, учебные гранаты, винтовки-мелкашки, затрепанные уставы. Класс переоборудовал с трудовиком Федоровичем. За месяц получился мини-полигон. Где-то по старым связям достал секретные центрнаучфильмы для служебного пользования про атомную войну и т. д. Сам смотрел с нами упоенными глазами.

В гражданской одежде никто его не видел, даже ботинки строго военного образца. Подумывал о дополнительных факультативных занятиях по НВП, но тут уже был перебор – всё же у нас выпускной год, и многие ходили на подготовительные курсы в разные институты. Времени в обрез и тогда и сегодня у школьников.

Тир вначале он решил сделать в подвале под столовой. Там были объемные площади, но требовался мощный ремонт. И посему стрельбище было заорганизовано прямо в классе. Тот самый полигон. Вешались картонные мишени, и мы из позиции «стоя» и «лежа» палили по условному противнику. Строились в алфавитном порядке по пятеркам, и давай стрелять. И парни, и девчонки.

И случилась у моего товарища-однокашника Широкова осечка. Пуля застряла, выстрела не последовало. А полковник уже пошел снимать к мишеням результаты стрельбы.

Широков меня спрашивает, хлопая ресницами:

– Шаганов, чё делать?

Я говорю:

– Положи винтовку и доложи об осечке.

А Широков стушевался, как новобранец…

– Кому-нибудь достанется моя винтовка из следующей пятерки, лучше я…

И стреляет в угол за своей спиной. В школьный плинтус.

Полковник присел. Мгновенно, будто прыгнул в окоп. Втянул голову в шею, испуганно оглянулся в нашу сторону. Ну, собственно говоря, многие из нас тогда и узнали язык взрослых в обстановке военных действий. Из любимых внуков наш класс на неделю был переведен в разряд «внуки любимые, но как страна вам доверит оружие». Велено было всем подстричься.

Полковник был из малороссов, и букву «г» произносил как «х». Я у него был Шаханов.

А спустя тридцать лет я был в Чите. Давно мечтал побывать в тех краях, и вот случилась такая оказия. Проходил отраслевой конкурс поэзии среди путейцев, и меня как члена жюри отправили поприветствовать победителей Забайкальской железной дороги. Бескрайние просторы, чудесные люди, надо, думаю, об этом песню написать для «Любэ»…

А начальник самой протяженной рельсовой магистрали при знакомстве смотрит на меня как-то строго и недоверчиво…

Потом прояснилось почему. Встречающая в аэропорту тоже была, видимо, с украинскими корнями. Ему докладывают по телефону о моем прилете. Мол, встретили, поселили московского визитера.

– А что же вы раньше не доложили про высокого гостя? В каком номере расселили? Какова цель посещения?

– Завтра день железнодорожника, будет вручать грамоты победителям конкурса поэзии с нашей магистрали. Номер одноместный в лучшей гостинице, как положено. А о приезде сообщали – видимо, секретарь напутал.

– Срочно переселить в апартаменты люкс. С секретаря спрошу строго. На какой машине встречали?

– Наша «Волга» отдела культуры.

– Вы меня под монастырь подведете – надо было взять мой служебный автомобиль!

– А ему все понравилось. Ехал из аэропорта и все нахваливал наши края, вроде даже песню хочет написать про Читу, про Забайкалье…

– Что вы несете, какую песню? К нам прибыл вице-президент РЖД, а я только об этом узнаю, какую еще песню, вы что, с ума посходили? Срочно переселить в люкс и охрану на все время пребывания!

Короче, Дмитрий Сергеевич Шаханов – вице-президент РЖД. А моя фамилия Шаганов, так неправильно услышанная, навела столько смуты. Извиняйте уж.

«Не учили мы английский…»

Не учили мы английский

И с французским не в ладу.

Водку пили вместо виски

В городском саду.

Там такие были танцы,

Под ансамбль у пруда!

Задвигали голодранцы

Мы урок труда.

Не учили геометрий,

Комсомол не трогал нас,

От фарцовочных поветрий

Участковый спас.

– Дать бы в руки вам рубанки, —

Говорил тогда майор.

У меня теперь он в банке

Неплохой вахтер.

Да, все мы вышли в люди вроде

И не валяем дурака.

Но нет гармошечки в народе

У привокзального ларька!

Да, все мы вышли вроде в люди,

И каждый важно приодет.

И есть икорочка на блюде,

Вот аппетита чтой-то нет.

Пусть не те напитки пили,

И трусы у нас не шелк.

Но девчонки нас любили

Очень хорошо!

А в кармане пачка «Явы»,

В ней немного сигарет.

Эх, вернуть бы те забавы,

Для вот этих лет.

Мчатся гордые машины

По Рублевскому шоссе,

Подмосковные равнины,

Ковыли в росе.

Позову я Клаву, Маню

Вспомнить молодость мою.

Растоплю под вечер баню,

Песню им спою.

«Окунемся в реке, окунемся…»

Окунемся в реке, окунемся,

Примеряя ночную парчу.

Утром ветреным рядом проснемся,

Печь затопим, затеплим свечу.

За грибами пойдем на задворки,

На обед крепышей отберем

И утешимся без отговорки

Одиночеством и сентябрем.

Ненаглядная, так тебя люблю,

Свет сердечный, мое ясно солнышко.

Отведу беду и винца налью,

За тебя не грех, не грех и до донышка…

Не печалься о скором ненастье,

На леса погляди, на зарю.

За неброское русское счастье

Я одну тебя благодарю.

А снежок на дороженьки ляжет —

Это просто приспела зима.

Но покуда со мною ты рядом,

Не застудит мороз терема.

Синицын Коля

Синицын Коля – кореш мой до гроба!

Конкретный хлопец, друга нет верней.

Мы пригласились, напросились оба, —

На вечериночке даем парней!

Синицын Коля выбрит, как поручик.

Блестят штиблеты польские на нем;

И сигарет купили мы получше —

На вечериночке парней даем!

Синицын Коля виду не покажет,

Но если скажет – после все молчат.

Немного скромный он, пока не вмажет —

Любимец мам, находка для девчат.

Но только нам завидовать не надо,

И не сердитесь, если поздний час:

Уже повестка из военкомата

Четвертый раз разыскивает нас.

Музыкальная школа или футбол

Дед говорит моим родителям: «Отдайте Сашу в музыкальную школу – баян куплю». А в школе той экзамен вступительный, все дети поют «пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам», один я голосочком восьмилетним тоненьким – «жил-был у бабушки серенький козлик». Преподавателей мой опус не возбудил должным образом. Не приняли. Папа вечером спрашивает: «Что ж ты не мог, как все, что теперь деду скажем?»

А у меня уже планы свои были – футболом заняться. Футбол это вам не плавание от бортика к бортику изнуряющими часами или гаммы до отупения. Командная игра, с характером – для пацанов самое оно. И стал я защитником в клубе «Москвич» завода АЗЛК в мальчиковой команде 1965 года рождения.

А спустя некоторое время пришло письмо на домашний адрес: «В классе по баяну недобор, приводите мальчика». Я ни в какую!

– Не буду музыкой заниматься, меня в футбол взяли. Уже и форму выдали. Купите мне вместо баяна лучше бутсы в комиссионном магазине.

Купили.

«Манчестер-сити»

Отчего я часто груб?

Что в кармане только рупь,

Только рупь один, и то не каждый день.

Смята пачка сигарет,

Пальцы смотрят из штиблет, —

Оттого и выходить из дома лень.

Люди ездят на авто,

Носят шляпы и пальто,

Люди ходят в рестораны и едят.

У меня ж скрипит тахта,

Нет ни шляпы, ни пальта —

Вот такой живет на белом свете гад.

Зато болею я за клуб «Манчестер-сити»,

«Манчестер-сити» —

Мой любимый клуб, простите.

А всем известно, что английские фанаты —

В Европе самые суровые ребята!

Отчего я часто груб?

Что в кармане только рупь,

И таких не любят школа и ОМОН.

Если б чуточку валют,

Я б не ждал, когда нальют,

А рванул бы на Туманный Альбион.

До свидания, Рязань,

Здравствуй, милая Британь,

Вот он я – карась веселый, честный ерш.

Только все это мечты,

Спят все аэропорты́, —

И не пустят за границу без галош.

Песни и прачечная

Вот как они связаны между собой? Сейчас узнаете…

Олег Ратников, школьный мой приятель, после восьмого класса поступил в техникум. На Смоленке. Зашагал, можно сказать, во взрослую жизнь. Со стипендией и вольной формой одежды при посещении учебного заведения. Техникум – это не ПТУ какое-нибудь бестолковое, правопреемник ФЗО. Фабрично-заводское обучение, о коем шутили: «Шапка – во! ботинки – во! сразу видно – ФЗО!» В ПТУ была прямая дороженька троечникам и прогульщикам. Брали всех подряд, мастерам доставался отчаянный контингент, от которого старалась избавиться школа. Техникум все же другое. Со вступительными экзаменами и конкурсом на место. Солидно, или, как тогда проще говорили, – солидол. А у Олега еще в техникуме и ансамбль музыкальный настоящий. На вечерах выступают перед своей аудиторией, на танцах. Именно не дискотеках, а танцах. И Ратников на ритмухе (ритм-гитаре) пристаивает. Но я ему не завидовал: какой бы техникум ни был, все равно не институт. В армию заберут после обучения. А что там в армии? Ребята старшие ничего такого интересного для московского школьника не находили. Рассказывают, слушаешь – все какая-то ерундистика получается в их повествованиях. Героического мало. Ну, если не брать в расчет Афганистан, но о нем пока еще очень мало информации. 1980-й идет, войне в горах еще и года нет…

И Олег приглашает меня на свой концерт, который будет во Дворце культуры Академии имени Фрунзе. Ну приехали мы заранее, аппаратуру настроить, времени до выступления много. Подходит майор высокий ростом и говорит:

– Я начальник клуба, нужно шторы отнести в прачечную, а за это выпишу вам пропуск на все концерты афишные.

Ну, мы и понесли тюки запыленные по указанному адресу. И майор не подвел (хотя и пришлось его поискать по возвращении), выдал листочек на посещение всех мероприятий до конца года. Организовал досуг подростковый. И среди всяких невнятных москонцертовских полупенсионерских мистерий в афише значилось выступление «Веселых ребят» Павла Слободкина. Собственно, ради этого и шторы мы тащили.

Чтобы оказаться в зале того Дворца культуры, нужно проехаться на лифте на пятый этаж. Такая странная архитектура. И обычное время начала в 19.00 в тот день почему-то было сдвинуто на час. И в лифте я поднимался с человеком, у которого в руках была гитара, и по модной одежде можно было догадаться, что:

– Вы в «Веселых ребятах» работаете?

– Да.

– А я стихи сочиняю.

– Замечательно… – улыбнулся гитарист.

Видать, в моем облике читалось, что паренек я не урел непуганый, а какая-никакая творческая молодежь столицы школьного возраста.

– После концерта заходи со своими друзьями в гримерку. Расскажете, понравилась ли наша программа, мы только неделю ее обкатываем. Интересно услышать ваше мнение.

Концерт был очень добротным, по-эстрадному крепким, я даже сказал бы. И особенно понравились нам с Олегом песни того гитариста доброжелательного. Появился он на сцене не сразу. А в конце конферансье, представляя артистов, объявил: «Алексей Глызин». Фамилия, конечно, не самая звонкая. Вот, например, у того бородача, что на клавишах, – Александр Буйнов или у руководителя – Слободкин. Тот вообще вышел на аплодисменты после последней песни, в костюме отутюженном, надетом ради одного поклона. И улыбался, как актер из Голливуда.

После концерта мы, как благодарные зрители, подождали усталых музыкантов, – ну, там автографы на клочке билета. А я еще и телефон попросил у Леши. Не отказал – оставил. Будет теперь кому стишата мои сгружать.

Я же не знал тогда еще, что не очень хорошо звонить музыкантам в десять утра. Но Алексей – ничего, тактичный человек, другой бы послал куда подальше, а Леша нет. Даже подсказывал, о чем сочинять. А в шестнадцать лет надо же с кем-то из знающих людей советоваться.

Ну вот, не будь той прачечной, появилось бы у меня такое важное знакомство, а?

Самое удивительное, что в репертуаре Алексея, хотя он и знает о моем существовании, получается, ни одной песни на мои стихи нет. Должно быть, так и остался я для него тем пареньком из лифта. Со стишатами теми наивными.

Стишата

Свои первые стишата я сочинил в 14 лет. В спортлагере «Москвич». Случилось это под городом Чеховом, серединой августа месяца при чудной солнечной, безветренной погоде в пределах четырех часов пополудни. Стихи были наивные и подражательные, как и положено. Прочитал их близким друзьям по футбольной команде, сказав, что это строки из новой песни «Машины времени». Ребята оценили. Спустя день-другой я изрек им еще пару четверостиший, выдав за свежее творение группы «Воскресение».

– Здорово, где ты умудряешься все эти новинки услышать?

– Радио Moscow.

Было такое загадочное вещание на английском языке на непонятных частотах.

А еще добавилась неприятная травма. Ущемление мениска на правой ноге. Я пропускал тренировки. Свободное время посвящал сочинительству, ни перед кем не афишируя своего нового увлечения. Странная вещь – сам результат был не совсем важен. Скорее это было желание почувствовать состояние этакого зыбкого и сладостного вдохновения. Окружающий мир приобретал неизвестные до сей поры очертания, трансформировался вместе с сочиненными виршами. Вопрос, чем буду заниматься в жизни, был решен. Сомнения отсутствовали.

Прости меня, мой любимый футбол. Тренер не понимал, почему я резко сдал на поле. Нервная система на глазах перестраивалась. Из расчетливо-спортивной – в эластичную и созерцательную.

Стихи свои я вышагивал на улицах, бульварах и в парках.

Да, это был настоящий маленький поэт. Вдохновение не покидало его ни на один день. Меня тянуло из дома. Очень сожалел, что психодромы на Тверском уже рассеялись. Кусочек «хиппи» жил в моем тогдашнем сердечке. Я был записан сразу в несколько библиотек, выделяя прежде всего Некрасовскую на Большой Бронной. Самообразовывался, одним словом. Страна в то время графоманила по полной программе. Не счесть было всевозможных литобъединений. Судьба милостиво избавила меня от них. Подарила круг общения таких же подростков – Дима Пёрышков, Саня Басов, Алла Рябова и Кирилл Рыжков. Набиралось нас человек пятнадцать. По понедельникам мы собирались в музее Маяковского, читали друг другу свои творения. С шести вечера и до закрытия. Абсолютно бесконтрольно. После всей ватагой шли в чайную на Мясницкой. Теперь там ресторан «Самовар». Тоже хорошее место. Только с повышенной буржуазностью. И ничто не напоминает о буфетчице тете Глаше с ее пирогами и горячим чаем. Также мы проводили вечера поэзии, «Москвавечер», в Замоскворечье. Шумели от души. Первая влюбленность тоже относится к тому периоду.

Осень-государыня

Осень-государыня,

Вам одной покаюсь, —

Светлыми дубравами

Я бреду, скитаюсь.

Осень-государыня,

Болен я невольно

Песнями усталыми,

Звоном колоколен.

Горько мне воочию

Видеть, как в костре

Сгорают листья…

Выйду к дому отчему —

Пусто на дворе…

У беды повадка – лисья.

Осень-государыня,

Руки вам целую

За рябины зарево,

За печаль земную.

«Побеседуй со мной, побеседуй…»

Побеседуй со мной, побеседуй,

На плохую погоду посетуй —

Зарядили с июня дожди,

Яблок к Спасу от лета не жди.

Побеседуй о дальнем, о ближнем;

Что смешным был и часто излишне.

Про себя улыбнись, побрани

За отсутствия долгие дни.

Незаметно шиповника запах

Предвечерье внесет в мокрых лапах,

И покажется: нужно идти.

Побеседуй со мной, как прости.

Побеседуй со мной, вечеруя,

Сумрак легким дыханьем чаруя.

Еле влажной ладонью коснись,

И разденься, и сном притворись.

И качнется уют этой ветхой

Дачи, деревце с веткой

Вдохновенною в темном саду…

Побеседуй, я скоро уйду.

Побеседуй, я скоро уеду,

Дальше, дальше слоняться по свету.

И, прощаясь, случится рассвет

Самым нежным без всяких примет.